Мирас Идельбаев. Историко-литературный памятник шежере о башкиро-русских отношениях

Одним из наиболее распространенных жанров дореволюционной башкирской литературы является шежере. Шежере – это особый жанр словесного творчества, повествующий об истории (исторических событиях), повседневной жизни и быте народов и племен. Составление таких произведений может продолжаться столетиями с участием представителей нескольких поколений. Первоначальные варианты некоторых ныне известных шежере относятся к XVI веку, а их содержание передает события еще более глубокой древности. Шежере имеют характерную особенность: они могут состоять или из генеалогической таблицы рода, или из текстовой передачи сведений, или, чаще всего, из чередования таблицы с пространными или краткими упоминаниями фактов и событий, произошедших при жизни какого-либо одного поколения. Именно эта часть текста шежере представляет собой наибольшую ценность для исследователей – как для историков, так и для языковедов и литературоведов, ибо она писалась обычно образованными людьми, зачастую очевидцами значимых событий эпохи. Как правило, шежере анонимны, однако известны некоторые тексты с подлинными именами их сочинителей.

Несмотря на то, что шежере обычно создавалось столетиями, коллективно, представителями нескольких поколений, по своему характеру оно все же является продуктом индивидуального творчества, так как каждый очередной автор, дополняя документ племени описанием событий своей эпохи, оставлял предыдущую, составленную до него часть текста без изменения, воспринимая ее как нечто сокровенное. Во многих текстах творчески мыслящих авторов документальная достоверность переплетается с художественным вымыслом. Возможно, в начальной стадии зарождения шежере, когда оно бытовало только в народной памяти, художественная составляющая была более выразительна. Авторы изустной поэзии йырау и сэсэны были прекрасными знатоками родословий предводителей, военачальников, вождей родов и племен, прославляли их, выступали в роли советчиков. Вполне возможно, что устное шежере было одним из жанров их творчества.

Письменные фиксации родословий в виде летописей, исторических преданий, саг, книг, событий и т. п. существовали в Западной и Восточной Европе, в Скандинавии и особенно – у восточных народов [9, 3]. Крупный иранский ученый-энциклопедист Рашид ад-Дин (1247–1318) при создании своего «Сборника летописей» (1310–1311), наряду с другими историческими и фольклорными источниками, использовал родословные восточных племен; хивинский хан Абу-ль-Гази (1603–1663) в своих книгах «Родословная тюрков» (до 1645 г.) и «Родословная туркмен» (1660–1661) использовал шежере и письменные предания. «Родословная туркмен», кстати, сопровождается стихотворными текстами, эпическими сказаниями. Об этом сочинении Абу-ль-Гази академик А. Н. Кононов писал, что оно «является не только важным историческим источником, но и значительным литературным памятником» [8, 23]. Устные и письменные шежере бытовали и у ближайших соседей башкир – казахов, татар, каракалпаков и других тюркоязычных народов, авторами их были и известные мастера слова. По высказываниям казахских исследователей, «акыны XVIII столетия – знатоки “родословий”». [6, 71] Сохранилось несколько образцов родословных предков и потомков Бухара-йырау. Биембет Шал-акын (1748–1819) воспроизвел поэтическую историю рода атыгай; у знаменитого каракалпакского поэта Бердаха (1827–1900) есть поэма «Шежере», созданная на традициях родословных повествований. Творчество некоторых башкирских дореволюционных поэтов и писателей также связано с мотивами шежере. Т. Ялсыгулов и М. Уметбаев сами являлись их составителями. Г. Сокорой переписал и дополнил шежере кара-табынских башкир. Сведения шежере использовали при изучении истории Башкортостана и историки, и краеведы, и писатели XVIII–XX веков, в том числе академик П.И. Рычков, В.С. Юматов, М.В. Лоссиевский, С. Мирасов, М. Хади и др. Художественность многих родословных записей объясняется, прежде всего, тем, что они прошли через руки образованных людей, знатоков фольклорных сюжетов и общетюркских памятников, а подчас и признанных поэтов и писателей. Обратимся к некоторым текстам.

Шежере рода Карагай-Кыпсак племени Кыпсак имеет достаточно большой объем – две полные страницы, написанные мелкой арабской вязью. Сразу после краткого перечисления древних поколений кипчакского племени начинается пересказ сюжета широко известного башкирского эпоса «Кусяк-бий», который занимает две трети всего текста. Здесь, как и в нескольких имеющихся вариантах данного эпоса, повествуется о междоусобной борьбе между феодалами двух племен, происходившей до присоединения Башкортостана к Русскому государству. Каракулумбет, стремясь быть ханом, убивает своих главных соперников – кипчакского бия Бабсака и его сына Шикманая. Беременная жена Бабсака рожает сына Кусяка, который, достигнув двенадцати лет, прибывает во главе войска на землю Каракулумбета и мстит за отца, но весь род не трогает. Сюжет эпоса передается в шежере как действительно происходившее событие, в нем называются точные места нахождения жилищ и состоявшихся сражений (верховье Алакуяна, пещера Шульган, гора Базал, река Агидель, поле Тарагы и т. д.), абсолютно отсутствуют свойственные всем фольклорным вариантам эпоса мифические детали. Поэтому текст более тяготеет к художественно-документальному повествованию, чем к варианту фольклорного произведения. По предположению Р.Г. Кузеева, «в основе сюжета эпоса “Кусяк-бий” или, во всяком случае, в основе главных мотивов сюжета, лежат реальные исторические события» [2, 207].

Небольшое шежере рода Кара-Табын племени Табын лаконичным повествовательным языком описывает события, характеризующие отношения башкир с Казанским ханством: «Исен-хан подчинялся Чуртмак-хану, который был из казанских ханов... Около деревни Чукур находилась всем известная местность “Озеро Сырган”, где Исен-хан с Чуртмак-ханом состязались в стрельбе из лука по цели. В цель попала стрела Исен-хана. Честь Чуртмак-хана бы задета, и между ними произошла ссора; когда Чуртмак-хан сказал: “Приведу на тебя войска”, – Исен-хан и его люди испугались; пока он не привел войска, убьем его самого – решили они и тогда же Чуртмак-хана убили» [2, 164–165].

Этот микросюжет, близкий к легенде и имеющий своего рода развитие, кульминацию и развязку, вполне мог, как и в предыдущем шежере, запечатлеть когда-то реально происходившие события. Настоящий текст прошел через руки поэта – он переписан в XIX веке Г. Сокороем.

Шежере племени Айле принадлежит перу известного ученого и писателя Т. Ялсыгулова. В нем чувствуется влияние его же «Тарихнаме-и Булгар». Представителю каждого поколения в двух-трех словах дается характеристика: кем он был, где и сколько жил, чем занимался. В повествование включаются столь же краткие предания и легенды. Представлен образ автора, который выступает активным действующим лицом. При этом для передачи сведений о прошлом используется диалог автора с собеседником. Этот художественный прием в других шежере исследуемого периода в таком пространном виде встречается не часто: «Род сына [Сейдаша] Тыныша называли “айлинцы-шестьдесят ушей”, а род сына [Сейдаша] Куштаймаса называли “айлинцы-песочники”. Смысл этих названий я узнал, когда путешествовал в Астраханском крае. Приехал я в сторону Кубани, был гостем у одного древнего старика. Он спросил: “Ты сын каких земель?” Я ответил: “Я булгарский иштяк”. Старик сказал: “Из какого ты племени?” Я ответил: “Из племени Айле”. Он спросил: “Ты шестьдесят ушей или песочник?” Я сказал: “Не знаю, но слышал от своего отца, что я из племени Айле”. Старик спросил: “Ты из рода Тыныша или Куштаймаса?” Я ответил: “Из рода Тыныша”. Старик сказал: “Если ты не знаешь, то я расскажу. Твой дед Сейдаш пошел на охоту, застрелил тридцать оленей. Украв уши [этих оленей], твой дед Тыныш сварил их. Из-за этого случая твоего деда стали называть “айлинец-шестьдесят ушей”. В другой раз, когда твой дед Сейдаш вышел на охоту с Куштаймасом, они убили четырех бобров. Куштаймас, украв одного их них, закопал в песок. Из-за этого он стал “айлинцем-песочником”. Я этому старику за память его, знания выразил тысячу похвал» [2, 169, 171].

Шежере племени Усерген представляет художественную ценность благодаря своей стихотворной форме. Его известный в настоящее время вариант записан в 1900 году, но основной текст, судя по содержанию, создавался в течение двух предыдущих столетий. В нем «воспевается знатность и богатство, щедрость и храбрость родовой знати и башкирских феодалов XVIII–XIX вв.» [2, 200]. Структура данного текста, как у большинства поэтических произведений этой эпохи, отличается совершенством. Складным ритмическим строением (7-7), последовательностью повторов, количеством строк в строфах и другими признаками он близок к кубаиру:

...Бишенче Абелгата,

Рњтбљсе ќайда ята?

Алды кЈплљрдљн бата,

Калсын аҐа хаќ гата.

(...Пятый сын Абель-Гата,

Какой же у него чин?

Получил он от многих благословение,

Да вознаградит его бог) [2, 84, 86].

Особая стихотворная форма произведения не оказала заметного влияния на его содержание, оно соответствует традиционным мотивам шежере. Здесь рассказывается история рода, начиная с дальних предков времен Золотой Орды. Как и во многих других шежере, первая часть текста – предыстория рода до родоначальника – легендарна и связана с именами, не имеющими отношения к данному племени; дальше приводится родословное древо с обязательной, хотя бы в 1–2 строчках, характеристикой каждого представителя. Тот, кто был в чем-нибудь полезен роду, оставил в его истории положительный след, откровенно восхвалялся:

Шљрљфетдин – њченче,

Каплан кебек љфисљр,

Батырлыћы чамасыз.

Алар књткљн заманда

 Йорт булманы агасыз/

 (Шарафетдин – третий [сын],

Он как леопард [смелый] офицер,

Его храбрость беспредельна,

В те времена, когда жили они,

Юрт [страна] не оставалась без предводителей) [83–84, 86].

 А кто жил для себя, заботясь лишь о собственном желудке, подвергается критике и высмеиванию:

... Еденче Кинжэбулат,

Янына булмай йолаб,

Чикэсе бик тар,

Асыуы зур,

Тора лисаны тулап.

 (...Седьмой сын Кинзябулат,

К нему невозможно подойти,

Виски у него узкие,

А злоба большая,

Язык его злословит) [2, 83, 86].

Или:

Анын. углы Уралбай,

Ашъяулыћы урамдай,

Бљдљне симез тулалы,

Ятса, урындан торалмай

(Его сын Уралбай,

Обед у него обильный

[Скатерть у него как улица],

Тело у него жирное,

Если он ляжет, то не может встать) [125].

Как видим, здесь налицо свойственные художественной прозе элементы индивидуализации качеств героя – изображение его достоинств и слабостей, характера и портрета.

Таким образом, в текстах рассматриваемых шежере, наряду с крупными событиями из более ранней истории башкирского народа, находили отражение характерные явления жизни башкир в XVIII веке. Несмотря на то, что шежере являлось своеобразным документом конкретного рода и племени, язык и стиль его далеки от сухости и казенности. В повествованиях об историческом прошлом своих предков анонимные и известные авторы нередко прибегают к интерпретации содержания произведений народного эпоса, легенд, преданий, используют формы народной поэзии, имитируя их стиль. Язык шежере, подобно языку эпоса, прост, лаконичен, местами украшен афоризмами и фразеологизмами.

Значительный интерес представляет отражение в шежере башкиро-русских отношений. Они запечатлены в основном в текстах, записанных в XVIII–XIX веках, и содержат сведения, касающиеся такого великого события 50-х годов XVI столетия, как вхождение Башкортостана в состав России, и того, что происходило после него. Например, в шежере башкир племени Кыпсак говорится о том, что их родоначальник по имени Кипчак воевал с племенами мажаров, русов, хазаров, афляхов [2, 95], т. е. здесь речь идет о событиях X–XI столетий. Что же касается фактов, относящихся ко времени после второй половины XVI века, то они преимущественно связаны с вопросами управления краем, военной службы, образования и вотчинного землевладения башкир.

Шежере рода Ялан-Бурзян племени Бурзян создавалось в течение трех поколений и охватывает около ста пятидесяти лет. Каждый из трех его авторов имел хорошее для своего времени образование: создатель первой части шежере Габдулла Габбасов (1680–1765) в течение десяти лет учительствовал среди казахов; его сын Зайнагабдин (1727–1807) десять лет обучался в медресе, учил детей, состоял имамом; сын Зайнагабдина Искужа (1757–?) преподавал язык тюрки в Стерлибашевском медресе. В записях Габдуллы, изложенных в 1753 году, речь идет о событиях конца XVII –первой половины XVIII века. Рассказывая о своем жизненном пути, он невольно передает самые характерные для Башкортостана той эпохи события – стычки между соседствующими родами из-за захвата и угона скота друг у друга (баранта), возмущения местного населения против произвола царских солдат, переселения башкир с места на место в поисках лучших земель. В следующей части шежере уже Зайнагабдин описывает продолжение этих событий. Неторопливым, легким языком, подробно и картинно он изображает те же переселения, упоминает о настигшем их стихийном бедствии, об открытии властями рудника и его влиянии на жизнь населения, воссоздает процесс превращения Стерлибашевского медресе в один из крупных центров просвещения в Башкортостане. Последняя, третья, часть шежере, написанная Искужой, содержит также немало интересных сведений о быте, образе жизни, обычаях башкир и их повседневных взаимоотношениях с пришлым русским населением [10, 109–117].

В шежере, найденном в д. Сулейман нынешнего Мечетлинского района, наряду с именами ханов – потомков Чингизхана и генеалогической линией племени Кошсо, также приводится династия русских царей Романовых от Михаила до Николая Первого. Здесь же рассказывается об участии башкир в иностранных военных походах с целью защиты интересов Российской империи [4, 138]. Введение в Башкортостане с 1798 года кантонной системы управления оставило отпечаток на содержании ряда шежере. Знатные личности того или иного племени, рода стали упоминаться с чинами или званиями, отмечались их военные заслуги. Если Тукумбет и Ишбирды из первой части шежере башкир племени Усерган угрожали «русским, подняв знамя на плечо», кликнув боевым кличем, то их потомки верно служили властям, удостаивались офицерских званий, Кадир был кантонным начальником, имел звание майора, его брат Габдулла дослужился до есаула, а пять сыновей Кадира – Габдельгафар, Сагди, Шарафетдин, Рустем, Абельгата стали офицерами; причем Рустем – еще и помощником кантонного начальника, а Абельгата «эполеты надел из серебра, мундир – с галунами» (2, 86–87). О знатных башкирах, имеющих контакты с высокопоставленными лицами Русского государства вплоть до правителей, повествуется в шежере Юмран-Табынской волости, составленном в начале XIX века и дополненном М. Уметбаевым. Так, Сеид, представитель девятого поколения родословной, «четыре раза ходил к императору Петру в качестве кандидата от башкирского народа» [3, 221]. Его потомок Умидбай ходил «к соправителям-падишахам Петру и Ивану Алексеевичам, целовал им руки и получил жалованные грамоты на наши земли по берегам Ак Идели и Тока» [3, 221]. Более двух десятков их потомков в период кантонного управления служили в различных военных званиях: зауряд-харунжия, хорунжия, урядника, есаула, сотника, атамана и др [3, 219–237]. Кантонный начальник Фахретдин присутствовал на коронации императора Александра II. Он явился в Петербург во главе башкирской делегации, «получил от падишаха бриллиантовый перстень». Сын Ишмухамеда, пребывавшего двадцать пять лет кантонным начальником, Мухаммедсалим Уметбаев имел чин титулярного советника, ездил в Петербург в качестве помощника муфтия и «присутствовал на всех торжествах коронации в 1883 году императора Александра III» [3, 237].

Вопросы земельных отношений зафиксированы в шежере ряда племен, обитавших в различных частях Башкортостана. В шежере башкир племени Мин говорится, что «во время царствования великого князя Алексея Михайловича, чтобы не враждовать [друг с другом], разделили землю» [2, 52]. Получение жалованных грамот на землю еще двух башкирских племен также связано с именем царя Алексея Михайловича. Родословная Булярской волости Мензилинского уезда Уфимской губернии извещает, что 5 марта 1653 года «башкир Айтуган, сын Субака, получил владенную память от Алексея Михайловича-хазрета» [3, 316]. В шежере Байларской волости Бугульминского уезда Самарской губернии говорится, что «царь Алексей Михайлович-хезрет дал, говорят, нашим предкам грамоту, с тем, чтобы они удостоверились в том, что являются башкирами-вотчинниками» [3, 335]. В 1745 году башкир Ишкуват, сын Мырзая, получил указ, выданный императрицей Елизаветой Петровной, о юридическом закреплении вотчинного права племени Тамьян на свои земли [2 ,149].

Башкиро-русские отношения наложили особый отпечаток на язык шежере, возникших в российскую эпоху истории Башкортостана: в эти тексты начинают проникать слова, ставшие результатом общения башкир с русским народом. Так, нередко встречаются термины, связанные с названиями административных делений и учреждений: кантон, вулус (волость), губиринский кансэлэр (губернская канцелярия), граждануйский палат (гражданская палата); должностных лиц: императрица, кеназ (князь), старшина, сикритар (секретарь); воинских званий, чинов и предметов военного обихода: есаул, майур (майор), эфисэр (офицер), мундир, балит (эполеты); ведением деловых бумаг: указ, грамота, бичат (печать), архиб (архив), архиварич (архивариус), бушина (пошлина), нумир (номер), купийэ (копия) и т. д. Подобные заимствования, пришедшие из живой речи, делали язык шежере близким к разговорному.

Все же центральное место в башкиро-русских отношениях, запечатленных в шежере, занимают переговоры башкир о добровольном подданстве Русскому государству. Безусловно, судьбоносное историческое событие середины XVI века нашло отражение в шежере ряда башкирских племен, особенно тех, которые входили в племенной союз «Ете ырыу», образованный еще в XIV веке. Правда, в некоторых из них реальная действительность переплетается с фольклорными сюжетами или же с субъективными трактовками и суждениями авторов, но в целом последовательность событий, основные даты и действующие лица запечатлены весьма достоверно. Примечательно, что в родословных неоднократно подчеркивается добровольность акта переговоров в Казани.

В одном из шежере союза «Ете ырыу», переписанном в 1864 году сотником Хасаном Биишевым*, говорится о походе в Казань представителей башкирских племен для переговоров с наместниками царя Ивана IV о принятии их в подданство Руси: «...башкиры четырех племен, [которые живут] к востоку от Казани, послали к этому царю Ивану одинаково знатных людей...

1-й из них от племени Усерган князь Бикбау; 2-й от племени Бурзян князь Иске-бий**; 3-й от племени Кыпчак князь Мешавли Какракузяк; 4-й из Тамъяна князь Шагали Шакман***» [2, 73].

В самом начале другого текста шежере «Ете ырыу», найденного в д. Баишево нынешнего Зианчуринского района, говорится, что названные послы отправились в Казань, надеясь на справедливость русского царя, так как до этого башкиры страдали от ига ногайской мурзы и других ханств. «Все мы, будучи в согласии, уплатили упомянутый ясак в г. Казани, а царь Иван Васильевич обещал другими повинностями ... не причинять башкирскому народу страданий», – говорится в нем. В опубликованном в 1914 году в журнале «Шура» варианте того же текста имеется еще более точная фраза: «Олуг кенљз Иван Василичкљ Јз ихтыярымыз илэ рљгиљт булдыќ» («Стали подданными великого князя Ивана Васильевича «о своей воле» (курсив наш. – М. И.) [2, 197]. В рассматриваемых шежере союза «Ете ырыу» получило отражение содержание жалованных грамот Ивана IV; приводятся подробные сведения об уплате ясака, о земельных границах, о свободе вероисповедания башкирами исламской религии, о служебной повинности и др.

Посещение Казани послами союза «Ете ырыу» запечатлено также в собственных шежере некоторых племен, входивших в этот союз. В частности, шежере племени Кыпсак, впервые опубликованное С. Мирасом в журнале «Башкорт аймагы» (1927, № 24), содержит сведение о том, что Кыдрас-бий, сын Байназара, получил чин старшины у Ивана Грозного. Два других шежере того же племени, переписанные из старых вариантов в середине XIX века и в 1902 году, состоят лишь из генеалогической таблицы, однако в обоих есть сообщения об известном факте подданства союза «Ете ырыу» во главе с их предводителями [2, 101, 106]. А шежере рода Карагай-Кыпсак племени Кыпсак завершается сравнительно более последовательным описанием упомянутых событий: о разосланных в башкирские края послах русского царя, о четырех князьях, которые посетили Казань, и их переговорах, получении от царя подарков и права на владение землями «бежавших ногайцев с обеих сторон реки Белой» [2, 117]. Генеалогические таблицы племен Бурзян и Тамъян также предваряют упоминания о походе в Казань четырех князей союза «Ете ырыу».

Русско-башкирские отношения середины XVI столетия нашли отражение и в шежере башкирских племен, не входивших в названный племенной союз. Более или менее подробное описание визита в Казань четырех представителей племени Юрматы во главе с Татигас-бием, процесса переговоров с представителями Ивана Грозного и дальнейших событий, происходивших после возвращения послов на Родину, можно найти в их шежере, составленном во второй половине XIX века. В нем говорится, что после взятия Казани «Белым царем» «во все земли» Башкортостана были направлены послы, которые уговаривали население мирно подчиниться Русскому государству. Глава племени Татигас-бий прибывает в Казань с тремя соплеменниками: Азнай-бабой, Ильчикай Тимер-бабой и Кармыш-бабой. Согласившись быть подданными и платить ежегодный «ясак из ста куниц», они получают ярлык (жалованную грамоту) царя, подарки, право на владение землями, «оставшимися от бежавших ногайцев» [2, 33]. Кроме того, Татигас-бий был пожалован чином мурзы, а Азнай-баба – старосты. По возвращении на Родину послы на йыйыне докладывали обо всем населению, включая и то, что падишах освободил мурзу от ясака. Народ принял данные условия: «каждый из нас всей душой согласен» [2, 33].

В некоторых шежере, рассказывающих о событиях другого времени, также нашлось место для упоминания об исторических деяниях предков в середине XVI века. В шежере племени Мин, написанном в середине XVII века Янабахты-князем, говорится, что после взятия Казани русскими минцы «милостивому царю подчинились» [2, 52]. В шежере д. Мурадымово, расположенной на территории минцев, называется имя предводителя племени Урадас-бия как участника похода к царю «для повиновения» [2, 67]. Шежере рода Кара-Табын племени Табын желание табынских башкир быть подвластными русскому государству объясняет их натянутыми отношениями с казанским ханом [165].

Усиленное внимание современников и потомков к этому событию объясняется, во-первых, тем, что они понимали исключительную важность данного исторического акта; во-вторых, после принятия подданства Башкортостана Русскому государству шежере стали приобретать права документа на вотчинное землевладение башкирами. Не зря почти в каждом шежере, после описания процесса переговоров, речь идет о разделе и размежевании земель между башкирскими племенами или более мелкими подразделениями внутри племени.

Итак, произведения жанра шежере можно считать уникальными источниками сведений, касающихся башкиро-русских отношений в их различных проявлениях, наиболее важное место среди них занимают переговоры башкирских племен с царем и его представителями о подданстве Башкортостана Русскому государству с вотчинным землевладением, т. е. с сохранением относительной территориальной самостоятельности. Действительно, Башкортостан не сразу стал частью Русского государства, еще некоторое время он сохранял территориальную самостоятельность под русским покровительством (подданством), по условиям переговоров платил за это ясак и принимал на себя другие обязательства. Лишь в первой половине XVIII века в результате усиливающейся колониальной политики России, с перенесением ее восточных границ с реки Камы на Яик, Башкортостан стал ее внутренней провинцией [1, 98-122, 5, 221-231, 7, 146]. При этом уникальные историко-литературные памятники шежере красноречиво говорят нам о добровольности подданства башкирских племен Русскому государству.

Использованная литература и примечания

1. Акманов И. Г. Башкирия в составе Российского государства в XVII –

первой половине XVIII в. – Свердловск: Изд. УГУ, 1991. - 156 с.

1. Башкирские шежере / составление, перевод текстов, введение и

комментарии Р. Г. Кузеева. – Уфа : Башк. кн. изд-во, 1960. – 304 с.

1. Башкирские шежере / составление, пояснения к переводу на русский язык, предисловие и указатели Р. М. Булгакова и М. Х. Надергулова. – Уфа : Китап, 2002. – 480 с
2. Идельбаев М. Х. Шежере башкир бассейна рек Ай и Юрюзань // Ватандаш, 1998. № 5. С. 134–141 (на башк. яз.).
3. История Башкортостана с древнейших времен до 60-х годов XIX в. – Уфа : Китап, 1996. - 520 с.
4. История казахской литературы : в трех томах. Т. 2. – Алма-Ата : Наука КазССР, 1979. – 339 с.
5. Очерки по истории Башкирской АССР. Т. 1., ч. 1. – Уфа : Башк. кн. изд-во, 1956. – 303 с.
6. Родословная Туркмен : сочинение Абу-л-Гази хана Хиванского. – М.-Л. : Изд-во АН СССР, 1980. – 150 с.
7. Хусаинов Г. Б. Шежере как историко-литературный памятник // Башкирские шежере : филологические исследования и публикации. – Уфа : Изд. БФ АН СССР, 1985. - 163 с.
8. Шежере рода степных бурзян // Система жанров в башкирской литературе. – Уфа : Изд. БФ АН СССР, 1982. – С. 100–117 (на башк. яз.).

 *Хасан Биишев – отец башкира 6-й Бурзянской волости Мирсаяфа Биишева, который в 1887 г. поступил учиться на юридический факультет Казанского университета и 4 декабря того же года стал участником студенческой сходки вместе с однокурсником В. И. Ульяновым.

 ** Здесь и в других научных изданиях, художественной литературе и периодической печати имя главы племени Бурзян приводится как Иске-бий или Иџке-бий. В первоисточниках оно написано на арабском. Как известно, в тюркском письме на основе арабской графики гласные буквы часто опускаются. Поэтому транскрибирование лишь по написанию может оказаться не всегда правильным. Башкирское слово Иџке (старый) по отношению к людям не употребляется. Поэтому, на наш взгляд, более правдоподобными могут быть Исякай (Исљкљй. Иџљкљй). Тем более что в одном из первоисточников – шежере племени Бурзян – его имя написано и транскрибировано как Илчекей [2, 127].

 ***В состав племенного союза «Ете ырыу» входили племена Усерган, Бурзян, Тамъян, Тангаур, Cанкем-Кыпсак, Кары-Кыпсак и Кыпсак. Древнее, но сравнительно небольшое племя Тангаур всегда находилось в тесном союзе с племенем Усерган, с которым имело «много общего в своем происхождении» [2, 195]. Поэтому при переговорах в Казани тангаурцев, вероятно, представлял глава усерганцев Бикбау-бий, равно как и Мешавли Каракузяк – всех трех племен под общим названием Кыпсак.

Из архива: декабрь 2015г.