№2.2023. Алла Новикова-Строганова. Русский святочный калейдоскоп

Русские Святки – череда зимних праздников от Рождества Христова до Крещения Господня – художественно воплотились в святочной литературе – особого рода поэзии и прозе. После дивной повести Н. В. Гоголя «Ночь перед Рождеством» (1831) святочная словесность получила второе рождение в творчестве Н. С. Лескова. Писатель справедливо отмечал: «У нас не было хороших рождественских рассказов с Гоголя до “Зап<ечатленного>Ангела”. С “Запеч<атленного> Ангела” они опять пошли в моду»[1].

Таким образом, в последней трети XIX века стала возрождаться и развиваться традиция своеобразного святочного пласта русской литературы. Жанр святочного рассказа получил громадное распространение и пользовался неизменной популярностью у самых широких слоёв читающей публики. Лучшие образцы жанра были созданы великими русскими художниками слова: Гоголем, Лесковым, Достоевским, Салтыковым-Щедриным, Чеховым, Короленко. С развитием периодики, появлением множества новых печатных изданий разрасталась и так называемая массовая святочная беллетристика. Ежегодно все российские газеты и журналы помещали обилие святочных материалов – пёстрый рождественско-новогодний калейдоскоп.

Например, ежедневная газета А. С. Суворина «Новое время», с которой долгое время сотрудничал Лесков, включала в неизменный набор святочных тем объявления о новогодних выставках, сообщения о ёлках и маскарадах, заметки этнографического характера о праздновании Святок у разных народов, стихотворения и рисунки на рождественскую тему и непременно два-три святочных рассказа.

На страницах «Нового времени» впервые увидел свет «Белый орёл. Святочный рассказ» (1880) – одно из самых загадочных произведений Лескова. Здесь же в 1882 году был опубликован лесковский рассказ-курьёз «Рождественская ночь в вагоне (Путешествие с нигилистом)», оказавший влияние на художественные поиски А. П. Чехова – в те годы молодого сотрудника журналов «Осколки» и «Зритель».

Представляют интерес святочные выпуски журнала «Зритель» 1883 года, почти целиком заполненные святочными «вещицами» Чехова. Среди этих миниатюр забавная зарисовка из мещанского быта «Мошенники поневоле», которую автор снабдил иронически-выразительным подзаголовком «новогодняя побрехушка»; новогодний «психологический этюд» «Пережитое»; «подновогодние картинки» «Гадальщики и гадальщицы» («Зритель», 1883, № 1); святочный «фантастический рассказ» «Кривое зеркало», «юмореска» «Ряженые» («Зритель», 1883, № 2). Уже одни подзаголовки демонстрируют неистощимую жанровую изобретательность молодого автора, его стремление разнообразить привычный и, возможно, приевшийся читателю канонический святочный рассказ. Новаторское творчество Чехова в традиционном жанре, так же, как и Лескова, – в ряду немногих счастливых исключений.

Как уже было отмечено, святочная словесность в её газетно-журнальном варианте ставилась на поток, повторяла из года в год один и тот же набор отработанных тем. Обычно журнальный год характеризовался типичным сезонно-бытовым круговоротом: «журнал приспосабливает свою тематику к сезонам, к временам года, к большим религиозно-бытовым праздникам и к некоторым типичным бытовым явлениям <...> Таковы темы: осень со свадьбами, с началом театрального сезона <...>; зима со Святками, Новым годом, тем же театральным сезоном, Великим постом и масленицей; затем весна с Пасхой и, наконец, лето с дачами, жениховством, “дачными мужьями” и всякими злоключениями»[2].

Святочные номера массовых журналов полностью приспосабливаются к календарному заданию. Они полны обрядовых и кулинарных тем: «Юмористически препарированный здесь соблазнительно блещет рождественский гусь с поросёнком во товарищах, размашисто гуляют ряженые, и неистребимо, ещё с пушкинских времён, процветают девичьи гадания»[3].

Одним из авторов, не без удовольствия разрабатывавших гастрономическую праздничную тему, был редактор журнала «Осколки» Н. А. Лейкин. В его рассказах во всех подробностях смакуются кулинарные особенности рождественского стола, живописуется праздничный натюрморт: «Рождественский Сочельник. Мясники царствуют <...> Герой дня – пудовый окорок ветчины <...> Умиляющий душу предмет – младенец свинячьего рода – поросёнок»[4] и т. п. От этой «вкусной» картинки веет дурновкусием, каким-то вымученным юмором нехорошего тона. Прав был литературный критик Н. Ладожский (В. К. Петерсен), когда, сопоставляя молодого Чехова и Лейкина, определил юмор последнего как «однообразно-шаблонный»[5].

Нередко в «иронически-продовольственных» заметках «Осколков» проскальзывали намёки социального характера: «что всего более вызвало удивления, так это мороженые бараны, у которых замечено особое строение черепов, вполне тождественное со строением черепов многих представителей нашей золочёной молодёжи»[6]. Рубрика «Осколочки» сообщала: «К предстоящим рождественским праздникам многие бедные обыватели занялись усиленною охотою на воробьёв, из которых в лавках делают рябчиков»[7].

Встречается в «Осколках» и нечто подобное современным комиксам – серии забавных рисованных сюжетов на святочную тему и подписей к ним: «Праздник в провинции», «Праздничная страничка», «Праздничная панорама». Чаще всего это буффонада, игра, профанация праздника.

Так, например, одна из нарисованных сценок изображает обычное рождественское застолье с необычным блюдом: вместо традиционного жареного гуся – гусь бутафорский. Недоумевающему гостю поясняют: «знаете, на Рождестве без гуся, как и без праздника <...>, а поешь – желудок испортишь... Так вот мы и придумали бутафорского гуся на стол подавать: и гусь есть, и в то же время желудка не расстроишь»[8].

К «меню» из области «смешной гастрономии» добавлялось следующее непременное на страницах юмористической прессы «блюдо». Как приправа к «вкусненькому» подавалось «страшненькое». Это рассказы о «разных непонятных, странных и необъяснимых случаях, которые легко могут быть признаны за так называемые сверхъестественные, где ожидается или предполагается действие над нашей жизнью высших нематериальных сил»[9], – так писал И. Богучаров в рассказе «Фаина», который может послужить образчиком этой разновидности святочного жанра. Такого же рода произведения соседствуют с «Фаиной» в рождественском номере газеты «Новое время» от 25 декабря 1880 года: «Странный случай» за подписью «Вячеслав»; «На жизнь и смерть. Рождественская загадка» А. Бобровского – почти детективная история-головоломка с таинственной пропажей браслета, видениями и галлюцинациями, перемешанными с реальностью. В этом же ряду «Видение Ермолова. Отрывок» А. В. Фигнера с оправданием «дивного предсказания» событий всей жизни, которое сделал генералу Ермолову в Италии «таинственный незнакомец». По тематике этот «отрывок» сходен с «историческими святочными рассказами». Таков рассказ Н. П. Вагнера «Любка», опубликованный в том же «Новом времени» два года спустя под псевдонимом Кот-Мурлыка, а также более поздний рассказ Г. Т. Полилова «Видение в Эрмитажном замке», которые ещё интересны бытовыми зарисовками жизни знати и придворного круга XVIII столетия. В рождественский Сочельник героям всех этих рассказов являются выходцы с того света, чтобы «открыть неведомое, ту сумрачную даль будущего, проникнуть взорами в которую так стремятся, хотя и бесплодно, все смертные»[10].

Параллельно возникает множество пародий и литературных насмешек над «страшными» святочными рассказами. Серия «комиксов» на обложке «Осколков» носит название «Святочные рассказы». На одном из рисунков показана спальня. На прикроватном столике газета с крупным заголовком «Святочный рассказ». Дама в неглиже со свечой в руке заглядывает под кровать: «– Нет, положительно, у меня кто-то под кроватью всё шевелится. Так начиталась страшных святочных рассказов в газетах, что, наверное, теперь не заснуть всю ночь!..»[11]

Автор «Осколков» под псевдонимом Дон Базилио в рубрике «Праздничные осколочки» так изображает «праздничного рассказчика»:

«– Ну что, Уточкин, написал святочный рассказ?

– Написал.

– Страшный?

– Да такой, брат, страшный, что если дама в интересном положении читать его начнёт, так тут же, за рассказом, и разрешится»[12].

Псевдоним Do-re-mi-sol поместил в «Осколках» стихотворную пародию на «страшный» святочный рассказ – «Привиденья» – на тему амурных дел в мире призраков[13].

Одна из непременных тем на Святки – о «визитной повинности» в предпраздничные дни – в стихотворении «Визитёр»:

 Визиты, визиты…

 В течение дня!..

 Извозчик, вези ты

 На Мойку меня!

 С любезною миной,

Облекшись во фрак,

 В сто первой гостиной

 Сижу, как дурак.

 Запас комплиментов

 Рассыпать успел

 И на сто процентов

 Я в день поглупел![14]

А вот на ту же тему «Старая история... на новый лад»:

«– Извозчик!

– Куда прикажете?

– <...> Что за чёрт! До того умаялся с визитами, что даже позабыл, где сам живу!.. Вези меня в адресный стол, там справлюсь...»[15]

Герой рассказа Лейкина «В департаменте» мелкий чиновник с фамилией-визиткой Каракулев, замотавшись в предпраздничной суете, по ошибке отнёс директору департамента вместо требуемых документов составленный женой список продовольственных покупок.

Объектом высмеивания в рассказе Лейкина «В Рождество» становится богатый купец Оголовков, который по традиции должен потчевать гостей-поздравителей, однако каждому выговаривает, сколько стоит вся заготовленная им снедь: «Рубль восемь гривен икра-то эта <...> Не вас, по-настоящему, и кормить икрой-то этой. Ведь вы всё равно не прочувствуете»[16].

Эти и подобные им рассказы Лейкина представляют собой маленькие бытовые сценки, зарисовки с натуры. Такова была его писательская позиция: «Острый глаз Лейкина много подмечал в окружающей действительности, но из сценок изгонялись воображение, фантазия, лиризм – всё то, что могло превратить картинки с натуры в произведения искусства»[17].

То, что главный редактор «Осколков» ограничивал себя копированием жизни в юмористическом духе и не более, особенно заметно на фоне творчества молодого автора его журнала Чехова. С проницательностью опытного редактора Лейкин сразу же высоко оценил своего талантливого сотрудника, сознавая, что своим успехом у читателей «Осколки» во многом обязаны Антоше Чехонте. «Что Вам робеть? Вы писатель опытный и уже давно набили руку, – писал Лейкин двадцатитрёхлетнему Чехову. – У Вас литературное чутьё»[18].

Так, например, весёлое зубоскальство на тему визитов и поздравлений под пером Антоши Чехонте в его «святочных вещицах» о забитом чиновнике «Пережитое», «Либерал», «Восклицательный знак» и др. превращалось в глубокое исследование жизни – социальное и психологическое.

Неслучайно своему рассказу «Пережитое» в новогоднем номере «Зрителя» за 1883 год молодой писатель даёт подзаголовок «психологический этюд». Чиновники подобострастно столпились в приёмной начальника, чтобы угодливо засвидетельствовать своё почтение в поздравительном листе. Рассказчик не узнаёт подписей своих сослуживцев: «Не переменили ли эти господа свои почерки?» Но нет, они только боятся проявить «недопустимое вольнодумство», «неуважение, так сказать»: «О лицемерие! О двуличие! Где вы, росчерки, подчерки, закорючки и хвостики? Все буквы ровненькие, кругленькие, гладенькие» (С. 1, 468).

И тот, кто стремился «выдавливать из себя по капле раба», вдруг заражается массовым вирусом раболепного страха и подхалимства: «Я осторожно умокнул перо в чернильницу, неизвестно чего ради сконфузился, притаил дыхание и осторожно начертал свою фамилию» (С. 1, 468).

Для столь выразительного психологического рисунка боязливого поведения, самоуничижения есть основания. Размашистая или неаккуратная подпись может быть принята вышестоящим чиновником за неуважение к его особе, за отсутствие должного чинопочитания и даже за вольнодумство. И тогда – конец карьере; прощай, служба!

Рассказчик слышит у самого уха зловещий шёпот: «Хочешь, я тебя погублю? <...> Возьму около твоей фамилии поставлю закорючку. Росчерк сделаю <...> Или капну чернилами около твоей подписи. Кляксу сделаю. Хочешь? <...> Пошутил... А всё-таки могу... Помни...» (С. 1, 468–469).

Как всегда, у Чехова, юмор смешивается с грустью от несовершенства «социабельной» жизни: «Как мало нужно для того, чтобы сковырнуть человека!» (С. 1, 469)

В универсальном мотиве новогоднего времени могут звучать социальные ноты, и, как один из вариантов, обыгрывается тема чиновничьей службы. Старый Год выглядит смущённым дряхлым подчинённым, не выполнившим своих обязательств, не справившимся со служебными заданиями и обязанностями, на своём последнем, предсмертном докладе перед молодым энергичным начальником:

Ночь была. На звёздном небе

Лунный серп катился сиро;

Старый Год стоял с портфелем

Возле врат отверстых мира.

<...>

Вдруг куранты заиграли.

Грянул выстрел с бастиона,

Новый Год – красивый отрок

Спешно вышел из вагона.

Устремясь к нему навстречу,

Старичок прошамкал скучно:

«Ваша милость, всё на свете

Обстоит благополучно».

Глухо кашлянул два раза,

Постоял в смущённой позе

И серебряною пылью

Мигом сгинул на морозе[19].

Так, ещё одна популярная тема Святок, благополучно дожившая до наших дней в детских рассказах и новогодних открытках, – антропоморфное изображение Старого и Нового года. По традиции, уходящий год – глубокий старик, Дед Мороз, передающий правление миром мальчику-внуку. Однако философское пушкинское начало – светлое и без капли горечи:

 Придёт, придёт и наше время,

 И наши внуки в добрый час

 Из мира вытеснят и нас! –

берёт верх далеко не всегда. Всё чаще звучат мотивы грусти, тоски, несбывшихся надежд, отсутствие упований. Старый год оставляет после себя одни разочарования, Новый – сулит несбыточные надежды.

В стихотворении «Встреча» за подписью В. Шуф показано свидание необычных любовников – Нового года и Надежды. Но возлюбленный здесь – это обманщик-соблазнитель:

<...> Сердцу верится, как прежде...

Но, как Старый, в свой черёд

Новый год солжёт Надежде,

И обманет, и уйдёт[20].

Поэтому неудивительно, что в юмористической периодике конца XIX века и Старый, и Новый годы выставляются обвиняемыми, подсудимыми. В юморесках часто используется юридическая терминология. Например, «Три документа о 1883 годе: I. Обвинительный акт. II. Гражданский иск. III. Приговор суда истории»[21].

В том же ключе Чехов составил «Завещание старого, 1883 года» и «Контракт 1884 года с человечеством»: «Тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года, января 1-го дня, мы, нижеподписавшиеся, Человечество с одной стороны, и Новый, 1884 год – с другой, заключили между собой договор, по которому:

1). Я, Человечество, обязуюсь встретить и проводить Новый, 1884 год с шампанским, визитами, скандалами и протоколами.

2). Обязуюсь назвать его именем все имеющиеся на Земном шаре календари.

3). Обязуюсь возлагать на него великие надежды.

4). Я, Новый, 1884 год, обязуюсь не оправдать этих надежд <...>

Нотариус: Человек без селезёнки. М. П.» (С. 2, 306).

Уходящий год может изображаться тяжело больным умирающим старцем, и тогда появляются юморески с преобладанием медицинских терминов. Вот как выглядит «больничный» «Скорбный лист старого года»:

«Время поступления больного? 1 января 1894 года.

Откуда прибыл? Из тьмы времён.

Болезнь? Прострация.

Лекарства? Благие намерения и благие порывы.

Были ли операции? Было несколько очень крупных финансовых.

Срок болезни? 365 дней.

Выписался или умер? Умер скоропостижно от разрыва терпения.

Верно: Урсус».[22]

Подобный взгляд на будущее в преддверии Нового года высказывал молодой Чехов: «Всё старо, всё надоело и ждать нечего <...> Канальи останутся канальями, барышники останутся барышниками. Кто брал взятки, тот и в этом году не будет против благодарности...»[23]

И всё же для Чехова Святки оставались «поэтическим праздником», «самым красивым временем года» (П. 3, 102). Многие чеховские святочные рассказы, как и произведения других великих русских писателей, будили ум и сердце читателей, становились превосходным душеполезным чтением не только на Святки, но в любое время года.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Лесков Н. С. Собр. соч.: В 11 т. – М.: ГИХЛ, 1956–1958. – Т. XI. – С. 406.

[2] Мышковская Л.М. Чехов и юмористические журналы 80-х годов. – М.: Моск. рабочий, 1929. – С. 52.

[3] Там же. – С. 55.

[4] Лейкин Н. А. Рождественские рассказы. – СПб., 1901. – С. 10.

[5] См.: Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. – М.: Наука, 1974–1988. – Соч. – Т. 2. – С. 475. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием тома и страницы.

[6] Урсус. Подвоз мороженых продуктов // Осколки. – 1895. – 9 декабря. – № 50. – С. 6.

[7] Свифт. Петербургское эхо // Осколки. – 1895. – 23 декабря. – № 52. – С. 5.

[8] Там же. – С. 2.

 [9] Богучаров И. Фаина // Новое время. – 1880. –№ 1735. – 25 декабря. – С. 2–4.

[10] Полилов Г. Т. Видение в Эрмитажном замке // Нива. – 1909. – № 51. – С. 900–903.

[11] Осколки. – 1895. – № 52.– 23 декабря.

[12] Дон Базилио. Праздничный рассказчик // Там же. – С. 6.

[13] Do-re-mi-sol. Привиденья // Там же. – С. 5.

[14] Do-re-mi-sol. Визитёр // Осколки. – 1895. – № 1. – 1 января. – С. 5.

[15] И. Грэк. Старая история... на новый лад // Там же.

[16] Лейкин Н. А. Рождественские рассказы. – СПб., 1901. – С. 70.

 [17] Катаев В. Б. Литературные связи Чехова. – М.: МГУ, 1989. – С. 22.

[18] Цит. по: Мышковская Л. М. Указ. соч. – С. 9.

[19] И. Марс . Сдача // Там же. – С. 3.

[20] Шуф В. Встреча // Осколки. – 1895. – № 1. – 1 января. – С. 4.

[21] Осколки. – 1884. – 7 января. – № 1. – С. 6.

[22] Осколки. – 1895. – 1 января. – № 1. – С. 6.

[23] Осколки. – 1884. – № 1.