Анатолий Черкалихин. Три дома

Предисловие автора

Была когда-то в нашем городе улица Блохинская, получившая название в честь Почётного гражданина г. Уфы Николая Кондратьевича Блохина (1841–1918). Блохин жертвовал крупные суммы на постройку Александровской часовни у Гостиного двора, здания Мариинской женской гимназии (нынешняя 3-я гимназия) и Аксаковского народного дома (ныне в нём Башкирский театр оперы и балета). И это только самые заметные его дела.

В самом центре Уфы Николай Кондратьевич владел почти целым кварталом земли и домами на ней. В 1874 году в одном из этих зданий открылась типография – печатня Блохина. В ней печатались издаваемая Блохиным газета «Уфимский листок объявлений и извещений», книги и брошюры. Позже «уфимский Сытин» стал издавать и многочисленные открытки с видами города Уфы.

В 1869 году на Большой Усольской улице Блохин открыл общественную библиотеку. К столетнему юбилею своей книготорговой фирмы в 1915 году Н.К. Блохин открыл больницу в Старой Уфе, а на Центральной улице (ныне – Ленина) – новое здание книжного магазина.

1

Воскресным майским утром Юра вновь после долгого перерыва забрёл на прятавшийся от «государева ока» на лесном склоне блошиный рынок. Приличного вида мужички с загорелыми лицами, тщедушные дедки, а также выглядевшие несколько помятыми граждане индифферентно разгуливали возле своего разложенного на газетках товара, больше интересуясь не реализацией своего добра, а тем, что выставлено у «конкурентов». Удивить Юрия было трудно, все эти «товары» он видел сотни раз, порой и сам торговал найденным на сносах или в сараях старьём. Взяв в руки и повертев (больше для вида) старенький «Зоркий», он, желая что-то спросить, поднял глаза на продавца и вдруг признал в бородатом торгаше старинного знакомого, с которым когда-то облазил десятки предназначенных на слом домов и которого не видел лет пятнадцать.

– Привет! Ты ж, вроде, уезжал?

– Хватит, накатался по столицам, здесь как-то роднее. Вот, налетай: коллекция июня 2016-го. Постоянным клиентам скидки!

– Сам бы с удовольствием что продал. Таких «Уфимских мёдов» у меня штук пять скопилось, всех размеров и калибров, – и Юра указал на жестянки с надписью «Ароматический Уфимскiй Липовый Сотовый Медъ», с помощью которых в незапамятные времена разворотливый купец Илья Алексеев вышел аж на зарубежный рынок.

– Зато у меня с начинкой, – возразил приятель, открывая одну из коробок.

Вместо ожидаемого сотового мёда под крышкой оказалась открытка с видом города и подписью: «Изд. Н.К. Блохина. Уфа». На обороте Юрий прочёл детские каракули: «Съ новымъ годомъ».

– Лет двадцать пять ещё назад нашёл на чердаке, вот так и лежала – с посланием из прошлого.

– Послание из прошлого, говоришь? Блохин в мёде? – переспросил Юра, задумавшись. – Наверное, и у меня когда-то было такое же, но я его так и не нашёл.

– Как это?

– Долго объяснять, как-нибудь в другой раз.

…Юра понял, что нашёл, наконец, один из ключей к загадке столетней давности. Как понял он и то, что до конца разгадать эту загадку ему уже не придётся: нет ни коробки с открыткой, ни дома, в котором она хранилась, ни тем более некоего Васи, у которого её требовалось испросить. Но чисто пинкертоновская гордость за свои логические выводы пересиливала все минусы.

 2

Всё началось ещё в 1965-м, когда он, восьмилетний, роясь в бабушкиных открытках, нашёл непонятное поздравление, больше похожее на ребус. Вообще-то Матрёна Николаевна была его прабабушкой, но дочь её давно, задолго до рождения Юры, умерла, и она сама стала исполнять её «функции». На вопрос внука бабушка смогла ответить только, что когда у неё в 1915-м состоялась свадьба, приятели жениха вложили это загадочное послание в огромный букет сирени. «И ещё шепнули что-то моему Ване на ушко, – добавила она. – Но чуть не через три дня Ивана Сергеевича забрали на империалистическую, а ещё через год он погиб. Вот только «Георгий» мне от него и остался. Да ещё маленькая карточка, когда он на побывку приезжал. Друзья его тоже, кажется, погибли. В гражданскую».

После смерти бабушки Юра постоянно вспоминал её слова. Не забыл он и фамилию известного купца, у которого работали жених и его друзья – печатали то ли газеты, то ли книги: Тараканов. И только лет через двадцать пять, читая статью в городской газете, он с удивлением и почти с восторгом понял, что все эти годы смешно ошибался: фамилия купца была Блохин. Правда, бабушкина открытка, увы, давным-давно бесследно исчезла. Зато мать вдруг вспомнила, что венчание проходило в Спасской церкви.

 3

К тому времени Юрий уже окончил медицинский и работал в одной из поликлиник. Но появившийся ещё в детстве интерес к старинной жизни, какая-то неуёмная любовь к дореволюционным фотоснимкам со временем стали для него едва не страстью.

Ему было уже за сорок, когда он неожиданно даже для самого себя начал кропать небольшие то ли заметки, то ли рассказики, основанные большей частью на давних воспоминаниях бабушки или матери. Некоторые из них ему удалось опубликовать. Однажды он решил написать о дореволюционном ещё празднике ёлки, о котором когда-то рассказывала бабушка. Хорошо помнила этот рассказ и мать, поэтому дело шло лихо. Вот только упомянув первые послереволюционные годы, Юра так и не смог вспомнить, как тогда именовали ёлку – рождественская или новогодняя?

К его радости быстро нашлась подаренная ему ещё после окончания четвёртого класса книга «Родной и близкий», в которой, как он твёрдо помнил все эти годы, был и рассказ о том, как Ленин ходил к детям на ёлку в Сокольниках. Книжка неплохо перенесла все переезды с квартиры на квартиру, правда, Юра так ни разу и не удосужился раскрыть её после того, как прочёл в то давнее лето. Как оказалось, к счастью. Перелистнув всего несколько страниц, он к величайшему своему изумлению увидел, что сам Владимир Ильич приготовил ему поистине бесценный подарок: в книге лежало три открытки, которые Юра засунул туда почти полвека назад и которые считал безвозвратно потерянными.

Была среди них и бабушкина – та самая, из букета сирени. На лицевой стороне её красовался затейливый деревянный домик, рядом была подпись: «Старая Уфа. Дача С.Н. Блохиной». Но самое интересное было на обороте: «Поздравляемъ, но также просимъ востребовать въ 152 номерѣ по несущiе светъ у несущего знанiя УсБлоЦен у Васи уфимскiй медъ. 4-каз, 5-кин, 7-ус, 8-иль, 9-пен, 10-уф, 11-ин, 12-вос, 13-сен, 14-им, 15-кре, 16-ской, 17-ан, 18-пуш, 24-оль».

Несмотря на полную бессмыслицу послания, Юра уже совершенно не сомневался, что напал на след. Во-первых – бабушкины слова о книгоиздателе, во-вторых – открытка, изданная знаменитым Николаем Блохиным. Не забыл он и про «Уфимскiй медъ». Возможно, сто лет назад послание было понятно многим, ясно, что дружки кое-что ещё и подсказали жениху, но сегодня это выглядело полнейшей абракадаброй. Поднаторевший за последние годы в дореволюционных названиях уфимских улиц Юра пытался складывать закодированные под цифрами слоги, получалось интересно, например, 7, 24 и 16 давали «Усольской», 7, 9 и 16 – «Успенской», 8, 11 и 16 – «Ильинской», 10, 14 и 16 – «Уфимской», 12, 15, 13 и 16 – «Воскресенской», 18, 5 и 16 – Пушкинской, а 4, 17 и 16 – «Казанской». Понял он и то, что «УсБлоЦен» это улицы: Успенская (или Усольская), Блохинская и Центральная. Должно быть, когда-то на этих улицах что-то можно было посчитать – возможно, имелись в виду уличные фонари.

Ясно, что все коды были связаны с именем Николая Кондратьевича Блохина, у которого приятели работали век назад, но что означали цифры? Внезапно Юру озарило, он открыл справочник уфимских улиц 1908 года. Вот только под номером 152 ни одного принадлежавшего Блохину земельного участка он не нашёл.

 4

Попав однажды в подвал бывшего блохинского книжного магазина на улице Ленина, Юра с удивлением увидел, что крыша огромного здания держится благодаря двум колоннам, очень хитро вписанным в гораздо более древний винный погреб. Подивившись хитрости неизвестного мастера, он решил заняться изучением конструкции дома более подробно. В терминах новоявленный исследователь разбирался слабовато, поэтому при описании пришлось искать в справочниках, как в архитектуре называются окна одного помещения, расположенные друг над другом. Фразы «было распространено освещение в два света» и «двухсветный зал» показались Юрию знакомыми, но не более того.

…Два месяца прошло после выхода статьи о блохинском магазине в газете, он уж и забыл почти про неё, когда как-то вечером позвонила знакомая любительница изящных искусств и в массе обычного многословия, порою любопытного, порой – не очень, вдруг вспомнила про Блохина: «Говорят, ему в этом году юбилей? Как вы вовремя свой материал подготовили! Очень мне про окна понравилось – в два света. Это ж так символично – несущие свет в доме…» Дальше Юрий почти ничего не слышал. Он ликовал: «Несущие свет у несущего знания» в бабушкиной открытке – это ведь про окна, точнее про их количество! А что речь идёт о несущем знания Блохине, о блохинских домах на разных улицах, он догадывался уже давно.

5

Первой шла Успенская. Нет, всё же Усольская, на Успенской у Блохина домовладений не было. Затем – Блохинская, после неё – Центральная. Юра разложил фотографии и начал вычисления: на главном фасаде блохинской библиотеки на Сочинской улице окон было четыре. Либо семь, считая двойные. В рядом стоявшем здании приходского училища – 23. Но такого числа в кодах не было. Значит – «КАЗ» или «УС». На даче Блохина, судя по открытке, однозначно определить число окон было невозможно – слишком уж витиеватой формы они были. Правда, на эту же улицу выходил фасад выстроенного книгоиздателем приходского училища, но сосчитать число окон по имевшейся фотографии было трудно. Оставив вторую улицу напоследок, Юра пошёл дальше: в книжном магазине на Центральной окон – 13, но, скорее, 14, если считать слуховое окно. Получалось «на Каз…ской» или «на Ус…ской». Не два, а целых три варианта: на Казанской, Успенской, Усольской. Вот те и на!

Надо было разбираться с училищем. Других фотографий снесённого в 90-е годы здания Юра не помнил. Пришлось подбирать: если на боковом фасаде видно одиннадцать окон, то под этим числом закодировано «ИН», десять – «УФ», девять – «ПЕН». Казинской, Казуфской как и Усинской улиц в Уфе отродясь не было. Всё же Успенская! Получалось, что в расшифрованном виде послание читается так: «Поздравляем, но также просим востребовать в 152 номере по Успенской улице у Васи уфимскiй медъ». Юра лишь корил себя, что сразу не обратил внимания на большой номер – улиц с таким числом усадеб в городе было всего несколько, и Казанская или Усольская в их число не входили.

Искать через сто лет некоего Васю, чтобы истребовать с него коробку с поздравлением, было бы по меньшей мере странно, поэтому Юра всего лишь поинтересовался тем, кто ж век назад там на Успенской жил. Открыв старый справочник, он невольно усмехнулся, ведь под номером сто пятьдесят вторым значилось владение Разумова: совсем недавно доморощенный сыщик был в этом доме, беседовал с его жильцами.

6

Дом на Успенской, давно уж ставшей Коммунистической, стоял, как будто и не было в его жизни целого века. Время пощадило его, кирпичная кладка выглядела весьма надёжной, арка ворот оставалась столь же внушительной, как и раньше, даже парадная дверь функционировала не хуже, чем в прежние времена. Двери открыла давняя знакомая Юры по школе Татьяна, но он решил, что вряд ли она что помнит из такой древности, поэтому стал расспрашивать её мать. Ничего о мифической коробке и тем более об открытке, несмотря на наводящие вопросы, та вспомнить не смогла. Не слышала она и о Васе, что и неудивительно, ведь семья обосновалась здесь лишь в середине прошлого века. Татьяна возилась на кухне и вскоре вошла с чаем.

– Может, медку? – спросила она как обычно уверенным голосом.

– Если только уфимскаго, – ответил Юра, специально выделив старинное произношение.

– Нет, нынче только башкирский, – поддержала шутку Татьяна. – А раньше он уфимским что ли назывался? Мам, помнишь мою коробку с бусами, на подловке ещё нашла? Что на ней было написано?

Юра так и подскочил:

– А в коробке что-нибудь было?

– Стекляшки какие-то, видимо задолго до моего рождения девчонки с ней играли.

– А открытки там не было?

– Нет, говорю ж – стекляшки.

7

– Ну вот, через месячишко будете сами ходить, правда, с палочкой.

– Как же, говорили, что без операции никак? Четвёртый месяц ведь уже лежу.

– Место перелома, бабуля, обрастает сухожилиями, это называется ложный сустав.

– И я сама смогу по дому передвигаться?

– Конечно.

– Как же мне тебя, милый, отблагодарить-то? Ходишь, мучишься со мной, бедный.

– Ничего мне не надо, работа это моя. Вот только если у вас есть старые фотографии, я бы с удовольствием посмотрел.

– Да нет ничего… Хотя… Возьмите-ка вон там в тумбочке альбом, вроде там что-то было.

Юра вытащил большой альбом в плюшевом переплёте и раскрыл его. Ничего особенного, тем более что параллельно приходилось выслушивать пространные комментарии по поводу едва ли не каждого снимка.

В кармане зазвонил телефон. Срочный вызов. Юра быстро перевернул последнюю страницу альбома и увидел большой фотоснимок на картонке с подписью «Фотографiя Ф.Я. Анисимова въ Уфѣ». Тут же лежали две старые открытки…

Увидев восторг врача, больная обрадовалась, кажется, больше его самого:

– Если так нравятся, забирайте! Я всё равно не помню, кто это.

8

Лишь поздним вечером Юра вытащил из портфеля дневную «добычу». С фотоснимка на него глядели слегка насторожённые глаза жениха и невесты. Перевернув картонку, Юра прочёл: «1891 г.» «Надо же, где-то рядом там и Шаляпин ходил, наверное», – подумал он. Открытки его интересовали меньше, но по давно заведённой привычке он понюхал одну из них – со Спасской церковью. И ему вдруг почудился немыслимо тонкий запах мёда. Юра усмехнулся: «Так и видения скоро начнутся». Но потом обратил внимание на поверхность открытки, которая была подозрительно неровной, как будто её чем-то стукнули. Уже понимая, что его ожидает, он с нервной дрожью перевернул её. И замер…

Найди он этот экземпляр ещё полгода назад – подивился бы, но скорее всего серьёзного внимания бы не обратил. Но сейчас он не верил собственным глазам: на обороте настоящим типографским шрифтом было напечатано: «Ваня и Матреша, поздравляемъ васъ. Сладкой вамъ жизни и счастья на сто лѣтъ».

Из архива: октябрь 2016г.