Все новости
Культура
3 Марта 2023, 11:51

Михаил Роднов. Страницы музыкальной истории Уфы XIX столетия

Едва раздаются нежные звуки «Влтавы» Бедржиха Сметаны из цикла «Моя родина», как сразу невольно всплывают ассоциации со славным музыкальным прошлым нашей уютной красавицы Уфы. Тем более когда много лет занимаешься изучением творчества Руфа Гавриловича Игнатьева (1818–1886), не только краеведа-историка, но ещё и музыкально одарённого человека. Игнатьев пел в детстве в церковном хоре московского Успенского собора в Кремле (младшим подголосником), занимался у знаменитого исполнителя русских народных песен А. Е. Варламова, в 1840-е годы обучался в Парижской консерватории у композитора Ф. Ж. Галеви (1799–1862), известного теоретика музыки, у которого, кстати, учились Шарль Гуно, Жорж Бизе, Камиль Сен-Санс. Именно музыка «спасла» Р. Г. Игнатьева во время солдатчины: оказавшийся в Уфе новобранец возглавил оркестр квартировавшего здесь 10-го Оренбургского линейного батальона, быстро создав из грубых армейских трубачей и барабанщиков первоклассный коллектив исполнителей. И в дальнейшем Игнатьев интересовался музыкой народов Башкирии и Белоруссии, играл на многих инструментах, сам сочинял1. Интерес к музыке Руф Гаврилович пронёс сквозь всю жизнь, и когда весной 1884 года он ненадолго приехал в Уфу из Оренбурга, где тогда проживал, на страницах единственной местной газеты появляется несколько статей на музыкальную тему.

Сначала в «Уфимских губернских ведомостях» выходит работа Р. Г. Игнатьева о только что покинувшем Уфу епископе Никаноре, который, кроме всего прочего, занимался музыкальным творчеством. Его сочинение на псалом «Хвалите имя Господне» исполняли во всех церквях нашей епархии и города Уфы, где только имелись певческие хоры. «Пьеса написана в тоне sol majeur, с переходом местами в его минорный тон Mi; без выходов в другие тоны; словом – гамма очень проста, по примеру древних церковных песнопений. Мелодия вся идёт правильными переходами аккордов из мажора в минор; гаммы sol, по местам мысли текста выражены фугой, именно там идёт фуга, где упоминается имя Божие, что при торжественно-умилительном выражении звуков придаёт особое значение всей мелодии. По примеру древних церковных песнопений, вся мелодия псалма “Хвалите имя Господне” выражена нерифмованным тактом, голоса, за исключением баса, написаны в скрипичном ключе sol, как теперь и пишут современные композиторы, ясно доказывая всю рутину запутанности старинных певческих ключей дисканта, альта и тенора. Основную мысль наиболее выражает тенор»2. Игнатьев профессионально разбирался в церковной музыке.

В следующем номере выходит небольшая заметка «Вокально-музыкальный духовный концерт», подписанная псевдонимом «Феопент Стихарев-Осмигласов», о состоявшемся в Уфе 25 марта 1884 года музыкальном вечере3. Кто же скрывался под данным явно музыкальным прозвищем? Изучение этой и следующей статей «Феопента» со стопроцентной уверенностью свидетельствует об авторстве Р. Г. Игнатьева. Во-первых, в 1875 году в газете уже выходила статья под сходным псевдонимом «Феопент Взиранский», явно относящаяся к творчеству Игнатьева (смотри том VI его собрания сочинений). Но, самое главное, исторические сюжеты, что «раскопал» именно Руф Гаврилович, – рассказ об ученичестве у Варламова, о Франции и пресловутом оркестре 10-го Оренбургского батальона, о польских конфедератах, устроивших в Уфе первый театральный спектакль, – да и сам стиль повествования не оставляют сомнений, что эти статьи вышли из-под пера Руфа Гавриловича.

В самих же «Уфимских губернских ведомостях» уже имелся автор, специализировавшийся на заметках о музыкальной жизни Уфы, он публиковался под псевдонимом «мурза Якшигулов». Например, его сообщение о музыкальном вечере напечатали незадолго до этого, 18 февраля. Кто из уфимцев скрывался под магометанским прозвищем, мне неизвестно. Ясно другое, Руф Гаврилович нашёл сего «мурзу», и оказалось, что они оба были знакомы с А. Е. Варламовым: «Один из нас… был учеником Варламова, другой, принятый как родной сын, был в гостеприимном доме Варламова, в Москве». Из воспоминаний, разговоров об искусстве, ну и, как без этого, вечернего музицирования родилась идея написать совместную работу о Варламове – как в Уфе проводились первые концерты, и… в мае 1884 года в «Уфимских губернских ведомостях» выходит большая публикация под заголовком «Артисты, посещавшие Уфу в 1840-ых и 850-ых годах». Она имела двух авторов, второй – уже «разоблачённый» Руф Гаврилович Игнатьев под маской «Феопента Стихарева-Осмигласова», а вот первый подписался как «Станислав Бикъякшевич». Уже не «мурза», но всё равно пока подлинное имя сего любителя музыки мною не установлено.

Эта работа ниже полностью публикуется. Перед нами фактически первая попытка собрать материал по истории музыкальной жизни Уфы. Статья вызвала большой интерес, и редактор «Ведомостей» Николай Александрович Гурвич добавил несколько чрезвычайно ценных замечаний. Читая работу «Феопента» и «Бикъякшевича», а текст наверняка окончательно готовил к печати Руф Гаврилович, необходимо иметь в виду, что статья во многом создавалась на основе личных воспоминаний, никто до них не собирал материал о музыкальной истории Уфы, да и авторы, включая Игнатьева, не держали в руках газеты первой половины XIX столетия. Отсюда довольно резкая критика предшественников, не всегда обоснованная.

Когда в Уфе в 1838 году начали выходить «Оренбургские губернские ведомости», тем более с 1843 года, после прихода первого редактора неофициальной части Ивана Прокофьевича Сосфенова, в них эпизодически появлялись заметки о культурной жизни нашего города, в том числе о музыке. Другое дело, что постоянных авторов-музыковедов действительно не находилось, да и в маленькой, журнального формата газете часто просто места не было. Тем не менее обвинять нашу прессу первой половины XIX столетия в полном игнорировании музыкальных пристрастий нельзя, здесь есть интересный материал.

Например, в 1845 году прибывший в Уфу вместе с богатейшим помещиком и золотопромышленником И. Ф. Базилевским, видимо для обучения его детей, Христофор Антонович Трейгут извещал, что он решил «остаться на зиму в городе Уфе, для преподавания уроков музыки», снимая квартиру на главной площади в доме Инзарцева4. В местной хронике мелькали музыкальные мотивы. На новый, 1847-й год в Уфе «не слышно было звука труб и литавр, ни гармонического пения вокальной музыки»5. В том же году А. Б. Гутоп с 1 сентября у себя на квартире (дом Кадомцева во второй части города) открыл «класс бальных и характерных танцев»6. А 30 августа состоялся бал во вновь отстроенном двухэтажном здании мужской гимназии (ныне корпус медуниверситета), где играл оркестр. Открылся бал польским танцем, затем 40 пар шли во французской кадрили, которая «и доселе у нас господствующим танцем» является, отмечал журналист. «Этот великолепный бал заключён был мазуркою с грос-фатером»7. Последние недели пред Великим постом 1848 года в Уфе «обеды сменялись зваными вечерами, вечера обедами, театральные представления концертом, концерт снова театральными представлениями, а о катаньях мы уже и не упоминаем; Казанская улица была каждодневно их главным поприщем». Шли вечерние балы, с благотворительными целями состоялся концерт в гимназическом зале, а дворянские выборы закончились обедом «при оркестре музыки г. Стрелкова»8. Это был оркестр, приехавший с театром. В августе 1848 года, едва окончилась ужасная эпидемия холеры, «Ведомости» сообщали, что во «временном нашем театре г. Стрелкова начали давать каждодневно по 3, а иногда и по 4 спектакля»9. В октябре театральная труппа под управлением Стрелкова, «прогостив у нас около 4-х месяцев», уехала в Казань10. А в номере 39 за 25 сентября 1848 года анонимный автор, возможно сам редактор И. П. Сосфенов, опубликовал подробную рецензию под заголовком «Театральная хроника».

«В истекшую неделю на нашем театре дано было четыре спектакля. Из них замечательных было три, и каждый своею особенностию. Первый дан был 15 числа в бенефис известной нашей актрисы г-жи Надежиной, второй, 16 ч., отличается лишь тем, что в нём в антрактах играл на скрипке вновь прибывший сюда иностранец г. Блезе варияции [Вариации. – Прим. ред.] соч. Берио, тему и варияции из оперы Дон-Деляжа, соч. Каливода и Карнавал Венециянский, соч. Эрнеста, а третий, 17 ч., дан был в пользу детских приютов.

Начально скажем о спектакле, данном в бенефис г-жи Надежиной. В “Пантеоне” за нынешний год, между прочим, сказано, что публике:

 

Знаменитого и славного

Хоть вовсе не давай,

А поболее забавного

В бенефисы нахватай,

Чтоб афишка была длинная,

Пусть в ней смысла даже нет.

Лишь бы не было старинного,

Пьес давно минувших лет.

 

Действительно в губернской типографии афиша была отпечатана хотя не длинная, но зато весьма красивая и пространная. Пьес играно было три: “Генриета или Мщение чрез два года”, драма в 3-х действиях соч. Ансело; “Ехал да не доехал”, и “Три искушения”, – оба водевили. Первая пьеса по содержанию интересна, а последние две, подобно мыльным пузырям, не оставили за собою ни какого впечатления; только в последней г-жа Дембовская, играя Сезарано-чертёнка, была весьма интересна.

Бенефициянтка [Бенефециантка. – Прим. ред.] г-жа Надежина выбрала для себя главную роль Генриеты, кажется не с тою ли целию, чтобы показать в ней своё драматическое искусство, – и действительно игра её была превосходна.

Её увлечение, с которым она вообще исполняет свои роли, здесь обнаружилось во всей силе. Роль её была весьма трудна, а ей надобно было бороться и с пламенною любовию оскорблённой женщины, и с обязанностями дочерними; ей надобно было не только высказать, но и выразить мимикою все переливы чувств своих от радости к горькой печали и ужасному мщению.

Здесь не одна слеза от натуральной её игры выкатилась из глаз посетительниц этого спектакля.

Положение её игры было весьма интересно, в особенности во втором и третьем актах драмы, когда она, лишившись отца, падшего невинно на эшафоте, является в глубоком трауре с распущенными по плечам волосами, с бледным как смерть лицом, и наконец, когда, подавив чувства любви и скорби, выходит мстительницею… Тут её улыбка Фердинанду, своему обольстителю и изменнику, была чисто сатанинская – верх искусства.

Здесь нужно ещё прибавить, что г-жа Надежина выполняет роли свои прекрасно и в водевилях.

Фердинанда Де-Монваля, второго действующего лица в пьесе, играл г. Кравченко хотя и хорошо, но он больше актёр водевильный; краса же водевилей – куплеты, для которых нужен и приятный звучный голос, красивая наружность и стройность музыки…

Третьего действующего лица в пьесе Бальи, старшего лесничего Монваля, отца Генриетты, играл г. Молчанов с полным знанием своего дела. В нём виден опытный артист.

Вот главные действующие лица. Остальные все содействовали успеху этой пьесы довольно хорошею игрою. Костюмы в драме были вообще богаты.

В водевиле “Ехал да не доехал”, г. Новицкий, играя маркиза Бельфлера, раболепствующего Элеоноре Розалион – танцовщице Французского театра, много искажал свою роль излишними фарсами. Он артист с хорошим талантом, и его настоящая сфера – чиновники уездных присутственных мест былого времени. Здесь не излишне заметить ему, что он прежде спектакля мало знакомится с своими ролями, а только надеется на своё дарование и суфлёра, иногда довольно звучно ему подсказывающего.

В спектакле, данном в пользу детских приютов, отчётливо сошли пьесы: “Царская трость или Деревянный ходатай” и “Горе от тёщи”. В первой г. Новицкий, играя Фому Фомича Турухчина, секретаря земского суда, был совершенно на своём месте, как равно и г. Надежин в роли Пробки, копииста того же суда, был весьма хорош. Во второй пьесе “Горе от тёщи” за прекрасную игру пальма первенства принадлежит г-же Новиковой, всегда с совершенным знанием выполняющей свои роли. Дивертисманы сходят на нашей сцене довольно удачно, в особенности танцы и русская пляска, о пении же сказать этого нельзя».

Перед нами одна из первых театральных рецензий уфимского «происхождения». Они довольно редко появлялись в прессе, что объяснялось, по-моему, сложностью самого жанра. Надо либо хвалить и восторгаться, либо обтекаемо что-то высказывать о нередко халтурной игре провинциальных трупп, предлагавших невзыскательной публике в основном водевильный репертуар. Так, в 1849 году театральная хроника мелькнула лишь в одном из последних номеров «Ведомостей», в Уфе гастролировала труппа Иванова11. Зато осевший в нашем граде неугомонный француз Артемий Богданович Гутоп, проживавший на Казанской улице в доме Аполлонова, зазывал уфимских дамочек на танцевальные классы, «состоящие из новейших бальных танцев, как-то: Редова, полька-мазурка, Трамблант, французская кадриль с новыми переменами, и ещё два новые танца – вальс в пять па и кадриль-мазурка; из характерных: русская и цыганская пляски, Стирийский танец, Качуча и проч.»12.

Зимой 1850 года в Уфе кроме труппы актёров Иванова, рысистых бегов и катанья по Казанской, к которым пристрастились уфимцы, «или лучше сказать уфимки», запомнился «член Императорской Венской консерватории А. Фон Махер, давая концерт, восхитил… всех… своею прекрасною игрою»13. В начале 1851 года в уфимском временном театре давала представления труппа под управлением «девицы Соколовой 1-й»14. Действительно, во многом Руф Гаврилович Игнатьев прав, говоря о малом количестве информации по музыкальной, да вообще театральной, культурной жизни Уфы и края в местной прессе. Хотя современная печать этим тоже не особенно увлекается. По крайней мере редактор И. П. Сосфенов в зимние месяцы что-то публиковал на культурную тематику. Тем более важным и ценным является совместная работа Р. Г. Игнатьева и анонимного Станислава Бикъякшевича. В конце статьи авторы обещали подготовить продолжение, но обещанное не сбылось. Через два года Руф Гаврилович Игнатьев скончался.

 

Станислав Бикъякшевич

Феопент Стихарев-Осмигласов

 

Артисты, посещавшие Уфу в 1840-х и 1850-х годах

 

Когда не было ни пароходов, ни Оренбургско-Самарской железной дороги, Уфа являлась дальним городом от столиц и центральных городов, городом забытым, мало кем знамым, о нём составилось тогда самое ложное понятие. Москвичи считали Уфу ссылочным городом и Сибирью… Не зная того, что Уфу в 1586 г. основали их же предки, что там и музыка, и обычай московские. Столичный житель являлся в Уфу только на службу, или по делам службы и очень редко без службы, так себе по своим делам; заезжали и учёные, как Гумбольт и другие, но артисты-музыканты, не предвидя особых выгод, и совсем, кажется, в Уфу не заезжали…

Уфа никогда не была дальним городом, хотя бы касательно музыки и литературы, выписывая и газеты и книги. Немало было и литераторов из уфимцев. Что же касается музыки, то здесь в Уфе получил музыкальное образование (значит, были и преподаватели) композитор Алексей Николаевич Верстовский, отец которого служил управляющим Удельною конторою. Из Уфы 18-летний Верстовский отправился на службу в Москву и тотчас получил известность артиста на скрипке и фортепьяно, а первая пьеса сочинения Верстовского – «Чёрная Шаль», слова Пушкина, доставила Верстовскому общую известность, о нём узнала Россия15.

Первым из светил тогдашнего музыкального мира посетил Уфу в 1843 году композитор Императорских московских театров, известный певец Александр Егорович Варламов. Настоящую заметку, касающуюся хроники общественной жизни в Уфе в 840 годах, пишем и подписываем мы двое, поделившись между собою сведениями о Варламове. Один из нас нижеподписавшихся был учеником Варламова, другой принятый как родной сын был в гостеприимном доме Варламова в Москве. Ну что же? За границей, в особенности во Франции, и сплошь, и рядом пишут вдвоём и втроём для журналов, газеты и сцены.

Варламова вызвала в Уфу одна из лучших его учениц в Москве Е. Н. Микулина, дочь старшего московского полицмейстера, вышедшая замуж за управляющего в Уфе Удельною конторою г. Болховского. Болховский тоже был и ещё до женитьбы один из знакомых и почитателей Варламова. Варламов написал музыку на стихи Болховского «Поучение и молитва» и посвятил свой труд Е. Н. Болховской.

В 1843 году Болховские, узнав, что Варламов вместе с известным московским оперным певцом Бантышевым едут на Нижегородскую ярмарку, а потом в Казань давать концерты, просили Варламова и Бантышева приехать для концертов в Уфу, жаждущую послушать и того и другого, и что в Уфу до этих пор артисты не приезжали. Варламов дал слово и в конце июля 1843 года приехал в Уфу, но без Бантышева, уехавшего в Пермь.

Варламов остановился, само собою, у Болховских. Уфа приняла его не только радушно как нельзя более, но даже с восторгом, которого не ожидал певец-композитор. С ним, начиная от губернатора, городских властей и т. п., знакомились, даже дружились, делали визиты, и Варламов им делал визиты. Уфа не только восторженно слушала певца, но раскупала его сочинения, его литографированные портреты. Варламов стал героем дня, и только было и толку в Уфе, как о Варламове, российском соловушке, по выражению тогдашнего поэта Ленского.

Концерты Варламова были 8, 10 и 15 августа 1843 года в зале Дворянского собрания, помещавшегося в наёмном доме на Голубиной улице, нынешнее же собрание ещё только стали строить. Афиш концертов Варламова к сожалению не сохранилось, но они были печатные, так как единственная тогда в Уфе губернская типография существовала ещё с 1824 года, а в 1838 году уже печатали «Оренбургские губернские ведомости».

Концерты Варламова давали полный сбор, какой только возможен был в тогдашней Уфе. Варламов никогда ничего не пел, кроме собственных своих же песен, и, не любя чужого аккомпанемента, аккомпанировал сам себе. В аккомпанементе Варламов был неподражаем, лучшие из учениц и учеников его никак, за всеми стараниями, не могли усвоить себе методы аккомпанемента Варламова.

Варламов из Уфы писал в Москву к жене своей, М. В. Варламовой, что в его трёх концертах в особенности удались пьесы его сочинения: «Песнь Офелии», «Майко», «Зоренька ясная», «Молодость», «Пташка-канарейка», «Сарафан», дуэт «Пловцы», спетый Варламовым вместе с Болховскою, и трио «Молодая молодка» пели Варламов, Болховская и Мордвинов (баритон). Болховская великолепно спела каватину из оперы «Роберт» Мейербера. «Красный сарафан» был неоднократно повторён по желанию публики. «Поверьте, ваш “Сарафан” никогда не износится», – сказал композитору губернатор Талызин, и это изречение впоследствии узнали московские почитатели Варламова и поместили надписью над его портретом, изданным в Москве в 1846 году Грессером, издателем романсов и песней Варламова, содержателем музыкального магазина.

Как нельзя более довольный Уфой и благодарный Болховским в особенности, Варламов, уезжая в Москву, обещал ещё раз посетить Уфу, и что он не только убедит приехать сюда Бантышева, но и других артистов, какие только посетят Москву, начиная с ожидаемой в Москву знаменитой виолончелистки Христиани, которая намерена совершить музыкальное путешествие по разным городам. Но обстоятельства скоро переменились: в Уфе не стало Болховских, а Варламов неожиданно должен был переселиться в Петербург, где и умер в 1858 году, служа в придворной певческой капелле.

В сентябре месяце 1844 года приехал в Уфу из Самары певец Бантышев и дал два концерта. Афиш, а поэтому и самой программы концертов не сохранилось, но мы, пишущие это, слыхали от Варламова, что Уфа точно так же оказала прекрасный и радушный как нельзя более приём Бантышеву, как и Варламову. Уфа восхищалась и пела романс на музыку Бантышева “Что ты рано, травушка, пожелтела”.

Не знаем по чьему убеждению, или уже кое-что слышав про Уфу, решилась посетить дальний и тихий город г-жа Христиани, одно из тогдашних светил музыкального мира, почитаемое по игре на виолончели выше Серве и Ромберга. Г-жу Христиани для аккомпанемента сопровождал пьянист [Пианист. – Ред.] г. Рисс (Rijs), который с этою же целью сопутствовал по Европе, в Петербург и Москву, знаменитого певца Рубини.

Не знаем, сколько времени пробыла г-жа Христиани в Уфе и сколько было её концертов, имея у себя одну афишу о последнем её прощальном концерте, 10 декабря 1848 года, сообщённую нам несколько лет тому уфимским старожилом А. И. Лепоринским, который собирал афиши, объявления и «Губернские ведомости» прежних лет16. Из афиши видно, что прощальный концерт г-жи Христиани состоял из следующих пьес: 1. Вариации на мотивы из оперы «Пуритане», Серве; 2. «Красный сарафан», тоже Серве; 3. Valse brilliant Пюге; 4. Вариация на русскую песню «Чем тебя я огорчила» Ромберга; 5. Концерт Серве; 6. Фантазии на мотивы из оперы Elesir d´amore Христиании; 7. Trio из оперы «Пуритане» Ромберга. Аккомпанировал г. Рисс. Европейская известность г-жи Христиани доставила ей в Уфе самый восторженный приём.

После г-жи Христиани в Уфу явился из Казани, побыв прежде в Москве и на Нижегородской ярмарке, г. Либерман, неподражаемо свиставший губами самые даже сложные музыкальные пьесы, в том числе и своего сочинения. Но эти сочинения были лёгкого характера – лирические, как например «Свисток полька», производившая, впрочем, везде фурор. Вся играющая на фортепьяно Уфа играла «Свисток польку», её постоянно и везде играл единственный тогда оркестр Оренбургского № 10 линейного баталиона. Г. Либерман был в Уфе в январе месяце 1849 г., афиш не сохранилось, но о прибытии его очень коротко сказано в № 3 «Оренбургских губернских ведомостей», без всякой рецензии17.

В конце лета 1851 года Уфа увидала московского популярного пьяниста г. Леопольда Мейера, ученика Фильда, родом англичанина, но постоянно много лет прожившего и умершего в Москве. Г. Мейер уже был в таких летах, что оканчивал свою музыкальную карьеру и вскоре после посещения Уфы умер тоже в Москве. Г. Мейера мы знаем и помним. Он наиболее играл или пьесы своего сочинения, или же Листа, Тальберга и Дрейшока. Пьесы г. Мейера, когда-то услаждавшие москвичей, теперь давно забыты и едва ли не составляют библиографическую редкость… У собирателя старых афиш и т. п. г. Лепоринского мы видели объявление, напечатанное в августе месяце 1851 года в губернской типографии о приезде в Уфу г. Мейера, и что концерт его в зале благородного собрания будет 10 августа, о подробностях же будет объявлено в особых афишах. Но афиш нет, и мы только из этого самого короткого объявления знаем, что г. Мейер давал концерты в Уфе, но долго ли прожил московский популярный пьянист и много ли дал концертов – не знаем. Не знаем, какое впечатление произвёл в публике своею игрою г. Мейер и каков был ему сделан приём?

Мы слыхали от старожилов, что в Уфе до Мейера и даже едва ли не до приезда г-жи Христиани давал концерт московский же пьянист г. Эдуард Вевьен (Wevien), афиш тоже не сохранилось, но уфимские старожилы не могли говорить неправду и выдумать имя артиста.

Вевьен, московский француз – ещё дед его выехал из Франции, пользовался в Москве славою артиста и преподавателя фортепьянной игры. Товарищ его певец Шарпантье, тоже московский француз, поступил на сцену под именем Леонова, это был муж известной оперной певицы г-жи Леоновой. В Москве в то время было немало артистов, происхождением иностранцев, но родившихся и постоянно, до конца жизни, проживавших в Москве, где и получили музыкальное образование, несмотря на то, что тогда не было ещё и мысли о консерватории.

Но факт налицо, факт замечательный, что как бы по одной и той же проторённой дороге композитором и певцом А. Е. Варламовым в Уфу явились все такие музыкальные личности, которые побывали в Москве, или же артисты питомцы московской плеяды. Все они без сомнения были наслышаны про Уфу с самой лучшей стороны.

Уфа, давшая Верстовского, всегда любила музыку, всегда здесь, издавна являлись, как и теперь являются, личности с музыкальным, по возможности, образованием. Издавна здесь давали музыкальные вечера и любительские благотворительные спектакли. Ещё в прошедшем столетии, начиная с 1772 года, когда сосланы были в Уфу барские конфедераты, возникли и театр и музыка, вскоре у некоторых помещиков являются уже свои собственные крепостные оркестры, с капельмейстерами, явившимися сюда из разных мест.

Говоря о музыкальном развитии и любви к музыке среди уфимского образованного общества прежнего времени, в библиотеке читальни при Уфимском статистическом комитете находим, наверное, кем-либо нарочно составленное18 собрание афиш о любительских музыкальных и музыкально-литературных вечерах, устраиваемых в 1840-х и 1850-х годах с благотворительною целью. Само собою, при таком настроении общества, заезжий артист, тем более Христиани, могли безошибочно рассчитывать на самый лучший приём и на желание кое-что от этих музыкальных светил позаимствовать.

Один только в те времена местный орган, т. е. «Губернские ведомости», молчали о заезжих артистах и своих местных музыкально-даровитых личностях, печатая, впрочем, отчёты благотворительных спектаклей и литературно-музыкальных вечеров, но отнюдь не более официальных цифр прихода и расхода, не говоря ни слова о самых спектаклях, об этих вечерах и их деятелях, а о заезжих артистах Оренбургские, что ныне Уфимские «Губернские ведомости» доброго старого времени лишь, как мы видели, сказали, что приехал и будет давать концерты г. Либерман. Тогдашняя цензура, или же редакция, не допускали статей о театрах и концертах, считая их не подходящими под программу «Губернских ведомостей» как газеты, в неофициальный отдел которой допущены будто бы лишь статьи, научно касающиеся местности. Программа неофициальной части губернских ведомостей, изложенная в Положении о губернских правлениях, во 2 томе свода законов, издания 1842 года дозволяла писать о всех проявлениях местной общественной жизни.

Но быть может дело не в цензуре и не в редакции доброго старого времени, а в нежелании писать и полнейшей холодности к своей местной газете со стороны тех, которые могли бы писать и не хотели…

Когда-нибудь в другой статье скажем об артистах, посещавших Уфу после 1851 года и до настоящего времени. Там мы в особенности можем много сказать о русском певце Славянском.

 

(Уфимские «Губернские ведомости». 1884. 26 мая, 16 июня)

Публикация Михаила Роднова

 

1 Немало работ Р. Г. Игнатьева посвящено музыкальным сюжетам. На сайте «Роднов и его друзья» размещено собрание сочинений Игнатьева, где можно найти много работ, в той или иной степени связанных с музыкой, включая даже нотный материал.

2 Уфимские губернские ведомости. 1884. 24 марта.

3 Там же. 31 марта.

4 Оренбургские губернские ведомости. 1845. 20 октября.

5 Там же. 1847. 11 января

6 Там же. 23 августа.

7 Там же. 6 сентября.

8 Там же. 1848. 28 февраля.

9 Там же. 11 сентября.

10 Там же. 30 октября.

11 Там же. 1849. 3, 10 декабря.

12 Там же. 22 октября.

13 Там же. 1850. 11 марта.

14 Там же. 1851. 10 февраля.

15 А. Н. Верстовский кроме разных отдельных пьес написал оперы: «Пан Твардовский», «Аскольдова могила», «Вадим», «Тоска по родине», «Сон наяву» и «Громобой». Скончался в Москве вице-директором театров в 1859 году. Родители Верстовского, как видно из сохранившихся надгробий, погребены в Уфе, при церкви Успения Б. М., бывшей кладбищенской.

16 Значительная часть этой коллекции г. Лепоринского приобретена была Статистическим комитетом для музея. Г. Н. [Примечание редактора Николая Александровича Гурвича]

17 Не можем не поправить неверности настоящего сообщения: во-первых, Либерман был в Уфе не в 1849 г., а в начале 1856 года; фурора он никак не производил – это против репутации тогдашней уфимской публики, не менее теперешней знавшей толк в музыке и никак не доходившей до фурора от свистульки, а понравилась полька Либермана, как фокус-покус. Что Либерман не был здесь в 1849 году, всего лучше могу доказать тем, что в его концерте был мой рояль, а я приехал в Уфу в конце 1853 года, а Либерман был в Уфе только раз. Затем у автора непростительный пробел: перед фокусным артистом Либерманом давал концерт в Уфе знаменитость того времени у нас и в Зауралье г. Севастьянов, ученик Эрнста. Г. Севастьянов считался тогда одним из лучших скрыпачей [Скрипачей. – Прим. ред.] в России, он дал концерт при мне в Уфе в 1855 году. Н. Г. [Примечание Н. А. Гурвича]

18 См. выше наше замечание. – Коллекцию афиш и разных местных объявлений как воспоминаний о местных событиях составляю уже 2-е десятилетие при нашем музее. Н. Г. [Примечание Н. А. Гурвича]

Из архива: февраль 2013г.

Читайте нас: