№11.2024. Нина Турицына. Искусствовед Эвелина Фенина

Всю свою жизнь она писала о башкирских художниках.

Пришла пора написать о ней самой.

Эвелина Павловна Фенина – одна из немногих легендарных женщин нашей столицы.

Стройная, с тонкими чертами лица, с роскошной косой золотых волос. Она  приехала в Уфу профессионалом высокого класса, а уж за 55 лет непосредственного общения со всеми художниками Башкирии накопила поистине уникальный материал  и опыт.

 По рождению – уральская казачка, после переезда родителей – ленинградка, она ещё в школе мечтала писать, овладеть пером, а  потому  решила поступать на филологический факультет Ленинградского университета, тогда, в 1948 году, носившего имя А. А. Жданова. Её, ещё только подававшую документы в приёмную комиссию, заметил другой абитуриент, Лев Фенин, и убедил поступать вместе с ним  на исторический факультет, ибо  знать, о чём писать, невозможно без знания истории.

Так она попала на отделение истории и теории искусства исторического факультета, о чём никогда не жалела. Это давало фундаментальное  образование, а сам Ленинград, с его богатейшими собраниями произведений искусства – Эрмитажем и Русским музеем,  был прекрасной практической школой.

В 1953 году, окончив университет,  приехали на родину мужа, в Уфу.

Здесь в Художественном музее имени М. В. Нестерова она проработала четверть века, занимаясь научной и пропагандистской работой.

Привлекала возможность передать свои знания молодёжи, а потому с удовольствием взялась за преподавательскую работу: сначала на художественном отделении Училища искусств, затем на историческом и филологическом факультетах университета. 

В советское время при горкоме партии существовало общество «Знание», Нестеровский музей тесно сотрудничал с ним, и лектор Фенина ездила по всей Башкирии. Выступала с публичными лекциям на предприятиях Уфы, на родине Салавата  Юлаева в селе Малояз,  в Чишмах, Шакше, Абдуллино, на курортах Юматово, Шафраново перед отдыхающими. Работала на общественных началах, то есть совершенно бесплатно, читала по 130 лекций в год, но никогда не воспринимала это как бремя, считая просветительство главнейшей задачей интеллигенции.

С 1974 года, со времени создания художественно-графического факультета преподавала в Башгоспединституте. Сначала читала курс истории зарубежного искусства, потом «Историю профессионального изобразительного искусства Башкортостана».

А ещё она автор множества статей о башкирских художниках,  статей серьёзных, аналитических, далёких от задач рекламы и пиар-кампаний. В одном только журнале «Бельские просторы» ежегодно, начиная с 1999 года, у неё было по 3–4 публикации. Перечитала их почти все и предположила, что писала она только о любимых художниках. А чтобы полюбиться ей, нужно было быть настоящим мастером. С большим сожалением говорила она, что прекрасное понятие «искусство» всё более заменяется  чуждыми нам словами «арт», «проарт», так же  как спектакль – перфомансом, а выступление – шоу.

 «Искусство уходит – идёт арт».

В её речи то и дело сверкают законченные образные формулировки – только успевай записывать, – и понимаешь, что она не только прекрасный искусствовед, но и талантливый литератор.

«Ты (художник) хочешь признанья – так воспитывай публику!»

«У нас нет хлеба (хорошего реалистического искусства), а нам дают устриц (в виде всевозможных измов)».

 Жалко смотреть на убогие в своих аляповатых вывертах композиции ни о чём, претенциозно называемые «Силенсио», «Алькасар», «Аргус», «Поцелуй Шагала», «Смерть и Дева» и столь же претенциозно объясняемые их принадлежностью к модным  (а скорее уже старомодным) направлениям сюрреализма, абстрактного экспрессионизма и прочая, и прочая...

Фенина начала с самых истоков. Тихой грустью проникнута её статья о первом собирателе башкирского искусства,  скромнейшем человеке и прекрасном художнике Василии Степановиче Сыромятникове.  А какие прослеживаются корни и традиции! Он учился в Казанской художественной  школе, где преподавали Николай Фешин, Юрий Евстафьев, Павел Беньков. Последний был учеником Дмитрия Николаевича Кардовского, видного педагога, живописца, графика, театрального художника, автора лучших иллюстраций к рассказам Чехова, к «Ревизору» Гоголя, к «Горю от ума» Грибоедова. Сыромятников был одним из организаторов и даже одно время председателем АХХРа, продолжавшего после революции традиции передвижников. Из экспедиций в районы Башкирии они привозили: А. Э. Тюлькин – этюды к картинам, К. С. Девлеткильдеев – готовые полотна, Сыромятников – альбомы-документы эпохи с зарисовками предметов быта башкир. На свои деньги он приобретал и сами предметы, но не для себя – для художественного и краеведческого музеев. «Когда я думаю о нём, – проникновенно писала она, – мной овладевает чувство неловкости и даже боли: он не имел никаких званий, был совсем не знаменит, и это несправедливо. Он  много сделал для культуры Башкортостана. Был одним из первых живописцев, увековечивших природу и быт башкир». Фенина была знакома со старейшим нашим художником  Иваном Ивановичем Урядовым,  в далёком 1926 году приехавшим в Уфу и начавшим преподавать в недавно созданном техникуме искусств. Как вспоминает студент первого выпуска Мухаммед Арсланов: «С рождением техникума рождалось профессиональное искусство Башкирии». Урядов не только преподавал, но и сам писал, причём и большие исторические картины («Переправа Чапаевской дивизии через р. Белую у Красного Яра»), и портреты («Портрет молодой девушки», «Автопортрет», «Сидящий рабочий»), и пейзажи. А ещё он изучал рисунок, и чистый рисунок как самостоятельное произведение привлекал его внимание как художника, в этой сложной технике он оставил нам целую серию работ  «По родным местам Башкирии».  В Доме офицеров когда-то висела большая историческая картина  «Допрос Салавата». С неё и началась творческая карьера Алексея Александровича Кузнецова: в 1955 году, на декаде культуры Башкирии в Москве она стала центральной, не затерявшись даже среди полотен  таких известных мастеров, как А. Э. Тюлькин, Б. Ф. Домашников, А. В. Пантелеев, А. Д. Бурзянцев. По прошествии полувека ни живописные качества, ни общая ценность произведения не утратили своей значимости. С большой чуткостью Фенина подошла к анализу творчества Бориса Федоровича Домашникова. От ранних, нежных поэтичных работ – пейзажа лирического – он перешёл в 1974 году (год написания «Сказа об Урале») к пейзажу героическому, проникнутому гордостью за Родину и её прошлое.  Работы последнего десятилетия (художник умер в 2003), написанные в жёсткой технике пуантилизма, говорят вовсе не о модном  тогда стремлении расстаться с реализмом, а о жёсткости и даже жестокости новой действительности. Кстати, Домашников, всю жизнь проживший в Уфе, никогда не был провинциалом по духу, стремящимся не отстать от столичной моды и перебарщивающим, как все провинциалы, в этом стремлении. Это была натура цельная, и хотя, тонкая и ранимая, но с твёрдым стержнем, позволявшим не гнуться ни перед трудностями жизни, ни перед новыми идеологами.  Именно Фенина заново открыла нам замечательного живописца, широко образованного художника,  любимого ученика Александра Эрастовича Тюлькина,  к сожалению, почти забытого ныне Александра Васильевича Пантелеева. В 50–70-е годы он был одним из первых мастеров индустриальной темы в башкирском пейзаже, как во всесоюзном А. А. Дейнека и Г. Г. Нисский. Его суровые и прекрасные «Горлицы», «Зима. Скалы», «Март» – это картины, мимо которых никогда не пройдёшь равнодушно. А какие необычные у него натюрморты! Это вовсе не  still life (тихая жизнь), как называют их в Англии. Они не умиротворяют, а заставляют думать и переживать, что тонко подмечено Фениной.

 Рашид Мухамедбареевич Нурмухаметов, окончивший лучший художественный вуз страны – Московский институт имени В. И. Сурикова,  был одним из ведущих художников республики. Выражалось это, в частности, в том, что для парадных портретов  членов правительства, советских и партийных деятелей обычно  именно его ангажировал обком партии, что вызывало не всегда дружественные чувства коллег, хотя эту работу ему поручали не как партийному  функционеру, а как лучшему портретисту. А ведь он оставил нам прекрасные портреты и знаменитых людей республики («М. Карим», «Портрет народной артистки СССР З. А. Насретдиновой»,  «Портрет Сагита Агиша», «Портрет заслуженного врача РСФСР В. А. Гизатуллина», портреты жены – актрисы Русского драматического театра, балерины Фирдаус Нафиковой, скульптора М. Якупова), и простых её тружеников, которых трактовал как героев.

Он был человеком широкой души. Не считаясь со временем, ходил по высоким кабинетам, хлопоча о получении квартир   для коллег, об улучшении их материального положения.

  В своей статье о художниках-ветеранах Великой Отечественной войны Фенина назвала всех поимённо и для каждого нашла добрые проникновенные слова. Эти люди совершили двойной подвиг – воевали за Родину, а потом в своих картинах отразили кистью очевидца документальную правду о войне. Она написала о Рауле Гумерове, Владимире Пустарнакове, Амире Арсланове, Габдулле Сулейманове, Алексее Храмове, Рахиме Ишбулатове, Григории Круглове, Константине Головченко.  В доме по улице Ленина позади гостиницы «Агидель» жил художник Николай Андреевич Русских. Статью о нём Фенина назвала «Добрый талант». И человеком он был добрым и скромным, и был тружеником, пробивая дорогу в искусстве ежедневной работой, большим старанием. Всесоюзный успех принёс ему портрет художницы Маши Краснореповой, тогда молодой выпускницы Училища искусств. В начале 60-х Русских написал картину «Бригада коммунистического труда», и далее в том же жанре группового портрета написаны: «Песня», «Что ты девушкам спать не даёшь», «Портрет четверых художников», где написал себя среди своих коллег-друзей: А. В. Юдина, А. В. Пантелеева, Б. Я. Палеха, – это монументальный портрет типичных людей эпохи с едиными интересами и запросами.

  Фенина была открыта и современному башкирскому изобразительному искусству. Ей нравилось творчество Ильдара Гильманова. Его обращённые к башкирской культуре образы импонировали ей сочетанием народных традиций с современностью.  В статье о творчестве сравнительно молодых художников Талгата  Масалимова и Рината Харисова Фенина писала, что особый интерес на их выставке вызвало желание постичь новое в тех, кого вроде бы уже хорошо знаешь и кто вдруг обернулся незнакомцем. А эти двое как раз таковы – они в постоянном поиске, и  потому не случайно пришли к очень специфической манере, сделав шаг от яркой реалистической картины на историко-бытовую тему к обобщённой декоративной образности. О скульпторе Николае  Александровиче Калинушкине Фенина написала большую статью, в которой осветила его творческий путь с разных точек зрения. Он был и скульптором, и преподавателем в Училище искусств и на худграфе педуниверситета, и инициатором проходивших в Уфе, а потом  и в других городах России симпозиумов по скульптуре; и начинателем нового для Башкортостана направления – медальерного искусства; и общественным деятелем.   Прожил мало (1948–2004), а успел много.  Но главным  её трудом стала книга «Художники Башкортостана. XX  век». 640 страниц,  более 240 художников!

Это справочник, содержащий сведения  практически обо  всех мастерах изобразительного искусства  Башкортостана, включающий фотопортрет  каждого художника, даты его жизни, образование, перечень  художественных работ, участие в выставках, звания и награды. Можно только поражаться объёму проделанной ею работы.  Пусть не удивляет, что статья о Фениной оказалась в большой мере рассказом о башкирских художниках – это главный предмет её исследований как искусствоведа. Так нельзя рассказать, к примеру, о композиторе, если не проанализировать его музыкальные произведения.

Собравшая (и прочитавшая) богатейшую библиотеку, Фенина  вызывала восхищение широтой интересов. В последние годы жизни предметом её интересов была средневековая японская литература, особый вид насыщенной стихами прозы, создаваемый в основном женщинами, в частности, «Гэндзи-моногатари» – вершина классической литературы, повесть, созданная в начале XI века писательницей Мурасаки Сикибу. Жаль, что теперь совсем исчезли  диспуты по вопросам искусства, прежде непременный атрибут каждой художественной выставки. Она бы и теперь – я в этом уверена – блистала на них точностью и аргументированностью суждений и этим помогала бы  широкому кругу посетителей разобраться в современном искусстве, «дабы отделить зёрна от плевел».