+13 °С
Облачно
Все новости
Театр
29 Июля 2020, 14:04
№7.2020. Захара Ермолова. Сама по себе. О некоммерческом театре-студии «Alter ego»
Захара Ермолова Сама по себе Режиссер Константин Станиславский говорил: «Любите искусство в себе, а не себя в искусстве». К сожалению, многие театральные деятели не следуют завету великого Мастера и превращают сцену в самолюбование и в средство финансовой наживы. К счастью, в Уфе еще есть режиссеры, которые не думают о материальных благах, а полностью отдает себя театральному процессу: репетируют до глубокой ночи, оттачивают каждое действие, находятся в постоянном внутреннем поиске. Вот уже 23 года в столице Башкирии существует некоммерческий театр-студия «Alter ego», который регулярно радует зрителей неповторимыми постановками. Билеты на них заканчиваются через несколько часов после объявления даты показа. И это несмотря на то, что у студии нет собственной сцены. Но есть своя публика, которая придет за любимым театром в любой уголок страны и поддержит в любых начинаниях. О театре, его предназначении, о служении сцене мы поговорили с режиссером студии «Alter ego» Светланой Аюповой.
Захара Ермолова
Сама по себе
Режиссер Константин Станиславский говорил: «Любите искусство в себе, а не себя в искусстве». К сожалению, многие театральные деятели не следуют завету великого Мастера и превращают сцену в самолюбование и в средство финансовой наживы.
К счастью, в Уфе еще есть режиссеры, которые не думают о материальных благах, а полностью отдает себя театральному процессу: репетируют до глубокой ночи, оттачивают каждое действие, находятся в постоянном внутреннем поиске.
Вот уже 23 года в столице Башкирии существует некоммерческий театр-студия «Alter ego», который регулярно радует зрителей неповторимыми постановками. Билеты на них заканчиваются через несколько часов после объявления даты показа. И это несмотря на то, что у студии нет собственной сцены. Но есть своя публика, которая придет за любимым театром в любой уголок страны и поддержит в любых начинаниях.
О театре, его предназначении, о служении сцене мы поговорили с режиссером студии «Alter ego» Светланой Аюповой.
– Светлана Рифовна, начнем сразу с вопроса, как говорится, в лоб. Кто такой режиссер? – Глас народа?
– Нет, конечно. Говорят, что режиссер – это идеальный зритель.
– А что говорит Светлана Рифовна?
– Режиссер – это человек, который создает собственный мир, и он за него полностью отвечает. Придумывает его законы, населяет разными людьми. Этот мир по-своему логичный, по-своему прекрасный, по-своему интересный.
Конечно, в этом деле с актерами надо договариваться «на берегу». И если они согласны, то добро пожаловать в режиссерскую Вселенную. Говорят, что актер самая зависимая профессия, но считаю это спорным утверждением. Режиссер ничего не может сделать без артистов. Мы все соратники и подельники.
– А как договориться с публикой?
– Если публика захочет, то придет. Если не захочет, то не придет.
– А если публика не пришла в мир режиссёра, то он может отказаться от него, от спектакля?
– Может, конечно. Но польский театральный режиссёр Ежи Гротовский, например, не отказывался. К нему мог прийти один человек, а спектакль все равно бы состоялся.
– Какой ваш мир?
– Начнем с того, что я не считаю себя режиссером. Когда меня спрашивает, чем ты занимаешься? Я кратко отвечаю: «Репетирую или делаю спектакль». Не называю себя режиссёром, потому что в моем воображении режиссеры – это Анатолий Эфрос, Анатолий Васильев, Петр Фоменко, Эймунтас Някрошюс. Степень их дарования, степень отдачи, масштабы влияния на театр впечатляют. Это личности, которые изменяют и направляют искусство театра. Я же только учусь театру.
В этом году посчастливилось поучиться немного у Дмитрия Крымова, который себя не называют режиссером, потому что стесняется. И я сейчас заявлю, что я режиссер, который занимается искусством. Это как минимум смешно.
– Служат в трех местах: в театре, в церкви и в армии. А чем театральный храм отличается от религиозного храма?
–Театр определенно и однозначно требует служения. Но я не воспринимаю театр как храм. Поясню: для меня служение не является исключительно религиозным. Да, если человек занимается театральным искусством, то оно требует полной отдачи и погружения в процесс. Зачастую приходится чем-то жертвовать, от многого отказываться, делать выбор в пользу театра. По-другому в этой сфере никак. Но это не только из-за долга служения. Это проявление любви к своему делу, преданности и желание становиться профессионалом.
– Мне кажется, что служение является синонимом аскезы, лишения радости.
– Конечно, нет. Это бред! Если бы монахи чувствовали себя несчастными от того, что служат Господу, разве они бы занимались этим? Они же искренне верят и испытывают счастье. Думаю, что в армии, может, особо не порадуешься. Зато в храме и театре без этих чувств никуда. Если ты чувствуешь, что служишь, выкладываешься, но тебе от этого плохо и горько, то надо что-то менять в своей жизни, уходить из этой сферы. Через насилие над собой ничего не получится.
Надо делать то, что приносит удовольствие и счастье. Да, может быть, нелегко, порой трудно, но конечный результат должен всегда приносить ощущения счастья. А иначе какой смысл?
Я не вижу смысла мучиться всю жизнь, доказывать себе, что занимаюсь искусством, но при этом быть несчастливой. Для меня все проще. Ты занимаешься тем, что тебе доставляет кусочек радости.
– А современные режиссеры служат театру?
– Да. Служение театру не подразумевает сидения без денег. Если они умеют совмещать, то памятник им в шоколаде. Просто я так не могу. Нет хватки менеджера, поэтому ни на одной постановке студии «Alter ego» не заработала денег. И это мои проблемы и трудности.
– Современный театр ругают и сравнивают с советским, когда были настоящие актеры и режиссеры.
– Я не согласна. У нас много интересного в современном театре. Есть талантливые режиссеры. Кто-то может пробиться, а кто-то нет.
– А с каким режиссером вам хотелось бы поработать?
– Играть в четыре руки – точно не моя тема. Могу радостно учиться. Могу быть помощником режиссера, но не ставить с кем-то спектакли. Есть профессионалы, которых лучше наблюдать со стороны. Можно посидеть на репетициях, посмотреть, из чего рождаются их спектакли. А есть режиссеры, с которыми хочется просто пообщаться, потому что они – интеллигентные, трепетные, тонкие, чудесные люди. И из разговоров с ними может родиться что-то необычное и интересное. Своим примером они показывают, как любая мелочь может стать предметом театральной поэзии.
– Двадцать три года вы руководите студией «Alter ego». По какому принципу вы выбираете спектакль для постановки?
– По-разному. Во многом зависит от людей. Иногда что-то очень хочется сказать, нет сил молчать. А бывает, что в руки пришел хороший материал, который хочется оживить.
К примеру, у меня выросли дети в студии, и мне захотелось, чтобы они напоследок пересеклись со взрослыми студийцами. Поставить общий, совместный спектакль. Как раз должна была ехать в Санкт-Петербург, чтобы проводить там лабораторию по режиссуре. При выборе материала случайно наткнулась на текст «Машина желаний», написанный братьями Стругацкими. Он положен в основу одного из вариантов сценария фильма «Сталкер» Андрея Тарковского. Мне показалось это интересным и необычным. Я начала искать дальше. Так вышла на другую повесть Стругацких «Гадкие лебеди». Ребята охотно идею поддержали.
Есть и другой пример. Однажды студийцу Вове Шошину подарили ящик апельсинов, он поставил его на скейт и начал катать туда-сюда. Я подумала, что это отрывок из какого-нибудь спектакля. Детки начали накидывать разные ассоциации. Таким образом, появился спектакль «Ежик в тумане» вперемешку со стихами Иосифа Бродского и творчеством Марка Шагала.
– За эти годы было желание уйти из театра и начать заниматься чем-то другим?
– Конечно. Данное чувство посещало меня после каждого спектакля. Но всегда помогали с ним справиться друзья, знакомые и случай. Несколько лет назад в моей студии «AlterEgo» наступил некий кризис. Тут ко мне обратилась бывшая студийка Юлия и предложила поставить спектакль. Мы рассматривали различные материалы. Но все было не то. Хотелось чего-то эмоционального, завораживающего, страстного. Юля профессионально занимается испанским танцем – фламенко. Поэтому решили, что это будет сценический спектакль без слов, в основе которого лежит танец. В ходе обсуждения вышли на творчество Сальвадора Дали, незаметно перешли на Пабло Пикассо, а затем на его музу Дору Маар. Это легло идеально. Изначально, по нашей задумке, в постановке должны были быть задействованы две девочки. У Доры как раз было раздвоение личности, шизофрения. Я полностью погрузилась в спектакль, и плохие мысли ушли. Таких примеров можно приводить до бесконечности.
– Дора Маар, братья Стругацкие, Марина Цветаева… Ваши спектакли для интеллектуальной публики?
– Нет же. Для открытой и чуткой в первую очередь. Говорят, что «Аlter Ego» для умных. Но это не так. Он для всех.
Приходит ребенок десяти лет, видит одну историю, учащийся – вторую историю, а их мама – третью. Кандидат наук усмотрит что-то свое…
Как говорит мама, ты ставишь заумно, а надо весело и в красивых костюмах. Возможно, это мой недостаток, но ставлю на том языке, на котором думаю. По-другому не умею. Как говорил Булат Окуджава, каждый пишет, как он слышит, каждый слышит, как он дышит. Одним словом, ставлю то, что близко, вызывает отклик и трогает сердце.
– То есть театр надо в первую очередь чувствовать, а не понимать?
– Для меня да. И из этого убеждения складывается мой путь. Объясню. Мне повезло в жизни, что я очень много себе позволяю, потому что так чувствую. Несколько раз пыталась работать с профессиональными театрами. У меня складывались хорошие отношения с ними, но четко понимала, что там быть не надо. Я уже говорила, что в студии «АlterEgo» поставила немерено спектаклей, но ни на одном из них не заработала. По уму, это плохо и неправильно. Человек должен получать деньги, но я зарабатывают их с помощью педагогики. А спектаклями нет. Зато ставлю, что хочу. Не всегда с теми, с кем хочу. Потому что нечем было платить, а актерам надо кормить семью.
Мы несколько раз чувствовали, что подходили к порогу, что наша студия «АlterEgo» должна стать профессиональной и иметь финансовую выгоду. Но то, что мы делаем, в каком формате заточены, в этом городе не сможем прокормиться.
– А что же вы такое делаете «несъедобное» для Уфы, но «съедобное» для другого города?
– У нас своя публика. Наш зритель – тонкий, умный, душевный, преданный, верный… Если исходить из статистики, уверяющей, что в театр ходит от двух до пяти процентов всего населения, то давайте посчитаем, сколько из них будет приходить на наши спектакли. У нас своя ниша. Много ли таких, кто перед тем, как пойти в театр на спектакль, начнут вспоминать содержание книги? А большинство из наших зрителей так и делают. Когда мы ставили спектакль «Декамерон», то мне все звонили: мол, наверное, надо прочесть. Я говорила: «На ваше усмотрение, но имейте в виду там 101 новелла. Если вы прочтете, то поймете одну – какую-то свою – историю, если нет, то поймете по-другому». Но я же делаю не для понимания. Для прочувствования. То, что каждого спектакль заденет и у человека после него появятся новые мысли, это факт. Нам везет, что когда, например, люди идут на «Дору Маар», они смотрят, кто это, ищут ее портреты, читают биографию. Идут на перформанс про Орфея – изучают древнегреческую мифологию. Идут на «Федру» – читают Марину Цветаеву.
– А можно прийти и ничего не увидеть и не прочувствовать?
– Конечно, можно. На вкус и цвет фломастеры разные. Значит, в данную конкретную минуту мы не совпали.
Спектакль – это не то, что происходит на сцене. Это то, что происходит между сценой и залом. Между ними очень тонкая материя и мембрана.
Какие они, ваши спектакли?
– Ассоциативные, камерные, личные.
– Вы работаете с непрофессиональными актерами, любителями. Чему они вас учат?
– Иногда с артистами, не имеющими актерское образование, работать интереснее. У многих профессионалов есть определенный набор выразительных средств, они знают, как можно и как нельзя. А необученные люди не знают и порой могут найти удивительный ракурс, мизансцену, посмотреть на действие под другим углом.
Иногда приходишь в профессиональный театр, и много времени уходит на то, чтобы объяснить актеру, что надо сделать именно так. Говоришь ему: «Пожалуйста, пройдите из точки в А в точку Б. Не думайте ни о чем: ни о реакции зрителя, ни о том, можно ли это или нельзя. Просто пройдите, если вас не затруднит». И чуть ли не в ноги им кланяешься. С любителями такого нет. Они стремятся к росту и развитию, а с ними и ты становишься на ступеньку выше.
– Вы с детства хотели стать режиссером?
– Я занималась в пионерском театре «Горящие сердца». Мой мудрейший педагог Руфина Галеевна Агафонова сказала: «Света, с такой дикцией, с такой внешностью, с таким несоответствием внешних и внутренних данных тебе не стать актрисой». Я ей благодарна, она была абсолютно права. Из меня не вышла бы хорошая актриса. Я не пластилин. С одной стороны мне близка игровая природа, но актерская профессия предполагает внутреннюю пластичность, умение радостно отдаваться каждому проекту, новому режиссеру, встраиваться в ту систему, которая будет предложена. Я не чувствую в себе желания радостно отдаваться в любые руки. Если говорю да, то тогда принимаю все правила и полностью погружаюсь в проекты. Но это очень избирательно.
Тогда я подумала, что режиссер может быть любым по внешности. Поэтому радостно рванулась в режиссуру. Ничего абсолютно не зная про эту профессию.
– А педагог одобрила?
– Ну как сказать. Она послушала, как я читаю, и сказала: «Иди, попробуй».
– Руфина Галеевна приходит на спектакли?
– Старается приходить. Мы всегда на связи. Она меня долго воспитывала, давала советы и была суровым критиком. Сейчас, кстати, более лояльна. Одно время мы с ней даже вместе работали. И когда у меня появилась своя студия, мы продолжали находиться в одном кабинете. Она видела, что я делаю.
– Какой совет педагога больше всего запомнили?
– Мне было 18 лет. Это был мой второй спектакль «Сама по себе», поставленный по сказке Редьярда Киплинга «Кошка, которая гуляла сама по себе». Мы с ребятами начитались английского режиссера Питера Брука и сочинили ритуально-пластическое действо. Я, к примеру, играла на барабане. После спектакля она мне сказала: «Знаешь, почему из тебя никогда не получится Сергей Параджанов? Потому что он оттачивает каждую маленькую деталечку. А ты нет. Как получилось, так и получилось. Сочиняешь хорошо, но ничего не доделываешь». В тот момент эти слова для меня стали хорошим толчком и послужили волшебным пендалем.
– А вы хотели стать как Параджанов?
– Нет. Но есть творческие люди, которые близки по духу и внутреннему содержанию. Если брать кино, то это Сергей Параджанов или Андрей Тарковский. И в тот период Сергей Иосифович сильно влиял на мое мировоззрение.
А в театре у меня, кстати, два света в окошке: Петр Фоменко и Эймунтас Някрошюс. Один был абсолютно близок по своей педагогической этике, работе с актерами, тотальной влюбленности в театр. Второй близок по поэтическому строю. Някрошюс говорит на языке, на котором я думаю. Его образы бьют в душу и сердце. Могу не догнать мозгом, но хорошо почувствовать. Не надо ничего дешифровывать.
– Светлана Рифовна, для чего нужен театр?
– Напоминать человеку, что он человек. Возвращать его к себе. Не дело театра чему-то учить, куда-то вести. Это не трибуна, с которой можно воспитывать. Он должен бить в сердце и мозге людей. Театр должен заставлять чувствовать. Театр должен быть живым, не злободневным, не актуальным. Именно живым.
Читайте нас:
© 1998-2024, «Бельские просторы» - литературно-художественный и общественно-политический журнал. Издается с декабря 1998 года. Относится к категории «литературных толстяков», таких, как «Новый мир», «Наш современник», «Знамя», «Дружба народов», «Урал».
Передавая рукописи в редакцию журнала, авторы соглашаются с условиями договора оферты, размещенного на сайте belprost.ru. Рукописи не рецензируются и не возвращаются. Редакция не вступает в переписку с авторами. Положительное решение сообщается. Мнение редакции не всегда совпадает с точкой зрения того или иного автора. При перепечатывании материалов ссылка на «Бельские просторы» обязательна.
____________________________________________________________________________
Свидетельство о регистрации средства массовой
информации ПИ № ТУ 02-01564 выданное
Управлением Федеральной службы по надзору
в сфере связи, информационных технологий
и массовых коммуникаций по Республике
Башкортостан от 31 октября 2016 года.
Главный редактор: Горюхин Юрий Александрович
_________________________________________________________
Единый телефон доверия для детей, подростков и их родителей: 8-800-2000-122 (звонок бесплатный и анонимный для всех жителей России).
Телефон доверия Республики Башкортостан: 8 (800) 700-01-83.
Телефон психологической поддержки детей и родителей: 8-800-347-5000.
Телефон
(347)292-77-62
Эл. почта
Адрес
450079, Республика Башкортостан, г. Уфа, ул. 50-летия Октября, 13, 9 этаж, каб. 912, 923
Рекламная служба
(347)292-77-62
Редакция
(347)292-77-62
Приемная
(347)292-77-62