Все новости
Культура
19 Января , 21:09

№1.2025. Татьяна Ясникова. Первая встреча, последняя встреча

О малоизвестной картине Михаила Нестерова

Татьяна Викторовна Ясникова родилась в с. Кабанске Республики Бурятии. В 1993 г. окончила факультет теории и истории искусства Академии художеств им. И. Е. Репина. Работала в ИОХМ им. В. П. Сукачёва, журнале «Сибирь», ОГАУ «Иркутский Дом литераторов»; член правления Иркутской областной писательской организации. Член Союза журналистов России с 2000 года, Союза писателей России с 2001 года. Автор свыше 180 публикаций в журналах «Русское искусство», «Урал», «Север», «Нева», «Москва», «Наш современник», «Сибирские огни», «Сибирь», «Байкал», в «Литературной газете», газете «День литературы» и др.

Михаил Васильевич Нестеров (1862–1942) – из числа русских художников первого ряда. Близки ему по возрасту выдающиеся мастера народно-исторического, фольклорно-мифологического жанров В. И. Суриков, В. М. Васнецов, Б. М. Кустодиев. С первым он был дружен и, подобно ему, искал для картин лица неиспорченные, чистые. Суриков шёл от правды действительности. Нестеров стилизовал, перерабатывал натуру в соответствии со своим видением. Этим он примыкал к направлению «Мир искусства». Писал больше лики, чем лица, работал в иконописи. Суриков обнаруживал близость с передвижниками. Позднее стал интересоваться «Миром искусства». После 1917 г. Нестеров уходит от религиозной темы, работает почти исключительно в жанре портрета.

Мне бы хотелось рассказать читателю о картине художника 1887 г., которая имеет два названия – «Встреча царя Алексея Михайловича с боярышнею Марией Ильиничной Милославской (Выбор царской невесты)» или «Сватовство в Древней Руси». Исследователи лишь вскользь упоминают о ней, равно как и сам художник. Возможно, подобная традиция связана с труднодоступностью полотна, находящегося в далёкой сибирской Кяхте.

Из письма М. В. Нестерова родным из Москвы от 6 февраля 1877 г. (с этого письма начинается сборник писем, составленный А. А. Русаковой): «Я недавно нарисовал картину и получил 1 руб.».1

В 1886 г. Михаил Нестеров создаёт на звание художника картину «До государя челобитчики» и на некоторое время становится живописцем исторического жанра. Этому способствовала возникшая в этот период дружба с Василием Суриковым. Для последнего исторический жанр был преобладающим на протяжении всей творческой деятельности.

Письмо Нестерова № 3 спустя десять лет после приведённого выше, от 7 февраля 1887 г., в Петербург приятелю Александру Турыгину: «По возвращении своём из Питера я нашёл здесь одно худо, вещь свою я не продал, а не продал потому только, что не было дурака, который бы купил её». (Картину «До государя челобитчики» – авт.). «Чудная вещь» называет Нестеров её в том же письме – после того, как возвышенно похвалил «Боярыню Морозову» Сурикова и «Грешницу» Поленова. Письмо завершается сообщением, что автор его сделал два эскиза: «Иван-царевич везёт жар-птицу» и «Царь-девица». Фольклорность и историзм всегда оказываются рядом, когда речь идёт о старине. В следующем от 9 марта письме картину «До государя челобитчики» художник называет «несчастным детищем». И в дальнейшем даёт оценки одним и тем же произведениям то пренебрежительные, то высокие. Названную картину, отмеченную на выставке большой серебряной медалью, он хочет продать за 500 рублей: «Цена детищу умеренная 500 р. с рамой». В результате картина оказывается в собрании Московского училища живописи, ваяния и зодчества, выпускником которого Нестеров являлся.

В том же письме Нестеров сообщает Турыгину: «Недавно получил заказ в 200 р., работы недели на две-три». Речь идёт о картине для Кяхты. От 20 марта он пишет Турыгину о ней же: «На днях начинаю свою новую картину, этюды почти все готовы». От 24 марта: «В Питере же буду числа 2–3-го, вернее 3-го, и проживу, если не умру, до конца апреля, буду у вас писать картину для Кяхты. Приехал бы раньше, но не готовы к ней этюды». Не находился ли кяхтинский заказчик картины в это время в Петербурге?

В книге А. Михайлова «Михаил Васильевич Нестеров», изданной в 1958 году, приводится ещё одно письмо из архива ГРМ, фонд 136, по интересующей нас теме: «После “Государевых челобитчиков” Нестеров задумывает ещё несколько исторических картин. В марте 1887 г. он сообщает, что получил из Кяхты заказ на картину “Выбор царской невесты”. “Это будет, – замечает Нестеров, – первая масляная картина в сём отдалённом уголке земли русской”». – (вряд ли первая – авт.). Мы узнаём ещё одно название картины: «Выбор царской невесты». И далее А. Михайлов пишет: «С. Глаголь, называющий эту картину “Первая встреча царя Алексея Михайловича с боярышней Марией Ильиничной Милославской”, относит её к 1884 г., но эта дата неправильна, и картина, как свидетельствуют приведённые слова Нестерова в письме к Турыгину, написана в 1887 году, вариант этой картины находился в коллекции А. Турыгина, где он сейчас – установить не удалось. В журнале “Нива” за 1888 год был опубликован рисунок Нестерова “Встреча царя Алексея Михайловича с Марией Ильиничной Милославской”, представляющий повторение этой картины. Рисунок изображает момент, когда Алексей Михайлович только что вошёл в комнату терема и впервые увидел свою невесту. Алексей Михайлович изображён отроком с открытым и приветливым взглядом, черты лица его проникнуты мужественной красотой и простосердечием. Та же русская красота, гармоническая собранность крупных, но приятных черт лица запечатлены в облике Милославской»2.

У Михаила Нестерова трагедия: после родов умерла супруга Мария Ивановна. В книге «Давние дни» (первое издание вышло в 1942 году)3, в главе, посвящённой В. И. Сурикову, он пишет об этом так:  «Скоро наступили для нас с Василием Ивановичем тяжелые годы. В июне 1886 года умерла моя Маша. Через год или два, не помню, не стало и Е. А. Суриковой. С этих памятных лет наши отношения, несмотря на разницу лет, углубились, окрепли на многие годы, вплоть до того времени, когда дочка Василия Ивановича, Ольга Васильевна, стала Кончаловской, а сам П. П. Кончаловский занял в душе Василия Ивановича первенствующее и никем не оспоримое место. Тогда же, в ранние годы, в годы наших бед, наших тяжелых потерь, повторяю, душевная близость с Суриковым была подлинная, может быть, необходимая для обоих. Нам обоим казалось, что ряд пережитых нами душевных состояний был доступен лишь нам, так сказать, товарищам по несчастью. Лишь мы могли понять некоторые совершенно исключительные откровения, лишь перед нами на какое-то мгновение открылись тайны мира. Мы тогда, казалось, с одного слова, с намека понимали друг друга. Мы были “избранные сосуды”. Беседы наши были насыщены содержанием, и содержанием до того интимным, нам лишь доступным, что, войди третий, ему бы нечего было с нами делать. Он бы заскучал, если бы не принял нас за одержимых маньяков в бредовом состоянии. Мы же, вероятно, думали бы, что этот несчастный, попавший в наше общество, был на первых ступенях человеческого состояния, и постарались бы от него поскорее избавиться. Так высоко парили мы тогда над этой убогой, обиженной судьбой, такой прозаической, земной планетой. Вот, чем мы были тогда».

Картина для Кяхты пишется с воспоминаниями о тех днях, когда Мария Ивановна готовилась к родам, семья была полна светлых ожиданий. А «200 р.», первая значительная сумма в ценах 1887 г., получаемая художником за картину (он тогда неплохо зарабатывал книжной графикой), была, очевидно, первым фактом его состоятельности как художника.

Светлое ожидание сквозит между юным царём Алексеем Михайловичем и невестой его – боярышней Марией Ильиничной. Наряд же её несколько тяжеловесен: художник отображал в картине облик супруги, а в памяти она осталась на последнем месяце беременности. Светлое ожидание, если зритель проследит за осью царь – боярышня. Однако в картине есть ещё четыре персонажа – «мамки-няньки». Они оживлены и не по-нестеровски лицемерны. Художнику несвойственны картины с какой-либо критикой лиц и действительности. Но если окинуть их группу в целости, то возникнет лёгкий намёк на ироничность. Мать-боярыня, низко склоняясь, целует подол царёва кафтана, однако всем живым выражением лица она со своими. А они приторно зазывают жениха сесть на кресло-трон рядом с боярышней. Вернёмся к письму Нестерова от 24 марта: «…и проживу, если не умру, до конца апреля, буду у вас писать картину для Кяхты». Мы знаем, что светлая царевна Мария Ивановна Нестерова мертва; следовательно, царь призывается занять пустующее место рядом с ней, стать женихом покойницы. Таков скрытый смысл изображённого. Супруга умерла, смерть ходит среди людей, присматриваясь. «Проживу, если не умру». Художник так близок к своей отошедшей Маше, что ему хочется умереть.

Дочь Нестерова Ольга Шретер впоследствии писала о матери так: «Первый весенний цветок с его тонким ароматом. Никакого внешнего блеска. Потому-то так нелегко объяснить исключительное чувство к ней отца. Почти через 60 лет вспоминал он о нем как о чем-то светлом, поэтичном, неповторимом. “Судьба”, “суженая” – излюбленное слово их обоих в письмах. Была она крайне впечатлительна, нервна; несмотря на простоту и бедность, по-своему горда… Над всеми чувствами доминировала особая потребность не только быть любимой, но любить самой безгранично, страстно, не считаясь даже с условностями того далекого времени. При отсутствии таланта, образования, внешнего блеска именно в смысле красоты духовной не походила она, очевидно, на окружающих. Слова отца: “Ты прекрасна своей душой” ярко характеризуют весь ее облик… Вот если можно уловить эту неуловимую прелесть, быть может, «не от мира сего» – будет и сходство, и понятно станет ее влияние на творчество отца»4.

Молодые обвенчались 18 августа 1885 года. В этот период Михаил Нестеров создаёт картину «Призвание Михаила Федоровича на царство». Это была картина-метафора, словно бы он сам призывался на царство. Фигура юного царевича светла, как сама надежда. Он открыто стоит на возвышении, в полутьме сводов фигуры бояр и священства. Художник понесёт народу свет своих картин, царь готов принести народу благо.

В 1886 году настал, по словам Михаила Нестерова, самый счастливый день в его жизни – 27 мая Мария Ивановна родила дочь Ольгу. А утром 29 мая на Троицу тихо отошла в мир иной. Похоронена была в Даниловом монастыре. «Хорошо было там, – вспоминал Нестеров, – тогда и долго потом была какая-то живая связь с тем холмиком, под которым теперь лежала моя Маша. Она постоянно была со мною, и казалось, что души наши неразлучны. Под впечатлением этого сладостно-горького чувства я много рисовал тогда, и образ покойной не оставлял меня: везде ее черты, те особенности ее лица, выражения просились на память, выходили в рисунках и набросках. Я написал по памяти ее большой портрет такою, какою она была под венцом, в венке из флердоранжа, в белом платье, в фате. И она как бы тогда была со мной…»5

Нестеров создаёт три варианта фольклорной картины «Царевна». Девушка озябла, идя в снегах, пытается согреть руки в рукавичках своим дыханием, впереди её низко летит чёрный ворон и бежит белый заяц. Следом художник пишет картину «Христова невеста» («из жизни керженского старообрядчества»). «Царевна» исполнена безнадежной покорной печали, «Христова невеста» приуготовляет себя к встрече в ином мире с женихом Христом. И только в картине «Встреча царя Алексея Михайловича с боярышнею Марией Ильиничной Милославской» («Сватовство в Древней Руси») портрет Марии Ивановны особый. Тут художник вживался в прижизненный любимый образ и нашёл его, преображаясь в горе-любви.

 

КАК КАРТИНУ НЕСТЕРОВА СПАСАЛИ

Замечательный музей создан в уфимской средней школе № 11 (ныне Аксаковская гимназия). Богатый материал собран здесь о выдающемся русском художнике Михаиле Нестерове (родился 19 мая 1862 года – умер 18 октября 1942 года). Он учился в мужской гимназии, на базе которой и создана школа. /…/ Изучая биографию Михаила Нестерова, собирая документы, связанные с его именем, краеведы школы вместе с руководителем музея Еленой Никуличевой приняли меры для сохранения малоизвестной картины художника «Встреча царя Алексея Михайловича с Марией Ильиничной Милославской». Картина находилась в городе Кяхте на границе с Монголией, в краеведческом музее. Хранители музея не только испортили картину, промыв ее керосином, но и препятствовали реставрации. В конце концов обратились ребята за помощью к писателю Валентину Распутину, переслав ему фоторепродукцию с картины, опубликованную в журнале «Нива» в 1887 году. Валентин Григорьевич прислал в школу хорошее письмо:

«Дорогие ребята!

В ответ на ваше письмо о картине, находящейся в Кяхтинском краеведческом музее, подтверждаю, что картина та самая, что на фотографии, – “Встреча царя Алексея Михайловича с Марией Ильиничной Милославской”, принадлежащая кисти М. В. Нестерова, и картина смотрится темновато. Название ее в музее не знают, об авторе говорят с сомнением. Я показал ваше письмо корреспонденту газеты “Советская культура” по Иркутской области в Бурятии, а он позвонил в Улан-Удэ и рассказал о картине и о том, что ее не дают на реставрацию. И вот в Улан-Удэ пообещали, что работа вашего земляка на реставрацию будет передана. Произойдет это, конечно, не сразу, но думаю, что произойдет. Корреспондент и я постараемся за этим проследить. Мне же более всего радостно было узнать, что есть такие школы, такие музеи и такие ребята, которые не забывают своих именитых земляков и болеют за их наследство.

Если будет это – будет и все остальное, а без этого ничего не будет.

Успехов вам в делах школьных и делах музейных! В. Распутин».

В числе произведений Валентина Распутина есть очерк «Кяхта», написанный в 1986 году. В 1985 году писатель посещает Кяхту и её Краеведческий музей. Предположим, что именно тогда ему рассказывают о проблемах с картиной Нестерова. Распутин подключает свои связи, корреспондента газеты «Советская культура» Владимира Ивашковского, чтобы спасти картину…

В уфимском тексте говорится*, что картина в Кяхте «находилась». Она и сейчас находится там. Оценка В. Г. Распутиным картины единственная: «Смотрится темновато». «Призвание Михаила Федоровича на царство» (1885) и «До государя челобитчики» (1886) тоже «темноваты». Фигуры главных персонажей театрально освещены, приём создаёт акцент, подчёркивает главенство. Достаточно сложный для тонового исполнения приём в арсенале изобразительных средств художников всех времен. Им пользовались Эль Греко («Апостол Иоанн»), Караваджо («Лютнист»), Лосенко («Прощание Гектора с Андромахой», светлым пятном выступает Андромаха), Гойя («Расстрел повстанцев 3 мая 1808 года в Мадриде»), Брюллов («Итальянское утро»), Суриков («Меншиков в Берёзове»), Иогансон («Допрос коммунистов») и т. д. Почти у всякого большого художника прошлого есть картины с подобным эффектом – светлое пятно на тёмном фоне. Тенденция исчезает из употребления с распространением электрического освещения.

Я, автор этих строк, посетила Кяхтинский краеведческий музей 16 ноября 2022 г. в сопровождении заведующей отделом краеведческой и национальной литературы Кяхтинской районной библиотеки Натальи Николаевны Шуховой. В большом зале купеческого быта было на что посмотреть. Издалека бросилось в глаза: «Нестеров»! Узнала художника по свойству лиц царя и боярышни. Картина висит с некоторым пренебрежением к ней в углу, подхода к ней нет. На более видном месте «ШИШКИН» – явная копия с картины «Среди долины ровныя» с сентиментальным позлащением колосьев…

Никто не писал лица и фигуры так, как Михаил Нестеров. Они одухотворены тонким возвышенным чувством. Ожидание, немой вопрос на нестеровских лицах-ликах. И впервые это найдено на кяхтинской картине. «Видение отроку Варфоломею», «Два лада», «Святая Русь» – всюду на лицах-ликах зритель увидит вопрос, поиск, ожидание, светлую надежду, словно и к нему обращённые. Встреча с картиной явилась для меня неожиданностью. Она, действительно, малоизвестна.

Художник, сражённый личным горем, не придал ей значения. Не придавал и в дальнейшем. В книге «Воспоминаний», охватывающих период 1862–1917 гг., он отзывается о ней вскользь, указывая, что писал её «в ту же зиму» 1887 г., тогда как даже мы помним, что он создавал её весной 1887 г. «В ту же зиму я написал по заказу из Кяхты исторический жанр: «Первая встреча царя Алексея Михайловича с боярышней Марией Ильиничной Милославской»6. Автор биографии Нестерова в серии ЖЗЛ и душевный друг художника С. Н. Дурылин обходит картину молчанием.

С заказчиком же из Кяхты они не могли не быть знакомы. Широкой известности художник ещё не имел, значит, заказчик был близок к его узкому кругу. Михаил Нестеров, выходец из купеческой семьи, был неплохо знаком с этой средой своего детства и юности. Также можно предположить, что знакомство с сибиряком-кяхтинцем состоялось через сибиряка-красноярца Василия Сурикова. Давним знакомцем последнего, а при первых шагах к мастерству и покровителем, был известный сибирский золотопромышленник и меценат Пётр Кузнецов. Связь с заказчиком могла возникнуть по линии Суриков – Кузнецов. Дела с великой Кяхтой тогда имели все видные купцы и промышленники Сибири, Кузнецов не мог не бывать в Кяхте. Особенно тесную дружбу Суриков водил с ровесником – сыном Кузнецова Иннокентием, известным впоследствии учёным-археологом, этнографом, географом и геологом. Давал Иннокентию уроки изобразительного искусства.

Табличка на кяхтинской картине гласит: «Сватовство в Древней Руси». Но Алексей Михайлович не древний, а средневековый царь. Загадку, на мой взгляд, решить несложно. Имелась в виду древлеправославная, староверческая Русь, которой и правил Алексей Михайлович до реформ Никона. Сибирские купцы исповедовали древлеправославие, старовером был создатель Третьяковской галереи Павел Третьяков (Суриковская «Боярыня Морозова», прославленная староверческой стойкостью, не его ли приобретение?). Художники в силу природного гуманизма были не чужды внимания к староверам как официально гонимым. На «Христовой невесте» Нестерова платок по-древлеправославному скреплен точно так, как и на портретных женских образах Василия Сурикова. Во многом благодаря этому элементу наряда образы смотрятся величаво.

Со слов сотрудников Кяхтинского краеведческого музея, картина Нестерова «Сватовство в Древней Руси» была найдена на чердаке Красных казарм, в которых размещался гарнизон приграничного города. Затем она висела в гарнизонной столовой. Спустя некоторое время была передана в музей, а именно в 1959 г., отреставрирована в 1978 г. в Улан-Удэ. С наибольшей долей вероятности И. Х. Алтаевым. Илья Хабич Алтаев (1927–2021) работал в Художественном музее имени Ц. С. Сампилова художником-реставратором с 1969 года. Курсы реставраторов Алтаев прошел в мастерских им. Грабаря в Москве в 1970 г., заслуженный деятель искусств Бурятской АССР. То, что с картиной имел дело очень опытный реставратор, может говорить в пользу изначальной темноватости картины, замыслу художника.

Предположительно, картина М. Нестерова была изъята из дома купца первой гильдии, мецената и общественного деятеля Алексея Михайловича Лушникова (1831–1901) во время разграбления, обычной практики при становлении советской власти. Именно у Лушникова была собственная картинная галерея, доступная посещению публикой. Он не мог не заботиться об уровне и качестве приобретаемых произведений. Павел Третьяков в Москве, Пётр Кузнецов в Красноярске, Владимир Сукачев в Иркутске, Алексей Лушников в Кяхте – число радетелей изобразительной культуры до революции было весьма велико.

Один из сыновей купца, Александр Алексеевич Лушников (1870–1947), стал профессиональным художником. Учился в Петербургской Академии художеств, затем в Париже у известного мастера и педагога Фернана Кормона. Александру Лушникову было 20–25 лет, когда он мог познакомиться с другими учениками Кормона, имена которых теперь в золотом фонде искусства – Анри де Тулуз-Лотрек, Винсент Ван Гог, Эмиль Бернар, из русских – Виктор Борисов-Мусатов, Николай Рерих. Мать Александра Лушникова в девичестве была Кандинская, он дальний родственник художника Василия Кандинского. Сестру Александра Лушникова Екатерину называл своей лучшей ученицей великий французский скульптор Роден…

В Кяхтинском краеведческом музее экспонируется полотно А. А. Лушникова «Праздник Цам». Оно было написано в 1943 году, очевидно, по фотографии, так как антирелигиозные гонения 1920–1930-х годов положили конец отправлению культов, в том числе грандиозному буддистскому празднику – масок Цам. Судя по этнографическим сюжетам многих картин, характеру путешествий, наш кяхтинец, подобно красноярцу Иннокентию Кузнецову, изучал сибирские племена, их быт и верования. И первый, и второй были лицами одной культуры, одной среды, схожей материальной состоятельности. Джордж Кеннан, знаменитый американский путешественник того времени, гостил и у Петра Кузнецова, и у Алексея Лушникова. Известно, что вторым домом Кузнецовых после Красноярска был Петербург. Здесь, как сказали бы мастера дедуктивного метода, можно сделать вывод, что, поскольку Василий Суриков и Михаил Нестеров в период 1886–1889 гг. были близкими друзьями, первый был тесно дружен с Иннокентием Кузнецовым, – через последнего могло состояться знакомство художников с Александром Лушниковым, заказ картины Нестерову в Кяхтинскую галерею его отца.

Обратимся теперь к авторскому повторению картины «Сватовство в Древней Руси», ныне находящейся в Архангельске, в собрании Государственного музейного объединения «Художественная культура русского севера». Справку 30 ноября 2022 года любезно предоставила мне хранитель живописи, старший научный сотрудник Надежда Григорьевна Юданова.

 

«НЕСТЕРОВ М. В. (1862–1942)

Первая встреча царя Алексея Михайловича с боярышней

Марией Ильиничной Милославской. 1887.

Справа внизу подпись и дата: Нестеровъ 87

Холст, масло. 97 х 134,4 см.

АОМИИ 1966 КП 420 Ж - 966

 

На оборотной стороне, на верхней планке подрамника надписи:

1) графитным карандашом № 43; 2) выцветшими чернилами:

Б.О. Ое А 17141 695 по описи № 65.

Справа на нижней планке бумажная наклейка: А 10815 ГТГ

Поступление: в 1966 г. из Сольвычегодского историко-художественного

музея с названием «В тереме царевны».

Ранее: а) собрание М. П. Гренстранда, Петроград, А. П. Турыгина;

б) ранее Государственный музейный фонд Петроградского отделения (отдел по охране, учёту и регистрации памятников искусства и старины Наркомпроса РСФСР с названием «Боярская сцена», Петербург).

Авторский вариант-повторение картины того же названия находится в ГАУК РБ Кяхтинский краеведческий музей имени академика В. А. Обручева.

В ходе изучения (исследования) зам. директора по научной работе Е. И. Ружникова в путеводителе по залам экспозиции «Русское искусство XVIII – начала XX века» опубликовала эту работу с названием «Первая встреча царя Алексея Михайловича с боярышней Марией Ильиничной Милославской».

Прокомментируем полученные сведения. О том, что оригинал картины находится в Кяхте, выше мы говорили, ссылаясь на письма М. В. Нестерова. К письму № 4 в комментариях, стр. 453, находим следующие сведения: «Очевидно, имеется в виду картина “Первая встреча царя Алексея Михайловича с боярышней Марией Ильиничной Милославской”, написанная Нестеровым по заказу из Кяхты». «Вещь эта ничего оригинального или художественного в себе не имела. С нее и было сделано мной повторение для отца моего приятеля Турыгина…» – пишет Нестеров в своих «Воспоминаниях».7

В сведениях из Архангельска нет следующей информации: Е. И. Ружникова дала название картине исходя из каких источников? Складывается впечатление, что называть её «Первая встреча царя Алексея Михайловича с боярышней Марией Ильиничной Милославской» – только традиция. Картина писалась не с натуры или старинного рисунка, а по воображению, что и создаёт разнобой в названиях. В архангельское повторение, надо полагать, М. В. Нестеров не вкладывал столько души, сколько в оригинал, возможно, по просьбе заказчика высветлил. Архангельское повторение ближе к модерну и движению «Мира искусства», тогда еще не оформившемуся. М. В. Нестеров изображает царя и его избранницу в типичном интерьере боярских палат, отчего одно из названий архангельского повторения было «Боярская сцена». Свидание происходит в палатах, где боярышню Марию Ильиничну таили перед свадьбой, помятуя о несчастной участи отравленной невесты-предшественницы.

Об Андрее Павловиче Турыгине, заказчике архангельского полотна, мы находим в письме № 524 Михаила Нестерова (Железноводск, 8 октября 1925 г.), стр. 308 «Писем». Размер архангельского полотна 97 х 134,4 см. Кяхтинского – 118,0 х 153,0. Письмо № 524 адресовано Сергею Николаевичу Дурылину (1877–1954), впоследствии автору биографии М. В. Нестерова для серии ЖЗЛ. В первых строках Нестеров пишет Дурылину: «Душевно часто бываю с Вами и люблю Вас искренне за мягкую, ласковую дружбу Вашу». Далее автор письма противопоставляет этой дружбе старинную и странную дружбу с Александром Андреевичем Турыгиным (1860–1934): «Не помню, говорил ли я когда-нибудь Вам о своём приятеле А. А. Турыгине, которого Вы встретили у нас без меня? Кажется, нет человека более “по всей видимости” не подходящего для дружбы со мной, чем этот флегматик, и, однако, сорокалетние отношения утверждают нас обоих в этом звании – звании испытанных друзей, и, видимо, утверждают навек. Странная дружба… и, однако, несомненная. Ещё недавно – очень богатый человек, умный, безусловно высокопорядочный, он представляет собой необыкновенно яркий образец вырождения отличной, но недолговечной породы. Дед – холмогорский мужик – самородок, в сороковых-пятидесятых годах наживает миллионы, ведёт, полуграмотный, торг лесом с Англией, роднится (женит единственного сына) с Громовыми, когда-то знаменитыми столпами старообрядчества. Холмогорский мужик роднится с санкт-петербургским именитым купечеством: Елисеевыми, Глазуновыми <…>. Мужик-миллионщик посылает единственного сына своего (отца А. А.) в Англию, в Лондон учиться там уму-разуму, себе и отечеству на пользу. Однако пользы ни отечеству, ни роду от него не вышло. Вернувшись англоманом, но не дельцом, отец А. А. кладёт начало конца большому делу, не любя его, им не интересуясь».

Нестеров заканчивает это письмо к Дурылину сообщением, что «600–700 писем», которыми он обменялся с Александром Турыгиным, не содержат ничего заветного, однако много говорят о «внешней жизни», «полной, разнообразной, деятельной»8.

Музей г. Кяхты
Музей г. Кяхты

Что интересного в письме в разрезе нашего исследования? Во-первых, подтверждается, что у картины старообрядческая, древлеправославная закваска: заказчик А. П. Турыгин был из старообрядцев. Оттого и название «Сватовство в Древней Руси», хотя речь идёт о средневековье. Во-вторых, удивительно и одновременно не странно, что картина оказалась в Архангельске – словно по воле «холмогорского мужика». Чтобы повторение было исполнено не по заказу, думать не приходится. Михаил Нестеров, всегда одолеваемый творческим горением, не стал бы писать повтор «в никуда», тем более в такой сложный момент его жизни – появления на свет сироты-дочери. В этот период он создаёт три варианта «Царевны», затем воплощает образ умершей супруги в «Христовой невесте». А может быть, повторение нужно было и ему самому, чтобы забыться в работе, изучить портрет жены с тем, чтобы достоверность образа в дальнейшем лучше передавалась?

Сведения об упоминаемом в архангельской справке М. П. Гренстранде находим на генеалогическом сайте. «Михаил Петрович Гренстранд. Дата рождения: 1856 г. Смерть: 1937 г. (80–81). Профессия: купец 1-й гильдии». Возможно, отец или сын Турыгины, утратив состояние в результате революции, уступили картину М. П. Гренстранду, по уходу которого в 1937 году она поступила в Наркомпрос РСФСР…

Картина Нестерова преодолела далёкий путь (из Петербурга?) до Кяхты, неизвестными была унесена из разграбляемого купеческого дома, долго томилась на чердаке в ненадлежащих условиях, при перепадах температур и влажности резко континентального сибирского климата. Авторское повторение долго перемещалось и волей и звездой «холмогорского мужика» нашло себя в Архангельске.

Авторское повторение – есть оригинал. Василий Перов, учитель Михаила Нестерова, сделал три повторения «Охотников на привале», Виктор Васнецов повторил «Витязя на распутье» около десяти раз, Василий Саврасов «Грачей» – свыше десяти раз. И т. д.

Будем надеяться, что «Сватовство в Древней Руси» вскоре найдёт себя в кяхтинском доме купца первой гильдии Лушникова, который в настоящее время реставрируется.

У кяхтинского полотна в сравнении с архангельским фон темнее, отчего фигуры персонажей выглядят чётче, статуарней, атмосфера – таинственней. Но, может быть… его надо ещё раз отмыть? Отправить на экспертизу в Москву, в реставрационные мастерские им. И. Грабаря?

Оба полотна никогда не бывали на выставках в период 1880-х, публика и художественная критика не оценивали их. А может быть, в контексте своей эпохи «Сватовство в древней Руси», «Первая встреча царя Алексея Михайловича…» встретили бы заинтересованный отклик? В доме А. М. Лушникова после 1887 г. перед картиной останавливались именитые и образованные любители живописи. «В этих стенах родился Д. И. Прянишников, знаменитый учёный агрохимик. Ядринцев и Потанин, Обручев и Козлов, Легра и писатель Максимов – многих и многих принимали, угощали, слушали и поздравляли в просторной гостиной на втором этаже этого дома», – пишет В. Г. Распутин в очерке «Кяхта». Город был густо заселён и посещаем знаменитостями. И. И. Попов, русский революционер, народоволец, учёный и журналист, прибыл сюда в ссылку из Петербурга в 1885 г., стал зятем А. М. Лушникова. В Кяхте подолгу бывали путешественники Н. М. Пржевальский и Г. Е. Грум-Гржимайло. Сын декабриста Н. Бестужева А. Старцев, собирая лучшую в Европе библиотеку древнекитайских рукописей, постоянно общался с кяхтинскими купцами, присматривающими для него искомое.

И, наверное, нет необходимости называть малоизвестную картину незначительной. В творчестве художника Михаила Нестерова ей было место, он писал её, охваченный светлым возвышенным чувством, обретённой и отнятой любовью. «Любовь к Маше и потеря её, – писал Нестеров, – сделали меня художником, вложили в моё художество недостающее содержание, и чувство, и живую душу – словом, всё то, что позднее ценили и ценят люди в моём искусстве»9.

 

Ссылки на использованную литературу

 

*Детали этой почти детективной истории описала Рашида Краснова в книге «Родословная Уфы» (Уфа. Белая река, 2004). – Прим. ред.

 

  1. М. В. Нестеров. Письма. М.: Искусство. 1988. С. 30–31.
  2. А. Михайлов. Михаил Васильевич Нестеров. М.: Советский художник. 1958. С. 41–42.
  3. М. В. Нестеров. Давние дни. М.: Искусство. 1959. С. 81–82.
  4. О. М. Шретер, цитата по книге И. И. Никоновой «Михаил Васильевич Нестеров». М.: Искусство. 1979. С. 16.
  5. М. В. Нестеров. Воспоминания. М.: Советский художник. 1989. С. 96.
  6. И. И. Никонова. Михаил Васильевич Нестеров. М.: Искусство. 1979. С. 21.
  7. М. В. Нестеров. Воспоминания. М.: Советский художник. 1989. С. 97–98.
  8. М. В. Нестеров. Письма. М.: Искусство. 1988. С. 453.
  9. Там же, с. 308.
  10. А. Г. Румянцев. Валентин Распутин. ЖЗЛ. М.: Молодая гвардия. 2016. С. 262–267.
  11. В. Г. Распутин. Сибирь, Сибирь… Иркутск: Артиздат. 2000. С. 170.
  12. М. В. Нестеров. Воспоминания. М.: Советский художник. 1989. С. 97.
Читайте нас: