Все новости
Юмор
19 Апреля 2021, 13:29

№4.2021. Михаил Косарев. Беспросветное перемирие. Рассказы

Михаил Косарев родился в 1961 году в Новосибирске. Окончил факультет журналистики Томского госуниверситета. Печатался в журналах «Литературное обозрение», «Сибирские огни», «Москва», «Подъем».

Михаил Косарев родился в 1961 году в Новосибирске. Окончил факультет журналистики Томского госуниверситета. Печатался в журналах «Литературное обозрение», «Сибирские огни», «Москва», «Подъем».
Михаил Косарев
Беспросветное перемирие
Рассказы
КЛИН КЛИНОМ
Вадим вышел с очередного собрания общества «Анонимные зануды» в раздражении. Пора с этим завязывать. Никто не понимает главной цели, перед ними стоящей. А она заключается в том, чтобы помочь друг другу вписаться в мир. Мимикрировать. Они вроде инопланетян со сверхвозможностями, но прежде всего необходимо научиться быть как все, ничем не выдавая своего превосходства.
А сегодняшний «докладчик» яростно, до хвастовства каялся в своем занудстве. Он походил на перебежчика, которого во вражеские окопы просто не пустили. Глядя на его непробритый кадык, Вадим не мог найти ни одной черты сходства между ним и собой. Петро, назвавшийся именно так, – явно в стремлении сыграть простецкого, свойского парня – в очередной раз навел Вадима на мысль, что нередко за занудство ошибочно принимают вульгарную глупость.
– А я грю ей, – с ненужной жестикуляцией рассказывал герой дня, – вы меня к себе подняться и чаю выпить приглашаете потому, что я замерз, или по другой какой причине?
Вадим и сам не любил неясных ситуаций, недоговоренности, чему, собственно, в первую очередь и был обязан своей репутацией, но понимал, что прижимать женщину к стенке можно руками и даже всем телом, но никак не словами.
Вообще говоря, его репутация сложилась не только благодаря личным заслугам. Многое добавила работа, на которой многочисленные разгильдяи объективно упирались в него, как в стенку, после чего вынуждены были уходить и исправлять свои огрехи, кляня Вадима занудой, каких не видел свет.
Служил он в НИИ с длинным названием, в котором знакомым для рядового обывателя было единственное слово – «химический», остальные даже по слогам прочитать можно было только на спор. Окончив в свое время аспирантуру, ученой карьеры он не сделал, а был поставлен заведовать издательским отделом. Дело оказалось не пыльным, но тоскливым. Боже, сколь неряшливы были многостраничные рукописи институтских «кандидатов в доктора»! Шрифты в них прыгали, как в прокламациях подпольных большевистских типографий, испытывавших недостаток литер нужного кегля. Таблицы, столь любимые адептами фундаментального знания, сколь и ненавидимые верстальщиками, теряли то строки, то колонки, то содержимое ячеек в произвольном порядке. При этом каждый второй автор либо искренне, либо в последней надежде на спасительную хуцпу уверял, что на его компьютере все было тип-топ, «а у вас какой-то сбой».
Словом, шансов стать любимцем коллектива на этой должности было немного. Директор, когда жаловались на Вадима, отвечал, что парень, конечно, зануда, но на месте. Замдиректора воспринимал общение с руководителем издательского отдела как схиму: всякий раз, когда ему удавалось не вспылить, он чувствовал, что на шаг приблизился к святости. Завлабы и прочие в этой ситуации вынуждены были смириться.
Такое же шаткое беспросветное перемирие было у Вадима и на личном фронте. Вопреки народной мудрости количество покоренных женских сердец в его случае ничуть не превышало средневзвешенных значений по региону. Однажды он почти втянулся в супружество. Полгода прожили они с Кариной, ладной большеглазой полуармянкой. Но в одно безоблачное утро без объявления войны она ушла, прислав СМС: «Меняю номер, больше не звони». Ни слова про причину. Накануне, правда, у них был долгий, но абсолютно ровный, почти без эмоций разговор. Разговор не то чтобы очень увлекательный, но объективно необходимый как ей, так и ему – о способах предохраняться.
Институт с советских времен располагался в здании бывшей суконной мануфактуры, построенном полтора века назад заезжим архитектором-итальянцем. А издательскому отделу отвели дворовой флигель в полтора этажа – как на грех, памятник истории и культуры. Ремонтировать его можно было только аутентичными материалами. Администрация выбрала альтернативный законный путь – не ремонтировать. Всякому впервые вступившему на его скрипучие полы казалось, что он идет не по крашеным половицам, а прямиком по кошачьим хвостам. Зимой здесь было холодно, а летом — невыносимо жарко.
Под открытым окном Вадимова кабинета в теплые месяцы возникала стихийная женская курилка, отчего он ощущал, что подрабатывает психоаналитиком на полставки. Но в последнее время от женских откровений мысли его совершали неожиданный оборот. Он вдруг стал задумываться, что может быть вполне завидным мужем: не бросает носки где попало, помнит все персональные и общественные праздничные даты и соответственно на них реагирует, совершенно не интересуется спортивными трансляциями и прочими побрякушками вроде рыбалки, пьет только на корпоративах, трижды в год. А уж по уровню бытовой культуры вообще неизвестно, кто с ним может посоревноваться. Вадим даже чихал так, как прописано в книгах: «Ап-чхи!», по буквам. А тех, из чьих глоток вырывается нечто нечленораздельное, наподобие «Ычх!», он считал просто неграмотными...
Светлана унеслась с заседания общества «Анонимные фригидонимфоманки» первой и в самых растрепанных чувствах. Занесло ее туда благодаря лихо написанной завлекаловке, всплывшей как-то среди бесконечной контекстной рекламы. Фраза «Помни, не все мужики тебя достойны!» была очевидно примитивной и очевидно работающей.
Сегодня этот нехитрый тезис значительно уточнили. Какие-то встрепанные, в большинстве почему-то плоскогрудые, хриплые тетки солидарно пришли к выводу – и судя по всему – в очередной раз – что все мужики их недостойны.
А Светлана искала проблему в себе. Фишка, которую хотелось «просечь», была в том, что она не умела отказывать мужчинам. Причем даже тогда, когда ясно видела, что прогулки по райским кущам ждать не приходится. Считать ли ее нимфоманкой? Однажды она убила целый вечер на интернет-блуждания, пытаясь хотя бы выяснить, как ее психологическое расстройство называется. Ничего не нашла и бросила, испугавшись, что все же найдет и потом не сможет спать, а было поздно.
Подруга Ника уверяла, что все дело в низкой самооценке. Возможно, но, честно говоря, это был Никин пунктик. Она все к нему сводила. А практические выводы всегда были расплывчаты. «Соберись и отшей первого! Знаешь, с грубостью эдак, чтоб обидеть. Со вторым будет в два раза проще!» – давала подруга «ценные» советы. Легче уговорить свою ногу, что она тяжелая и вросла в матрас! Свете и этого никогда не удавалось, а уж аутотренинга, в группе и самостоятельного, было в ее жизни немало.
Как технически осуществить этот очевидный план? Взять хоть последний случай. Светлану кинуло в жар: она представила, что рассказывает его хрипатым анонимным соратницам. Кирилл – она поздно осознала это! – ни на что такое не намекал. Он просто хмыкнул по поводу долетевшей из центра вечеринки фразы и сказал низким от коньяка голосом: «Вот так они и вымерли!» Это из какого-то замшелого анекдота, Света помнила лишь, что он пошлый и несмешной. Сказал, повернулся к ней, ища одобрения, и по-товарищески пхнул рукой в бок. При этом пьяно качнулся и слегка промахнулся – его кисть помассировала Светлане грудь. А что в результате? В результате они не очень ловко, но очень быстро затащили друг друга в маленькую темную комнатенку типа библиотеки и там наспех осквернили мемориальное кресло маститого академика.
В одном Ника ей здорово помогла. Света никогда не любила своего имени. В каких былинах, в каких куртинах родители его откопали? Вероника (которая прибила бы всякого назвавшего ее Верой) дала четкую установку: «Представляйся Ланой. В ЗАГСе разберется, но будет поздно».
Света-Лана приняла подсказку, но не призналась, что больше всего ей нравилось, когда ее называли Вета. «Вета-Ветка!» – журчал в ушах голос задушевной подружки, с которой расстались в девятом классе. Теперь она в тысячах километров вниз по шарику. А Светлана всё надеется, что когда-нибудь найдется человек, который разгадает ее тайное имя, произнесет его, расколдует незадачливую принцессу.
Ника деловито опекала неприкаянную подругу, но в одном ей жутко завидовала. Обе имели привычку заедать стрессы, для Ники все оборачивалось кошмарными угрызениями совести, а новокрещеная Лана оставалась стройной, сжигая, видимо, лишние калории в яростных раздумьях о женской доле.
Ввиду назревшей очередной порции раздумий надо было зайти в супермаркет. Не размениваясь по мелочам, Светлана пошла прямиком в обжорный ряд – к колбасам и окорокам. Но сосредоточиться на этикетках мешал чей-то взгляд сбоку. Взяв нарезку в вакууме, она повернула ее к свету и смогла разглядеть смотревшего. Не юнец, подтянутый, аккуратные усики. Привлекательный. И взгляд ласковый, будто друзья давно. «Боже, неужели опять начинается?» – обреченно подумала девушка, бросила нарезку, схватила огромную колбасу и уперлась в нее взглядом...
По субботам Вадим всегда закупал продукты на неделю. Супермаркеты его раздражали, однако рациональней них ничего пока не придумали. Четкий список – и за двадцать минут все куплено. Но вот соотечественники вокруг... Особенно доставали телеги, которые пачкали обувь Вадима, толкали в поясницу и преграждали путь. Почему покупатели протискивались в самые узкие места, вцепившись в своего четырехколесного спутника, как в спасательный плотик, было непостижимо. Вадим оставлял тележку в широком проходе, нырял в ряд буквально на минуту, хорошо зная, где что лежит, возвращался, освобождал руки и шел в другой ряд. Что может быть проще?
В колбасном неожиданно почти никого не оказалось. Стояла одинокая стройная девушка, ни грушевидных теток, ни затюканных ими мужиков не просматривалось. Вадим неожиданно залюбовался незнакомкой. Какой-то вид у нее несовременный, совсем без стервозности. Опять же – колбаса, а не мюсли. Что она там пытается вычитать – нарочно ведь печатают вывороткой и совсем микроскопическими буквами.
– Простите, я знаю, как вам помочь, – сказал Вадим и протянул лупу. Собственно, иметь в кармане лупу, отправляясь в супермаркет, должен каждый, кто не играет с пищепромом в русскую рулетку.
Светлана смутилась, ничего не сказала и впервые в жизни прочитала состав колбасы. Он ее потряс, она на время даже забыла о явно клеящемся к ней интеллигенте.
– Я знаю этот сорт, – не отставал Вадим. – В составе, кроме общепринятого мусора, анонимный «животный белок» и «измельченные свиные уши». Рекомендую вон на той полке взять что-нибудь из абрамцевских изделий. Абрамцево – глухое село, триста километров на северо-восток. Там еще не овладели высокими технологиями измельчения ушей.
Светлана вернула лупу, поблагодарила, выхватила со стеллажа кольцо абрамцевской и смятенно унеслась в бурлящий конфетный отдел.
Вадим дожидался за рядом касс. Заметив в Светиных покупках коробку чайных пакетиков, тонко улыбнулся. Чай! Что бы там ни нудил «Петро», а чай – это пароль! Это ключик, это мостик. Чай у нас – это всё, всё что угодно, от свирепого безделья до романтического секса.
Сам он брал чай только в специализированных магазинчиках, на вес, составлял собственные композиции, заваривал по особой методе и мог говорить об этом недооцененном напитке часами.
– Простите, – снова возник перед Светланой гуру из тайного общества помощи простоватым покупателям, – чувствую свою вину за то, что не сопровождал вас в чайном отделе. Точнее, туда просто не надо никого пускать. Вы позволите, я вас немного провожу и расскажу о настоящем чае?
«Вот ловкий черт, как из книжки сбежал. Оплел, оплел!» – думала Светлана, уже не контролируя ни ноги, которые шли за пикапером, ни голову, что кивала и улыбалась.
– Кстати, я живу совсем рядом. Мне очень хочется, чтоб вы просто попробовали, я приглашаю именно на чай.
Света согласилась, произнеся едва ли не первую развернутую фразу за время их знакомства:
– Отчего же нет, я прямо заинтригована.
Идти и вправду оказалось всего ничего. Вадим тем не менее успел за это время рассказать об аэрации чая, о воде «белый ключ», о вреде сахара. Света оживленно реагировала, задавала вопросы, про себя думая о том, что Никин завет и сегодня останется невыполненным.
Войдя в подъезд и нажав кнопку лифта, Вадим хлопнул себя по голове и сказал:
– Мы не познакомились. Меня зовут Вадим. А вас?
Света зарумянилась и неожиданно для себя произнесла:
– Вета.
– Чудесное имя! Вета – это ведь Виолетта?
– Нет.
– Но почему? Уменьшительные имена всё же довольно четко соответствуют полным именам. Вот, например, Витя – это Виктор, а не Виталий, хотя последнее кажется более логичным. Или...
Двери открылись, Вадим шагнул в лифт, ткнув по пути в кнопку этажа. Он обернулся с приятной улыбкой и готовился продолжить свою речь, но увидел, что Света застыла на пороге.
– Да пошел ты! – сказала она внезапно.
Лифт закрылся. Вадим не сразу сообразил, куда жать, и когда двери снова открылись, в подъезде никого не было.
ПЕРВОЕ СЛОВО ДОРОЖЕ ВТОРОГО
В свои тридцать с хвостиком Влад сносно зарабатывал, жил отдельно от родителей, снимая квартиру, и особо не напрягался по поводу жизненных перспектив. Он от природы был в легкой форме философ и понимал, что будущее – оно-таки настанет, вне зависимости от его телодвижений. Знал также, что вернейший способ порушить приличное сегодня – это составить подробный амбициозный план на завтра.
Родителям на него грех было жаловаться, но они, понятно, жаловались. Нет, отец с матерью, конечно, были рады, что единственный сын их регулярно навещает, к датам дарит непустяковые подарки, а с апреля по октябрь честно спрашивает, не нужна ли на даче пара весьма неквалифицированных рабочих рук. Однако мама упорно называла его жилище берлогой, способ проводить отпуск – бессмыслицей, манеру одеваться – маргинальной. Отец подозревал в склонности к «миру мнимых сущностей».
– Возьми в руки, – он указывал сыну на шахматный столик, на котором стояли старые-престарые фигуры, отполированные миллионом хватких касаний, а также новейшие часы, как раз Владом подаренные. – Ощути вес, фактуру. Предметно почувствуй связь пространства и времени! Это тебе не вар оф что-то там. На паузу не поставишь. Живи в э́том мире. А то совсем забудешь, что такое нагрузка и тактильные ощущения.
Владу хватало проницательности, чтобы видеть подоплеку этого недовольства. Если бы завтра он привел к родителям стройную девушку с немного смущенным лицом и сказал: «Мы поженимся...», мама враз перестала бы переживать по поводу занавесок на его кухне, шарфа на его шее и свободных дней, им потраченных впустую. И отец, видя руку сына, скользящую по талии подруги, был бы спокоен за его тактильные ощущения и, кстати, за нагрузку.
Но идиллия эта даже более виртуальна, чем любая компьютерная игра. В реале сколько у живой, а не воображаемой девушки шансов не подорвать душевное равновесие Алевтины Валентиновны? Юрий Георгиевич пока не в счет, хотя тоже все может быть.
Мир Алевтины Валентиновны никак не мог достичь гармонии по причине завышенных ожиданий. Последние двадцать лет они были связаны преимущественно с сыном.
Влад жениться пока не собирался. Но дело, как говорится, молодое, тут не зарекайся, и иногда он пытался смоделировать реакцию родителей на ту или иную его подружку. И бросал это дело, чтоб не расстраиваться попусту.
Был еще один фактор, будоражащий матери кровь и повышавший запросы. Назывался Борис. Формально он был Владу троюродным братом, а на деле – лучшим другом детства, с которым они наперегонки пускались в подростковые мечты и авантюры разной степени предосудительности. Взрослая жизнь понемногу разводила их, но родители по-семейному всегда были в курсе Борисовых дел.
Была у Борьки одна особенность. В нужный момент он как-то вдруг выворачивался винтом и опережал всех. В школьные годы все были уверены, что учеба легче дается Владу. Однако на выпускном именно Борису вручали золотую медаль. Студентом Борька интересовался чем угодно, только не лекциями. КВН, туризм, любительские фильмы, бесконечные конкурсы того и сего. Но между делом подготовил себе такую площадку, что все ахнули. Когда его однокурсники в сомнительном статусе молодых врачей претерпевали все стадии очередной медицинской реформы, он внедрял и отлаживал в больницах новую импортную технику, консультировал, обучал персонал. Зарабатывал намного больше не только коллег-бюджетников, но и не бедствующего Влада, а еще параллельно вел научную работу: его статьи со скучными названиями печатались в англоязычных специальных изданиях.
Естественно, Алевтина Валентиновна неустанно ставила его в пример сыну. Дескать, гены те же, да уровень ответственности другой. Хорошо еще, что Борька не был женат. Ибо иногда от косвенного прессинга мать переходила к прямым вопросам на тему невестки и внуков. Случалось это, как правило, в дни застолий.
– Я вот сейчас назюзюкаюсь и прямо в лоб тебя спрошу: сколько ты еще намерен вести жизнь, которую так и называют – холостая?!
– Мама, – отвечал Влад, – дело это ответственное, сама понимаешь. Вон Боря, твой маяк и передовик, тоже холостой.
– Боря, во-первых, на год моложе. А во-вторых, за него я не переживаю. Уж он-то выберет себе, да такую девушку, что ты еще и обзавидуешься! И в среде он прекрасной вращается, не то, что ты, одни ботаны компьютерные кругом.
И, видимо, звезды как-то немножко стронулись с места от этих горячих материнских слов.
Одним летним днем вдруг случилась такая погода, когда ни одна порядочная собака гулять хозяина не потащит. По этому поводу на дачу не поехали, а сидели дома втроем. Вдруг звонок: «Теть-Аля, дома?» От Борьки. Он тут рядом гулял и под дождь попал.
Через три минуты он появился, да не один.
– Ксения, – представил он спутницу. – Промокли до... резинок. Аж в такси неудобно садиться. Можно мы у вас обсохнем и отогреемся?
Зоркий Юрий Георгиевич прикинул, что не такие уж они и мокрые. «Похвастаться подружкой решил, шустрик», – раскусил он племянника. Ксения без оговорок была красива. Как раз в подтверждение давнего тезиса Юрия Георгиевича, что красота – это высшая обыкновенность, стопроцентная норма во всем.
Застолье мгновенно стало веселым. Ксения была к тому же мила и, возможно, умна. Алевтину Валентиновну она вконец покорила, зайдя на кухню и поведя разговор о мультиварке. Хочет-де купить, но сомневается.
– Незаменимая вещь! – заверила гостью хозяйка. – Я в один день ее освоила и горя не знаю. Кекс готовлю в режиме «плов». Для картошки фри подходит режим «дикий рис». А в режиме «суп» я запариваю лечебный настой для Тобика.
Открыли еще одну бутылку вина, и тетя Аля не выдержала, прижала племянника вопросом:
– А Ксюша... она, как раньше говорили, – твоя невеста?
– Почему «раньше»? Я и сейчас так говорю! Ксюха, ты моя невеста?
Ксения улыбнулась и кивнула головой. По ее щекам пробежал румянец, который Юрий Георгиевич видел последний раз сорок лет назад у сверстницы.
Когда гости уходили, Влад собрался тоже. «Правильно, – шепнул ему отец. – Не то мать пропилит тебя до годовых колец».
Но в наше время мобильной связи Влад, месяц не появлявшийся в родительском доме, все, что ему полагалось, конечно, услышал. Однажды мать пробило даже на слезы.
– Вот если б у тебя была такая жена, я успокоилась бы уж и в твою жизнь вообще не лезла.
Через месяц, накануне выходных, Влад сам позвонил родителям и сообщил, что желает представить свою избранницу и что лучше всего для этого поехать на дачу, на свежий воздух и шашлыки. Мама в ответ промямлила что-то насчет забарахлившей машины, но Влад энергично закончил разговор:
– Ну, тогда она на своей нас и отвезет. Завтра в десять будьте готовы.
Бедный Юрий Георгиевич! Весь вечер жену штормило, а он изображал из себя каменную набережную. Самого тоже грызло сомнение: ведь явно же сын кинулся вдогонку за более удачливым братом. Хотелось как-то убедительно его предостеречь. Засыпая под вздохи все уже высказавшей супруги, он сформулировал: «Имей в виду, мы распахиваем перед женщиной сердце, а она поселяется у нас в печенках!»
Назавтра Влад поднялся к родителям, чтобы помочь нести тяжелое. На вопросительный взгляд дал пояснение:
– За рулем осталась. Парковка забита вся.
Когда ехали в лифте, он вдруг спросил:
– Мам, а вы в детстве говорили, что первое слово дороже второго?
– Да, а что?
– Вот ведь классика, живет в поколениях.
Выйдя на солнце, родители сначала толком не могли разглядеть девицу за рулем небольшой аккуратной машинки. Но потом поняли, что это Ксюша.
Влад запихнул вещи в багажник и подошел к ним.
– Садитесь, что стоите. Да, Ксюша. Мы давно уже...
– А Боря? – хором спросили отец и мать.
– А что Боря? Актер прекрасный, кавээнщик со стажем. Так вошел в роль, что Ксюху все лапал и лапал.
Загадочные механизмы секса
Как, наверное, и большинство людей, Макс не особенно верил в эффективность рекомендаций врачей. Тем более врачей с таким шарлатанским профилем – сексолог. Но очередная волна моды на них накатила внезапно, и он опомниться не успел, как оказался напротив волосатого субъекта, чей белый халат только усугублял сходство с поваром. Жена затащила его сюда с помощью простого аргумента: «Не хочешь же ты, чтоб я пришла к нему одна, как скучающая стервоза!» А на застрявший у Макса в районе кадыка вопрос, зачем ей вообще обращаться к специалисту подобного профиля, дала такой же безмолвный ответ. Она просто взглянула на него, как на чумазого ребенка, отталкивающего руку с салфеткой, и поджала губы.
Волосатый чудотворец сначала довольно продолжительное время молча рассматривал супругов. Пауза была призвана дать понять, что у него не взгляд, а настоящий рентген.
– Вы давно женаты?
– Двенадцать лет, – ответила супруга Макса.
– Что ж, срок солидный, срок солидный.
Макс почувствовал себя пенсионером, притащившим в ремонтную мастерскую телевизор «Рубин-106».
– Рискну предположить, что между вами все в порядке, просто имеется некоторое физическое охлаждение. Есть простой и эффективный способ. Заключается он в том, чтоб писать друг другу записки. И в них излагать свои скрытые сексуальные желания. «Хочу, чтобы ты...» и так далее. Не стесняться. Ни в выборе выражений, ни в чем другом. Можете даже сопровождать их рисунками. Записки эти не передавайте открыто, а подбрасывайте. В письменный стол, в сумку, в бумажник – куда угодно. Никогда не обсуждайте их содержание, не спрашивайте о получении, вообще – как будто их не было. О том, что вы их все же прочитали, скажут со временем ваши руки... и, соответственно, иные части тела. А в один прекрасный момент – не ждите, правда, что слишком скоро, – у вас все наладится.
На этом визит к сексологу и закончился. Макс, конечно, не стал писать жене никаких посланий. «Если разговаривать о записках ни в коем случае нельзя, значит, и приставать ко мне с расспросами, почему не пишу, тоже нельзя», – рассудил он. Недели же через две в самых неожиданных местах он стал натыкаться на записки жены. Они его повергли в шок. Если б не категорический запрет волосатого, Макс тут же побежал бы с ней разбираться. Где она была и чем слушала на приеме у сексолога, которому, кстати, они заплатили кругленькую сумму? «Хочу, чтобы ты подарил мне норковую шубку», «Хочу, чтобы ты купил мне бриллиантовые сережки», – писала жена. И прилагала весьма непристойные, по мнению Макса, рисунки: шубка до пят и с капюшоном, а серьги огромные, как сахарница.
Вскоре на Макса навалилась срочная работа, и новые интимные признания жены он просто-напросто не читал. А когда запарка кончилась, он обнаружил, что заработал некоторые лишние деньги. Не такие, чтобы думать о новой машине или чем-то подобном, но на шубку, и даже с капюшоном, хватило. И Макс ее купил...
На следующий день он ворвался в кабинет волосатого сексолога с криком:
– Доктор, вы гений! Она мне такое устроила! Это была лучшая ночь в моей жизни!
Читайте нас: