Камиль Зиганшин. Слово о друге — рыцаре лирики

- 1 -

Жизнь иногда преподносит людям подарки. Для меня таким подарком была дружба с Юрием Андриановым.

Пока многомудрый Мустай Карим был среди нас, я и не догадывался о том, как много места занимает он в моем сердце. Когда меня настигла весть, что агай ушел, я онемел от боли и почувствовал, как сердце наполовину опустело. А через два года еще один удар: я потерял близкого друга — поэта Юрия Андрианова. И сердце на какое-то время опустело до дна. Стремясь вырваться из тьмы свалившегося одиночества, я, бродя по закоулкам памяти, пытался мысленно оживить дорогого мне человека. Но чем больше бродил по этим самым закоулкам, тем яснее становилось, что Юра все дальше и дальше уходит от нас, и ощущение одиночества только усиливалось. И все же я счастлив тем, что две эти светлые личности коснулись моей судьбы. Глядя на них тогда, а особенно вспоминая теперь, понимаешь каким должен быть Человек…

Жизнь нам дается один раз. А удается она еще реже. У Юрия Анатольевича Андрианова, хотя и отпущен был ему неполный срок, она, слава Богу, удалась. Да еще как удалась! То, что он сделал, хватит не на одну достойную биографию: поэт, редактор, переводчик, муж, отец, друг, философ, наставник в нем нераздельны. И во всех этих ипостасях Юрий состоялся.

Мир поэзии, являвшийся средой его обитания, если прибегнуть к художественному образу, сравним с цветущим парком, где растут как большие, зрелые деревья с густой кроной, глубоко ушедшими корнями, так и молодая поросль, среди которой встречаются и сорные дички, пытающиеся заглушить редкие элитные виды — плоды длительной селекции. Что в общем-то естественно — без борьбы ничего стоящего не рождается. Но если дерево дало сильные побеги и приобрело свое лицо, думающий селекционер — читатель рано или поздно заметит и оценит его, а «дички» уходят в небытие!

Юрин уголок в этом парке я бы сравнил со светлой рощей белоствольных берез. Его стихи, такие же свежие и прозрачные, как березовый сок, проникают в самые сокровенные уголки души читателя благодаря искренности и свежести его взгляда на, казалось бы, самые повседневные вещи и события. Да и не существовало для Юры обыденного, он во всем видел явление.

Свел нас необычный повод. В 1985 году Башкирский обком комсомола проводил конференцию творческой молодежи. Я был приглашен на нее как молодой прозаик, но руководитель предприятия, в котором я тогда работал, решил, что это баловство, и не отпускал на семинар, пригрозив увольнением по статье в случае своевольного ухода. Я обратился за помощью к организаторам. Откликнулся только Юрий Анатольевич: не поленился, пришел и убедил руководителя подписать мое заявление на административный отпуск.

После этого случая и особенно в процессе самой конференции, на которой он вместе с другими членами русскоязычной секции Союза писателей РБ со знанием дела разбирали по косточкам наши «творения», я был покорен и очарован Юрой на всю жизнь. И лишь за три-четыре года до его смерти стал обращаться к нему по имени. До этого неизменно — Юрий Анатольевич, хотя я старше его ровно на три года (мы родились в один день — 13 февраля). Столь велико было мое преклонение перед ним. А перестал величать по имени-отчеству лишь потому, что наши взаимоотношения переросли в дружбу.

 

- 2 -

Внешность у Юры была весьма колоритной: высоченный, красиво сложенный. Гордо поднятую голову украшали длинные, зачесанные назад темно-русые с проседью волосы. Лицо благородное, я бы даже сказал, выдающееся: бледное, с высоким, правильно очерченным лбом, изогнутыми в изящном взмахе бровями, прямым породистым носом, серо-голубыми, будто глядящими из мало кому доступного мира, глазами, профессорской бородкой. Взгляд прямой, бесстрашный. Говорил веско, глуховатым, с небольшой хрипотцой, голосом. При этом всегда внимательно вглядывался в собеседника.

Чем старше становился Юрий Андрианов, тем сильнее проявлялось его сходство с великим Некрасовым. Интересная деталь: в последний месяц жизни — они стали просто на одно лицо. Даже умерли примерно в одном возрасте. Да и в характере их творчества много общего.

Оттого что голова у Юры была всегда вскинута, кому-то он мог показаться высокомерным, а иногда пренебрежительно-надменным. Но глаза, лучащиеся добрым, ласковым светом, выдавали его истинную сущность. В одном из стихотворений он сам признается: «В губах змеилась наглость нарочито…». Этот образ нагловатого парня служил защитой внутреннего мира от бесцеремонной грубости внешней среды.

Его внешность настолько соответствовала моему представлению о титулованном дворянине XIX века, что я зачастую величал Юру «предводитель уфимского дворянства». Столь безукоризненно-аристократическое лицо в Уфе большая редкость.

 

- 3 -

Юрий Андрианов выделялся не только внешними данными, но и духовным содержанием. Слагаясь, эти качества гармонично дополняли друг друга. Обладая внутренней свободой, Юра не болел вещизмом, накопительством. Он полагал, что в материальных ценностях таятся семена зла, которые, прорастая, зачастую закабаляют человека.

Стержнем его души были любовь к родной земле, любовь к людям. И любил он их не аморфной любовью, а деятельной, рациональной, помогающей человеку стать совершеннее, благороднее. Всегда искал в людях хорошее и неустанно пестовал в молодых положительные качества.

Жизнерадостный, неутомимый, он умел посмеяться, пошутить. Любил, особенно в молодости, веселые компании друзей. А вот творить предпочитал в одиночестве, в своем крохотном кабинете. Там у поэта был свой особый мир, и он в него мало кого допускал.

Встреча с ним в душе каждого неизменно оставляла неизгладимый след. Со временем для многих он становился советчиком, спутником, делавшим жизнь полнее, интереснее. При этом его требовательность к себе не имела границ:

 

…И горько оттого,

Что живешь, живешь,

А всё в начале,

Словно и не сделал ничего…

 

Потребность в духовном и профессиональном развитии в Юре была заложена с детства, и эта черта отличала его всю жизнь. Его невозможно представить праздным — с неба ему ничего не падало. Каждый успех, каждое достижение он должен был честно отработать, выстрадать.

Смею утверждать, что Юрий Андрианов был человек-солнце, и где бы он ни находился, пространство вокруг него заполнялось теплом. Но Юра никогда не демонстрировал окружающим свою значимость, хотя чувствовалось, что сам он осознает своё особое призвание. При всей ранимости и эмоциональности натуры, он обладал способностью даже в конфликтной ситуации оставаться ровным, спокойным. О себе он с улыбкой говорил: «Я строгий, но справедливый».

Я всегда восхищался волей этого человека. Пока не сделает зарядку, не обольется холодной водой, завтракать не сядет. А после сложнейшей операции на позвоночник он уже через месяц вставал в корсете и, пересиливая боль, правил рукописи. Для этого ему в редакции «Бельских просторов» даже подставку специально соорудили. Последние три года даже зная, что приговорен, не сдавался, оставался бойцом, не терпящим сострадания к себе.

 

- 4 -

Биография Юрия Андрианова вся в стихах сборника, добавлю лишь, откуда его корни. Древо родословной Андриановых представлено личностями, сочетавшими, казалось бы, несовместимое: тонкие души и сильные характеры. По линии отца корни тянутся в старинный уральский город-завод Златоуст. В 1921 году дед с супругой, женщиной редкой красоты из родовитой семьи, и четырехлетним сыном Анатолием, будущим отцом Юры, переехали в столицу Башкирии и поселились на улице Аксакова в деревянном доме на четыре комнаты. Мама — Мария Матвеевна, родилась в 1914 году в Нижегородской губернии.

Юрины родители познакомились перед войной в Горьком, где Анатолий Николаевич проходил практику после техникума, а Мария Матвеевна работала после окончания училища портнихой. Всю войну они жили и работали в городе Горьком, под бомбежкой, в голоде и других невзгодах, которые приносит война. Там же в 1943 году у них родился первенец Виктор — старший брат Юры. Переезд в город Уфу, в родной для отца дом, был вызван частой болезнью деда. С 1947 года родители окончательно обосновались в Уфе, где родились в 1949 году средний сын Андрей, а в 1953 году младший — Юра.

Его мама, Мария Матвеевна, ушедшая из жизни, когда Юре едва исполнилось четырнадцать лет, навсегда осталась для него идеалом.

 

Мария!

Сколько в слове том тепла —

Так звали и любили все, кто здешний,

Домохозяйку, мать,

Кто нас согревши,

Нам Родиной единственной была…

 

Он тяжело переживал ее смерть. Горестные чувства рвались наружу, и именно тогда родились эти строки:

 

Тринадцать весен было слово: мама,

Тринадцать весен было счастье: мама,

В четырнадцатый встало слово: смерть.

Нет матери,

Как долго ее нет!

Лишь годы продолжают исполняться…

 

Именно мама пробудила в Юриной душе творческие задатки. Она научила его смотреть на мир с любовью. Восхищение мамой и благодарность к ней Юра пронес через всю жизнь.

На формирование Юрия Андрианова значительное влияние оказали и его старшие братья Виктор и Андрей. Тоже неординарные личности. Виктор, работая на Уфимском приборостроительном заводе инженером-наладчиком, многие годы являлся бессменным солистом хора при заводском Доме культуры. Андрей, став дипломированным архитектором, вырос до главного архитектора института «Башкиргражданпроект». Юра и Андрей, похожи как близнецы, были особенно близки между собой. Кстати Андрей тоже писал стихи, и вполне достойные.

Братья жили в атмосфере щепетильной честности, уважения к труду. В доме всегда царил не только внешний порядок, но и душевный уют:

 

Мне так тепло с годами вспоминать,

Как не богато пусть, но дружно жили, —

Откуда нам, мальчишкам, было знать,

Как по ночам из старых платьев шили

Нам матери рубашки.

Слово «мать»… —

Не слово вовсе,

А Вселенной часть,

И частью той мы мало дорожили,

Дороже матерей друзья нам были,

А мать,

Она простит,

Поскольку мать…

 

После окончания школы № 45 г. Уфы Юра в 1970 году поступил в нефтяной институт, но, поняв, что это не его, на втором курсе бросил учебу. До службы на легендарном космодроме «Байконур», успел поработать грузчиком на заводе коммутационной аппаратуры. После демобилизации устроился в уфимский телеграф электромонтером по ремонту телетайпов. Все эти годы Юра писал стихи. Они были сутью его жизни с юности:

 

Друзья в футбол гоняли с упоеньем,

А я не мог.

И я не виноват.

Уже, как вор, упрятав за подклад

Измятое от страха и волненья,

Я первое свое стихотворенье

Вносил, как в тайный храм,

В мой добрый сад.

 

Набравшись опыта, он смело заявляет:

 

…Время настало,

и я тоже

Возле стены стою.

Двери открыты,

зовут,

и все же

буду рубить свою.

 

И когда брат Андрей подсказал, что в Москве есть Литературный институт имени Горького, он не колеблясь решил поступать в него.

Непререкаемым авторитетом и кумиром Юрия Андрианова на литературном поприще сразу же стал руководитель поэтического семинара — Лев Ошанин. Его слово для студента Андрианова было законом. Правда, когда маэстро предложил ему, отмечая лиричность и напевность Юриных стихов, стать поэтом-песенником и продолжить учебу в аспирантуре, он единственный раз не послушал — тяга к родному дому, семье оказалась сильнее заманчивых перспектив.

Вернувшись в 1980 году в Уфу, женился на изящной, очаровательной девушке Марии:

 

Старался сумрак скрыть лицо твое,

Он тени насылал, но всё напрасно,

Ведь я давно уж знал, что ты прекрасна, —

Озябшее сокровище мое.

 

У красивых людей родилась красивая семья. Они были под стать друг другу. Их объединяла не только любовь, но и общий интеллектуальный уровень, общие интересы. Семья для Юры была самым надежным полигоном для апробации новых стихов.

Думаю, не ошибусь, если возьму на себя смелость утверждать, что в творческих успехах Юры немалая заслуга Марии. Ее любовь поддерживала в муже веру в силы, при неудаче она подбадривала его, была самым взыскательным и в то же время самым доброжелательным критиком. Чего в этой семье никогда не было — это показушности. Как чувствовали, так и жили. Ведь когда человек спокоен, уверен в себе, то не надо ничего доказывать. Все и так видно. Мне всегда хотелось в этом походить на Юру с Марией — быть простым и добрым, не зацикливаться на неудачах, радоваться малому.

Юра любил, когда вся его небольшая, но дружная семья — жена Мария, дочки Настена и Катя, собирались в гостиной старого дома за большим обеденным столом. Это всегда доставляло ему огромную радость:

 

Хорошо прийти домой под вечер —

Там жена, две дочки и собака,

Маленькое счастье человечье

Светится над нами как лампадка.

Жизнь обидит — дочки поцелуют

И жена прижмет к груди как мама…

 

Вскоре семья увеличилась. Появился зять, и родилось совершенно очаровательное существо, в котором Юра (уже больной) просто души не чаял, — внучка.

К сожалению, болезнь прогрессировала. И лучше всех об этом знала Мария. Было что-то трогательное в том, сколько сил физических и душевных эта миниатюрная, но мужественная женщина отдавала, чтобы выходить Юру, пытаясь вырвать его из рук беспощадной хвори.

В одном из последних стихотворений Юра обращается к ней:

 

Когда уйду, и вьюга скроет след,

И Вы одна останетесь на свете,

На память обо мне любите ветер

И этот черный перелетный снег.

 

Еще прошу на память обо мне

Не прекращать вечерние прогулки

В завьюженном навечно переулке,

По левой освещенной стороне…

 

- 5 -

Есть еще одно необычное для нас простых смертных «существо», которое оказало большое влияние на мировоззрение поэта — его родовое гнездо.

В этом деревянном, слегка уже покосившемся набок от долгих лет доме живет пятое поколение Андриановых:

 

Древний дом…Он помнит тень монашек,

Комиссаров кожаные речи,

И осколки золоченых чашек,

И осколки судеб человечьих.

 

Отеческий приют являлся для Юры не только местом обитания. Вросшее в землю строение с крохотной каморкой — кабинетом в глубине его утробы, было для него живым существом, любовью к которому пропитано все творчество и вся жизнь поэта:

 

Есть в городах осколки улиц старых,

Где посреди бетона и стекла

Теснятся деревянные дома,

Как память в современных мемуарах,

Там трещины змеятся в тротуарах,

Как вензели старинного письма…

Здесь каждый дом сплошь памятью оброс,

Здесь времена сошлись, как вдох и выдох…

 

Читаешь и изумляешься — как метко и емко!

Что парадоксально, Юра в своих стихах описывает, казалось бы, малюсенький уголок Уфы — дворик и родовой дом, а пробуждает мысли вселенского масштаба. Такова сила и точность его слова. Через мелкие детали, доверительно, с глазу на глаз разговаривая с читателем, поэт подводит к пониманию общечеловеческих законов: всесильности любви, вечной привязанности к малой родине:

 

И вновь иду по улице родной,

Где окна вдеты в тихие узоры,

Где вишни сквозь прозрачные заборы

Все тянут ветки мокрые за мной.

 

…Не велики, не золоты хоромы,

Но в них, с давнишних лет укореняясь,

Живем, душой испытывая власть

Родимого, единственного крова.

 

Скоро, говорят, этот дом снесут. Слава Богу, что Юра не увидит смерть своего состарившегося друга. Поэт даже в мыслях не допускал, что может потерять его:

 

…Он не умрет, мой старый, старый дом.

Бульдозеры пройдут, но не раздавят,

Мне жизнь его пожизненно оставит…

 

- 6 -

Довольно часто получается так, что мы знаем о таких интересных, содержательных людях все, кроме их творений. Я не исключение. Знал больше автора, а не его стихи. Только теперь, после смерти Юрия Андрианова, я, далекий от поэзии человек, стал внимательно вчитываться в строки его стихотворений, и ко мне стало приходить понимание того, насколько глубоки и проникновенны они по содержанию. Думаю, что на Олимпе Поэзии не только Башкирии, но и России Юра занимает достойное место.

Его стихи находят отклик в сердцах людей потому, что написаны ярким, понятным любому, даже неискушенному читателю языком: перед глазами рождается цельный образ, точнее, живописная картина, только написана она не красками, а задушевными словами.

Наряду с богатым воображением и способностью проникать в глубины подсознания, Юра обладал безошибочным чувством стиля, подкрепленным огромным языковым ресурсом.

Уютная комнатка размером два на два метра, где нашлось место кровати и столу у окна, стулу и печатной машинке, полкам с книгами, карте мира и вентилятору в форточке для вытяжки табачного дыма, вмещала в себя всю вселенную поэзии Андрианова. Ее язык чист и прозрачен, в нем нет ни одного лишнего слова. Юра знал им цену и старался расходовать предельно экономно.

Работая над строфами, он избегал повышенной экспрессии и не успокаивался до тех пор, пока не находил то единственное выразительно-емкое сравнение, которое способно было передать едва уловимые оттенки его чувств:

 

Постоять на крыльце до озноба,

До тяжелой звезды в небесах,

До высокого трудного слова

На прокуренных, горьких губах.

 

Образность его сравнений восхищает свежестью и лаконичностью:

 

…В густой закат вплывали глыбы туч,

И в нем, как рыбы, сонно шевелились

Тела их длинные…

 

Сплавляли лес, и узкие плоты,

Как связанные желтые свирели,

Протяжно плыли в синей акварели

По облакам, упавшим с высоты…

 

Метафоры Юры часто поражают неожиданностью:

 

…И небо из последних сил

Лучей надломленные копья

Бросает в снеговой настил…

 

Каково! Не стихи, а мощный магнит, которым автор гипнотизирует, увлекает в свой мир.

Поэт не стремился к изощренной элегантности. Но простота его образов — это не упрощенность. Отнюдь, эмоциональная насыщенность строк своей космической глубиной сродни органной музыке, долгое, протяжное звучание которой продлится и в будущем:

 

Сквозь волнующий запах снега,

Сквозь разрозненные облака

Нам являются мысли с неба,

Неразгаданные пока.

 

Подобными строками поэт при жизни возвысился над смертью, ибо (он верил в это) человек есть существо духовное и вечное, а не смертное, как мы воспринимаем себя по атеистической привычке.

 

…И свято веровать,

Сомнения поправ,

В переселенье душ людских,

И все же

Грустить, что нет переселенья трав

И юности переселенья тоже…

 

Силой своего воображения и дарования поэт создает собственную, совершенную по форме и содержанию реальность. Он исподволь подводит нас к пониманию того, что безрадостен путь человека, живущего без жажды познания, без стремления к духовному совершенству. Своим словом он пробуждает в человеке качества, хранящиеся в глубине души и заглушенные вечной погоней за успехом и материальным достатком, истощающим как нас, так и ресурсы Земли. Начинаешь понимать, что духовные радости глубже:

 

Я крикну: «Солнце!»

И оно качнется,

Его подхватят на руки ветра,

Оно над каждой крышей разольется…

И даже в злой душе

Душа проснется —

И вспомнит, что родилась для добра.

 

Неспешные строфы его стихотворений, дышащие любовью, капля за каплей смывают с души наслоения грязи и открывают божественную красоту мира, в котором мы имеем счастье жить и творить. Вместе с тем мы слышим грусть, боль о том, что уходит время, уходит жизнь, о том, что она быстротечна:

 

Как вода из треснутой скудели

Утекает время —

Что ж грустить?

Дни спешат,

Сбиваются в недели…

И едва ль что можно изменить.

 

Его очень беспокоило расчленение общества. Вернее — разъединение людей. Он видел причину этого явления в том, что в гонке за успехом человек становится все более эгоистичным индивидуумом с хватательной психологией. Вроде все знаем, что от одной ветки нет огня, от двух он едва теплится, а от нескольких веток уже разгорается жаркий костер, который греет всех, но мы, ослепшие, живем наоборот.

И все же Юра верил, что настанет время, когда человечество сместит вектор развития в сторону большей духовности. Он стремился быть одним из рычажков этого движения.

 

- 7 -

Невозможно пройти мимо темы природы в творчестве Юры. Она в той или иной форме присутствует практически во всех его произведениях, но есть целый ряд стихотворений, где эта тема преобладает.

До озноба потрясает неистовой ярости поэма «Час камышовой луны», в которой поведана история кары браконьеров духом воскресшего вепря — отца убитых несмышленышей кабанят-пацанят. Прочитав ее, не то что браконьеры, даже законопослушные охотники в большинстве своем зачехлят изрыгающие смерть ружья. Такова пронзительная сила этого произведения.

Поэт очень чутко воспринимает каждое движение, каждое дыхание земли. Он умеет:

 

…Слушать гул дозревающих листьев,

И в траве легкий топот жуков,

И скользящий на лапах по-рысьи

Осторожный проход облаков.

 

Привычные явления он может превратить, используя всего четыре слова, в великолепный художественный образ:

 

…Слепых метелей дикие стада…

 

Природа в стихах Юры «не слепок, не бездушный лик», а живая, одухотворенная и бесконечно терпеливая. Последнее качество придает ей величие, но сколько ж мы, люди, будем им злоупотреблять. Поэт обращается к нам:

 

…Сорняки так часто душат всходы,

И благостны не все твои дела…

Ты знаешь только,

Что ты сын природы.

Любимый ли?..

Так не делай зла.

 

- 8 -

Работая в «Башкнигиздате» (позже — издательство «Китап») редактором, заведующим сектором русской литературы, а затем главным редактором журнала «Бельские просторы» Юрий Анатольевич пропустил через свое сердце тонны рукописей, отбирая лучшее и помогая авторам превзойти самих себя.

Для того чтобы на деле помочь начинающему литератору постичь тайны мастерства, он, щедро и бескорыстно делясь знаниями, помногу раз обсуждал с ним рукопись. Выматывал новичка почти до изнеможения.

Помнится, раскритикует меня. Поработаешь над замечаниями и опять к редактору Андрианову идешь.

— О, стало лучше, но надо еще подтянуть сюжет, усилить образы героев.

Опять сидишь правишь, ищешь свежие образы, точные слова и, наконец, слышишь:

— Здорово, молодец! Все, это уже готовое вино, и пока не испортил его, закупоривай — дальнейшие переделки будут уже во вред.

Скольким писателям и поэтам, «мучая» их таким макаром, он отворил врата в литературный мир. И искренне радовался их творческим удачам.

Андрианов, вне всякого сомнения, был выдающимся редактором. Равных ему в этой сфере в Башкирии, пожалуй, не было. Разве что Станислав Шалухин (тоже рано ушедший от нас) по уровню был близок.

Под редакцией Юры вышли фундаментальные издания: «Свод Башкирского народного творчества», десятки томов библиотеки башкирского романа «Агидель» на русском языке и ставшей классической серии «Золотые родники» и многие, многие отдельные книги.

Художественный перевод стихотворений — дело чрезвычайно тонкое, трудное и не всем подвластное. Андрианова-переводчика как раз отличало умение бережно, не повредив национальных корней, пересаживать произведения башкирских поэтов и писателей на плодородную ниву русского языка, сохраняя художественную индивидуальность автора.

Читая стихотворения в его переводе, я подчас ловлю себя на мысли, что перевод, по меньшей мере, не слабее оригинала. Неслучайно многие башкирские поэты мечтали, чтобы переводил их именно Юрий Андрианов.

 

- 9 -

О толстом общественно-политическом и литературно-художественном журнале на русском языке мечтало несколько поколений башкирских, татарских и русских писателей, поэтов. В декабре 1998 года, в непростое для республики и России время, эта, казалось бы, несбыточная мечта стала явью.

Назначенный главным редактором новорожденного журнала «Бельские просторы» Юрий Анатольевич Андрианов начал создавать любимое детище как поэму — творчески, вдохновенно, проявляя при этом невиданный напор и настойчивость.

И вот уже десять лет журнал радует читателей творениями как маститых, так и молодых авторов. Профессиональная работа редакции вывела его на всероссийскую орбиту, и он стал одним из авторитетнейших в нашей стране. И даже знаменитости посчитают теперь за честь быть опубликованными в нем. Это нашло отражение в решении Союза писателей России о награждении редакции журнала в 2006 году дипломом Всероссийской литературной премии «Традиция» — «За многогранную творческую деятельность в русле классической литературной традиции, а также за переводы на русский язык лучших образцов башкирской литературы».

Юра необычайно гордился признанием «башкирской толстушки» и просто светился от счастья, когда сообщал о присуждении этой награды. Но цена успеха была высока: тяжелый, напряженный труд и годы недожитой жизни.

 

- 10 -

Роковая небрежность врачей потянула за собой цепочку осложнений, подорвавших несколько лет назад здоровье довольно крепкого, спортивного (в прошлом член юношеской сборной Башкирии по волейболу) организма Юры Андрианова. Вскоре после этого случая он уже знал, что уйдет:

 

Зашевелится в сердце бравада

Дымным облаком:

Не пропаду…

Только все это будет неправда —

Лист упал…

Да и я упаду.

 

Но не желая, чтобы его жалели, внушал всем нам веру в скорое выздоровление.

Только раз в одну из последних встреч в палате № 607 РКБ он попросил меня: «Позаботься о семье». И всё. Тяжело было видеть, как человек неистощимой энергии и несгибаемой воли таял изо дня в день, а мы и помочь-то ничем не могли. Медперсонал отделения РКБ обожал его и делал все возможное…

К смерти Юра относился философски — готовил сборник, надиктовывал стихи. И встретил ее как настоящий мужчина, как подобает православному — мужественно, в кругу самых близких людей.

Он, конечно, сожалел о раннем финале, но не страшился его. Никого не беспокоя, мобилизовался и, продумав, предусмотрев все до мелочей, готовился к неизбежному.

 

- 11 -

Размышляя о жизни, Юра как-то сказал мне:

— Если у поэта есть два-три Стихотворения — это счастье.

— А у тебя, как думаешь, есть?

— Не знаю… время покажет.

А мне кажется, что человек, написавший:

 

…И когда-нибудь там, у края,

я пойму, тяжело дыша:

потому Земля большая,

что большая у нас душа, —

 

может рассчитывать на память потомков.

Из архива: август 2008 г.