Все новости
Проза
20 Января 2023, 11:33

№1.2023.Танзиля Давлетбердина. Возвращение. Рассказ

Перевод с башкирского Сарии Ишемгуловой Танзиля Давлетбердина родилась 3 августа 1964 года в Бурзянском районе БАССР. Лауреат молодёжной государственной премии имени Ш. Бабича, заслуженный работник культуры РБ. Поэтесса, драматург, журналист. Автор семи поэтических книг. Перевела на башкирский язык стихи А. Пушкина, М. Цветаевой, В. Высоцкого и др.

Автор: reddit.com. Александр Алёхин
Автор: reddit.com. Александр Алёхин

Василя до окончания трапезы не отводила от сына глаз. Сын вернулся вчера. К вечеру. В футболке, в брюках. В кроссовках. Какие были деньги, все отдал другу, с ним они в поезде вместе ехали. Что тут скажешь, самое главное – жив-здоров. Самое главное – рядом. Вначале, как отрезал, сказал, что не пойдет в гости, позже как-то согласился. Вон он – загорелый, мослы да кости. Как родители крутятся возле него, а сын ноль внимания. Словно в другом мире. Забрался в стеклянную посуду, никого не видит, никого не слышит. Как может человек измениться так до неузнаваемости...

Сидевший рядом Минлихан пытался развеселить свою жену, рассказывал что-то. Накладывал ей в тарелку салаты. Подавал фрукты. Ну что поделать, не идет еда, ни сыну, ни матери его совсем не хочется есть!

– Пропусти хоть одну рюмку! Что застыл-то?

– Ох уж эти мужики! Что есть они, что нету их!

Гостям пора было уже расходиться, и именно в это время они и развеселились, Минлихан с озорством стал плясать в самой середине толпы. Василя, глядя на него, немного отвлеклась и тут же потеряла из виду сына Байраса. В это время никому уже не было дела до солдата, который всего несколько минут тому назад был самым дорогим гостем. У матери сердце екнуло. Забеспокоилась так, что на душе у нее стало плохо. Выбежала во двор, где несколько мужчин тихо и мирно покуривали, вели беседу. Сына там она не обнаружила. «Наверняка ушел домой», – подумала она, стараясь успокоить себя.

Байрас и вправду сидел на скамейке возле ворот. Голова поднята, глаза устремлены в бездонное небо. При свете луны его лицо казалось еще более тревожным.

– О! Сынок! – произнес Минлихан и хотел обнять сына, но упал прямо на него. Байрас рывком встал, взяв отца за шиворот, потряс и тут же усадил его. Мужчина, будто оглушенный, ничего не успел понять.

Василя смогла только выдавить из себя:

– Иди, сынок, спать.

Байрас быстро прошел в дом. Через некоторое время на пороге появилась молодежь за солдатом. Но тот дал понять, что устал, только что с дороги, ребятам пришлось попрощаться.

– Отца... С такой радостью встретившего его отца... – Минлихан, придя в себя, начал всхлипывать. Мать молча присела на скамейку, прижала поседевшего за последние годы голову мужа к груди. Ощущение одиночества на всем белом свете принесло им страдания, от этого отец и мать притихли. А где-то рядом звали друг друга птицы Сак и Сук, которым никогда не суждено встретиться.

 

*  *  *

 

Не сомкнувшая глаз всю ночь Василя спозаранку встала, напекла блинов, приготовила пирог с черемухой. Несмотря на ясность дня, Минлихан не торопился уходить на сенокос. В другой раз он всегда торопился, говорил: «До дождей надо успеть заготовить сено». Праздник же у него – сын вернулся! Из армии! Только вот почему-то армейской формы нет у него, чтобы бравировать перед односельчанами и родственниками. Ну и пусть. Рассказал ведь сын, что бывают случаи, не доезжают некоторые ребята до дома в мундирах... У них, наверное, душа не находит места, пока едут по той проклятой территории-то...

Расшумевшийся самовар занял свое место на столе. Василя сказала мужу, чтобы разбудила сына. Минлихан на цыпочках подошел к двери комнаты сына, открыл дверь, покашливая, вернулся к столу:

– Нету его...

У Васили вновь душа ушла в пятки. И во дворе же не было его! Молча сидели, пили чай, в это время Байрас вошел. Не обращая внимания на привставших с мест родителей, прошел в свою комнату. За ним остался тяжелый запах сигарет. Вышел, второпях умылся и сел за стол. Не зная, как и с чего начать разговор, отец и мать сразу притихли, даже друг на друга смотреть не смели. Василя придвинула тарелку с еще теплыми блинами поближе к сыну. Минлихан сдвинул в ту же сторону мед и сметану. Байрас только один раз вкусил мед, до сметаны совсем не дотронулся. Взял один-другой блинчик, поел, но, не допив чай, выбежал на улицу, в туалет.

– Эх, дитя... – У отца в горле застрял ком, у матери на глаза навернулись слезы.

Байрас, как вошел, к столу больше подходил. Упал на кровать. Запавшими глазами уставился в потолок. Молчание повисло в доме. Тяжелая, непривычная и неприятная тишина. Как будто сын не вернулся из армии, как будто отец и мать мучаются в ожиданиях перед неизвестностью.

 

*  *  *

 

Нет для человека худшего наказания, чем неизвестность. Василя думать не думала, что будет подвержена столь жестким испытаниям. Байраса, всегда учившегося на отлично, решили отправить на учебу не в вуз, а в Аксеновский сельскохозяйственный техникум, так как нужно было дом достроить, а техникум этот находился совсем неподалеку. Слово «отправили» тут как бы неуместно, идея эта возникла у Васили. Думала, часто будет приезжать домой, помогать по хозяйству. Никогда не знавший, что такое перечить взрослым, послушный, уступчивый юноша, освоив профессию зоотехника, подумал: «Как можно все время тратить на учебу, лучше поработаю, а там видно будет». Стал устраиваться на работу. Но его в ту же осень забрали в армию, и начал он служить в Уфе.

Однажды от солдата пришло письмо, где он писал: «Меня отправляют на учебу в Тольятти, через полгода вернусь в Уфу». Минлихан даже не заметил, как у него вырвалось: «Ай-ваййи!..»

– Что «Ай-ваййи!..»?! Что  «Ай-ваййи!..»?! Вернется! – начала взвинчиваться женщина, уже и сама обеспокоенная.

Тем временем деревню настигла большая беда. Единственного сына почтальонки Зумары привезли в цинковом гробу в сопровождении двух военных. Зумара-апа не верила, что его сына нет в живых. Потребовала, чтобы открыли гроб. Василя и Минлихан, ставшие свидетелями такого тяжелого разговора, сказав, что придут на похороны, быстренько ушли домой. Когда увидели упавшую на могилу сына Зумару, тогда до них дошла жестокость реальности этой беды. Прошел слух, что мать солдатская грозилась: «Если не покажете мне сына, как только уедете, я откопаю могилу! Мой сын жив!» Военные открыли гроб и показали только лицо погибшего. Солдата похоронили, с почестями, автоматными залпами, с венками, с цветами, эх-х! Дело разве в этом?! Василя не могла найти никаких слов для утешения Зумары. Что ни скажешь, все будет лишним. Пожелтевшую от горя, заболевшую почтальонку родная сестра увезла в Раевку. Тем, кто пришел провожать ее, казалось даже, что видят ее в последний раз. «Ох, что за мысли вдруг появились у меня?» – Василе от таких мыслей стало не по себе. «Положат ее в больницу, и сестра постарается, выходит ее. Вернется она в деревню окрепшей. Э-э-эй, что ты ерунду-то городишь? Разве душевные раны заживают?! Вот ведь как бывает... Опять не дают покоя эти мысли нехорошие!»

Полгода прошли быстро. Василя получила радостную весть от сына, так что она была на седьмом небе от счастья. «Я в Уфе!» – вот такая весточка пришла! Однако уже всего через несколько дней она получила другое письмо, где сын сообщал, что их отправляют в Казань. После этой весточки связь у них оборвалась. Дни проходили за днем, месяцы за месяцем. «Жив ли сынок? Только бы не увезли в Чечню!» Нервы у матери словно натянутая тетива, казалось, вот-вот оборвутся. Хорошо, хоть Минлихан рядом, хоть на нем можно сорваться. Он терпеливый, понимает, отчего у жены характер стал таким вспыльчивым. Как только она начинает заводиться, молча оденется, выйдет во двор либо возьмет в руки газету.

Наконец-то от Байраса пришло долгожданное письмо. Вынув из почтового ящика конверт, Василя тут же вскрыла его, письмо ее не обрадовало.

– Что-то с Байрасом? – спросил Минлихан, заметив, как жена побледнела. Взял письмо, прочитал, и лицо его засияло. – Вот же! Служит. Ну и что, что в Чечне? Мужчина же он! Не будет поддаваться трудностям! Байрас же он у нас – ух! Служит в Урус-Мартане. Все хорошо! Пишет, что жив-здоров. – Слова из его уст сыпались не то для успокоения жены, не то для самоутешения...

С этого дня они старались не упускать все новости по телевидению. И соседи, как только услышат какую-либо весть о Чечне, тут же бегут делиться с новостями или позвонят по телефону. Однажды сообщили о том, что в Урус-Мартане обстановка напряженная. В эфире показывались харабы. Разруха кругом. Есть ли уцелевшие? Сердце Васили сжалось, лицо посинело. Дыхание и то едва заметное, становилось коротким, она так и присела, опираясь на спинку дивана. Вошедший в дом Минлихан застал ее в таком состоянии. Стал метаться между нею и шкафом с лекарствами, не зная, что предпринять. То валидол сувал ей в руки, то наливал в стакан корвалолу. Заставил выпить глоток-другой чаю, растирал оледеневшие руки-ноги.

– Может, выпить мне? – едва слышно спросила Василя.

– Что?

– Выпить...

– Ох, Аллах, что же налить-то тебе? Нету же! Скорую, может, вызвать?

– Есть, в шифоньере.

– А?!

– Там, где пальто висит.

– Не надо! – У Минлихана глаза округлились. – Превратишься в алкашку!

– Тяжело ведь! – на глаза Васили навернулись тяжелые слезы.

– Водка-то она что, хороша, только когда выпьешь. Протрезвеешь – плохо, хуже становится.

Пробовал Минлихан этот метод. Он знает. Оказывали друзья ему такую помощь, дескать, легче станет. Ан нет, наоборот, он «уходил в себя», никого не хотел видеть, ничего не хотел слышать.

Немного отлежавшись, Василя взяла себя в руки. Правильно говорит муж: не следует ей смотреть новости, сердце надо беречь. Но она не может себе запретить, как только начинается программа новостей, как завороженная, садится перед ящиком. Ничего не может поделать!

 

*  *  *

 

...Вспоминая те времена, хлопоча у плиты, Василя то и дело говорила про себя: «Слава Аллаху, дитя рядом».

Вскоре послышались детские голоса. У Васили посветлело лицо, она радостно крикнула:

– Сынок, вставай, выходи, сестра приехала!

Близняшки забегали по дому. Байрас, словно тень, вышел из комнаты бесшумно, подал сестре руку и нырнул обратно. Василя растерялась, не знала, что и сказать. Байрас осторожно встряхнул с себя барахтавшихся на нем малышей и вышел на улицу. Обиженная сестра даже чаю не стала пить, собрала детей и ушла домой. В доме, где только что было шумно, воцарилась тишина.

– Ах, сынок, мог бы хоть немного повозиться с малышами? Они ведь родились, когда ты уехал на службу... – Их взгляды встретились, мать тут же осеклась, пожалев о сказанном, – глаза сына были словно стеклянные.

Вечером Минлихан поставил на стол бутылку.

– Пей, сынок, может быть, полегчает... Лишнее – не дозволено.

Байрас с презрением посмотрел на бутылку, рюмку отодвинул рукой. Минлихан не нашел других слов, а только сказал:

– Маладис.

С удовольствием пожевав и проглотив пельмени, начал было:

– Ита-ак, сынок, пришлось тебе повоевать... Война, что поделаешь... Хм-м... – Василя тут же наступила ему на ногу.

– Да стой ты! Как там... это.... приходилось, наверное, и в людей стрелять. А что! Такая служба у солдата! Либо враг тебя, либо ты врага, – проведя пальцем по шее, сказал мужчина. Тут Василя не удержалась, кинула в него ложкой. У Байраса дыхание перехватило, сжав кулаки, посидел немного да и бросился на улицу. Лицо его вызывало ужас.

Дома целый день царила тяжелая атмосфера. Минлихан вспомнил про покос. Сено, наверное, высохло уже. Сколько можно лежать дома, ради поднятия настроения сыну? Приготовил грабли, вилы. Чтобы с утра не возиться, позаботился и о чайнике, чугунке. Казалось ему, что завтра ждет его хорошая, радостная новость. Несмотря на беспокойство жены, которая ворочалась рядом, уснул быстро.

– Сынок, сынок! Айда на покос поедем! Увидишь луга. Нет там тяжелой работы. Коль не захочешь работать с вилами, хоть чай на костре будешь кипятить.

Василе не понравилось, что муж ни свет ни заря будит сына, она встала и быстро подошла к мужу, ткнула пальцем мужу в спину, а злое лицо ее будто говорило: «Хватит, не приставай!» – и прошла на свое место, где только что сидела и сепарировала молоко. Последовавший за ней мужчина прошептал: «Я просто подумал, что проветрится». «Не приставай!» – откликнулось у него в голове, и ему было не по себе, и все же поехал он на покос один.

Разве отправит мать сына на покос?! Вон каким он стал, не дай бог натворит чего-нибудь грешного! А что, если отец и там заведет разговор про войну?! Еще разгневается! Храни Аллах!

Байрас сидел за столом, пил холодный чай без молока. Он долго и молча смотрел на кота, прыгнувшего к нему на колени. «Хоть погладил бы! Он же так любил Мурлака! Когда-то сам принес ведь котенка домой, спасая от мальчишек, которые чуть не погубили его». А сейчас?! Даже не погладит! Кот, мокрой мордочкой несколько раз утыкаясь в голую руку Байраса, искал его благосклонности, но, не найдя отклика, недовольно мурлыча, прыгнул на пол и отправился восвояси.

Чтобы сын не грустил, Василя включила телевизор. Сама села рядом и стала вязать. Краем глаза следила за сыном. После бессмысленного мультфильма начались новости. С появлением в эфире танков и солдат с автоматами в руках у парня дыхание изменилось, стал тяжело дышать, с шумом, и смотрел на экран, напряженно прищурив глаза. Казалось, слов репортера он даже не слышит, сам стал руками шарить, словно ища что-то. Василя быстренько схватила пульт и перевела на другой канал. Там речь также шла о Чечне. Байрас стрелой вылетел из дома. Василя очень сожалела, что включила телевизор. Говорил же Минлихан, говорил! Что за бесконечное кровопролитие-то?!

Байрас долго был во дворе. Сидел на крыльце, уткнувшись в одну точку. А матери так хотелось взять в руки сына, словно младенца, целовать его, убаюкать.

– Сынок, – подсев к нему, сказала мать. – Мы должны что-то делать? Может быть, стоит сходить в поликлинику? Может, дадут лекарство какое. Так невозможно ведь. Ты ни ешь, ни спать не спишь...

Взгляд Байраса! Василя прикусила язык.

Вечером пришли одноклассники парня. При встрече с ними у Байраса на лице появилось что-то наподобие улыбки. «Вечером мы соберемся», – сказали ребята, Василя не стала возражать, отпустила со спокойной душой. «Не пьет, курить-то курит, не пьет, и в тот раз пришел трезвый», – думала она.

 

*  *  *

 

Минлихан с Василей ночью глаз не сомкнули, все ждали. Посреди ночи вышли на улицу и ходили, делая вид, что у них обычная прогулка, дошли до клуба. Постояли, прислушивались к голосам молодежи и продолжили путь дальше. Дошли до конца улицы и пошли домой задами, мимо берега реки. Бывало, ребята, собравшись на крутом яре, вели горячие беседы, но тут все зря, не было никого. «Эх, хоть бы девушка была у него», – подумала Василя. Видимо, и Минлихан подумал так, прижал сильнее руку жены к себе.

Только уснули, их разбудил шум. Друзья приволокли Байраса, завели в дом, уложили на диван.

– Что сделали с моим сыном?!? – спросила Василя недоумевая.

– Апай, не бойся! Он сказал, что не будет пить, поэтому в кумыс добавили водку.

– О, Аллах!..

Парни, дабы избежать ругани, убежали восвояси.

Стягивая обувь сына, мать чуть не получила пинок, ладно успела увернуться. Видевший это Минлихан едва сдержался, так хотел он ударить сыну по лицу. Растерянные родители молча смотрели на сына, долго так стояли. Вдруг Байрас громко заревел. Начал шарить правой рукой и упал на пол. Хотел вскочить, начал прицеливаться несуществующим в руках автоматом и стрелять в пустоту. Василя скорее включила свет. Байраса это не успокоило, наоборот, от резкого света с перепугу он спрятался за стол, закрывая голову руками, и упал ничком. Внезапно соскочив с места, во всю мощь стал кричать:

– Танк! Там горят! Воды! Наши горят! Воды! Воды!

Минлихан побежал в переднюю, Василя, схватив из его рук ведро с водой, плеснул на сына.

...Ближе к утру парень вроде успокоился. Да и трезветь, наверное, начал. Умылся на улице холодной водой. Подошел к изумченным родителям, попросил прощения.

– Ладно, бывает, – сказал Минлихан, пытаясь улыбнуться.

– Не пей, больше не пей! – воскликнула мать приказным тоном.

– Мама, если б отпустила в авиационный институт, не попал бы я в Чечню, – слова сына словно пронзили мозг Васили.

– Да-да, постоянно твердила, что не хватит денег! Дом как-нибудь достроили бы! – вставил, осмелев, Минлихан.

– Ты виновата, мама, ты!

Сказанные с горестью слова сына обрушились на мать, словно кувалдой. «Измучилась я, пока не увидела тебя! Постарела! Сердце болеть стало! Нервы никуда! Здоровье никуда! А ты меня обвиняешь?!» – хотелось крикнуть матери в ответ. Но проглотила и слова, и слезы. Не следует перечить ему. Пусть говорит, если это облегчит его состояние. Пусть скажет. Сердце матери вытерпит. Выдержит. Ради дитя. «Лишь бы сердце его сберечь».

День прошел, Байрас так и лежал. Выходил, правда, курил. Не ел. Беспрестанно пил воду. А у Васили сердце ноет. Она, оказывается, виновна. Кто же виноват? Кто?! Сколько матерей потеряли детей на этой бессмысленной войне? Не успели затянуться раны после Афгана, теперь в Чечне гибнут ребята. Ради кого? Ради чего?! И этот день, как и вчерашний, прошел в большом напряжении.

На утро у Байраса настроение как будто улучшилось. Сходил в магазин, купил курево. Не забыл купить печенья и конфет. Минлихан завершил работу с сеном, пригласив на помощь знакомых, в деревне это так и заведено испокон веков – помогать друг другу. Отец и сын вдвоем обновили подгнившие столбы забора.

Казалось, туго завязанный клубок начал распутываться. Мать радовалась, у сына появился аппетит, и лицо у него стало более ясным. До них дошла весть, что Руслана, сына Зульфии, забирают в армию. Минлихан то и дело проговаривал: «Лишь бы не попал в Чечню!» Байрас сказал твердо: «Ему туда ни в коем случае нельзя!» Худенький тот, и ростом не вышел. Как ему дать в руки автомат?! К счастью, Руслан попал в город Троицк Оренбургской области. Зульфия ездила на присягу к сыну, вернулась радостная и гордая.

Через несколько дней пришла почта. Василя, привыкшая трясти газеты, подняла письмо, выпавшее на зеленую траву. Из деревни Мраково Кугарчинского района. Инсаф Кинзябулатов. Ох! Байрас же говорил, что он погиб! Жив ли он? А если это ошибка! Нет, на печати дата недавняя. Всего неделя-то прошла.

Мать не знала, как подать письму сыну. Вдруг возле калитки остановилась машина. Оттуда вышли парень с девушкой. Василя приняла их с улыбкой.

– Здравствуйте, апа! Я – Инсаф! – Василе стало то жарко, то холодно. – А это моя сестра. Камиля. Никуда не отпускает меня одного. Всюду за мной по пятам ходит!

Василя тут же взяла себя в руки, сообщила, что Байрас ушел на рыбалку, пригласила молодежь в дом, стала суетиться вокруг плиты.

– Байрас ждал, наверное, меня. Писал ему, что скоро приеду.

– Письмо твое сегодня только пришло, детка...

– Вот времена! Люди сейчас ходят впереди своих писем!..

– Ты поосторожней, – сказала сестра, словно предупреждая брата.

«Какой шутник! Словно и на войне не бывал. И лицом и душой открыт!» – думала Василя, сама время от времени смотрела в окно. Увидела сына и вышла на улицу. «Надо как-то предупредить. Может, сначала дать письмо?» – пока она думала, из дома выбежал Инсаф, как же он может усидеть на месте! Подбежал к другу. Байрас побледнел, затем попятился назад. Камиля, бабочкой подлетев к Байрасу, затараторила:

– Брат мой Инсаф живой! Живой! Произошла ошибка! Жив он, жив! – обняла парня. Приятный запах духов ударил в нос парню, он, осторожно высвободив руки девушки, качаясь, шаткой походкой зашагал навстречу другу.

«Хорошо, что брат приехал сюда с этой девушкой», – подумала Василя, вздохнув облегченно.

Друзья долго стояли в обнимку, молча. А слезы из глаз текли и текли ручьем.

Когда уселись за стол, Байрас, едва поборов себя, попросил водку. Минлихан тут же поставил бутылку на стол.

– Простите меня, я не пью, – сказал Инсаф, отодвигая рюмку в сторону.

– Разве извиняются, когда не пьют? Очень даже хорошо! И Байрас не пьет. И мы не пьем! – Водка тут же исчезла.

Воцарилась тишина, лишь позвякивали ложки.

После чая ребята вышли на улицу, сели на крыльцо. Байрас смотрел в небо, медленно затягиваясь сигаретой. Василя с Минлиханом уселись на скамейке. Не хотелось им ни на минуту отойти от них.

– Как это случилось? – Байрас уставился на Инсафа бездонными глазами. – Я ведь твое обгоревшее тело... в мешок... сам... И жетон... он был твой...

– Мама все равно не поверила. Даже когда похоронили. Все равно ждала. Сон мой меня не обманывает, говорила. – Голос девушки был глухим, словно шел издалека.

– Тяжело видеть свою могилу, – Инсаф тяжело вздохнул. – Кого похоронили вместо меня? Не известно.

– И его мама ждет, наверное. – На глаза Камили навернулись слезы. – Чем слышать о погибели, весть о том, что живой, это ведь очень хорошо!

– Жить в неизвестности для матери – очень тяжело, доченька. – Минлихан кивнул головой, давая знак согласия.

– Как случилось такое? – Байрас закурил вторую сигарету.

– Тяжело рассказывать, брат... На операции, как тебе известно, попали в окружение. Боевики отобрали оружие. Построили нас. Стали издеваться... – Инсаф, стиснув зубы, замолчал. Никто его не торопил, ждали. – Затем... Сперва... Степу... Затем... Валеру... Затем... Хусаина... мучили... Нет... Не могу говорить...

Байрас молча протянул ему сигарету, Инсаф не видел этого.

– Принесли канистру с бензином... Начали собирать в кучу мертвых. Затем... очередь... дошла до меня...

– Агай, не рассказывай и все. Если тяжело. Живой ведь. Этого достаточно... – Камиля легонько погладила его по спине.

Танзиля Давлетбердина
Танзиля Давлетбердина

– Один сорвал с шеи жетон и выбросил. Я вспомнил известные мне дуа, стал читать шепотом, желая себе легкой смерти. Те посмотрели друг на друга. Тот, кто постарше, подошел и сказал что-то. Хоть и язык другой, мне послышалось: «Иди, мусульманин. Мать ждет». Затем сказал: «Беги!» Легкая смерть, наверное, бывает такой. «Не будут мучить, наверное, будут стрелять в спину», – думал я и бежал, бежал во всю мочь. Не выстрелили. Когда обернулся назад, сквозь деревья поднимался густой дым...

– Значит, тебе было суждено жить, сынок. Поэтому Аллах сохранил тебе жизнь. – Словно ища подтверждения своим словам, Василя посмотрела на Минлихана.

– Да, так и есть! Если жизни приходит конец, можно и на ровном месте споткнуться и упасть.

– М-да... – Байрас открыл пачку сигарет, закрыл и сунул в карман. – М-даа.

– Бежал и бежал. Спотыкаясь и падая. Не знал, куда бегу. Затем услышал стрельбу. Туда побежал. Либо там, либо по этой стороне, все равно будут наши, думал. Смотрю, танк проехал. Чуть дальше – БМП... Вышел навстречу. Один солдат, прицеливаясь, крикнул: «Кто такой?!» В тот момент перед глазами сверкнул огонь. Остальное не помню. Снаряд, оказывается, взорвался. Сильно ранило меня. Лежал в реанимации... в госпитале... Вот так.

– Вот так, оказывается... – Байрас вновь вытащил сигарету.

– Мне очень тяжело... – Инсафа стало знобить, зуб на зуб не попадал. Камиля, сняв свою кофту, накрыла ему спину. – За Степу, за Валеру, за Хусаина... за роту... Они погибли. Я живой.

– И мне тяжело. Очень тяжело. По следам только шли. В ущелье. Чтобы не наступить на мину. Взорвалась она... Ребята... впереди... все погибли... а я...

Инсаф обнял Байраса за плечи.

– Остался в живых. – Казалось, в этот момент Байрас должен был заплакать навзрыд. Но он, стиснув зубы, сжатым кулаком бил по крыльцу.

– Что тут говорить! Сказала же Василя-апай – значит, тебе было суждено жить. – Камиля спрыгнула с крыльца и стала напротив. На волосах девушки заиграли лучи заходящего солнца. Эти блестки на сердце Байраса отозвались легкой музыкой. Он смотрел то на миловидную девушку, всю в веснушках, то на друга, ее брата. И впервые заулыбался. Они живы! Жизнь продолжается! Они вместе! Навсегда вместе!

– Камиля, – обратился он к девушке. – Ты знаешь одну песню?

– Ааа, брат рассказывал... Вы в Чечне, во времена краткого отдыха, пели ее.

– Спой, пожалуйста...

– Идемте, дома будете петь. В красных сумерках негоже сидеть на улице, – встали Василя и Минлихан, но молодежь не торопилась. Им казалось, если они пошевельнутся, то потеряют друг друга еще раз.

– ...Дикие гуси грустят, дикие гуси,

Родные края покидают, – тихонько протянул Инсаф.

– Дикие гуси грустят, дикие гуси,

Родные края покидают, – присоединился к нему Байрас.

– Сердце мое грустит, сердце мое горит,

Как и они, уходишь и ты...

Камиля не присоединилась к песне. Не из-за того, что не знает эту песню. Знает она и слова и мелодию. Молча слушала. Песня, исходящая из самых глубин души, вместе с вечерним ветерком унеслась далеко-далеко. Кто знает, может быть, она унеслась к друзьям, оставшимся в чеченской земле?..

Читайте нас: