Михаил Магид. Колонии Ленина: Туркестан

Не ходи, душа-девица,

За Арона Кузьмича.

Неизвестно, кто родится

От такого басмача.

Одна из легенд о раннем большевизме и СССР гласит, что этот период отличался жестким интернационализмом и последовательной борьбой «с тяжелым наследием царского колониализма». Это совершенно не соответствует действительности. Одним из самых ярких примеров, подтверждающих тот факт, что большевистская Россия даже в своем раннем, «досталинском» варианте была ничем иным, как продолжением колониального имперского проекта, служат события в Туркестане.

Британский историк, троцкист Алан Вудс пишет в своей статье об андижанских событиях: «Революция 1917 года показала, как Средняя Азия может достигнуть свободы и прогресса. Рабочие и крестьяне Средней Азии, вслед за русскими рабочими, восстали против тирании ханов, шахов и мулл и установили Советскую власть. Это стало стартовой точкой стремительного развития производительных сил, культуры и цивилизации в Средней Азии».

К сожалению, в 1917–1921 годах, то есть в революционный период, положение в Средней Азии было, мягко говоря, иным. Местные Советы – главным образом творение русских рабочих и служащих. Коммунист Г. Сафаров отмечал в 1920 году, что «с первых же дней революции Советская власть утвердилась в Туркестане как власть тонкого слоя русских рабочих по линии железной дороги. Еще и до сих пор здесь широко распространен тот взгляд, что единственным носителем пролетарской диктатуры в Туркестане может быть только русский*» (*Эдвард Карр. История Советской России. Большевистская революция. http://www.kursach.com/biblio/0002010/311_2.htm).

Попытки представителей мусульманского населения создать автономию были жестко пресечены. В феврале 1918 года русскоязычная большевистская власть, опираясь на поддержку боевых отрядов армянской партии Дашнакцутюн, захватила Коканд. В ходе ожесточенных боев, длившихся около недели, город был разрушен, до десяти тысяч человек погибло. Кокандское правительство просуществовало всего семьдесят два дня. В конце февраля 1918 года сперва в Ферганской долине, а позже во всем Туркестане началось повстанческое движение басмачей (истиклолчилик харакати) за освобождение края* (*Туркестанская автономия (Туркистон Мухторияти). Создание и разгром. Сборник статей. http://kh-davron.uz/…/turkestanskaya-avtonomiya-turkiston-m…)

О басмачах в России знают и судят по старым картинам киностудии «Узбекфильм»; возможно, считая аналогом современных исламистов. На самом деле на повстанцев Туркестана оказывали идейное влияние различные силы: например, социалистическая партия ЭРК (ее лидером был тюркский общественный деятель Ахмет-Заки Валиди (Валидов) Тоган) и, прежде всего, демократы-джадиды. Сотрудничали с басмачами и русские эсеры. Причем, по мнению современного узбекского историка Шухрата Барласа, финансировали значительную часть повстанцев богатые туркестанские евреи, которые служили повсеместно «кошельками» басмачества.

Одно из первых постановлений новой большевистской власти запрещало мусульманам занимать государственные должности (правда, спустя полгода данное положение отменили). В полном соответствии с политикой империи, основанной на принципе «разделяй и властвуй», большевики в те годы опирались в Туркестане в первую очередь на этнические меньшинства, лояльные к метрополии, а именно – на русских и армян. И те, и другие – христиане, неуютно чувствовавшие себя в окружении мусульманского большинства, всегда зависели от расположения любого центрального правительства, какую бы идеологию оно не исповедовало. Даже некоторые русские кулаки и священники поддержали большевистскую власть. Выступая на X партийном съезде в Москве в марте 1921 года, Сафаров рассказал, что летом 1920 года он прочитал следующее объявление в одном из небольших городков Туркестана: «По случаю того, что сегодня богослужение исполняется коммунистическим батюшкой, все члены коммунистической партии приглашаются на это богослужение». А член Наркомата по делам национальностей Бройдо отмечал, что существуют «коммунист-мусульманин, в установленное время занимающийся молитвой», и русский «архимандрит-председатель уездкома или редактор партийного и советского органа»* (*Эдвард Карр. История Советской России. Большевистская революция).

Но, несмотря на наличие мусульман-коммунистов, мусульманское преимущественно тюркоязычное население (сельское, ремесленное и торговое) в целом осталось в стороне от государственной власти. «Великорусский воинственный шовинизм и обороняющийся национализм порабощённых масс колонии, проникнутый недоверием к русским вообще, – основная характерная черта туркестанской действительности», – признавал Бройдо в 1920 году* (*Там же.). Справедливости ради: центральная власть в Кремле пыталась, до некоторой степени, изменить положение дел. Так, 12 июля 1919 года в радиограмме, направленной Центральным Комитетом партии Туркестанскому правительству, обращалось внимание на то, что необходимо осуществлять «широкое пропорциональное привлечение туркестанского туземного населения к государственной деятельности» и «прекратить реквизицию мусульманского имущества без согласия краевых мусульманских организаций». Однако, по свидетельству британского офицера, в то время находившегося в Ташкенте, первое требование вызвало крайнее недовольство местных руководителей; они считали, что заполнение 95 % административных должностей представителями коренных национальностей Туркестана привело бы к «краху большевистского правительства»* (*Там же).

Историк Татьяна Котюкова отмечает, что в это время, правительство большевиков использовало для нужд фронта те небольшие запасы продовольствия, которые имелись в республике. «Тяжелым бременем на плечи сельских жителей легла необходимость содержать Красную армию. Только в Туркестане насчитывалось до 100 тыс. красноармейцев. Нередко в ходе военных действий между красноармейцами и басмаческим движением посевы уничтожались на корню. По данным обследования чрезвычайной комиссии ТуркЦИКа, только в сентябре-октябре 1921 г. оказались разоренными 80029 хозяйств, количество голодающих составило 227059 чел., погибло от голода 64336, а 159959 чел. находились под угрозой голода»* (*Т.В. Котюкова. Гражданская война в разрезе региональной истории: голод в Туркестане 1918–1920-х гг. (ЦГА РУз. Ф. 17. Оп. 1. Д. 1197а. Л. 19–21).

Тюркский социалист Ахмет-Заки Валиди (Валидов) Тоган, сотрудничавший с басмаческим движением, рассказывает, как Красная Армия использовала русских против населения Туркестана: «12 сентября (1920 г. – Прим.) большевики начали крупное наступление по всем направлениям. Это было очень трудное время. Большевики брали в Красную Армию голодающих русских из Центральной России, чтобы те отбирали у туркестанцев хлеб. Поэтому русских солдат-добровольцев было много. Сражались они храбро, поскольку знали, что в противном случае им грозит изгнание из армии и смерть от голода... В деревне Суфьян (Sufiyan), около Душанбе, русские нашли труп своего солдата со следами ожогов на лице. В отместку за это они убили всех соседних узбекских дехкан. Тем временем большевики связали семерых узбекских солдат и стали заживо резать их ножами. Затем завалили пленных сеном и подожгли»* (*Заки Валиди Тоган о басмаческом движении. http://vlib.iue.it/carrie/cec/xacan.shtml).

По мнению председателя (в 1922 году) Совнаркома Туркестана К. Атабаева, в 1919–1920 годах в Ферганской долине существовало не просто басмачество, а «определенное народное восстание». 18 июля 1922 года, делая доклад на 5-м заседании 4-го пленума ТурЦИКа, проходившего в Ташкенте, Атабаев так объяснил зарождение басмачества: «Советскую власть в Фергану привезли железнодорожные рабочие, которые долгое время не находили пути к увязке с местным населением. Одновременно с возникновением Советской власти в Фергане группа мусульманской интеллигенции, совместно с улемами, созвала съезд мусульманских воинов и дехкан. На этом съезде было избрано правительство автономного Туркестана. Оно объявило амнистию всем грабителям и ворам, призывая их вступать в ряды национальной армии, которая организовалась в Фергане...

Для ликвидации этой банды Советской властью был отправлен в Коканд отряд во главе с т. Перфильевым, который и приступил к осаде города. Автономное правительство выпустило воззвание, приглашая всех мусульман вступить в ряды национальной армии для защиты религии Ислама, национальной свободы и автономного правительства. И действительно, ближайшие кишлаки отозвались и прибыли в Коканд с кетменями, топорами, охотничьими ружьями и т. д. Бой продолжался три дня. За это время автономное правительство исчезло... К моменту взятия Коканда в городе остались те кишлачники, которые пришли к ним на помощь. Они-то больше всего и пострадали.

Наш отряд состоял исключительно из дашнаков (армянская национальная партия – Прим), которые быстро учли создавшуюся обстановку и решили нажить деньги. Расправа шла большей частью по торговой линии. Все местные торговцы были расстреляны, имущество их было свезено на склады и в вагоны, а что осталось, было сожжено. Население подверглось насилиям, грабежу, а город – разрушению. Население Ферганы, видя такую жестокую расправу, поверило автономистам, что большевики действительно – грабители и бандиты, что они ничего не признают и идут против религии, против Бога.

…Мобилизация местного населения на тыловые работы в 1916 году вызвала целый ряд восстаний в Самаркандской и Семиреченской областях. В Фергане… население откупилось от мобилизации очень осторожно: оно обложило само себя особыми налогами и на собранные деньги наняло всякий сброд – картежников, карманников, весь бездельный люд, которым кишела Фергана. После годового пребывания на фронтах они возвратились домой и как “истинные рабочиеˮ были привлечены в местные Советы…

В каком же порядке протекала там наша политическая работа? Наш лозунг “Долой старый мир, долой буржуазию!ˮ проводился в жизнь приблизительно в следующем виде. За старый мир мы принимали все мечети, медресе, которые были нами закрыты; казии, улемы были арестованы; борьба с религиозными предрассудками выражалась в том, что священный для мусульман Коран в Маргелане был сожжен представителями Советской власти; соборная мечеть в Андижане была превращена в казармы мусульманских отрядов…

Наши отряды нападали на мечети и бросали бомбы в молящихся ишанов, улемов. В результате весь класс улемов и ишанов ушел к басмачам.

Местное байство мы расценили как европейскую буржуазию, арестовывали и сажали в тюрьму, выпуская по выплате определенной контрибуции. Здесь я отмечу, что покушение на товарища Ленина также отразилось в Фергане репрессиями по отношению к баям, которых арестовывали, говоря: “Вы, сволочи, покушались на Ленина!ˮ Так протекала там классовая борьба…

Мы проводили… и хлебную монополию и продовольственную разверстку, и земледельческое крестьянство и труженики-кустари, поголовно все население восстало против советского режима, советского порядка и ушло к басмачам, дав этому движению, вначале чисто бандитского характера, политическое содержание…

…И мы в течение 4 лет не сумели ликвидировать это движение ни с какой его стороны.

Когда советское правительство очутилось перед лицом восстания, которое все усиливалось, оно укрепилось в крупных городах и повело с ним борьбу.

В первое время наши красноармейские части не были объединены под единым командованием и каждый город выступал самостоятельно против басмачей. Красноармейские отряды состояли главным образом из дашнаков, ничем не связанных с местным населением и по своему происхождению враждебных ему по той причине, что армяне как торговцы по роду своих занятий конкурируют с местным населением в своей обыденной жизни…

…Мы думали одно время ликвидировать басмачество огнем и мечом. В этих целях более или менее крупные кишлаки, “пораженные басмачествомˮ, уничтожались беспощадно, вследствие чего население уходило от Советской власти все дальше и дальше. Не помогла нам и общая оккупация всей Ферганы…

Такое положение очень тяжело отражалось на настроениях наших красноармейцев, и в злобе отчаяния они нередко истребляли совершенно мирное население.

В результате всего этого сложилось у командования и у красноармейцев определенное мнение, что все население является басмачами.

Под этим углом зрения проводилась и карательная политика. Довольно долгое время практиковалась система заложников. Последних было взято столько, что во всей Фергане не находилось места для их изоляции…»* (*Хроника великого джута. Валерий Федорович Михайлов. Цит. по: Юность. 1990, № 1. С. 83–84.)

Каковы были в целом масштабы гибели людей? Их сложно оценить сегодня. Например, по мнению историка Шухрата Барласа, война между повстанцами и режимом, тянувшаяся до 1944 года, стала причиной гибели нескольких миллионов человек.

*  *  *

Автор данной статьи не является поклонником национально-освободительных про-государственных движений. По его мнению, социализм, основанный на коллективной собственности и самоуправлении трудовых коллективов (либертарный, или антиавторитарный, социализм) и национальный федерализм (автономия) вместе дают нужное решение большинства социальных и национальных проблем. Однако недопустимо заставлять людей жить в том государстве, в котором они жить не хотят, и по таким законам, по которым они жить не хотят. Власть большевиков в регионе с самого начала была властью отдельных представителей местного русскоязычного меньшинства и поддержавшего их Кремля над туркестанским мусульманским большинством. Даже если центру и не все нравилось, Ленин и его соратники предпочитали опираться на имперских шовинистов и вести свою игру их руками. Да и сама централизованная структура большевистской России и СССР, в рамках которой все ключевые решения военного, экономического и идеологического характера принимались в Кремле, стала продолжением царизма. Имперская колонизация не имеет и не может иметь никаких оправданий. Колониализм должен быть отвергнут. В противном случае он способен породить немыслимые преступления.

Из архива: июнь 2015г.