Все новости
Проза
26 Октября 2020, 14:49

№10.2020. Юрий Горюхин Шофёр Тоня и Михсергеич Советского Союза. Повесть временных лет. Продолжение. Начало в №4, 2015, №5, 2016, №10, 2017, №1, 2019, №2, 2019, №1, 2020

Шофёр Тоня и Михсергеич Советского Союза.Повесть временных летЧасть VI. Листопад. Год 1991 Краткое содержание предыдущих пяти частей, опубликованных в №№ 4.2015, 5.2016, 10.2017, 1.2019, 2.2019, 1.2020 журнала «Бельские просторы»: молодая девушка, водитель уфимского троллейбуса Антонина Загубина начинает слышать голос Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачева. Время перестройки, жизнь в стране стремительно меняется, жизнь Антонины Загубиной идет своим чередом, она рожает сына Радика, пересаживается с троллейбуса на трамвай, опять возвращается в троллейбусное депо, выходит замуж, но все время общается с Михаилом Горбачевым.

Юрий Александрович Горюхин родился 28 февраля 1966 года в Уфе. Главный редактор журнала «Бельские просторы». Член правления Союза писателей РБ. Финалист Национальной литературной премии Ивана Петровича Белкина (лучшая повесть года, 2002). Финалист премии имени Юрия Казакова (лучший рассказ года, 2003, 2005). Лауреат литературной премии имени Степана Злобина (2009). Шорт-лист Всероссийской литературной премии имени Бажова (2012). Шорт-лист Международного литературного Чеховского конкурса «Краткость – сестра таланта» (2013). Заслуженный работник культуры РБ (2015)
Шофёр Тоня и Михсергеич Советского Союза.
Повесть временных лет
Часть VI. Листопад. Год 1991
Краткое содержание предыдущих пяти частей, опубликованных в №№ 4.2015, 5.2016, 10.2017, 1.2019, 2.2019, 1.2020 журнала «Бельские просторы»: молодая девушка, водитель уфимского троллейбуса Антонина Загубина начинает слышать голос Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачева. Время перестройки, жизнь в стране стремительно меняется, жизнь Антонины Загубиной идет своим чередом, она рожает сына Радика, пересаживается с троллейбуса на трамвай, опять возвращается в троллейбусное депо, выходит замуж, но все время общается с Михаилом Горбачевым.
Глава первая
Длинный Герман
8 января
– И даже не знаю, что с ними делать! – жаловалась Валентине Петровне Антонина. – Костику зарплату перед Новым годом выдали новенькими, хрустящими, красивыми! Такие тратить жалко и боязно, а жить-то на что-то надо!
– Ты, доченька, мне отдай эти пятидесятирублевки! – Валентина Петровна нежно взяла в руки ровненькие, еще пахнущие типографской краской купюры и аккуратно пересчитала: – А я тебе эти триста рублей на красные десятки и синие пятерки поменяю, их в магазин нисколечко не жалко относить.
– Тебе зачем? – удивилась Антонина.
– Надо! – зарделась Валентина Петровна, но тут же взяла себя в руки: – На счастливую старость с Ильдусом собираем! Не на вас же рассчитывать!
– И я хочу счастливую старость! – Антонина взяла пятидесятирублевки из рук матери и тоже пересчитала. – Но у тебя, конечно, она раньше начнется, поэтому забирай! Только одну пятидесятку, чур, я себе оставлю, начну, как и ты, откладывать понемногу. К счастливой, наверное, тысяч десять накоплю, а то и больше!
– Какая ты у меня разумная, доча! – похвалила Антонину Валентина Петровна.
– Вся в тебя! – согласилась Антонина. – Давай в продуктовый и промтоварный магазины сходим, вдруг в честь Рождества Христова, которое Ельцин выходным объявил, привезли чего-нибудь заморского – Михсергеич обещал!
***
– Загубина?! – в пустом магазине к Антонине подбежала мать Ромы Жукова.
– Здрасьте, – испугалась Антонина.
– Твоему сколько?! – свирепо спросила маленькая женщина.
– Тридцать два… – еще больше испугалась Антонина.
– Сколько твоему Мазаеву я знаю: сына в армию забирают?! – мать Ромы прижала Антонину к прилавку.
– Радика?! – ужаснулась Антонина.
– Горбачев, – перешла на зловещий шепот Жукова, – разослал по всей стране десантников, чтобы они по квартирам ходили и призывников собирали! А у меня Ромка приписное свидетельство недавно получил!
– Михсергеич?! Десантников?! – еще более ужаснулась Антонина.
– Слушай больше! – зевнула молоденькая продавщица голосом Горбачева. – В Прибалтику только! Язов говорит, что заодно и смутьянов из всяких «Саудисов» усмирим! Ему видней – он министр обороны.
– Девушка! – отодвинул от прилавка Антонину и Жукову Денис Выдов. – Чего это у вас «Жигулевское» с хлопьями на дне?!
Молоденькая продавщица взяла из рук Выдова бутылку, перевернула, и все: Антонина, Валентина Петровна, мать Ромы Жукова, Выдов, молоденька продавщица и Михсергеич – стали завороженно следить за плавно опускающимися сквозь желтое пиво зелеными хлопьями.
– Не хотите – не берите… Товар не залежится… – монотонным голосом произнесла почти загипнотизированная молодая продавщица.
– Бери, доча! – настойчиво прошептала Валентина Петровна. – Ильдусу гостинец в Иглино привезу!
– Я возьму! – крикнула Антонина.
– Нет, я! – крикнула Жукова. – У меня сына в армию забирают!
– Отставить! – завращал глазами Выдов. – Не продается! Девушка, блин! Верни, блин, пиво!
Выдов выложил на прилавок тридцать семь копеек, остервенело запихнул бутылку во внутренний карман белого полушубка и успокоил мать Ромы Жукова:
– Приписное в шестнадцать лет выдают! Через два года, мамаша, своему новобранцу пиво купишь!
Внутренний карман в полушубке Выдова не выдержал напряжения, затрещал по шву и лопнул, бутылка выскользнула на бескомпромиссный бетонный пол, тут же превратившись в шипящую белой пеной лужу.
– Ах! – всплеснула руками мать Ромы Жукова.
– Ох! – прижала ладошку к груди Антонина.
– Блин!.. – присел на корточки Выдов и задумчиво вытащил из лужи зубчатую пивную пробку.
– И кто теперь убирать за вами будет?! – молоденькая продавщица покрепче сжала в кулачке тридцать семь копеек и добавила голосом Горбачева: – Мне что, воздушно-десантные войска из Прибалтики отзывать?!
– Не, Михсергеич, – тихо забормотала Антонина, – не надо, пусть уж они там интернациональный долг выполняют, телецентры под контроль берут, а мы тут сами полы протрем!
– Если сами, – подозрительно посмотрела на Антонину молодая продавщица, – швабра с ведром в служебке, справа от входа!
Старый Новый год
13 января
– Признаю! – поставил подпись Председатель Верховного Совета РСФСР Борис Ельцин.
– Признаю! – заскрипел золотым пером по бумаге Председатель Верховного Совета Эстонии Арнольд Рюйтель.
– Признаю! – размашисто вывел свою фамилию шариковой ручкой Председатель Верховного Совета Латвии Анатолий Горбунов.
– Признаю! – загудел факс и выдавил из себя белый лист бумаги с большой черной подписью Председателя Верховного Совета Литвы Витаутаса Ландсбергиса.
После письменного признания суверенитета друг друга председатели пожали руки и обнялись. Собравшиеся в Белом зале замка Тоомпеа разразились бурными продолжительными аплодисментами.
– Чего теперь? – тихо спросил Рюйтеля Горбунов.
Рюйтель вопросительно посмотрел на Ельцина, Ельцин перевел взгляд на факс и хлопнул его по нежно-белому боку крепкой ладонью волейболиста. Красные огоньки индикаторов зайцами поскакали по панели управления, факс всосал в себя всю доступную бумагу и выплюнул жеваной гармошкой.
– Перцу надо писать! – бодро подмигнул товарищам Ельцин. – В Америку!
– Джорджу Бушу?! – догадались товарищи.
– Этому я уже звонил! – снисходительно улыбнулся Ельцин. – Перцу, который председатель ООН – Кольке с яру!
– Кому?! – не понял Горбунов.
– Де Куэльяру? – наморщил лоб Рюйтель.
– Ему, родимому! – одарил коллегу своей знаменитой ухмылкой Ельцин. – Пусть он там вопрос на общем собрании поднимет, а потом они Горбачева единогласно осудят за вмешательство в наши суверенные дела и снимут с работы с занесением в личную карточку!
Белый зал в замке Тоомпеа недоуменно переглянулся, но на всякий случай опять взорвался аплодисментами.
– Еще это, Арнольд… – замялся Ельцин.
– Да, Борис Николаевич? – Рюйтель на всякий случай загородил собой купленный на последние бюджетные деньги факс.
– На Длинного Германа хочу залезть, – лукаво потупился Ельцин, – уважь!
– Хорошо, – удивился Рюйтель, но удивления не показал и тут же по-эстонски отдал распоряжение своему старшему референту: – Проводите господина Ельцина к Длинному Герману, наш высокий гость хочет забраться на самую высокую башню замка Тоомпеа. Смотрите, чтобы из окна не выпал, Длинный Герман – это не мост над Москвой-рекой!
«Зачем русскому лезть на эстонскую башню?» – удивленно подумал старший референт, но распоряжение позаботиться о москвиче с дикого Урала отдал младшему референту совершенно бесстрастным голосом.
14 января
– Вот скажи мне, Загубина, кто он такой?! – главнокомандующий Советского Союза бушевал.
– Вот ответь мне, Раечка, кто этому Ельцину право такое давал подписывать в Таллине межгосударственный договор между Россией и прибалтами?! – стучал ложечкой по чайному стакану супруг Раисы Максимовны.
– Ох и не знаю, Михсергеич! – Антонина просунула щетку пылесоса под кровать Радика, пылесос тут же втянул в себя шерстяной носок, с десяток пластмассовых солдатиков и беспомощно захрипел, попытавшись всосать красный резиновый мячик. – У меня тоже проблема: елка сыпется и сыпется! Не успеешь иголки с пола собрать, как они опять кругом нападали! В носках у Радика застревают и больно колются! Он хнычет, а елку убирать не дает!
Антонина вытащила мячик из трубки пылесоса, пылесос прокашлялся и неожиданно тоненько запел:
– Миша, надо силу применить! – надкусила круассан Раиса Максимовна и раздраженно отложила его на блюдечко: – Черствый!
– Он же с пылу с жару, Раиса Максимовна! – возразила помощница по домашнему хозяйству.
Раиса Максимовна, не глядя на помощницу, отодвинула блюдечко в ее сторону и продолжила разговор с мужем:
– Вспомни, Михаил, что Ленин писал в «Советах постороннего»: чтобы непременно были заняты: а) телефон, б) телеграф, в) железнодорожные станции!
– Думаешь, в Таллине, Риге и Вильнюсе непременно занять телефон, телеграф, вокзалы?! – воодушевился главнокомандующий.
– Достаточно телецентра в Вильнюсе, Михаил! – поморщилась Раиса Максимовна.
– Язов скажет, что мелковато для наших могучих вооруженных сил! – задумчиво возразил президент.
– Так разве не для того Юрий Владимирович из спецназа группу «Альфа» создал, – резонно заметила жена, – чтобы телецентры на национальных окраинах Страны Советов в узде держать!
– Андропов прозорлив был! – согласился муж. – Меня вот вовремя разглядел и приблизил, а то бы до сих пор на Ставрополье за урожай бились! – согласился, задумчиво улыбнулся сам себе глава государства и тут же подсказал Антонине: – Да убирай ты эту елку, Загубина! А Радику скажи, что Старый Новый год прошел – все, хватит хороводы водить, пора ВВП страны из ямы тянуть!
– Из черный дыры? – догадалась Антонина.
– Не, Тонь! Из черный дыры ничего вытянуть нельзя! – возразил Костя Мазаев, начищая ваксой ботинки. – Иначе какая же она черная дыра! В нее ведь что попало, то пропало!
– А куда это ты опять намылился?! – ткнула щеткой пылесоса Костику в живот Антонина.
– Так ведь лекция сегодня в Красном уголке вашего троллейбусного общежития! – открыл входную дверь Мазаев.
– Ты же в прошлый раз Альфой Центавра клялся, что последнюю читал! – крикнула Антонина сбегающему вниз по лестнице Костику.
– Это я про старый цикл клялся, а сегодня новый цикл читать начинаю! – крикнул снизу от мусоропровода Мазаев. – Народ требует!
«Чего он там про народ? – пылесос собрал хлебные крошки под кухонным столиком, – не расслышал что-то».
– Я тоже, Михсергеич, не очень поняла, – вздохнула Антонина, – говорит, что народ чего-то требует. А у меня на душе неспокойно, не доведет этот Красный уголок в троллейбусной общаге до добра, по себе знаю…»
«Ты, Загубина, раньше времени не кручинься! Придумаем чего-нибудь и для народа, и для тебя лично!» – успокоил Антонину глава государства.
– Реформу что ли какую-нибудь задумал? – проницательно взглянула на супруга Раиса Максимовна.
– Думаю, пора! – кивнул президент СССР. – И реформатора подходящего уже приглядел.
– Все-таки Павлова на премьерство поставишь? – усмехнулась Раиса Максимовна и вдруг увидела рядом со своим блюдцем маленькую белую крошку от круассана: – Милочка! Забыла, как вас зовут, будьте так любезны, уберите со стола мусор, пожалуйста! Уж соблаговолите, дорогуша!
– А что? – аппетитно надкусил свой круассан президент, рассыпав по всему столу хрустящие румяные крошки. – Павлов давно в бой рвется!
***
Игорь Кириллов ласково посмотрел сквозь роговые очки в глаза народу: «Сегодня указом президента СССР Михаила Сергеевича Горбачева Совет Министров переименовывается в Кабинет Министров и премьер-министром назначается Валентин Сергеевич Павлов!»
***
Валентин Павлов ласково посмотрел сквозь тонированные очки в глаза народу:
– Вот сразу хочу заявить: никакой денежной реформы не будет! Не верьте, товарищи, досужим слухам!
***
– Досужие слухи – это чего? – спросила Валентина Петровна Ильдуса.
Ильдус почесал затылок:
– Точно не знаю, но чую: кирдык надвигается!
Глава вторая
Патогенная зона
17 января
– Любка! Открой! – барабанил в дверь Лесопосадкиной Выдов.
Дверь постанывала, но не открывалась.
– Любка, блин! Открывай! Серега Шептунов с Ишбулдыичем видели, как ты в общагу зашла! – пинал носком ботинка в дверь Выдов.
Дверь скрипела, вздыхала, не открывалась.
– Любка! Запах чую! Мое «Золотое руно» куришь! Открывай дверь, блин, растуды! – Выдов присел и посмотрел в замочную скважину.
Дверь размашисто распахнулась.
– Сам ты блин, туды тебя растуды! Это мое «Золотое руно»! Мне его Мазаев подарил! – гневно выкрикнула Лесопосадкина сидящему на корточках Выдову, запахнула халат на голом теле и обернулась к железной кровати в углу комнаты: – Мазаев! Подтверди!
– Подтверждаю! – со стороны кровати раздался глухой голос Константина Мазаева.
– Кто это?! Где?! – Выдов не понял, откуда голос.
– Да вылезай ты из-под одеяла! – взвизгнула в сторону кровати Лесопосадкина и топнула ножкой в сторону все еще сидящего на корточках Выдова: – А ты чего тут расселся?!
Выдов вскочил, подбежал к кровати и сорвал одеяло:
– Вот это блин, туды-растуды!
Мазаев невозмутимо достал из-под подушки очки и нацепил на нос:
– Попрошу без грубостей!
– Чего?! – взревел Выдов и поднял над Мазаевым кулак.
– Не стоит, – остановил Выдова Мазаев.
– Чего?! – Выдов задохнулся от возмущения.
Лесопосадкина с любопытством закурила еще одну сигарету «Золотого руна».
– Я ведь могу и до десяти досчитать! – строго предупредил Мазаев.
– Чего?! – Выдов пнул спинку кровати. – Я щас и до трех считать не буду!
Кровать охнула, Мазаев поправил указательным пальцем очки:
– За здоровье не боитесь?
– Чего?! – Выдов перевернул кровать набок.
Мазаев скатился на пол, но тут же встал и с достоинством стал надевать штаны:
– За мужское.
– Чего?.. – заметно сбавил тон Выдов.
– Метод профессора Кашпировского воздействует не только на детский энурез, – Костик застегнул все пуговицы гульфика и затянул ремень.
Лесопосадкина закурила третью сигарету.
– На понт берешь?.. – Выдов недоверчиво оглядел щуплую фигуру Мазаева. – Щас каждый – чумак-кашпировский!
– Сожмите пальцы рук в замок, – затолкал рубашку в брюки Костик.
Выдов машинально сунул пальцы правой руки в пальцы левой.
– Один – ваши пальцы прижались друг к другу, – тихим монотонным голосом проговорил Мазаев, – два – плотно прижались, три – вы чувствуете, что вам все труднее ими двигать, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять – ваши пальцы – одно целое, и вы не можете их разъединить!
Выдов потянул руки в разные стороны. Пальцы из пальцев не вытягивались. Выдов дернул сильнее – пальцы словно вросли друг в друга. Выдов с ужасом смотрел на торчащие в разные стороны красными сосисками пальцы и не мог поверить, что это его знаменитые на все депо стальные крючья, которыми он без ключей откручивал огромные троллейбусные гайки! Выдов еще раз с остервенением дернул, но услышав треск фаланг, побледнел и тихо прошептал:
– Мама…
– Вы уж поосторожнее! – Мазаев взял со стола часы и сверил время с пропищавшими по радио сигналами точного времени. – Так можно и покалечиться!
***
Президент страны пикнул в шестой раз.
– Нет, Михсергеич, Костик не такой, он космосом увлеченный, другие женщины ему неинтересны! – не соглашалась Антонина. – Если только они не инопланетянки, конечно!
«Вот!» – хотел пикнуть в седьмой раз президент, но Раиса Максимовна строго вмешалась: «Московское время восемнадцать часов!»
– Думаете? Они?! – с ужасом вдогонку президенту крикнула Антонина, но радиоприемник «ВЭФ-202» уже передавал новости про то, как две тысячи самолетов сил международной коалиции под руководством США поднялись в воздух и стали бомбить оккупировавшие Кувейт иракские войска Саддама Хусейна.
***
– Отпустите, Константин Андреевич! – взмолился Выдов.
– Отпусти его, Костя! – попросила ошеломленная Лесопосадкина.
– Извольте! – Мазаев защелкнул браслет часов на своем запястье. – Десять – ваши пальцы расслабляются, девять – вы чувствуете их подвижность, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один – ваши руки свободны!
Выдов с восхищением смотрел по отдельности то на левую ладонь, то на правую:
– Константин Андреевич, а наоборот можете?
– Так только что… – не понял Мазаев.
– Я про здоровье… – порозовел Выдов, – мужское…
– Ну это, – Мазаев накинул на плечи пиджак, – дело не быстрое, тут сеансы нужны, циклы.
– Я не тороплю, – залепетал Выдов, – сеансы, так сеансы! А на счет Любки не сердитесь, это я так, на кураже! Мы уже давно того! Одним словом, если угодно, то сколько угодно, Константин Андреевич!
Выдов быстро поднял кровать, аккуратно положил на железные пружины матрац, постелил простынь, ровно застелил одеяло, все укрыл синим казенным покрывалом, взбил подушку и установил ее пирамидкой строго посередине:
– Эх! Были бы у вас табуретки, я бы вам, как в армии, кантик на койке сделал! Меня деды, когда духом в первый год был, этому искусству каждую ночь обучали!
Выдов шагнул к выходу, но остановился и торжественно развернулся:
– А хотите, я вам свою последнюю поэму прочитаю? Про всепобеждающую демократию и коварно сопротивляющийся ей тоталитаризм?
– Нет! – хором ответили Мазаев и Лесопосадкина.
Выдов вздохнул и понуро вышел.
Мазаев тоже потянулся к своей кроличьей шапке-ушанке, но Люба Лесопосадкина положила ему на плечо ладонь и хрипло спросила:
– Ты зачем, Константин, пиджак надел? Мы еще столького не обсудили!
– А как же домой? – безвольно отдал пиджак Костик в настойчивые руки Лесопосадкиной.
– Зачем тебе, мой экстрасенс, мой генерал, мой монстр, эта Тонька с Васькиным ребенком? – Любка расстегнула рубашку Мазаева.
– Если честно, я до последнего не верил, что получится! Думал, сейчас Выдов разожмет свои пальцы, сожмет в кулачищи… – Костик расстегнул браслет часов и положил их на стол.
– Ты, главное, верь в себя! – Лесопосадкина вытянула ремень из шлевок брюк Мазаева.
– Васькин, говоришь… – снял очки Костик и положил рядом с часами.
– Может быть и Шишкинский, – распахнула халат Любка, – Люська рассказывала, что еще какой-то Михсергеич у нее постоянно ошивался!
***
– Тут такое дело… – потупился Мазаев.
– Яичницу с гренками будешь? – спросила Антонина.
– Буду… – кивнул Мазаев и продолжил: – Тут такое дело…
– Йети? – Антонина поставила на стол сковородку.
– Не… – ткнул вилкой в желток Мазаев, желток растекся по сковородке, – тут такое дело...
– Контакт? – Антонина налила в стакан чайный гриб и поставила рядом со сковородкой.
– Не… – отпил из стакана Мазаев, – тут...
– Геопатогенная зона? – Антонина нарезала большими ломтями хрустящий батон хлеба.
– Патогенная… – задумался Мазаев и макнул белый мякиш булки в желток.
– Влюбился, что ли?! – собрала крошки со стола Антонина.
– Ну… – ткнул вилкой вот второй желток Мазаев.
– В Красном уголке! – Антонина открыла кран горячей воды.
Мазаев вздохнул и макнул мякиш булки во второй желток.
– Из общаговских?! – Антонина сложила грязную посуду в раковину. – Не зря Михсергеич предупреждал!
Мазаев встрепенулся:
– Михсергеич?!
– Надеюсь, хоть не Любка Лесопосадкина?! – Антонина поставила вымытый стакан в сушилку.
Мазаев густо покраснел.
– Нормально! – Антонина взяла сковородку со стола, соскоблила с нее яичницу в мусорное ведро и тут же стала тереть щеткой под струей, разбрызгивая по всей кухне горячую воду.
– Ниче! – Антонина вырвала из рук Мазаева недопитый стакан, вылила его содержимое в раковину и тщательно вымыла.
– В самый раз! – Антонина протерла кухонный столик мокрый тряпкой, потом сухой собрала всю влагу с гладкой поверхности.
***
– Господин президент, – генсек НАТО Манфред Вернер наклонился над селекторным аппаратом, – какое кодовое название дадим нашей операции в Кувейте?
– Нашей?! – не понял Джордж Буш, но спохватился: – А последняя как называлась?
– «Щит пустыни», господин президент! – еще ниже наклонился к селектору Манфред Вернер.
Джордж Буш откинулся в кресле и шепнул загорелому спортивному референту:
– Чего он все время в микрофон орет?
– Немцы! – белозубо осклабился референт. – Эти бывшие министры обороны все время думают, что они на плацу, господин президент
Джордж Буш встал из кресла и отошел от селектора к окну:
– Ну раз щит был, то назовите бурей какой-нибудь!
– А?! – не расслышал Вернер.
– Бурей! – крикнул в микрофон референт.
Вернер испуганно отпрянул от селектора, нажал на кнопку конца связи и тихо сказал секретарше:
– Пишите, Марта: кодовое название – «Буря».
– Просто буря? – равнодушно застучала по клавишам Марта.
– Ну нет… – неуверенно добавил Вернер, – в пустыне, наверное…
***
Первая «умная» ракета, пущенная с самолета F-117, пробила армированный трехметровый бетон бомбоубежища Амирия в Багдаде. Вторая «умная» ракета, пущенная в пробитый бетон с другого F-117, полностью уничтожила пять тысяч квадратных метров бомбоубежища, заживо спалив четыреста восемь женщин, детей и других гражданских лиц.
– Я обеспокоен страданиями невинных людей… – сказал Джордж Буш и передал слово официальному представителю Белого дома Марлину Фицуотеру.
– Это была военная цель! – бодро начал Фицуотер, но встретив гробовое молчание, запнулся: – Мы не знаем, почему гражданские лица находились в этом месте… – Фицуотер выпил стакан воды и опять приободрился: – Но мы знаем, что Саддам Хусейн не разделяет наших ценностей!
Глава третья
Досужие слухи и Сабля пустыни
22 января
«Московское время двадцать один ноль-ноль», – сказал радиоприемник.
Антонина зевнула:
– Двадцать три по-нашему! – и потянулась к выключателю приемника. – Спать пора!
«Погоди, – остановил Антонину глава государства, – сейчас мой указ зачитают! Еще и телевизор включи, чтобы понятнее было!»
***
– Указом президента Советского Союза с двадцати одного часа ноль-ноль минут московского времени сегодняшнего числа, – Игорь Кириллов сделал паузу, а телезрители всей страны открыли рты, – изымаются из обращения пятидесяти и сторублевые банкноты.
– Грабють! – донесся из подъезда крик ветерана труда тети Раи.
– Находящиеся на руках банкноты можно обменять с 23 января по 25 января на новые банкноты, – продолжил Игорь Кириллов.
Страна выдохнула, крик тети Раи прекратился.
– Один человек может обменять не более одной тысячи рублей, – ровным голосом добавил телеведущий, – возможность обмена большей суммы будет рассматривать специальная комиссия.
– Грабють! – опять раздался крик тети Раи.
– Да, – взял второй лист бумаги с отпечатанным текстом Кириллов, – сумма денег, доступная для снятия в Сберегательном банке СССР, ограничена пятьюстами рублями в месяц.
Тетя Рая опять выскочила на лестничную площадку, набрала в легкие воздух, но сорвала голос и беспомощно захрипела.
– Чтобы избежать обмана государства гражданами, имеющими вклады в нескольких сберкассах, – Кириллов с ужасом вспомнил про три сберкнижки тещи, открытых для сохранности в разных концах Москвы, сбился с поставленного еще в «Щепке» низкого серебристого баритона и чуть не дал петуха: – На последних страницах паспортов будут делаться отметки о снятых суммах!
Антонина вытянула из разнокалиберного ряда томиков на книжной полке совсем нетронутый «Материализм и эмпириокритицизм» Владимира Ильича Ленина, пролистала пахнущие типографской краской страницы, на девяносто первой остановилась, достала хрустящую пятидесятирублевую купюру и всхлипнула:
– Что ж вы, Михсергеич! Обещали ведь, что реформы не будет!
«Вот тут я так скажу, Загубина, – Михаил Горбачев в радиоприемнике перекричал Игоря Кириллова в телевизоре, – никаких обещаний я тебе не давал! То, что Валька Павлов там вам наобещал, это ваши личные с ним дела!»
– Вы ж, Михсергеич, начальник его! – продолжала всхлипывать Антонина. – Как же он без вашего ведома посметь мог?!
«Загубина! – возмутился глава государства. – Твой несчастный полтинник завтра в две секунды обменяют! Тебе-то чего беспокоиться?! Пусть хнычут те, у кого незаконно нажитые пачки денег!»
– А мама с дядей Ильдусом?! – возразила Антонина. – А тетя Рая с пятого этажа?! А…
Стук в дверь прервал Антонину, она замерла, потом на цыпочках прошла из кухни в коридор и испуганно посмотрела в глазок.
– Тонька! Открывай! – забарабанили в дверь.
Антонина узнала голос и открыла.
– Тонька! Выручай! Скорее одевайся и собирайся! – на пороге стоял взмыленный Васька Загогуйло.
– Куда?! С ума сошел! Я спать… – запротестовала Антонина.
– Денег дам! – Загогуйло вытащил из внутреннего кармана пухлую пачку пятидесяток, вытянул одну бумажку и протянул Антонине.
– У меня есть… – отшатнулась Антонина.
– Тонька, блин! В аэропорт – туда и обратно! Век не забуду! – Васька снял с вешалки шубу из искусственного меха и накинул на Антонину. – Норковую куплю, блин!
Антонина отбрыкивалась:
– Да иди ты в баню! И не кричи, Радика разбудишь!
Загогуйло показал пальцем на детское пальтишко с болтающимся на одно пуговице хлястиком:
– А Радьке велосипед со скоростями! – пообещал Васька. – Такой же, какой у папки-покойничка все детство выпрашивал! – видя неуступчивость Антонины, Загогуйло, слегка замялся, а потом осклабился: – Помнишь, какая у нас любовь была? Вся общага депо номер два завидовала!
– Врать-то! – неожиданно рассмеялась Антонина. – Кто завидовал-то?!
Антонина вдруг вспомнила, что теперь, после того как Костик с тощим чемоданом ушел к Любке Лесопосадкиной, она девушка одинокая, вздохнула и стала застегивать на ногах только что отремонтированные сапоги фабрики «Скороход».
Уже мчась по проспекту Октября в своей Ауди-100, Васька растолковал Антонине, что от нее требуется:
– Купишь билет туда и обратно во Владивосток, потом в Калининград туда и обратно или в Мурманск. Я в Кишинев, в Одессу-маму! И, – чертыхнулся Васька, – в Магадан.
– Я никуда не полечу! – в ужасе запротестовала Антонина. – Я высоты боюсь!
– Никуда и не надо, дура! – жал на газ Васька. – Через три дня билеты сдаем и получаем вместо этих фантиков, – Васька потряс пачкой пятидесяток, – новенькие настоящие рубли!
***
– Герр Вернер, – секретарша Марта равнодушно взглянула на генсека НАТО и положила бумагу в принтер, – французская пресс-служба спрашивает: какое кодовое название после «Бури в пустыне» будет у наземной операции в Кувейте?
– Откуда же я знаю, Марта! – раздраженно ответил Манфред Вернер.
– Соединить с Джорджем Бушем? – бесстрастно поинтересовалась Марта.
– Нет! – замахал руками Манфред Вернер. – С командующим межнациональными силами генералом Шварцкомпфом, у него фамилия нашенская!
– Господин генерал… – генсек НАТО наклонился над селектором.
– А Манфред, дружище! – прокричал в ответ Шварцкомпф.
– Тут наши французские союзники хотят узнать кодовое название предстоящей наземной операции, – нервно подмигнул Марте Вернер – Марта никак не отреагировала.
– Да, дружище Манфред, на войну без Франции, это все равно, что на охоту без аккордеона! – хохотнул Шварцкомпф.
– Как союзники, они все же имеют право знать под каким э… – Вернер не мог подобрать слово, – воевать с этим выдающимся преступником Саддамом Хусейном!
– Выдающийся?! – опять хохотнул Шварцкомпф. – Саддам ничего не понимает в стратегии и тактике, у него нет образования, он никогда не был солдатом, в остальном, согласен, он выдающийся! – Шварцкомф еще раз хохотнул и добавил: – А французам, дружище Манфред, передай, что наш меч уже занесен над иракскими танками…
Вдруг селекторный приемник затрещал и связь прервалась.
– Перезвонить? – поинтересовалась Марта.
– Нет, – отмахнулся генсек НАТО, – скажите французам, что кодовое название, как там этот Шварцкопф придумал: аккордеон?.. меч?.. Назовите саблей!
– Сабля чего? – застучала по клавиатуре Марта.
– Как обычно, – Вернер расслабил узел галстука, – пустыни!
Глава четвертая
Заход во власть
19 февраля
– Вызывали, Алия Азгаровна? – Шишкин робко проскользнул в приоткрытую дверь кабинета начальника троллейбусного депо № 1.
– Ну, Пал Семеныч! – Алия Азгаровна пристально посмотрела в глаза своему заму и широко улыбнулась: – Принимай палочку!
– Э-э… – испугался Шишкин, тут же вспомнил про сегодняшнее происшествие и стал быстро оправдываться: – Загубина за фургоном ехала, у того дверь распахнулась, ящик водки прямо на асфальт! Ну а Загубина, кулема! Вместо того чтобы ловко притормозить и обогнуть по траектории драгоценный ящик, она прямо на него передним колесом наехала! Еще спорит и утверждает, что это ей Горбачев велел с алкоголем бороться! В общем, два часа простоя, Алия Азгаровна! Но мы накажем, мы этого так!.. Эти шоферки, прости господи, такие водилки, что прости господи!
– Все-таки нет в тебе масштаба, Пал Семеныч! – огорченно покачала головой Алия Азгаровна. – Как же тебе палочку-то передавать?!
«Какую, елы-палы, палочку?! Себе…», – стал зло думать Шишкин, но вдруг до него стало доходить:
– Так вы что же, Алия Азгаровна, покидаете нас?..
– Ну почему так трагично, Пал Семеныч? – довольно расплылась Алия Азгаровна. – Всего лишь ухожу из горсовета в Верховный Совет, сам Муртаза сосватал!
– Вот это!! – Шишкин понял, что необходимо изобразить восторг, но, кроме того, чтобы затянуть старый лоснящийся галстук под самое горло, ничего не придумал.
– Ну а я в избиркоме сказала, что в горсовет на свое место тебя двину, Пал Семеныч, – Алия Азгаровна сменила довольную улыбку на снисходительную, – ты как?
– Я?! – не поверил Шишкин. – Я завсегда, Алия Азгаровна! Можно с женой посоветуюсь?
***
– Видит бог, – сказал Ельцин телеведущему Ломакину, – я сделал много попыток, чтобы сотрудничать с Горбачевым!
«Чешет! – шепнул в левое ухо Антонины Горбачев. – Много попыток!»
– Тонь, да не держи ты зла на Любку! – Люся Кренделькова налила себе еще один стакан чайного гриба. – Какой он у тебя вкусный получается! У меня либо водичка сладкая, либо уксус – Ашот ругается все время!
– Несколько попыток, – поправился Ельцин и показал кивающему Ломакину пять пальцев правой руки, – мы по пять часов, значит, обсуждали наши проблемы!
«За пять минут хотел власть заграбастать!» – возмущено хмыкнул Горбачев в правое ухо Антонины.
– Любка, она же слабохарактерная, а поэтому немножко любвеобильная, – Люся отрезала от батона ломоть и толстым слоем намазала на него густую деревенскую сметану. – Меда нет? Жаль!
– Но, к сожалению, результат был один… – развел руками Ельцин.
«А сколько ему результатов надо?! Два, три, десять?!» – хохотнул в оба уха Антонины Горбачев.
– А эти козлы пользуются слабостью Любки! – Люся взяла из вазочки конфетку, развернула, бросила в рот и застучала карамелькой о зубы: – Периодически живут у нее, а потом систематически бросают. Вот и Костик тоже козликом оказался!
– Я отмежевываюсь от позиции и политики Президента. Выступаю за его немедленную отставку. Передачу власти коллективному органу – Совету федераций республик!
«Вона как! Давай, Емеля, твоя неделя!» – Горбачев почти развеселился.
Антонина побледнела:
– Это ж призыв к свержению!
«Ниче, ниче! – успокоил Антонину Горбачев. – Горбачева так просто не свергнешь! Он крепко стоит на ногах! Это только кажется, что Горбачев никакого отпора и противодействия Ельцину не оказывает. Отвечу так: борьба за власть политическими средствами в рамках Конституции, демократических процессов через выборы — вещь нормальная. Но в данном случае налицо борьба, вступающая в противоречие с конституционными структурами. Антиконституционным действиям мы должны сказать твердо: нет, это не пройдет. Народ ждет улучшения жизни, на него свалились такие тяготы, и в этой обстановке подстрекать людей на конфронтацию – значит не дорожить ни жизнью человеческой, ни народными интересами. Люди, которые в этой обстановке зацикливаются на противостоянии, на своих амбициях, напоминают тех, кто правит пир во время чумы. Я это вижу и обязан использовать все возможности Президента, чтобы не допустить скатывания к разрушительной для всех конфронтации». В голове Антонины раздались дружные аплодисменты.
– Ты чего, Тонька! – Люся вытащила печеньку из надорванной пачки и тут же сунула обратно: – Я вообще-то по делу. Любка просила, чтобы ты Мазаевские тапочки отдала, его зубную щетку, пену для бритья, талоны на водку, мясо, мыло и еще Костик забыл свои проволочные рамки, а у Любки вся комната в геопатогенных зонах!
26 февраля
– Абдулла! – крикнул Саид.
– Да, Саид! – ответил Абдулла.
– Поджигай! – приказал Саид.
– Сколько? – спросил Абдулла.
– Все семьсот двадцать семь штук! – прокричал в ответ Саид.
– Много! – покачал головой Абдулла, поднял руку и резко махнул ею вниз.
Иракская артиллерия открыла огонь по кувейтским нефтяным скважинам, поджигая одну за другой.
Генерал Шварцкомпф опустил бинокль и слабым манием руки двинул межнациональные полки на «линию Саддама». Массированные воздушные и наземные удары почти враз уничтожили семьдесят пять процентов иракских военных сил.
– Как сладка победа! – обратился Саддам Хусейн к нации. – Сегодня наши героические войска уйдут из Кувейта... Соотечественники, я аплодирую вашей победе. Вы, доблестные сыны Ирака, противостояли всему миру. И вы одержали победу... Сегодня особые условия заставили иракскую армию отступить. Нас вынудили к этому обстоятельства, включая агрессию тридцати государств и их ужасную блокаду. Но с нами остались надежда и решимость в душах и сердцах... Как сладка победа!
– Абдулла! – крикнул Саид.
– Да, Саид! – ответила Абдулла.
– Сдавайся! – приказал Саид.
– А кто еще? – спросил Абдулла.
– Семьдесят тысяч наших солдат и офицеров! – прокричал в ответ Саид.
– Много! – покачал головой Абдулла и поднял руки вверх.
Копоть от горящих нефтяных скважин клочьями поднималась в небо и закрывала солнце, черные вязкие реки текли и текли в Персидский залив, умерщвляя все живое.
***
– Да я, Рустем Эльбрусович, до «Трезвости» в «Блокноте агитатора» десять лет проработал! – уверял Кайбышева в своей компетенции бывший корреспондент газеты «Трезвость – норма жизни» Евгений Непролевайко.
Кайбышев цедил виски со льдом и задумчиво играл на компьютере в «Тетрис».
– Сколько в горсовете свободных мест образовалось? – спросил Кайбышев Идрисова, плотно запихивая квадраты, прямоугольники и загогулины в плоский стакан на экране.
– Алия Азгаровна из первого троллейбусного депо уходит в Курултай – раз, Сельдереева посадили на пять лет – два и лично видевший Ленина Кипятков помер – три, – Идрисов сложил три пальца на правой руке, – но реальных вакансий только две, – отогнул один палец Идрисов.
– А что с третьей? – Кайбышев замешкался, геометрические фигуры в мгновение заполнили стаканчик, и на весь монитор выплыла бескомпромиссная надпись «GAME OVER».
– Эх, Рустем Эльбрусович! – расстроился проигрышу Кайбышева Идрисов. – Могли бы на следующий уровень выйти! А насчет третьей вакансии: на нее ликеро-водочный претендует в лице Катыкшайтанова – тут без вариантов!
– Ну а ты что предлагаешь? – Кайбышев выключил компьютер и развернулся в кресле на колесиках к Непролевайко.
Непролевайко поднял тяжелый низкий стакан с давно выпитым виски, вытряс себе в горло кусочки льда, после чего выпалил:
– Организуем мощную пропагандистскую кампанию! Напечатаем сто тысяч листовок с вашим портретом, безупречной биографией, обещаниями победить пустые прилавки, талоны на водку с мясом, фенол в речке Шугуровке, атомную станцию в городе Агидели, Юмагузинское водохранилище на реке Белой, нефтезаводы на севере Уфы!
– Так это электроэнергия с бензином мешают наполнить полки товарами?! – ухмыльнулся Кайбышев.
– Талоны, заводы, водохранилища – это так, риторика! – вертел в азарте пустой стакан Непролевайко. – Главное, ваш портрет, Рустем Эльбрусович, хорошо отпечатать и по почтовым ящикам растолкать! Человек, он же, как женщина, – прежде всего, прошу прощения, на шайбу лица внимание обращает!
– Еще что? – пригубил виски Кайбышев.
– Чтобы стать депутатом, Рустем Эльбрусович, необходимо устранить конкурентов! – брызгал слюной Непролевайко.
– Ну! – брезгливо поморщился Кайбышев. – Я вам что Васька Загогуйло – людей устранять?!
– Это фигура речи, Рустем Эльбрусович! – замахал руками Непролевайко. – Троп такой, синекдоха в каком-то смысле!
Тут же приоткрылась дверь, и в комнату просунулась голова Лампасова:
– Вызывали?
– Да вроде нет… – удивился Кайбышев.
– Я и говорю Сонечке! – Лампасов проскользнул в щель и сел на стул около двери: – Какие у Рустема Эльбрусовича могут быть трупы?! И никто там, в смысле тут, не сдох! Даже Васька, не к столу будет упомянут! Шла бы ты, говорю, Сонечка, на свежий воздух, заодно помогла бы товарищу Антонову припарковаться у дома, а то он уже десять минут буксует в сугробе на своей «Вольво» около вашего «Чероки», Рустем Эльбрусович.
Кайбышев пропустил слова Лампасова мимо ушей и взглянул на Идрисова.
– Так ведь Васька и есть… – начал было Идрисов, но его тут же перебил Лампасов.
– Разрешите! – встал со стула капитан милиции. – По поводу Васьки, Рустем Эльбрусович, вы как в лужу глядели! Есть информация, что этот Загогуйло тоже метит в наш горсовет и тоже на освободившиеся места!
– Я вас умоляю! – прижал стакан к груди Непролевайко. – Все ж знают, что у Василия судимость! Куда ему в депутаты!
Кайбышев сунул руку во внутренний карман и проверил на месте ли бумажник:
– Неужели в наше время так сложно из уголовника сделать борца за мир во всем мире?
– Если бы у него хулиганка была, а то ведь – кража с проникновением! Уж очень затратно! – поднял глаза к потолку Непролевайко. – Тут и милиция, и избирком, и свободные средства массовой информации!
– Так Васька же может вместо себя буратино выдвинуть! – вдруг осенило Идрисова. – А потом дергать его за ниточки!
– А это идея! – поднял указательный палец Непролевайко, но тут же палец опустил: – Я хотел сказать, что может, конечно! Но мы его разоблачим и победим!
– Хорошо, к делу! – Кайбышев откатился в кресле от стола к окну и с завистью посмотрел на играющих во дворе в снежки Саньку Антонова и Соньку Иванову. – Сколько?
– Да тут… В общем… Примерно… Так сказать… – Непролевайко вытянул из кармана джинсов сложенный вчетверо тетрадный лист, – я все подсчитал!
– Однако! – замотал головой Кайбышев. – И где же ты все эти прокламации печатать собираешься?
– В типография имени Феликса Эдмундовича Дзержинского, – Непролевайко сложил тетрадный лист и опять сунул в карман джинсов, – они за деньги чего хочешь напечатают!
***
– Василий Степанович, да не беспокойтесь вы! – Непролевайко отхлебывал пиво из бутылки и быстро продолжал: – Я в «Блокноте агитатора» двадцать лет работал, всю эту предвыборную кухню знаю как свои пять пальцев!
– Если что, один отрубим! – хохотнул Стас Загогуйло.
– Чего пацана пугаешь? – Васька Загогуйло тоже отхлебнул пиво и пояснил Непролевайко, показав бутылкой на брата: – Все ночи напролет видик смотрит, самые любимые фильмы – про якудзу!
Непролевайко допил пиво и на всякий случай спрятал руки под мышками.
– Вашу кандидатуру, Василий Степанович, скорее всего, отведут по известным причинам, – почти зловеще произнес Непролевайко и многозначительно добавил: – Но!
– Погоди! – вмешался Стас. – А если подогреть кого надо?
– Очень затратно! – Непролевайко взял со стола подлещика. – Милиция – раз!
– У, волки! – скрипнул зубами Стас.
– Избирком! – Непролевайко оторвал подлещику голову.
– У, падлы! – Стас заиграл желваками.
– Средства массовой информации! – Непролевайко разодрал подлещика пополам.
– У, топил бы, как кутят! – Стас сплюнул.
– Да ясно! – раздраженно остановил диалог Василий. – Чего у тебя там, в блокноте, еще, агитатор?!
– Если позволите, – открыл еще одну бутылку пива Непролевайко, – нам нужен буратино!
Василий встал, Стас сел:
– Что за масть такая?!
– Пиноккио, по-русски, – Непролевайко отхлебнул, – который вместо Василия Степановича станет депутатом, а Василий Степанович будет его за ниточки дергать, а тот, как нужно голосовать и лоббировать интересы реальных пацанов!
– Стоматолог! – одновременно хлопнули по коленкам и прохрипели братья. – Левка Сидоров!
– Э!.. – удивился Непролевайко. – Раз у вас уже есть буратино, то надо начинать его раскрутку. Если бы вы меня профинансировали, Василий Степанович, то я бы уже внес задаток в типографию имени Дзержинского…
– Дзержинского?! – поморщились Загогуйлы. – Другой нет, что ли?!
– Есть Полиграфкомбинат, – пожал плечами Непролевайко, – но они Катыкшайтанова печатают, остальных боятся, поэтому такие цены ломят, что дешевле в Финляндии!
– Ладно, – Васька достал из кармана свернутые в тугой цилиндр и перевязанные резинкой купюры, – держи!
– У меня тут подсчитано! – Непролевайко вытянул из заднего кармана джинсов тетрадный листочек, сложенный вчетверо.
Стас Загогуйло усмехнулся:
– Да ты, агитатор, еще и бухгалтер!
Непролевайко поспешно спрятал бумажку.
– Водку будешь? – успокоил его Василий.
10 марта
Полмиллиона москвичей на Манежной площади колыхались, топтались, шли, останавливались, говорили, шептали, кричали.
«Ба! – подумал передовик производства АЗЛК Многолетов. – Да это ж Новодворская!»
– Здрасьте! А я вас по телевизору видел! – расплылся он в улыбке.
– Здрасьте! – прищурилась за толстенными линзами очков Валерия Ильинична. – Где-то я вас тоже видела! «Демрос»? «Мемориал»? ЛДПР?
– Не! АЗЛК! Сейчас вслед за сорок первым Москвич-2142 запускаем! Седан! В 1992-м в серию пойдет! – сиял Многолетов.
– К пролетариям я обычно не хожу, но где-то, гражданин, вы мне попадались! – Валерия Ильинична подозрительно окинула Многолетова взглядом. – Не из ГэБэ?
– Не! Сборочный, – Многолетов опять расплылся, – меня тоже в телевизоре показывали, давно, правда, тогда еще Рейган к Горбачеву приезжал, и они на Красной площади с народом разговаривали! Вот, мы с Витьком – сынишка мой – народом были.
– Вспомнила! – поправила сползающие с переносицы тяжелые очки Валерия Ильинична. – Сына на шее нес! Коммуняка!
– Мы в бригаде все! – опешил Многолетов. – А Витька, сынок, дома… Бугай уже – на шею!
– Долой Горбачева! – вдруг зычно крикнула в лицо Многолетову Валерия Ильинична.
Манежная площадь подхватила: «Долой!»
– Вот, значит, как! – Многолетов набрал в грудь воздух и сверху вниз обдал Валерию Ильиничну бутылкой «Жигулевского», двумя сосисками и свежевыкуренной беломориной: – Даешь референдум!
Манежная площадь подхватила: «Даешь!»
– Вы на меня, молодой человек, не плюйтесь! – Валерия Ильинична достала из сумки зонтик и раскрыла над головой.
«Не плюйся!» – загудела Манежная площадь.
– Вы мне, товарищ Новодворская, спицей своего зонта чуть в глаз не попали! – возмущенно отпихнул от себя зонтик Многолетов.
«Не попала!» – гулко подтвердила Манежная площадь.
– Валерия Ильинична, – приставил ладонь к козырьку фуражки подошедший сержант Шаймарданов, – опять вы демарш устраиваете! Все без зонтов, а вы с зонтом! Все без дождя, а вы с дождем!
Манежная площадь притихла. Новодворская сложила зонтик и вдруг замахала им, как дирижерской палочкой:
– Ельцин! Ельцин!
«Ельцин! Ельцин!» – эхом проскандировала Манежная площадь.
***
– Ну принимай, хозяйка, гостей из поселка Алкино! Деньги есть – Уфа гуляем, денег нет – Чишма сидим! – коридорчик малосемейки Антонины заполнили завклубом Ремпель, художник-оформитель Фахретдинов и зоотехник Ильяс.
– Мама! – испугался Радик и стрельнул в вошедших дядей из своего пластмассового пистолета стрелкой с резиновой присоской.
– Каков! – отлепил ото лба присоску Ильяс.
– Весь в папку! – Фахретдинов взял стрелку из рук зоотехника и передал Ремпелю.
– В кого ж ему быть, как не в товарища Мазаева! – подтвердил завклубом.
Антонина сначала растерялась:
– Вы это чего?..
Потом дала подзатыльник Радику:
– Разве можно стрелять в малознакомых дядей, может быть, они хорошие?
– Мы, хозяйка, это того, – снял тяжелый ямщицкий тулуп Фахретдинов и повесил на вешалку, – хозяин-то дома?!
– Какой хозяин?! – Антонина вдруг вышла из растерянности. – Нету тут никакого хозяина!
Вешалка не выдержала тяжести тулупа Фахретдинова и сорвалась вниз, выдрав два шурупа из стены.
– Похоже, что действительно нет… – зачесал затылок Ильяс.
– А мы вам ногу привезли, – показал на огромную сумку за порогом Ремпель.
– Чью?! – побледнела Антонина.
– Йети! – хохотнул Фахретдинов.
– Мама! – схватилась за сердце Антонина.
– Я тут! – Радик пульнул в Фахретдинова вторую стрелку с присоской.
– Да уйми, хозяйка, стрелка своего ворошиловского!.. – Фахретдинов, уворачиваясь от присоски, отпрянул назад и заехал затылком Ремпелю в переносицу.
– У меня кровь сейчас будет капать! – зажал нос Ремпель.
– Только не на новое пальто тестя! – в панике выскочил из малосемейки Ильяс, зацепился ногой за сумку и растянулся на лестничной площадке во весь рост.
Сумка тоже опрокинулась, и из нее вывалилась волосатая нога с огромным копытом.
Антонина в ужасе опустилась по стенке на корточки и показала дрожащим пальцем на копыто:
– Мазаев у Любки Лесопосадкиной живет в общаге троллейбусного депо № 2, ему несите своего йети!
– Да я ж пошутил! – Фахретдинов поднял с пола свой тулуп и накинул на плечи. – Это ж тот самый лось, которого мы в прошлом году за снежного человека приняли, а ваш муж с помощью своих выдающихся способностей догадался, что во всем Ильяс виноват! Вот Ильяс, после того как товарищ Мазаев с помощью лекций о внеземном разуме излечил его от злоупотребления алкоголем, осознал свою вину и подстрелил этого зверя с помощью возвращенной ему государством двустволки!
– Душегубы! – пришла в себя Антонина.
– Мы же от чистого сердца! – прогнусавил Ремпель, прижав к носу платок. – Константина Андреевича с прошедшим 23 февраля хотели поздравить, вас с прошедшим 8 марта, а сына вашего с большим будущим, чтобы не болел и по стопам папки, так сказать, не оступался!
– Лось старый, мясо надо тушить долго, можно котлет накрутить со свининой, – встал с бетонного пола Ильяс и не заметил, что порвал пальто под обеими подмышками, – ну а копыто, хозяйка, начинай варить прямо сейчас, не забудь открыть форточки, иначе задохнешься, а завтра вечером добавь в бульон чеснок, петрушку, лавровый лист и будет у тебя лучшее средство от похмелья – армянский суп хаш! На Кавказе его уже в пять утра подают!
– Да вы что, сдурели со своим похмельем! – вскипела Антонина. – Тащите все Мазаеву, пусть Лесопосадкина копыта жрет! Эта ведьма чертятину любит!
– Пусть копыта жрет! – Радик прицелился в больших дядей и нажал курок трескучего красного автомата с мигающей лампочкой на конце ствола.
***
– Давно я у тебя не был! – затоптался в коридорчике Шишкин.
– Давненько, Павел Семенович, – скрестила на груди руки Антонина.
– Шишкин! – узнал Павла Семеновича Радик.
– Какой большой стал! – Шишкин пошарил в кармане и вынул замусоленную барбариску.
– Шишкин! – улыбнулся Радик, развернул конфетку и застучал ею о молочные зубы.
– Но я по делу! – Павел Семенович снял ондатровую шапку, хотел повесить, но с изумлением увидел вместо вешалки две дырки в стене: – А где?..
– Оторвалась ваша вешалка, Павел Семенович, – развела руками Антонина, – два месяца вы ее прикручивали, а все равно не выдержала напряжения!
– Я бы сейчас ее мигом починил, если бы у тебя, Загубина, чопики были! – Шишкин положил шапку на табурет.
– Нет у меня чопиков, Павел Семенович, – зевнула Антонина, – чего хотели-то?
– Без чопиков никак! Придется в следующий раз! – Шишкин поставил портфель на табурет рядом с шапкой. – Я почему к тебе домой зашел, а не в свой кабинет вызвал..
Антонина промолчала, а Радик разговор поддержал:
– Шишкин, зачем домой зашел?
– Потому что дело конфиденциальное! – Павел Семенович расстегнул портфель и достал тоненькую картонную папочку со зловеще выбитым «Дело №». – Народ нашего коллектива в лице Алии Азгаровны решил выдвинуть меня вместо себя в депутаты горсовета!
– Так вы ж и так начальство? – удивилась Антонина.
– Начальника много не бывает! Предлагают – бери! – поднял папку вверх Шишкин. – Вот я и тебе предлагаю стать моим доверенным лицом!
– Мне?! – не поверила Антонина. – Я ж всего лишь шофер Тоня!
Павел Семенович положил ладонь на плечо Антонины и закатил глаза вверх:
– Там намекнули, что нужен незамутненный человек из рабочего класса! Ну а кто незамутненнее тебя в нашем депо?! Выйдешь на трибуну, и помнишь, как в фильме: «Вот стою я здесь перед вами, простая русская баба, мужем битая, попами пуганная, врагами стрелянная…»
– Не бил меня Костик, хоть и падок на гулящих оказался! – Антонина убрала руку Шишкина со своего плеча. – Батюшка Алексей тоже не пугал нисколечко, сказал лишь, что до Пасхи, которая шестого апреля, мясо не ешьте, водку не пейте, но если болеете, то можно! Врагов не видела, но до вас приходили душегубы, я их к Мазаеву выгнала!
– Васька со своими пацанами?! – догадался Шишкин. – Я так и думал! Вешалку мою сломали, в подъезде кому-то нос разбили – кровь дорожкой до самого лифта!
– Да нет! – замахала рукой Антонина. – Загогуйло в январе был, когда Михсергеич по доброте душевной сделал Павлова начальником министров, а тот, когда Михсергеич отвлекся, взял и реформу объявил об отъеме народных денег, скопленных на счастливую жизнь при коммунизме! Мы с Васькой в аэропорт ездили пятидесятирублевки на билеты менять!
– В аэропорт?! – зачесал затылок Шишкин. – Что ж я не догадался?! У нашей Серафимы Ивановны под матрасом столько полтинников оказалось! Эта полоумная теща, то есть наша с Лелей мама, прости господи, на черный день оказывается копила! Давно Лельке предлагал: давай в дом престарелых сдадим! Сейчас бы, как Васька-бандюк, на Мазде разъезжал!..
– Он уже давно на Ауди ездит! – возразила Антонина.
– Как?! – побледнел Шишкин. – Уже на Ауди? Вот ё-моё! В общем, Загубина, учи речь! Кто, как не мы?! Сколько можно на тавриях да на троллейбусах передвигаться! Все, побежал! В избирком пора!
***
– Ой, Тонька! – прикоснулась щекой к щеке Антонины Соня Иванова.
– Сколько лет, сколько зим! – Антонина ткнулась носом в шею Сони.
– Ну как ты?
– А ты как?
– А Радик?
– А Сашка?
– Люську на днях!
– Ольгу Львовну позавчера!
– Сержка-то Шептунов!
– С Луизкой?!
– Зинку-диспетчершу на пенсию!
– Синицына опять аборт!
– А тут такие выточки по бокам…
– Я кладу одну дольку чеснока, закрываю крышкой и…
– Вот прямо под правым ребром!
– Верхнее – сто двадцать, нижнее – восемьдесят, а пульса нет!
– Кашпировский!
– А мне Чумак…
– Надо всем вместе, как раньше!..
– Я холодец!
– А я оливье!
– Заходи!..
– И ты!..
Вдруг Соня вспомнила:
– Я ведь к тебе по поручению!
– Ну раздевайся опять, проходи на кухню, – неискренне предложила Антонина, потому что утомилась от воспоминаний и после ухода Сони хотела прилечь к сопящему Радику подремать с полчасика.
– Может… – Соня тоже устала, и ей совершенно не хотелось расстегивать сапоги, которые только что с таким трудом застегнула на непонятно отчего располневших икрах, – быстренько?
Антонина кивнула.
– В двух словах: Кайбышеву для депутатства нужно доверительное лицо из рабочего класса! – выпалила Соня.
– Незамутненное?! – уточнила Антонина.
– А ты откуда знаешь?! – поразилась Соня.
– Так до тебя Шишкин приходил вербовать, он тоже хочет на иномарке ездить, Таврия, говорит, надоела! – разъяснила Антонина.
– А ну так ты, значит, занятая уже! – обрадовалась Соня, что так быстро разрешила вопрос. – Тогда я побежала! С тебя – холодец, с меня – оливье!
***
– Кто ж, как не мы с тобой, Тоня! – ходил по маленькой кухоньке Лева Сидоров. – Страну надо поднимать с колен! Ты незамутненная и я начитанный, мы сможем!
– Шишкин?! – не успев присесть, Лева опять вскочил. – Этот замшелый троллейбусный парторг тоже лезет в депутаты?! Пусть в пенсионный фонд документы собирает! Нужны новые, молодые силы, чтобы из развитого социализма с одинаковыми зарплатами сделать мир здоровой конкуренции, в котором выживает сильнейший!
– Кайбышев?! – скривился Лева. – Из комсомола который?! Еще не легче! Только что ленинские зачеты принимали, коммунистические лозунги с трибун выкрикивали, а теперь уверяют, что всегда фигу в кармане держали!
– Нет, дядя Гриша ни при чем, – замотал головой Лева, – и партактив коллектива стоматологической поликлиники ни при чем. Есть прогрессивно мыслящие ребята, Тоня, со здоровыми амбициями, которые живут по честному закону – цель оправдывает средства. В общем, я ими руковожу, указываю, так сказать, верный путь…
– Ну какой же Загогуйло бандит с большой троллейбусной дороги?! – снисходительно улыбался Лева. – Человек попал в струю времени, перенаправил текущие рядом с ним финансовые потоки в свое русло и теперь желает не только потреблять по потребностям, но и созидать по возможностям!
– А капитализм он такой, Тоня! – Лева назидательно поднял палец вверх. – Кто не с нами, тот против нас!
– Эх, Тоня! – обернулся на пороге Лева. – Ведь так и пройдет вся твоя жизнь между асфальтом и электрическими проводами! Оглянешься назад, а там одни безбилетники!
Глава пятая
113512812 человек или 76,43%
17 марта
Антонина спустилась с крыльца школы и зажмурилась от весеннего солнышка.
«Ну как проголосовала, Загубина?!» – прочирикал радостный воробей.
– Как вы, Михсергеич, велели, так и проголосовала, – улыбнулась воробью Антонина, – за сохранение Советского Союза!
– Тебе лишь бы сохраниться, Загубина! – чуть не поскользнулся на крыльце Идрисов, но, ухватившись за рукав пробегавшей Люси Крендельковой, удержался. – Отделяться надо! Заграница нам поможет! Турки в Башкортостане уже лицеи открывают, глядишь и американцы подтянутся!
– Отпустите меня, Масгут Мударисович! – Люся выдернула руку из цепких пальцев Идрисова, и тот чуть опять не потерял равновесие.
– Когда отделимся от СССР, – стал аккуратно спускаться по ступенькам Идрисов, – людей уважать будут, на референдумы по красным дорожкам ходить будем, а не по скользкому железобетону!
– Так вон же, гражданин, резиновые коврики постелены! – попытался помочь Идрисову дежуривший у школы милиционер.
– А ты, сержант, мне не указывай, – взвился Идрисов, – кончилось ваше жандармское время! Не задушите свободу самовыражения!
Люся утянула Антонину на другую сторону широкого крыльца:
– По секрету! Но, чур – никому! Я бойкотирую! Мне Ашот велел! А на референдум пришла купить чего-нибудь вкусненького, там в фойе школы ничего к выборам не выбросили?
– Пирожки, конфеты… – стала перечислять Антонина, но озадачилась: – Разве можно бойкотировать, ты же не эстонка прибалтийская!
– Зато Ашот из свободной, суверенной, независимой Армении! – возразила Люся. – Ну чего еще там есть?
– Килька в томате, капуста морская, утром, говорят, был завтрак туриста… – загибала пальцы Антонина, но вновь нахмурилась: – Зачем же он тут русским одиноким женщинам запрещает, а к себе в суверенную страну не возвращается?
– Там же война! Тысячу раз говорила! – топнула ножкой Люся. – И какая я тебе одинокая?! Я при мужчине, между прочим! У него с родственниками кооператив по шитью и пошиву, между прочим! Это ты, Тонька, одинокая! Еще и на голову психбольная! Я у нее еще спрашиваю, что в фойе продают! Сама пойду посмотрю!
Люся побежала к школе, над крыльцом которой колыхался на ветру кумачовый призыв: «Все на референдум! Сохраним обновленную Страну Советов в цельности и сохранности!»
– Гражданочка! – дежурный милиционер указал Люсе ладошкой на резиновую дорожку. – Бегите, пожалуйста, по постеленному! А то до вас гражданин спускался по не постеленному, а потом стал Нюрнбергским трибуналом ругаться!
21 марта
«Из 185,6 миллионов граждан СССР с правом голоса в референдуме приняли участие 148,5 миллионов, то есть 79,5%», – объявил Верховный Совет СССР с помощью телеведущего Игоря Кириллова.
– А куда же двадцать с половиной процентов делись? – поинтересовалась Антонина у Радика.
– Мультик давай! – ответил Радик.
«Ну как куда, Загубина? Прибалты, кавказские республики, да и у вас на Урале Ельцин всю Свердловскую область распропагандировал! – грустно улыбнулся Игорь Кириллов.
– Хочу «Ну, погоди!», – стукнул кулачком по столу Радик.
– Это ж сколько врагов у советской власти! – подивилась Антонина и переключила телевизор на зайца в шортиках, с 1969 года безжалостно унижающего длинноволосого волка.
«В Свердловске две трети жителей не хотят Советского Союза, – подтвердил слова Антонины веселый заяц, – в Москве и Ленинграде – почти пятьдесят процентов!»
– Они же лучше нас во сто раз жили! – обиделась Антонина.
«Но в целом за сохранение Союза Советских Социалистических Республик вместе с тобой, Загубина, высказались 113512812 человек, то есть 76,43%, – приободрил ставропольским говорком Антонину заяц. – Следовательно, судьба народов страны неразделима, только совместными усилиями эти народы могут успешно решать вопросы экономического, социального и культурного развития!»
– Уф, – Антонина ласково улыбнулась зайцу, – от сердца отлегло, Михсергеич, теперь наше государство сохранится на веки вечные!
Волк, поднявший над зайцем передние лапы, резко их отдернул, развернулся к Антонине и почему-то гавкнул:
«А то!»
2 апреля
– Грабють! – из подъезда донесся крик ветерана труда тети Раи.
– Что это?! – испугалась Люся и зацепила вилкой сразу два маринованных масленка.
– Наверное, опять Павлов финансы Советского Союза реформирует! – догадалась Антонина.
– Как же ему твой Горбачев позволяет? – Люся потянулась вилкой к квашеной капусте.
– У Михсергеича знаешь сколько дел?! – заступилась за главу государства Антонина. – За всеми уследишь, что ли!
В дверь забарабанили.
– Не открывай! – испугалась Люся. – У меня в бюстгальтере деньги Соньки Ивановой! Ашоту надо передать! Сонька своему Сашке Антонову дубленку заказала с воротником из енота!
– Как-то не по-мужски… – не одобрила Антонина вкус Соньки.
– Много ты понимаешь! – застегнула кофточку под самое горло Люся. – Сегодня богатство скрывать нельзя, его на показ нужно выставлять – иначе какое к тебе уважение?!
– Грабють! – крикнула в замочную скважину тетя Рая. – Тонька! Загубина! Открывай! Тебе мать из Иглино звонит, спрашивает, как тепереча жить?!
Антонина открыла дверь.
– А чего жить, когда помирать надо! – продолжила тетя Рая и шагнула в квартиру. – Горбачев хлеб в три раза повысил! Молоко – в четыре! Мясо! Загубина, ты когда в последний раз в магазине мясо видела?!
– Мне мама из Иглино привозит, – потупилась Антонина.
– Вот дармоедов вырастили! – тетя Рая прошла на кухню. – Так это мясо, которое только в Москве да Ленинграде в магазинах продают, в пять раз повысили!
– Михсергеич, наверное, и не знает ниче… – опять попыталась защитить президента СССР Антонина.
Тетя Рая пропустила слова Антонины мимо ушей.
– Да у вас тут на столе разносолы! – тетя Рая взяла двумя пальцами ядреный огурчик и с удовольствием им захрустела.
– Подруга в гости пришла, – стала оправдываться Антонина, – Люсей зовут!
– Страна голодает, – продолжала хрустеть тетя Рая, – министры народу цены в десять раз повышают, а они тут объедаются!
– Угощайтесь! – Антонина подвинула к тете Рае табуретку. – Грибочки мама в сосняке у Бессоного озера, в котором соседский Егорка в восемьдесят шестом утоп, собирала, капуста с самоличного огорода, огурцы из теплицы – ее Ильдус каждый год чинит, картошку сестра Ильдуса Флюза дала – она ею весь огород засадила, сало тоже сами коптили – мамина прабабушка Прасковья Луковна секрет передала…
– Некогда мне тут с вами! – повела плечами тетя Рая. – Там мать твоя на проводе моего телефона висит, пошли, а то последние рубли, которые Павлов не отобрал, израсходует!
– Ой, Люся, извини, – всплеснула руками Антонина, – надо с мамой поговорить, она, наверное, опять к Таньке Будановой на переговорный прибежала!
– Пошли, – быстро проглотила ломтик сала с мясными прожилками Люся, – я тоже по магазинам пробегусь, вдруг что-нибудь по старым ценам осталось!
– Ну молодежь! – покачала головой тетя Рая. – Люди с утра уже все магазины и рынки оббежали – нет ничего! За хлебом очередь длиннее, чем за водкой!
– Да?! – Люся нанизала на вилку все ломтики сала, лежавшие на тарелке, и запихнула в рот.
***
Антонина вытянула антенну «ВЭФ 202» к самой форточке – приемник болезненно хрипел, но сквозь надсадный кашель можно было расслышать знакомый голос.
«Если мне не веришь, то послушай «Немецкую волну! – успокаивал Антонину президент Советского Союза. – Гельмут Коль уже отправил нам миллионы армейских пайков!»
– Опять пора нести радиоприемник на ремонт к Ричарду Ишбулдыевичу! – тихо шептала Антонина и крутила ручку настройки.
«А лучше, Загубина, «Голос Америки» поймай, – советовал глава Страны Советов, – тонны бройлерных окорочков Джордж Буш посылает! Летят для вас, для народа, из США «ножки Буша»! Рецепты зубри! Пока самый лучший запоминай: выложи окорочка на противень, смажь их сверху растительным маслом, почисти картошечку, разрежь ее пополам, вставь между ножками, нагрей духовку до ста восьмидесяти градусов, поставь в нее противень на сорок минут – и получится у тебя сразу и куриное мясное с хрустящей корочкой, и румяная картошечка к гарниру!»
Глава шестая
Будничная жизнь политической элиты
10 апреля
– Сегодня за Зайцева голосовали, – Лева положил в чашку с кофейным напитком «Утро» три ложки сахара, – будет теперь сразу и председателем городского Совета народных депутатов, и председателем исполкома! Твой Кайбышев пытался по своей комсомольской привычке бузу поднять: как же это так, сразу две ветви власти – представительная и исполнительная – в одних руках, давайте ему еще судебную власть отдадим! Но его быстро захлопали и согнали с трибуны, все же знают, что он сам хотел председателем исполкома стать! Я, кстати, считаю, что в нынешних непростых условиях такой настоящий полноценный мэр города Уфы и нужен – со всеми полномочиями и ответственностью!
– Кайбышев не мой, он Соньки Ивановой, – возразила Антонина, потом взглянула на криво повешенную пять лет назад Шишкиным сушилку для посуды и, подперев щеку кулачком, грустно добавила: – А Леля, жена Пал Семеныча, к бабке ходила, та ей сказала, что Шишкин сильно заколдованный, поэтому Леля послала Шишкина к моему бывшему Мазаеву, чтобы он снял с него энергетическую преграду и тот опять стал продвигаться по общественной лестнице!
– На расширение жилплощади заявление написал, хрущевку предлагают на Горсовете, – размешивал сахар Лева, – маленькая, конечно, но все-таки двушка, к тому же чистенькая. Работа опять же в двух шагах.
– А Шишкин, Люська видела, вместо того чтобы к моему бывшему Костику идти, тайно пошел к отцу Алексею и поставил Николаю Угоднику свечку, – задумчиво продолжала Антонина. – И хочет, Люська подслушала, в бизнесе себя попробовать, раз в депутаты не получилось…
Лева отхлебнул напиток «Утро» и брезгливо сморщился:
– Как ты эту гадость пьешь?!
– Так тебе же раньше он нравился! – удивленно встрепенулась Антонина. – Еще говорил, что для здоровья мужского мозга полезный!
– Раньше! – передразнил Лева, отодвинул от себя чашку с блюдцем и положил чайную ложку на белую льняную салфетку, оставив на ней противное коричневое пятно. – Ладно, принесу тебе из нашего буфета настоящий растворимый кофе! Бразильский! Пеле называется, в честь футболиста!
– В Тимашево Лилька-почтальонка самогон варит, – весело вспомнила Антонина, – так местные этот самогон тоже Лилькой зовут! Мужики, когда выпить хотят, шутят меж собой: «Лильку будешь?»
– Н-да! – Лева отвел взгляд от Антонины. – Пойду я. А Шишкину передай, чтобы не лез в бизнес, а то ведь без штанов останется! Пусть в своем троллейбусном депо эти штаны просиживает, ему до пенсии совсем ничего осталось!
27 апреля
Председатель Верховного Совета РСФСР Борис Ельцин был в раздумье. Старший референт так и ответил младшему, когда тот спросил: «Как?»:
– В раздумье!
– И? – продолжал расспрашивать младший.
– Запускай Жанну с утренним кофе, пусть поможет! – буркнул старший референт.
– Утренний? – уточнил младший.
Старший согласно моргнул, младший побежал за Жанной.
– С одной стороны, – рассуждал вслух Ельцин, – я это метро в Свердловске пробил…
– Если бы не вы, Борис Николаевич! – подтвердила Жанна, наливая кофе в большую чашку и сдабривая большой рюмкой коньяка.
– Чтобы пробить первое метро на Урале… – Ельцин сделал большой глоток. – Отличный кофе! Нужна была хитроумная тактика со стратегией!
– Тактики со стратегией вам не занимать, Борис Николаевич! – лучезарно улыбнулась Жанна.
– Как всегда, главное в политике – это выбрать время! Отличный кофе! – продолжал Ельцин. – За самой важной подписью я пошел в пятницу вечером! Хороший кофеек! Брежнев Леонид Ильич уже сидел в своем кабинете, как на иголках, потому что, как обычно, после трудовой недели собирался на дачу в Заречье ехать. Глянул он на свои знаменитые напольные часы: часы без пятнадцати шесть пробили, взял мои бумаги в руки, тряхнул, листнул, постучал краями о стол и своей размашистой подписью через всю титульную страницу утвердил! Ух, кофеек!
– Так, значит, все-таки летите в Свердловск на открытие метрополитена?! – радостно подлила еще кофе Жанна.
Но Ельцин неожиданно нахмурился:
– Хватит кофе! Они это метро одиннадцать лет строили! Народ даже анекдоты перестал сочинять про этот метродолгострой!
– Если существует негативная оценка, то, наверное, не стоит ехать, – кашлянули в кулачки подошедшие референты.
– Но ведь я лично его в 1980 году закладывал! – повысил голос Ельцин. – На митинге вместе с метростроевцами могучие кулаки – не чета вашим! – сжимал и махал ими вверх-вниз!
– Тогда Борис Николаевич, – тут же трухнули референты, – другое дело! Если прямые ассоциации, тогда и разговора нет! Прямо сейчас вылет закажем, чистое небо организуем, – засуетились младший и старший.
– Вы, Борис Николаевич, наверное, как всегда, в гущу народа окунетесь? – вмешалась собиравшая столовые приборы Жанна. – С простыми почитателями вашего таланта проделаете многокилометровый подземный путь от станции А до станции Б?
– Многокилометровый? – поморщился Ельцин.
– Протяженность тринадцатого в СССР метро составляет два километра восемьсот метров… – вслух прочитал Ельцин справку, тут же поданную референтами.
Звякнула об пол ложечка, упавшая с подноса Жанны.
– Два и ноль восемь камэ?! – скривился Ельцин. – Тринадцатого по счету?! Не, не полечу! Жанна, плесни-ка мне без всякого кофе!
***
Правая рука генерал-майора Лекханью, член Военного совета Лесото подполковник Элиас Рамаема совершил военный переворот. Подполковник отстранил своего патрона Лекханью от верховной власти, возглавил вместо него Военный совет и тоже стал генерал-майором.
18 мая
– И кто она? – придерживая изящной вилочкой сочную отбивную, Раиса Максимовна отрезала от нее тоненький ломтик и положила в рот.
– Точно не знаю, кажется, работала на кондитерской фабрике «Марс», – кстати, как это созвучно с Космосом! – Михаил Сергеевич с удовольствием проглотил кусок отбивной.
– Ты решил помочь девушке с шоколадной фабрики? – Раиса Максимовна отрезала еще один тоненький ломтик и положила в рот.
– Ну Хелен Шарман – химик, технолог, – Михаил Сергеевич проглотил еще один кусок, – а что тебя смущает?
– Меня смущает?! – Раиса Максимовна звякнула ножом о тарелку чуть громче, чем обычно. – У англичан нет денег на их космическую программу «Джуно», а ты этой непонятно какой «сладкой» девушке даришь полет на нашу станцию «Мир»! А меня это смущает!
– Ну что ты! – Михаил Сергеевич проглотил третий кусок отбивной. – Хелена выиграла конкурс из тринадцати тысяч кандидатов! И ничего я англичанам не дарю, они всего лишь снизили стоимость своего проекта. К тому же я обещал Маргарет, когда она еще была премьером.
– Вот с Тэтчер и начинал бы, – Раиса Максимовна чуть коснулась уголком салфетки рта, – а то «Марс», «Джуно», тридцать пять тысяч курьеров!
– Каких курьеров, Рая?! – Михаил Сергеевич проглотил четвертый кусок отбивной. – И разве я это начал?
– Ну конечно, бюджет государства волнует только меня! – Раиса Максимовна слегка повернула голову к официанту, чтобы подавал десерт.
– Какая нежная отбивная, – попытался поменять тему Михаил Сергеевич, – тает во рту!
– Отвратительная, – кивнула Раиса Максимовна, – как подошва!
***
Хелен Шарман протянула руку, дежурный врач Иванов надел на нее манжету и стал мерить давление.
«Какой древний тонометр, – подумала Хелен, – но лишь бы этот доктор не шутил про аромат моей фабрики, исходящий от меня!»
«Кого только нынче не посылают! – подумал дежурный врач Иванов. – Чего там Крикалев с Арцебарским предупреждали? То ли шутить, то ли не шутить про кондитерскую фабрику?»
- У вас э… – дежурный врач Иванов снял манжету с руки Хелен, – восемьдесят на сто двадцать, как мы говорим, давление – Космос! Наверное, э… это от батончиков «Марс»...
«Знаменитый русский юмор!» – подумала Хелен и, пощупав манжету, улыбнулась в ответ:
– Тонометр Гагарина? Чтите традиции?
«Крикалев с Арцебарским не зря предупреждали!» – подумал дежурный врач Иванов и мрачно возразил:
– Тонометр Комарова. Чтим традиции!
21 мая
Велупиллаи Прабхакарану стоял посреди бамбуковой хижины – бесшумно вошел помощник и одновременно телохранитель Поннатхерайте.
– Вылетел, – доложил Велупиллаи помощник Поннатхерайте.
– Наверное, как всегда, сам за штурвалом самолета, – усмехнулся основатель «Тигров освобождения Тамил-Илама», – девушки здесь?
– Позвать? – спросил Поннатхерайте и, не услышав отрицательный ответ, вышел за девушками.
***
– У тебя шпагат есть? – забежал к Антонине запыхавшийся Лева.
– Съезжаешь? – грустно протянула моток бельевой веревки Антонина.
Лева схватил моток и убежал.
***
– Ты Дхану? – спросил Велупиллаи Шубху.
Шубха покраснела и показала глазами на Дхану. Велупиллаи знал, кто из них кто, но изобразил удивление и повернулся к Дхане:
– Дхана?
Дхана покраснела и поклонилась.
– Шубха? – опять повернулся к Шубхе Велупиллаи.
Шубха покраснела и поклонилась.
«Почти девочки», – подумал Велупиллаи.
***
– У тебя картонные коробки есть? – забежал взмыленный Лева.
– На новоселье позовешь? – Антонина достала из кладовки большую коробку, вытряхнула из нее тряпки с лоскутками и протянула Леве.
Лева схватил коробку и убежал.
***
– Как вам Мадрас? – спросил Дхану и Шубху глава «тигров».
Девушки потупились.
– Да, – улыбнулся Велупиллаи, – большой, шумный, у нас в Шри-Ланке таких нет. Но вы поедете в соседний Шриперумбудур, он гораздо меньше.
Заглянул Поннатхерайте:
– Гирлянды из цветов сандала готовы.
Велупиллаи ничего не сказал помощнику, лишь еще раз улыбнулся девушкам:
– Вы гордость тамильского народа!
***
– Тебе кухонный столик с табуретками не нужен? – забежал ошарашенный Лева. – Недорого!
– У меня есть, – махнула в сторону кухни Антонина.
Лева потерянно прошел на кухню, сел на табурет и поскреб ногтем поверхность столика:
– Н-да! – покачавшись на табурете, Лева вдруг переключился, кивнув на телевизор: – Слышала?
***
Раджив Ганди, спустившись по трапу, сразу сел в автомобиль и прямо с аэродрома в сопровождении своего штаба отправился в Шриперумбудур на предвыборный митинг.
– Вы по-прежнему безупречно управляете самолетом, – польстил помощник и телохранитель Капур.
Раджив поморщился.
– Народу будет много? – безразлично спросил он.
– Как обычно, – ответил Капур, – и, пожалуйста, не позволяйте им дотрагиваться до вас!
***
– А чего там слышать? – пожала плечами Антонина, прибавив громкость телевизора. – Все бастуют и бастуют, все стучат и стучат своими шахтерскими касками по Горбатому мосту, требуют и требуют себе повышенную зарплату!
– Не то! – перешел на шепот Лева. – Вчера приняли закон о свободном выезде всех желающих за границу!
– И че теперь? – удивилась Левиному шепоту Антонина.
– Валить надо, пока лавочку не прикрыли! – совсем зашелестел Лева.
– Откуда? – не поняла Антонина.
– Отсюда, – стал нервно грызть ногти Лева, – из Совдепии!
– Куда же из нее?! – опешила Антонина.
Лева вдруг затих и одними губами конспиративно сказал:
– Есть варианты…
***
Шубха отстала. Дхана продиралась сквозь толпу одна. Раджив видел сосредоточенную девушку, почти девочку, упорно продвигающуюся к нему сквозь плотную стену людей. Раджив знал, что будет дальше: девочка в мольбе протянет руки, он остановится, ласково улыбнется ей, она поклонится в пояс, потом снимет с себя гирлянду из цветов сандала и набросит ему на шею. Дети! Но он, с огромным белым венком на шее, помашет ликующей толпе, защелкают фотокамеры, получатся красивые, но банальные снимки – то, что надо для предвыборной кампании!
Дхана в мольбе протянула руки, Ганди остановился и ласково ей улыбнулся, Дхана поклонилась ему в самые ноги, осторожно сняла со своей шеи цветочную гирлянду и накинула на шею Раджива. Раджив поднял руку, чтобы помахать ликующей толпе.
Взрыв разнес в клочья Раджива Ганди, Дхану, пятнадцать человек предвыборного штаба и тяжело ранил множество пришедших на митинг людей.
***
«Сегодня террористка-смертница из тамильской организации «Тигры освобождения Тамил-Илама» совершила теракт в индийском городе Шриперумбудур, – с траурной интонацией поведал Игорь Кириллов, – был взорван бывший премьер-министр и нынешний кандидат на эту должность Раджив Ганди!»
– Ужас! – расстроилась Антонина. – Как там наш Михсергеич?! Поберегся бы! Держался бы подальше от этих девушек с венками вместо бус! Подкрадется, как в прошлом году, какой-нибудь Шмонов и стрельнет из двустволки!
– Это знак, – объявил Лева, – из Рашки надо валить!
Потом жалостливо посмотрел на Антонину:
– У вас в роду иностранцы есть? Финны, шведы, а лучше немцы? Хоть поволжские, хоть даже казахстанские?
– С немцами мы только воевали… – перебрала в памяти Антонина и предложила на всякий случай: – Может, дядя Ильдус за турка сойдет?
– «Если кто и влез ко мне…» – попытался прохрипеть голосом Высоцкого Лева. – Туговато у тебя с исторической родиной! Дядя Ильдус – это только в Казань!
– Мама! – вдруг поднял голову от игрушечного самосвала Радик. – В Казань!
– Ну это, – возразил Лева, – шило на мыло!
– Мама! – внимательно осмотрел свои ладошки Радик. – Дай мыло!
Глава седьмая
Два президента и одна страна
12 июня
«Да не голосуй ты, Загубина, за этого Ельцина! – отговаривал Антонину президент Советского Союза, – голосуй за нашего верного Бакатина».
– Я, Михсергеич, – возражала Антонина, – не за Ельцина, я за его вице-президента Руцкого буду голосовать! Уж очень он мне симпатичен! Голос с хрипотцой, взгляд пронизывающий, а как усы свои мужественные огладит, так прямо голова кружится! Еще и Герой Советского Союза! Орел, а не вице-кандидат! За такого, не захочешь – бросишь бюллетень! Бакатина я и не знаю совсем: кто такой, откуда, зачем, даром что милицейский генерал!
«Ну и голосуй за своего Ельцина, – обиделся Горбачев, – я вчера полтора миллиарда у Буша взял вам на продовольствие – никто спасибо не сказал!»
– Опять?! – ужаснулась Антонина. – Они ж нам на свои миллиарды, как обычно, миллион своих же куриных окорочков пришлют!
«Ну и что?! – полыхнул главнокомандующий. – Ты ж не доллары жевать собираешься! Мы их с Павловым для того и берем, чтобы вам, матерям-одиночкам, продовольствие купить! Чего эти зеленые бумажки гонять из банка в банк, когда их сразу можно обменять на высококалорийную легкоусвояемую белковую пищу! Это же, Загубина, наука! Логистикой называется!»
– Эх, Михсергеич! И вы меня одиночеством по матери попрекаете! Не буду я в таком случае, Михсергеич, вас слушать! – выключила радиоприемник Антонина.
***
– За кого голосовать будем, Ильдус? – крутилась перед зеркалом Валентина Петровна, накидывая на плечи то платок с огромными красными маками, то платок с меленькими голубыми незабудками.
Ильдус нацепил галстук на резинке и отодвинул Валентину Петровну от трюмо:
– Дай-ка посмотрю!
– Где ты его откопал?! – обмерла Валентина Петровна.
– Из армии привез, – опустил воротник оранжевой рубашки на резинку Ильдус, – у прапорщика Тыркина два десятка офицерских галстуков было, мы под дембель заслали к нему духов со стенгазетой, а сами из его подсобки одну упаковку вместе с ящиком гуталина увели! А голосовать будем за Жириновского!
– Ой! – удивилась Валентина Петровна.
– Сама посуди! – Ильдус надел черный пиджак и тут же сунул руки в его засаленные карманы по бокам. – Генерал Бакатин – это Горбачев, генерал Макашев – это коммунисты, Тулеев – это черти где в Кузбассе, Рыжкова Собчак обозвал плачущим премьером – с такой обзывалкой только пенсия! Только редиска, морковка, огурцы, помидоры, колорадский жук!
– Хорошо, что напомнил, – вдруг расстроилась Валентина Петровна, – вчера градом теплицу покалечило, огурцы голые стоят! Не уродятся, чем в новогодние каникулы будешь закусывать?!
– Не перебивай мысль, когда она струится! – возмутился Ильдус. – Вот остаются нам с тобой только Ельцин, который на прямо поставленный народом вопрос: «Когда водка будет?», ответил: «Водку держит в руках Горбачев! Надо забрать у него водку вместе с Кремлем!» и Жириновский, который тоже за народ, но в рамках эсэсэсэра!
– Может, снимешь галстук? – покачала головой Валентина Петровна.
– Да ни в жизнь! – раздул ноздри Ильдус.
– Старит он тебя, – еще раз покачала головой Валентина Петровна, – ты в нем не такой симпатичный, как обычно!
Ильдус озадаченно вернулся к зеркалу, десять минут хмурился, приближался, отходил, потом, оттянув резинку, снял галстук через голову:
– Вот упрямая баба! Только бы своего добиться!
***
Радик держался левой рукой за руку матери, а указательным пальцем правой руки стрелял в прохожих.
– Мама, – вдруг озадачился Радик, – у меня патроны кончились!
– Вот и хорошо! – Антонина заправила выбившуюся рубашку в шортики сына. – Мы с Михсергеичем за ядерное разоружение и мир во всем мире!
– Мама, – опять озадачился Радик, – а папа за мир?!
– Папа, – грустно поправила панаму на голове сына Антонина, – папа за многоженство! Взял наш папка и ушел к другой тете!
– Зачем? – не понял Радик.
– Наверное, с ней веселее, – вдруг всхлипнула Антонина.
– Мама, – тоже всхлипнул Радик, – папу хочу!
– Кто ж папу не хочет, – промокнула платочком глаза Антонина и этим же платочком вытерла нос сыну. – Только плакать не надо! А то я хотела за бравого Руцкого с веселым Ельциным проголосовать, а как узнала, что Рыжков Николай Иванович за всю страну один плакал, так не смогла себя пересилить и ему, родимому, крестик поставила!
– Мама, – Радик вдруг увидел Рому Жукова, который на ходу облизывал эскимо и не замечал, как белые жирные капли падают на его черные брюки, полчаса назад старательно отутюженные матерью, – мороженое хочу!
– Пломбир или шоколадное? – перестала всхлипывать Антонина.
– В стаканчике! – выбрал Радик.
***
Ильдус чинил теплицу, прибивая полиэтиленовую пленку с помощью реечек к деревянному каркасу.
– Теперь у нас два президента: советский Горбачев и российский Ельцин! – прицелился молотком в гвоздь Ильдус.
– А кто главнее? – живо интересовалась политикой Валентина Петровна и подправляла пленку.
– Тут как посмотреть! – с одного удара забил гвоздь Ильдус. – Если сверху, из чердачного окошка Кремля, – то Горбачев, а если снизу, из нашего Иглино, – то Ельцин! Чего спишь? Гвоздь давай!
Валентина Петровна поспешно протянула Ильдусу горсть гвоздей:
– Справится ли твой Ельцин в одиночку? В любом деле верные товарищи нужны – подсказать, подать, поднести!
– Ельцин сейчас на подъеме, у него этих верных товарищей, как гвоздей в нашей теплице! – со всего размаха ударил молотком по железной шляпке Ильдус. – Вон мэром Ленинграда наши его друга Собчака выбрали! Ты по одному давай, чего ты мне целую кучу суешь! Не разберешь, какой из них кривой и подлый!
– Обещал чего? – Валентина Петровна выбрала из ощетинившихся острыми концами гвоздей самый новенький и подала Ильдусу. – Собчак-то?
– Ну много чего!.. Во-первых, никаких полумер, – вколотил гвоздь Ильдус, – а главное: вернуть Ленинграду исконно русское название – Санкт-Петербург!
Валентина Петровна вытянула из кучки короткий, но толстенький гвоздик.
– Мэром Москвы в помощь Боре мы Гавриила Попова поставили! – чуть не расщепил рейку сильным ударом Ильдус.
– А он как Москву переименует? – Валентина Петровна выбрала самый длинный гвоздь.
– Как он ее может переименовать? Он же грек! – поразился вопросу Ильдус и тут же шарахнул себе по пальцу молотком: – Чего ж ты, политнеграмотная, растуды-туды и еще раз растуды, мне кривой подлый гвоздь дала!
(Окончание IV части в следующем номере)
Читайте нас: