№3.2020. Гульнур Якупова. Малая вселенная – Большая Вселенная. Роман. Книга третья из трилогии «Женщины». Авторский перевод с башкирского

* * *

Вернулся мой Фатих. Мы на пару впряглись в семейную «телегу» и покатили ее вперед, с грузом, предназначенным для нас судьбой, к вершинам горы под названием Жизнь. Знаю, что половина пути – наверх, а оттуда – вниз, к концу… Но до этого еще так необозримо далеко!

Я всегда считала, что профессия учителя – самая сложная, ответственная и благородная на земле. Пока не увидела, какая сложная и беспокойная работа у врача. Конечно, престиж учителя не упал в моих глазах. Давать детям знания, расширять их кругозор, указывать верную дорогу в жизни, укреплять их моральные устои, передавать духовные ценности родного народа и всей мировой цивилизации – не перечислишь все задачи и направления моей профессии. Но когда супруг стал работать врачом, я, начав ему сопереживать, вдруг осознала, что в критические минуты от его квалификации, знаний и опыта, неравнодушного отношения напрямую зависит жизнь человека. Жизнь! Поняла это не только умом, но и сердцем.

За последнее время в больнице поработало несколько специалистов. Молодой терапевт сбежал через полгода – высокопоставленный родственник нашел ему место в Уфе. Ладно еще, верный фельдшер Тулпарлов Аухат-агай все еще оставался на посту. Под его руководством трудятся две медсестры, лаборантка, санитарки. Лишь год была у нас одна врачиха, успела завоевать авторитет у людей, но ее забрали в район как отличного специалиста. Получается, грамотные на селе не нужны? На счастье, окончив интернатуру, вскоре вернулся Фатих. Его слава «хорошего доктора» быстро разнеслась по округе. Аухат-агай говорит, что больные из соседних деревень стали чаще обращаться в тулпарлинскую больницу; раньше, когда у нас был только фельдшерский пункт, такого не наблюдалось. Из района приезжал сам начальник райздрава, чтобы пригласить Фатиха в центральную больницу, где требовался квалифицированный диагност, долго уговаривал. Узнав об этом, тулпарлинцы отправили в обком жалобу с подписями: «Специалисты приезжают и уезжают, теперь хотят забрать и врача, выросшего в нашем селе. Опять вся работа ляжет на плечи одного фельдшера…» Фатих и не думал уезжать в район, тем не менее дружная защита населения оказалась весьма кстати, власти обратили внимание на проблему.

Аухат-агай часто повторяет, что в настоящее время мало полагаться на опыт, наука не стоит на месте, меняется методика лечения, появляются новые лекарства. Сам же на каждом шагу подтверждает, как важен опыт. Всего неделю назад произошел весьма показательный случай. Фатих несколько раз пересказал мне его и каждый раз добавлял: «Хорошо, что дядя Аухат был рядом, иначе не спасли бы больного». А дело было так. Ближе к вечеру молодой мужчина на мотоцикле сорвался с моста через Курэнле. Свидетели происшествия тут же погрузили его на телегу и привезли в больницу. Дядя Аухат отправил одну из медсестер к нам, она бежала по улице, размахивая руками, и кричала – благо, мы живем рядом с больницей. Фатих тут же побежал на работу. Приходит, а там дядя Аухат уже положил парня на операционный стол, разложил инструменты, поставил медсестер рядом с собой и в нетерпении ждет Фатиха.

– Челюсти сломаны, язык запал, перекрыв дыхание!

– Не кричи, дядя Аухат. Что еще у него сломано? Давай посмотрим, – остановил его Фатих. А фельдшер еще больше горячится:

– Сейчас не до рук и ног, он может задохнуться и умереть! Западение языка! В «скорую» уже позвонили, но они не успеют. Необходима операция!

– Операция?!

– Сейчас я вытащу ему язык, а ты, братишка, аккуратненько прикрепи его длинными нитками к груди парня, так-то вот. – И продолжил в более спокойном тоне: – В подобных случаях хирург полевого госпиталя на фронте поступал именно так. Мне тоже приходилось делать это пару раз, а сейчас руки дрожат… Ну!

Фатиху пришлось буквально пришивать язык пострадавшего к коже ниже шеи. Тут подъехал и районный хирург со специальной бригадой. К счастью, челюсти не были сильно раздроблены, поправили и закрепили их, расшили и отпустили язык. Наложили шины на руки и ноги и увезли на рентген в районную больницу. Напоследок хирург спросил, кто догадался вытащить язык и освободить дыхательные пути. Фатих указал на дядю Аухата. «Опыт – великое дело, – сказал хирург и пожал руку фельдшеру. – Вы парню вторую жизнь подарили».

Услышав все это, я обняла и расцеловала мужа. Он сидел, положив руки на стол, как видно, пытаясь унять в них. Про мужчину обычно не говорят, что он красив, а в эту минуту я залюбовалась своим мужем, его руками, чуткими пальцами, покрасневшими от недосыпания глазами. Ощутила, как все больше и больше люблю Фатиха. Мне жалко его – он не знает покоя, если выдается свободная минутка, берется за книги, или тренирует руки, завязывая узлы на нитках. Говорит, что сельскому врачу может понадобиться браться и за скальпель, нужно быть готовым ко всему.

Камила с Арсеном часто приезжают в деревню. Останавливаются у нас, но бывают и у мамы в Таллах и у дяди Акмана.

Арсен – кардиохирург, этой специальностью очень интересуется и Фатих. Поэтому свояки наговориться не могут, сердце радуется, глядя на них.

Однажды вечером Арсен собрался рассказать Фатиху об одной своей операции, которую решил описать в научном медицинском издании. Я тоже заинтересовалась, захотела послушать. Уложила Асию спать и вышла к ним в зал. Присела на диванчик, думаю: если что, прикорну тут немного... Но какой там сон! Не каждый день такое услышешь...

И все как будто предстало перед глазами: хирург, анестезиолог, ассистент, медсестры в белых халатах, блестящие медицинские инструменты…Посреди операционной, залитой голубоватым космическим светом, – стол, на котором лежит больной. Анестезиолог накладывает на лицо больного маску, начинает отсчитывать секунды. Рукой подает знак «готово».

Отрывистые слова хирурга, склонившегося над столом, звучат, как приказы:

– Пилу! (И в один момент, благодаря своему природному дару перевоплощения, я становлюсь хирургом с «проволочной пилой» в руках.)

…Распилив грудную клетку, открываю доступ к предсердию, перикарду. Подтверждается диагноз, поставленный при обследовании бронхоскопом: митральный порок. Это очевидно с первого взгляда на открытое сердце. Температура тела пациента, обложенного перед операцией льдом, снижена до 29–30 градусов. Теперь надо подключить искусственное кровообращение… Дорога каждая секунда, операцию надо успеть сделать, пока сердце не начало страдать от кислородного голодания. Обливаясь потом, накладываю шов на аорте – лишь бы она не выскользнула из пальцев, и не запуталась бы нитка. «Давление упало до 60-ти!» – предупреждает медсестра. Командую: «100 кубиков крови в артерию!», а пальцы так же проворно продолжают шить тоненький сосуд. Наконец, искусственный клапан установлен. Если не повреждены нервные окончания, сердце должно заработать. Проверяю, крепко ли завзаны узлы после наложения шва, так, чтобы клапан не болтался. Как будто все получилось, швы надежные – можно запускать сердце!

Включается рубильник, подается сильный ток на моторчик величиной с кулак (это пока всего лишь зашитый кусок мяса) и он, вздрогнув, начинает работать. Чудо! Не отрываясь, смотрю на живое сердце. Сто минут пациент находился на искусственном кровообращении. Дальше его жизнь в собственных руках – надо беречься. Есть опасность образования бляшек – сгустков крови на синтетическом клапане. Могут вывести его из строя и стрессы, сильные эмоции, тяжелый физический труд...

– Нурия! – громкий голос Арсена вывел меня из транса. Вздрогнув, словно выронила инструмент из рук, успела шепнуть ассистенту: «Закрывайте грудную клетку! Аккуратно!» и с трудом вышла из роли хирурга, уф. – Скажи-ка как человек, далекий от медицины, имеет ли сердце какое-то отношение к чувствам, переживаниям, или это простой орган, снабжающий организм кровью?

– На сердце… – чуть не сказала, что только что сделала операцию на сердце. Стараясь не показывать свою усталость, ответила: – Вон там, на полке стоит словарь Владимира Даля, посмотрите, – и направилась на кухню. Через некоторое время Арсен пришел туда со словарем в руках и зачитал:

– «Сердце – представитель любви, воли, страсти, нравственного, духовного начала…» – вот как толкует дедушка Даль.

После отъезда Арсена с Камилой, Фатих некоторое время ходил задумчивым. И неожиданно произнес: «Надо бы еще подучиться, Нурия, но…» Больше ничего не добавил, однако его слова застряли у меня в голове. Он, видно, хотел сказать: «…но есть семья – ты, Асия».

Эта мысль не давала мне покоя: муж хочет расти, совершенствоваться в профессии. Я не должна этому мешать. И однажды вечером, поняв, как тяжело для него было бы отказаться от мечты, сама начала разговор:

– Фатих, я и на этот раз не могу стать препятствием на твоем пути. Раз ты хочешь получить дополнительное образование, поезжай, учись. – Заметила, как залучились его глаза, словно синий солнечный небосвод. Мы сидели рядышком на диване, и муж положил голову мне на колени, как ребенок. Он частенько так выражает свою радость, а я глажу его по волосам. В такие минуты кажется, что во мне просыпаются материнские чувства к мужу.

– Осенью дочку начнем водить в детский сад. К тому времени немного подрастет, хотя она и сейчас вполне самостоятельная. Смышленая девочка…

Фатих не дал мне договорить – взяв за руки, поставил меня на ноги и начал кружить, обняв за талию. Пропел даже куплетик из нашей любимой песни «Нурия», которая стала символическим мостом, соединившим нас друг с другом. «Ты мой самый близкий друг, Нурия, свет очей моих, Нурия!..» Затем мы молча кружились в вальсе в такт наших сердец. А когда остановились, долго стояли, обнявшись. Разговаривали только наши глаза. В зрачках Фатиха я увидела свое отражение. Не сомневаюсь, что и в сердце у него – только я.

* * *

Дождусь! Не сомневаюсь в своих силах – вынесу тяготы разлуки. Со мной Асия, хоть и маленькая, дочка – большая моя опора. Иной раз, когда готова расклеиться, ставлю себе в пример односельчанок, выстоявших лихолетья войны, трудности переломных моментов в истории страны, сохранивших при этом доброту и красоту женскую!

Перед отъездом Фатих снова перевез нас в Новый дом к олэсэй из того жилья для специалистов. Недалеко от больницы начали строить свой дом, но не успели завершить – уже под крышей, так что ничего с ним не случится. То, что я буду жить с олэсэй, не оставит повода и для иных местных любителей почесать языками. Это, во-первых. А во-вторых, приехал новый врач, ему ведь тоже надо где-то жить.

Самым тяжелым был первый год. Немудрено сойти с ума от разлуки с любимым, даже зная, что он вернется. Я-то жду, надеюсь, терплю. А вдруг Фатих не вернется? Такое сомнение выразил и начальник райздрава в один из приездов: мол, он теперь слишком образованный для сельской больницы, как бы не решил остаться в столице…

Прошел год, еще полгода… Поначалу время отсчитывала часами и днями, потом – неделями, а сейчас – месяцами. Было бы грешно говорить, что привыкла к одиночеству, тем не менее потихоньку свыклась.

Даже Асию не кладу на подушку Фатиха, берегу его родной запах. Держу его подушку рядом со своей и засыпаю, уткнувшись в нее лицом. Со мной надежда, она дает силы и уверенность, что вернутся счастливые дни и ночи, память о которых хранит и лелеет сердце.

Я же не одна на необитаемом острове! Живу в своей деревне, любимом Башкортостане, в могучем Советском Союзе, на родной планете Земля, наконец. И жизнь вокруг продолжает кипеть. А чтобы она кипела, в очаг бытия постоянно подбрасываются дрова – рождение и смерть, научные открытия, войны и мир, освоение космоса, политические скандалы или хотя бы невероятные вести о том, что где-то кого-то похитили и увезли на тарелке, прилетевшей из других миров…

Хорошо, что Асма всегда рядом! С ней мы часто встречаемся, делимся секретами. Только ей и могу открыться без утаек. Она тоже искренна со мной.

– Привыкла к Ашрафу, подружка? – спросила ее во время одной из таких откровенных бесед.

– Я его люблю!

– Любишь?!

– Жалею же, значит, люблю. Приходит с работы такой усталый, особенно во время посевной или уборочной. Как увижу в окно, что возвращается, еле передвигая ноги, хочется выбежать навстречу и взять его на руки. Прямо-таки да! Стараюсь его не нагружать домашними делами, накормить вкуснее.

– Как поется в одной песне: «…Не скажу, жалея, что люблю, а любя, скажу, что жалею…»

– Да. Чувствую, подруга, что ты хочешь напомнить мне про Артура. Артур – первая любовь, всегда в моем сердце. Он – идеал без единого изъяна. Иногда даже думаю, может, я о нем в книге какой прочитала.

– А у Ашрафа есть недостатки?

– Слава Аллаху, живем в ладу! Признайся, подружка: полюбила ли ты Фатиха?

– Похоже, я его и любила всегда, только боялась поверить в это.

– Опять «похоже»? Сказать, почему ты не могла разобраться в своих чувствах?

– Скажи.

– Потому что у тебя был большой выбор: Кабир, Фатих, Чингиз, еще и Сабир с Арсеном.

– Перестань, вдруг кто услышит! Сабир – детская выдумка, притом его выдумка. Арсен – сиеминутное чувство, бывает же так, что вдруг ветер донесет незнакомый шлейф прекрасных духов и обалдеваешь на миг, другого объяснения насчет него у меня нет. Чингиз? Если бы не было выбора между Кабиром и Фатихом, кто знает, может быть… Но нет! Не буду скрывать от тебя, голубые глаза Фатиха околдовали меня давно.

– А если какая-нибудь блондинка завлечет его там, ведь он у тебя – вылитый русский.

– Когда ему, бедняжке, заниматься глупостями – днем учится, вечерами работает на «Скорой», в выходные дежурит в больнице, чтобы деньгами поддержать нас.

– Любишь, точно любишь его, подруга.

– Даже – точно?

– Сказала «бедняжка», значит, жалеешь…

И мы рассмеялись, громко и беззаботно, как в юности.

Сердце мое немного успокоилось. Стала больше обращать внимание на политические события последнего времени. Вечерами слушала радио «Би-Би-Си», его теперь в деревне без страха ловят многие.

Сдала в макулатуру газеты и журналы, скопившиеся в чулане. Целых 20 килограммов – хватит на две книги. Взяла марки, подписавшись на сказки Андерсена.

Держу руку на пульсе родной деревни. Услышала анекдот Иксана-балагура о Брежневе. Он хвастается, что придумал его на 70-летие Леонида Ильича. Первым делом поделился новым анекдотом со счетоводом колхоза одноруким Мансуром:

– Слышал, Мансур-агай, что Брежневу сделали операцию? – ворвался он в контору якобы с такой новостью. Тот даже перестал стучать костяшками счетов.

– А что за операция?

– На грудь.

– На сердце, что ли?

– Нет. Грудь расширили.

– Места для орденов не хватило? У этого анекдота, знаешь, какая уже длинная борода? Иди, не мешай работать! – Дядя Мансур, фронтовик, обложив его крепким словцом, добавил: – Вот тебе свежий анекдот, только что сам придумал: вышел Указ, разрешающий Брежневу вешать ордена и на спину…

А если серьезно, то в честь юбилея Генеральному секретарю установили памятник, присвоили звание маршала. Вручили третью звезду Героя Советского Союза и орден Ленина. Если учесть ордена Чехословакии, Болгарии, Румынии, ГДР, Венгрии и других дружественных государств, действительно, вешать некуда.

В последнее время в связи со 100-летием со дня рождения Сталина похоже у народа память всколыхнулась, в обществе чувствуется недовольство партией, нынешним правительством. Как бы эта волна не вышла из берегов! То же радио «Би-Би-Си» с явным злорадством вещает о застое в СССР, железном занавесе, об отсутствии свободы печати. Есть доля правды в их словах, тем не менее неприятно слышать такие обвинения в адрес своей страны. Пусть бы обсуждали нейтронную бомбу Америки, все еще производят смертоносное оружие, значит, мир под угрозой.

Я занесла все эти мысли в тетради с датой «1979» на обложке. Туда же переписала заявление ТАСС, опубликованное в газете «Правда»: «28 декабря введен ограниченный контингент советских солдат в Афганскую Демократическую Республику» и ужаснулась: снова война?!

Прочитала книгу писателя Бердмана, одна его фраза запала в душу: «Дочь наследует и счастье, и несчастье матери». Я же до сих пор ощущаю отголоски своих детских страданий по отцу, с тревогой думаю: неужели и моей Асие суждено то же самое? Сумеет ли Фатих отказаться от столичной жизни, клиник, оснащенных современным оборудованием, от мечты стать хирургом? Как бы он ни старался, возможности сельской больницы весьма ограничены. Ему будет дано право делать операции только в неотложных случаях, на основе квалификации, полученной по общей хирургии. Вернется ли?! Если скажет, остаюсь в столице, приезжай? Отец тоже звал маму… Мне, конечно, бояться языкового барьера, как маме, не стоит. Однако, никогда не покину Тулпарлы. Почему? Не смогу ответить ни в двух словах, ни в пространных объяснениях. Только знаю, что есть такие цветы, которые не могут прижиться на другой почве, если их корни оторвать от родной земли. Я, наверное, похожа на эти цветы. Фатих меня поймет, если любит! Но и он может предъявить мне ту же самую претензию «если любишь»? Особенно стали одолевать подобные сомнения перед возвращением мужа. Нет, решила я, не буду понапрасну рвать себе сердце. Надо взять себя в руки и уйти с головой в работу. Так и сделала.

Знаю, что путешествия дают ученикам возможность расширить кругозор, укрепляют у них чувство локтя, прививают навыки выживания в дикой природе. А для меня самой такие вылазки являются лучшим лекарством от навязчивой грусти. Поэтому часто и с удовольствием организовывала походы, экскурсии. Летом, перед самым приездом Фатиха, повезла членов школьного кружка «Глобус» в Бурзянский район, в Капову пещеру – Шульган-Таш. В этот раз взяла учащихся седьмого класса. Среди них тоже есть свой «Туктаров», ставший моей правой рукой. Он наметил, кто за что будет отвечать, проверил, все ли необходимое взяли, не забыли ли аптечку и прочее. Краешком уха услышала, как он даже предупредил друзей: «Учительнице не до нас», – видно знает, что меня беспокоит. Ведь в деревне каждый человек, особенно учитель, находится под рентгеном всеобщего внимания.

Помня опыт поездки в Челябинскую область, перед каждым путешествием забочусь о фотоаппарате, картах, других нужных принадлежностях. Собрала информацию о пещере «Шульган-Таш». Положила на дно рюкзака и камушки с Сакмаелги, чтобы можно было высекать огонь в любой ситуации.

Нас не допустили во все уголки пещеры, тем не менее, удалось побывать в отдельных нижних залах, подышать влажным воздухом, погладить каменные стены.

– Здесь бывают спелеологи, приезжают даже из-за рубежа, их сопровождают подготовленные люди из Уфы со специальным оснащением, одеждой, фонарями… А твоих детей, дочка, не могу поднять на верхние ярусы – у меня не две головы, – сказал пожилой дядька, встретивший нашу группу. Его речь напомнила мне о моем дедушке-кураисте.

– А вы родом не из Белорецкого района? – спросила.

– Я местный, бурзянский. А почему так подумала?

– Мой дед, Абдрахман-кураист, был из тех краев, а вы говорите как будто на их наречии. Я – географ по профессии, но также интересуюсь и диалектами башкирского языка.

– А-а, понятно. Мы же с белоречанами соседи. Абдрахман-кураист, так он же коренной бурзянский! Мой отец часто вспоминал его, называл родственником. Известнейшим на всю окресть кураистом он был, говорят.

– А я – внучка его, Нурия Аксурина.

– Меня же зовут Сыртлан-бабай, вполне возможно, и кровный родственник твой в каком-то колене. Вот так-то! Зови меня дедом, и все тут! Поехали, угощу вас кумысом. Есть и мед в сотах – только вчера открыл один из ульев, – засуетился старик и свистнул, подражая какой-то птице. На его зов из соснового бора появилась лошадь, запряженная в телегу. Мы расселись и поехали в гости.

Вскоре выехали на небольшую поляну с маленьким домиком посередине. Возле домика – длинный стол под дощатым навесом, маленькая печка, рукомойник, дровяник. Недалеко около десятка ульев, столб для коновязи, сарай – вот все что бросилось в глаза с первого взгляда.

– Дед Сыртлан, у вас очень редкое имя и звучит вроде по-татарски?

– Оно имеет тюркские корни, в переводе означает «пустынный волк». Я когда-то преподавал башкирский язык и литературу, сын – учитель истории. Оба интересуемся прошлым своего народа, страны. Сын предполагает, что башкиры оставили свои следы и в пустыне. В настоящее время он занят изучением истории кипчаков. Говорит, что мы, бурзянцы, – кипчаки, потомки рода батыров Акмана и Токмана, не покорившихся самому Чингисхану. Предки обитали в необьятных кипчакских степях, оказали сопротивление монгольскому войску под которым уже пол-Европы лежало. Воины погибли в неравном бою, а женщины с детьми спаслись, ускакали на конях и схоронились в здешних лесах. Их преследовала конники Чингисхана до самых гор, но повернули обратно, сунуться к скалам и исполинским соснам отваги не хватило. Вот так- то!

– Хотелось бы посмотреть и на скалу Инсебики, – сказала я, дождавшись небольшого перерыва в рассказе деда.

– Туда поведу вас завтра. Сегодня должен подъехать сын, его оставлю тут на дежурстве.

– Дед Сыртлан, рассказать вам о Каповой пещере? – вмешался в беседу «Туктаров», ему не терпится показать свои знания.

– Давай, сынок, говори, после я добавлю, что знаю. Вон там, к стене дома прибита дощечка с планом Шульган-Таша. Пойдемте, посмотрим. А вы знаете возраст этой пещеры?

– 250 миллионов лет, а рисункам на ее стенах – более 14 тысяч лет, эра палеолита… – ответиил наш всезнайка и задался вопросом: – Ученые обратили внимание на эти рисунки только в 50-х годах, неужели до этого здешние люди не замечали их? Жаль, что не родился раньше, эту сенсацию мог бы открыть сам! Вот какие имеются у башкир образцы духовной культуры, а то некоторые утверждают, что наши отцы и деды были до революции неграмотными дикарями.

– Знаете, чьи это домыслы? Неграмотных коммунистов, которые даже не читали произведений Ленина! А он писал, что среди российских мусульман доля грамотных людей больше, чем среди русских. Ленин признавал, что наши предки знали старо-тюркскую письменность и арабский алфавит, были знакомы с математикой и астрологией, обладали богатейшим устным народным творчеством.

– Ленин?

– Ленин Владимир Ильич.

– В школьной библиотеке есть его ПСС, надо будет просмотреть. – Наш «Туктаров» засомневался: – Если, конечно, он правда так писал…

– Не ручаюсь, что я привел дословно, но смысл его слов именно таков. А что такое ПСС?

– А-а, полное собрание сочинений. Целых две полки, когда он успел столько написать? Неспроста, значит, один наш поэт писал, что Ленин «гений из гениев, титан».

– Подобные рисунки обнаружены и в пещерах Испании и Франции, – вмешалась я в диалог старого и малого.

– Видать, наши побывали и там, – отреагировал дед Сыртлан.

Но тут нашу беседу прервал внезапный визг одной из девчонок, которую ужалила пчела.

– Не размахивай руками! А то нападут всем роем. Она перепутала твое цветастое платье с цветочной поляной. Смотри-ка, заметила – а как же, ведь у пчелки пять глаз.

– Не ври, дедушка!

– Вот зайдем домой, покажу вам эти строчки из книги «Пчеловодство», написано черным по белому.

Дед оказался словоохотливым, рассказал легенду, связанную со скалой Инсебики, не дожидаясь завтрашнего похода туда.

А утром, по дороге к скале одна из учениц рассказала мне про свой сон. Якобы, ее, красавицу по имени Инсебика, сосватали за старика. Даже не спросили согласия. Бедная девушка всю ночь проплакала, а на рассвете решилась на отчаянный шаг – сбежала из дома. А за ней погоня. Но не смогли ее поймать, добежала Инсебика до крутого берега Агидели и прыгнула со скалы в глубокий омут. «Я полетела, апа, закрыла глаза и полетела! – сказала девчушка с чувством, – не могу же я пойти замуж за нелюбимого… Упала с нар на пол и проснулась. Хорошо, что нары были низенькие. И хорошо, что это был всего лишь сон, да ведь, апа?!»

Погладила девочку по голове в знак согласия. Совсем еще ребенок, а как глубоко она прониклась горькой женской долей. Я не сказала ей, что мне приснился почти такой же сон. Как бы там ни было, учитель является идеалом для своих учеников, совсем уж равнять себя с ними не стоит.

– Слышите, как звенит колокольчик? Не шумите, прислушайтесь, – попросил дедушка Сыртлана. Мы стали прислушиваться, но уловили только всплеск волн, бьющихся о скалистый берег.

– Посмотрите, это цветок колокольчик, или «живокость уральская» по-научному. Недавно приезжали из Министерства охраны природы, они и сказали, что этот цветок занесен в Красную книгу. Он встречается только в наших краях, и его нельзя рвать.

Отметили эту местность у себя на карте, сфотографировали цветок и сорвали одну веточку для гербария. Да, скудеет наша природа… А какая красота! На длинном прямом стебле висят маленькие голубые колокольчики, и, если прислушаться, эти удивительные цветы и вправду будто звенят: дзинь-дзинь-дзинь…

Мы долго смотрели на реку с высоты скалы Инсебики. По Агидели друг за другом проплывают лодки, встречаются и плоты. Туристы.

Инсебика… Вспомнила слова картэсэй о том, что Ислам считает самоубийство грехом. Когда я с упоением перечитывала «Ромео и Джульетту», она спросила, о чем книга. Услышав пересказ, неодобрительно покачала головой. «Не приведи Аллах пережить такое даже врагу! – сказала она, прочитав мне нотацию: – Эти дети, помилуй их души, Всевышний, по неразумности своей совершили несколько грехов: вступили в добрачную связь, лишили себя жизни, доставили страшное горе родителям. Это ли сказание о любви? Хотя... Скорее, назидание для юных поколений».

На обратном пути опять остановились у Шульган-Таша. Полюбовались ручейком, выбивающимся из-под входа в пещеру. Дед, который видел это чудо в тысячный раз, не удержался от восхищения и громко продекломировал:

Завещание Урала из эпоса «Урал батыр», – сказала одна из девочек.

– Афарин, дочка! – отозвался дед Сыртлан. – Пока есть такие смышленые дети, наши корни живы. Ваша одухотворенность – бальзам мне на душу. Ну-ка, расскажите о своей деревне, откуда вы родом?

Ученики начали, перебивая друг друга, рассказывать про чудесное озеро Тулпарсыккан, текущую вверх по Вербюжьему горбу Голубую речку, гору Бужан, где растет поющий курай, гору Шакетау, место обитания волков. Чувствовалось, что успели соскучиться по родным местам.

Мы провели еще одну ночь в гостях у добродушного деда, который беззаветно любит Родину и свой народ, хранит благодарную память. Вечером его сын-историк показал нам копии рисунков из пещеры.

– Мамонт, бизон?!

– Они обитали на Урале 10 тысяч лет назад, это доказанный факт, сказал историк. – А вот конь – извечный спутник башкира... – Но дети не дали ему договорить, крикнули хором: «Акбузат! Крылатый тулпар! Они же вышли из нашего Тулпарсыккана!»

Утром дед запряг своего коня и довез нас до большой дороги.

Бурзян! Прекрасный, волшебный уголок, овеянный легендами, родина искренних замечательных людей – совсем как наши Тулпарлы. Пока я в автобусе покачивалась под убаюкивание этих теплых воспоминаний, слух уловил странные слова: «Тещин язык! Тещин язык... » И сквозь дрему привиделось, как страшная теща с сердитым шипением гонится за мной. А язык у нее длинный и раздвоенный, как у змеи! Вот-вот догонит и ужалит меня. Я пятилась, отступала, пытаясь спрятаться, и оказалась зажатой в углу. Спаси, Аллах! В такие безвыходные минуты мне на язык всегда приходят слова молитвы. Что это, сон? Оказывается, кто-то на самом деле произнес эти слова – «Тещин язык». Так называется опасный и крутой поворот на горной дороге. Вот и шофер повторяет их: то ли со страхом, то ли с почтением, перед кем – духом дороги или тещиным языком? Я же пожелала, чтобы нас сопровождал Хызыр Ильяс, пророк, приходящий на помощь путникам в опасную минуту.

Дальше вновь всплыл в памяти образ Инсебики, и мысли унесли меня в бесконечный мир женских судеб...

* * *

В восьмидесятых годах народ часто упоминал Хрущева в связи с обещанным им коммунизмом. Чингиз же принципиально, как выразился он сам, отказался от своей мечты построить «отдельный коммунизм» в Тулпарлах. Теперь его мысли заняты идеей «рыночной экономики». Верит, что она в будущем обязательно осуществится. Однако в газетах об этом пока пишут редко, обсуждают осторожно. А если вникнуть глубже, от такой экономики за версту разит капитализмом.

Самого Чингиза давно не видно в наших краях. После того шумного колхозного собрания поработал с полгода в одной упряжке со свернутым председателем, ставшим его заместителем на птицеферме, и уехал в столицу, переложив на него свою должность. Если подумать, он вернул в деловое русло человека, который уже спивался на посту председателя. Со временем согласились с этим и сельчане, к тому же скоро на подмогу дяде Акназару вернется его сын с дипломом – Айсуак учится на зоотехника.

Чингиз возглавил большую птицефабрику, построенную под Уфой, сумел запустить ее на полную мощность и вывести в лидеры, даже защитил исходя из практики своей деятельности кандидатскую диссертацию. Наверное, пригодился опыт работы в нашей ферме тоже. О его успехах мы узнаем от Мунавары. Они все-таки поженились, растят дочку. Имя у их девочки очень красивое и редкое – Нурзида.

Мунавара работает корреспондентом в областной газете. Частенько в деревню приезжает. На днях наведалась, чтобы написать о деятельности женсоветов нашего района. Руководство района ей подсказало, что лучшего примера, чем в Тулпарлах, не найти. Она очень обрадовалась этому. Испытала гордость и я, так как многие годы являюсь членом этого совета.

Решили провести одно из запланированных заседаний чуть раньше намечанного. На повестку дня был поставлен вопрос о фактах пьянства среди женщин. У нас это явление редкое, но случаи есть...

Сначала выступила медсестра Зухра. Она своя, местная, потому знает всех и каждого. Чтобы разговор получился более откровенным, мужчин на заседание не стали приглашать.

– В русском языке существует много названий водки. Обратим внимание только на два из них: «зеленый змий» и «слеза младенца». Надо ли объяснять их значение? Змея, как известно, бывает ядовитой. «Слезу младенца» любители спиртного, конечно, пытаются толковать так: «чистая, как слеза». А если глянуть в корень, речь идет о слезах ребенка, лишенного любви и ласки родителей.

Так начала свое выступление Зухра. Рассказала о вреде алкоголя для женского организма, о страшных последствиях даже небольшой дозы спиртного во время беременности, подтверждая примерами из жизни, коснулась и нравственных сторон проблемы. Я залюбовалась ею. А ведь совсем недавно, когда я начинала работать пионервожатой, она была обычной плаксивой девочкой…

На заседание была приглашена и продавщица тетя Гулиса. До этого ее часто ругали, а в этот раз мы решили ее подбодрить. Сколько раз она клялась бросить пить и нарушала свое слово. При этом с работой справляется, не грубит, не обсчитывает покупателей. Но вот стали замечать, что она исправляется: стала меньше пить, а потом и вовсе бросила. Как-то дядя Сахи шепнул мне на ухо: «Похоже, твои слова задели ее». Я действительно однажды приходила к тете Гулисе с тетрадкой моей картэсэй, где она записывала имена и их значения. «Посмотри, твое имя означает «подобная цветку»! Ты и вправду очень красивая, но, если будешь продолжать пить, настоящее твое имя забудут, останется только кличка Гел-эся («всегда выпившая»), и ты заболеешь, станешь похожей на увядший цветок».

Хотя самой Зиряк Райханы уже нет среди нас, ее авторитет в народе жив и он помог мне. Эта тетрадь досталась моей картэсэй от ее свекра, но она добавила туда много имен и собственноручно. Нурзида, например, означает по-персидски «свет очей». Мунавара говорит, что Чингиз подробно все изучил о толковании имен, прежде чем назвать дочку. Его мать, оказывается, хотела назвать внучку Варака, но молодые не согласились. Обнаружила в тетради бабушки: Варака означает «зеленый лист». Красивое же имя!

Я начала переписывать старые записи картэсэй в новую общую тетрадь в кожаной обложке. На первой ее странице написала слова знаменитого аварского поэта Расула Гамзатова: «От имени девочки должен исходить свет звезды или нежность цветка. А в имени мужчины должны воплощаться звон сабель и мудрость книг». Кстати, значение имени Расул – посланник, пророк, и сам поэт, как истинный посланник Всевышнего, прокладывал путь к сердцам людей. И я опять убедилась в том, что имя предопределяет судьбу человека.

– Нурия, ты меня тоже послушай, пожалуйста! – вздрогнув от этого сердитого голоса, я вернулась в действительность. Оказывается, слово взяла Сэмэй – Халиса-инэй. Она не является членом женсовета, но старается участвовать на каждом его заседании. «Мне как работнику органов (она все еще трудится уборщицей в милицейском участке) необходимо быть в курсе всего», – говорит она. Иногда и выступает. Слушаем:

– Я рано хожу на работу. Если Самигуллин уезжает в райцентр, целый день бываю на участке – надо же уважить людей, которые обращаются к власти, принять меры, если что. Когда участковый на месте, у меня много свободного времени – читаю газеты и журналы, слушаю радио. Как часто повторяет Самигуллин, осведомленность – главное в нашей работе. Недавно увидела в одной газете удивительную статью. Какой-то профессор пишет об этике питания мусульман. Стало интересно, и решила прочитать. Он пишет, что мусульманину можно есть даже свинину, если ему грозит голодная смерть. Ссылается на историков ислама. А вы знаете, какой продукт самый греховный, недозволенный для мусульманина? Водка! Нет большего греха, чем употребление спиртных напитков. А те, кто толкает других к пьянству и получает от этого прибыль, будут гореть в аду! Верите?! Я верю. Вы сами видели, как наказал меня Всевышний. У меня на чердаке было пять-шесть трехлитровых банок с самогоном, каким-то образом одна из них оказалась открытой – в нее попала искра из дымохода, и все вспыхнуло. А кое-кто говорил, что видел, будто огненная булава упала с небес. Возможно… Но Аллах все же пожалел меня, видно, за мое одиночество и увечье. Не сгорела я заживо в огне. Зато получила урок. Теперь сама не пью и никого не втягиваю в пьянство! Займы были закопаны в подполе, они уцелели. На них построила небольшой домик.

Установилась тишина в зале. Затем выступающая обратилась ко мне:

– Нурия, а тетрадь с именами у тебя с собой? Интересно, что означает мое имя?

– Я помню, Халиса-инэй, у тебя очень благозвучное имя, означает «невинная, непорочная». То есть у тебя чистая душа.

– Пусть это станет моим возвращением к себе настоящей. Забудьте мое прозвище! А то…

Мы рассмеялись, переглянувшись. Инэй, наверное, хотела сказать: «А то вызову в участок!» Ей палец в рот не клади. Это, скорее у нее защитная реакция, ведь и ежик мог бы обойтись без колючек, если бы был сильным, как медведь.

Мунавара сфотографировала всех вместе и отдельно – тетю Гулису, Халису-инэй, и председателя женсовета Сакину-апа, обещала, что никого не опорочит, и прочитала свои новые стихи. Особенно проникновенно прозвучали строки, посвященные горькой участи исчезнувшей с лица земли деревни Аюсы.

Уже через неделю статья нашей поэтессы появилась в газете. Она назвала проблемы, но никого при этом не обидела – получился поучительный рассказ, интересный для каждого читателя.

Халиса-инэй, засучив рукава, взялась за работу, которую сама же и придумала: она ведет «разведку» по выявлению любителей хмельного среди мужчин и, конечно, среди женщин. И что интересно – женщины, у которых мужья пьют и обижают их, обращаются не к Самигуллину, а в первую очередь к ней. Потом уже – к нам. И только после этого идут к Самигуллину. Мы вызываем дебошира на беседу, предупреждаем доступными нам мерами: сообщением на работу, заявлением на имя Самигуллина с просьбой отправить выпивоху в ЛТП, размещением его фотографии на «Доске позора» перед конторой и другими. Кстати, довольно много таких, кто встает на путь исправления уже на этом этапе.

Возобновили обычай посиделок сразу в нескольких точках. Самое удобное место – пустующий в зимнее время наш Отчий дом. Стараюсь один раз в день топить там печку, чтобы не остудить его. У посиделок есть даже своеобразные программы. Это – задумка Сакины-апа. Женщины стали называть ее «директором посиделок», намекая на то, что она любит руководить. (Когда завели разговор о строительстве новой школы, она по своему желанию оставила должность директора, теперь на ее месте Вафич.) Навыки рукоделия, секреты кулинарного мастерства, беседы по семейному воспитанию – вот основные направления этих программ. «Уроки» дают лучшие хозяюшки, женщины иногда даже начинают спорить за это почетное право. Поэтому лучше всего, когда каждый отвечает за какое-либо свое направление. Участницы посиделок ходят в гости друг к другу, делятся опытом, что тоже выглядит как своего рода состязание. Я тоже изредка хожу в Отчий дом, там посиделками командует жена дяди Акмана – сватья все-таки. Она спокойная, мудрая. Взять хотя бы такие ее слова: «Если сумеешь дать хорошее воспитание старшему ребенку, младшие сами потянутся за ним» – чем не образец народной педагогики?!

Загира научила женщин Тулпарлов вязать воздушные кружевные паутинки из козьего пуха. Баймакская сноха щеголяла по деревне в такой паутинке на зависть всем наши женщинам, они не давали ей прохода, упрашивая научить их такому же искусству. Позже Загира по секрету призналась мне, что сама не вязала, так что ей пришлось съездить на родину и целую неделю постигать секреты мастерства. Вот такая она гордая, старается не дать маху.

Посиделки, разумеется не обходят стороной и вопросы политики, внутренней и внешней тоже. В одно время деревня заговорила об афганской войне. Было тревожно, боялись получить печальные вести с тех мест. Ведь двое парней из нашего села служили тогда на таджикской границе и мы опасались за их судьбы.

Долго не сходили с языка впечатления от Олимпиады, прошедшей в Москве. Все смотрели соревнования по телевизору, потом еще многое рассказывал Ишбирде, побывавший в столице в составе лучших милиционеров Башкортостана, привлеченных для охраны правопорядка. Несмотря на летнюю страду, Зульфар собрал односельчан в клубе на встречу с Ишбирде. Он сказал, что в Москву съехались спортсмены из 80 стран, глазами очевидца поведал о порядке на улицах столицы, где на каждом перекрестке были организованы милицейские посты.

– Ну, чего добилась Америка, запретив своим спортсменам принимать участие в Олимпиаде? – спросил кто-то из зала, и пошло…

– И японцы с китайцами туда же – Игры прошли и без них.

– Бойкотировавших стран было много – около шестидесяти. А с чего это они так поступили? Из-за того, что СССР помогает Афганистану?

– Говорят, что духов, воюющих против наших, оружием снабжают сами США.

– Это они умеют!

А в моей памяти Олимпиада осталась в связи с именами кубинского боксера Тефило Стивенсона, ставшего чемпионом и Владимира Высоцкого, скончавшегося именно в эти дни. Я вырезала фотографии сильного, как лев, и быстрого, как барс, Тефило из журнала и вклеила в свой альбом. В знак признания его идеалом мужской красоты.

А Высоцкий! Наверное, не было в Советском Союзе ни одного человека, кто бы не слышал его хрипловатого голоса, не задумался над словами его песен и не разделял его боли за судьбу страны и народа. Бесспорно, его знал весь мир. Порой казалось, что голосовые связки оборвутся от напряжения, и душу охватывала тревога за него. Оголенный, натянутый, словно тетива лука, нерв… В каждом звуке – выстраданное предостережение, словно точный выстрел в сердце.

Как рассказал Ишбирде, когда Москва прощалась с Высоцким, небо затянуло тучами. Но в связи с Олимпиадой эти тучи разогнали при помощи авмации, и они плакали дождем в стороне от столицы. И в далеких от Москвы Тулпарлах в этот день небеса разразились грозой. Плакали и мы. Было странно и обидно, что у такой талантливой выдающейся личности, как стало известно, не было даже звания «заслуженный». И было стыдно. «После смерти его назовут гением, вот увидишь!» – сказал Амин-абый.

7

В этом году Фатих заканчивает ординатуру. Приезжал заведующий райздравом, удивил неожиданной новостью: «Забираем Карабулатова на работу в районном центре. Не останется же такой специалист в деревне». Опять он о своем. Пообещал, что квартира будет, найдется работа и для меня. Фатиха хочет назначить главным врачом в центральную больницу. Я дала уклончивый ответ, мол, муж сам будет решать. А если он согласится? Что ж, тогда и я за ним – все-таки свой район, не так далеко от дома. Значит, Тулпарлы опять останутся без врача?!

Фатих обещал, что вернется в конце сентября. Уже перевез кое-какие вещи, книги и тетради – собирается потихоньку. Как-то вечером полистала книгу знаменитого врача, гения хирургии Федора Углова «Сердце хирурга». На первой странице эпиграф: «Хирург должен иметь глаз орла, силу льва, а сердце женщины. Старинная поговорка». Положила книгу поближе, чтобы обязательно прочесть ее на досуге. Значит, и мой супруг должен обладать такими качествами?! Заглянула и в его тетради с лекциями, читаю: «Проводящие пути мозга. Трактус-кортико-понтико-церебелло-дентата-рубро-спиналис…» Некоторые записи даже и не прочтешь – во-первых, на латыни, во-вторых, незнакомые термины. Много брошюр на английском языке. Уф! Будет ли Фатих считать меня ровней, такой образованный? Однако во мне достаточно гордости, чтобы не мучить себя сомнениями. Если не устраиваю – скатертью дорога! Так заявляет самая решительная из моих «Я», а самая выдержанная предупреждает: а Асия?!

В начале учебного года, когда пришло бабье лето, и природу ласкают яркие, но уже не такие теплые лучи солнца, мною овладело какое-то волнение, вернее сказать – тревожное предчувствие То выроню ручку из рук, то уйду в себя, стоя с указкой у карты, как будто пытаясь вспомнить что-то. Странно... Сегодня, вспомнив, что утром, когда я собирала Асию в садик и уходила на работу, олэсэй ни слова не сказала, я чуть не вскрикнула от осенившей меня догадки. Обычно она поднималась с нар или хотя бы с места напоминала, чтобы я не забыла закрыть калитку, например. Олэсэй моя?! Это душа кричала в крик, а голос вдруг пропал...

С середины урока, поручив ученикам написать рефераты на тему «Комета Галлея», побежала домой. Пытаюсь думать об этой самой комете, ее еще называют «хвостатой звездой». Она вертится вокруг Солнца и раз в 75 лет пролетает мимо Земли. Последний раз астрологические станции мира наблюдали ее в мае 1910 года и впервые сумели сфотографировать. По предположению ученых, она должна в 31-й раз пролететь около Земли в 1986 году (осталось совсем немного). Серьезно подготовилась к уроку на тему «Кометы», набрала много дополнительного материала, особенно об этой хвостатой звезде. Китайцы, например, знали о ней еще до нашей эры и оставили специальную таблицу для грядущих поколений. А английский астроном Галлей изучил комету в новую эру, написал ряд научных трудов – не случайно сегодня небесное тело носит его имя...

Торопливо шагаю по улице, делая вид, что не понимаю, куда и зачем иду, стараясь направить все мысли в сторону астрономии: во время приближения кометы Галлея на Земле наблюдались большие бедствия. В русской летописи, к примеру, время татаро-монгольского нашествия объясняется влиянием именно этой хвостатой звезды…

Мне поручили вести астрономию только в этом году. До этого ее преподавал бывший географ школы. Серьезная наука, поэтому я радовалась, что старый учитель все еще продолжает трудиться. У него огромный опыт, работает увлеченно. Помню, я тоже училась у него, каждый урок начинал со слов: «Астрономия – ключ к знаниям». Оставил мне все свои учебники, наглядные пособия и сказал: «Обращайся, если нужна будет помощь». Вручил и увеличенный снимок кометы Галлея со словами: «Видишь, у нее раздвоенный хвост – это таинственная звезда…»

Мои мысли прервались у ворот Нового дома. Осторожно открыла и тихо закрыла за собой калитку, чтобы она не стукнула – так можно напугать олэсэй.

Но ее уже ничто не напугает… В какой позе оставалась перед моим уходом, так же и лежит – лицо спокойное, умиротворенное. Словно просто спит. Ушла из жизни тихо, безропотно.

Захотелось зарыдать в голос, но удержалась. Слезы текли беззвучно, из самой глубины сердца.

Позвонила Асме, сказала о постигшем горе. Она все знает: кому сообщить, что делать.

Какое-то время просидела в забытье, пришла в себя от стука калитки: идет мама, с ней еще кто-то. Белый платок тети Гульбики, уверенная походка тети Фаризы.

Видно, загробная жизнь действительно существует. Ведь я получила оттуда весточку на рассвете этого дня, когда олэсэй покинула нас: приснилось, что картэсэй, сватья Уркия, соседка Гадиля инэй, Татар-эби в белых одеяниях сидят вчетвером на зеленой травке, среди цветов и пьют чай со сладостями. А я как будто наблюдаю за ними в окно, прислушиваясь к их тихому разговору. Легко поднявшись с места, картэсэй поставила на скатерть еще одну чашку с блюдцем. Наверное, существует и рай. Ждут там мою олэсэй…

* * *

Фатих, явно взволнованный, подбежал и порывисто обнял меня, шепнув на ухо: «Наконец-то!» Сердца наши все еще бьются в унисон, любимый! Я не стала вслух произносить эти слова, только подумала. Ведь мы оказались в окружении сотен глаз. Как раз прозвенел звонок на большую перемену, и дети гурьбой высыпали во двор школы. А я только провела последний урок и вышла на крыльцо.

Ученики проводили нас веселым гвалтом до ворот, а там поджидал дядя Хайривара с улыбкой до ушей. «Эх, чуть-чуть не успел! – подосадовал он. Согласно доброму обычаю, у меня в сумке уже несколько дней были готовы два подарка для того, кто первый принесет добрую весть: шарф – для мужчины и шелковый платок – для женщины. Накинула шарф на шею дяди Хайри, он обрадовался, как ребенок. – Вы идите потихоньку, а я полетел к родителям Фатиха!» – сказал и, толкая колеса своей коляски сильными руками, помчался дальше. Когда мы выходили из детсада, забрав по пути Асию, свекровь уже бежала нам навстречу. Не усидела дома. Свекор в это время на работе, на ферме. «Вчера управились с очисткой свеклы, сегодня отдыхаем. А завтра начнем отправлять», – тараторила свекровь, непрерывно поглаживая сына по спине.

Первый день нашей встречи прошел празднично, а уже на другое утро, еще до приказа о выходе на работу, из больницы пришли за Фатихом, несмотря на субботний день. Я проводила мужа с чувством радости за то, что вся наша семья в сборе, с любовью смотрела ему вслед, с трудом подавив в себе желание кинуться за ним и расцеловать. В этот утренний час я поблагодарила судьбу, маму, родившую меня, да и папу, кровь которого течет в моих жилах, своих олэсэй и картэсэй, одаривших меня мудростью жизни, родную деревню и односельчан, закаливших мой характер в разных ситуациях, свою ответственную работу, требующую полной самоотдачи, учеников, наполнивших мою жизнь смыслом, – весь белый свет!

Оказалось, у старшей дочери дяди Акмана был приступ аппендицита.

– В больницу ее привела мать с подозрением на схватки, – рассказывал позже Фатих. – Диву даешься терпению женщин, а иногда и их дремучей неграмотности. Мать родила десятерых детей, и дочка беременна вторым. Загибалась от боли, ее тошнило и рвало, а они решили, что это схватки, хотя еще рано рожать. Дядя Аухат сразу смекнул, в чем дело, поэтому послал за мной. Отправлять в район не стали – кто знает, что может случиться по дороге. Решились оперировать у себя. Аппендикс был воспален так, что еще немного, и он лопнул бы. Начался бы перитонит – тогда и мать, и ребенок могли погибнуть от заражения крови. Спасли. Операцию сделали под местной анестезией…

– А ребенок?! – с тревогой спросила я.

– Жив. Ему еще около десяти недель расти, развиваться в утробе матери.

– В малой вселенной…

– Где?

– В малой вселенной, – нарочно не стала объяснять Фатиху, чтобы он понял сам. Понял.

– А-а, ты говоришь о лоне матери? Какое точное сравнение, Нурия. Получается, в анатомии есть место и лирике.

– И философии, – добавила я.

Фатиха вновь назначили главным врачом в Тулпарлах. С документом об окончании ординатуры по общей хирургии на руках он добился оборудования хирургического кабинета. Теперь сам сможет делать некоторые операции.

Под Новый год в деревне Сакмаелга произошел жуткий случай. Чей-то сват с другом приехал из города, чтобы приобрести медвежью шкуру. Известно, что в этих краях есть охотники, которые по лицензии отстреливают медведей, когда численность зверей начинает превышать допустимое. Шкуру выделывают и продают. А разгоряченный спиртным хозяин начал хвастать перед сватом, мол, косолапых в лесу полно, отстрелишь – и шкура твоя. После обеда втроем, взяв ружья, отправились в аюсинские леса. Как на грех, вскорости наткнулись на медвежью берлогу. То ли медведица не успела впасть в глубокую зимнюю спячку, то ли ее потревожило шумное, неосторожное поведение людей – она с ревом выскочила навстречу горе-охотникам!

В результате житель Сакмаелги побежал обратно в деревню, сват полез на дерево, а его друг попал в лапы медведице. Хозяин сообщил по рации и в район, и в Тулпарлы: «Медведь, наверное, разорвал моих спутников…»

Эта часть происшествия дошла до нас в разных интерпретациях. О дальнейших событиях я узнала от Фатиха через два дня. Он тогда только вернулся домой после круглосуточного дежурства у постели тяжелого пациента – друга того свата.

Фатих рассказывает, а я, конечно же, живо представляю все происходящее, словно смотрю кино.

…Из Тулпарлов в Сакмаелгу на больничной машине выезжают Самигуллин с оружием, Фатих и дядя Аухат с чемоданами скорой помощи. Там их ждут две конные подводы. Взяв с собой рацию и хозяина, сбежавшего с места происшествия, они отправляются в сторону Аюсы.

Несколько опытных охотников уже пошли в том же направлении. По мере приближения к указанному месту, они разговаривают все тише и, наконец, переходят на язык жестов. В лесу – ни шороха, словно каждый зверек, каждый куст чувствует вторжение чужаков и молча следит за ними. Приближаются сумерки, белоснежный снег приобретает фиолетовый оттенок, темнеет и небо.

Мужчина, идущий впереди, остановился, застыл в напряжении. Насторожились и остальные. Тот подал им знак, приглашая подойти ближе. Подошли. Напротив – свежий снежный намет, вокруг него капли крови. Охотники поняли, что медведица закопала тут свою жертву. В десяти-пятнадцати метрах находится сама берлога. Вот она выходила, а вот ушла обратно в берлогу. Это читается по следам. Что делать? Кровь, стучащая в висках, отсчитывает секунды. В это время сверху, можно сказать, прямо с неба, что-то свалилось на снег. Это же ботинок! Подняли глаза вверх и увидели человека на ветке сосны, сидевшего, свесив ноги. Это его ботинок упал на землю – так торопился на охоту, что шнурки толком не завязал. Охотники погрозили ему кулаком: сиди тихо! А этот бедолага и без того онемел от страха.

Но у разбуженной медведицы ушки на макушке – в эту самую минуту со страшным ревом она выскочила из берлоги! Однако бывалым охотникам хватило доли секунды, пока зверь привыкал к свету и приходил в себя, они встретили его дружным залпом. Медведица упала поперек входа в берлогу. Оттуда выглянули два годовалых медвежонка и тут же спрятались обратно. Охотникам было не до них, они поспешили к той куче снега. Разметав снег, застыли в ужасе от увиденного. Одного из мужчин затошнило, другой смачно выругался. Остальные присели на снег, не в силах удержаться на ногах. Перед ними лежал человек без лица, вместо него – сплошная рана, по краям ее свисали волосы с запекшейся кровью. С первого взгляда невозможно было понять, что случилось с человеком.

– Зверь содрал скальп с головы, – догадался охотник постарше. – Слышал про такое, но вижу впервые. Содрал и натянул на лицо. Каких только случаев с медведями у нас не насмотришься…

Тут послышались голоса, погоняющие лошадь – это Фатих со спутниками. Охотники выстрелили из ружья, чтобы дать понять, где они находятся.

Фатиха качнуло от взгляда на жертву медведя. Дядя Аухат, переживший ад фронтовых госпиталей, скомандовал главному врачу: «Спирт! Сполоснуть рану, натянуть кожу головы обратно на место – и в больницу!»

– Болевой шок, – включился в работу и Фатих, сделав пострадавшему уколы. – Сердце работает. Пульс нитевидный… Должны успеть довезти!

– Успели! – от громкого голоса Фатиха оборвалась лента моего фильма. Удивительно, он начал именно с того места, где остановились мои кадры – значит, сердца наши бьются в едином ритме, а мысли – созвучны.

– Унисон, – сказала я и заглянула в глаза супругу. В них увидела свое отражение – себя, испуганную.

Фатих лишь кивнул с улыбкой. Он еще не до конца отошел от того момента, когда вырвал человека из когтей смерти.

– Что дальше? – Пусть рассказывает. Я готова слушать его всегда, всю жизнь. И стала расплетать косы в знак того, что никуда не спешу, все мое внимание обращено к нему. Так и есть. Свекровь с вечера забрала Асию к себе, дома мы одни, а к урокам можно подготовиться и с утра пораньше.

– Потом, уже в больнице тщательно обработали рану и приладили кожу к черепу. А у Зухры руки золотые, настоящая хирургическая сестра. Теперь осталось подлечить мужику нервы: такой стресс! В течение двух дней пугал нас, что ничего не видит и не слышит. Что же он увидит, если боится поднять веки, открыть глаза?! Веки отекшие, больно открывать глаза да и, видимо, все еще страшно ему… Теперь начал немного приоткрывать веки, говорит, что увидел свет. Должен видеть, глаза у него не пострадали. Зухра уже почти поставила его на ноги.

– Зухра? Кажется, она переписывается с одноклассником, с Мусой, – произнесла я, заметив, что муж часто упоминает ее имя. У меня даже зародилось некоторое сомнение. Неужели?!

– Она потому и отказывается от дальнейшей учебы, что ждет Мусу. Парень-то сам продолжает обучение, а здесь способная девушка лишена возможности развиваться.

– Даже так?.. – я начала обратно заплетать распущенные косы.

– Не заплетай, все равно распустятся, – сказал Фатих и закружил меня, подняв на руки. Голос его, нежный и пылкий, волнует меня.Вот он захотел было распустить мои косы и передумал: – Все равно расплетутся...

– Кто их, интересно, расплетет? – поддерживаю его игривое настроение.

– Ураган любви! Буря страсти!

И…

За утренним чаем обычно наглядеться не можем друг на друга. Целый день на работе – успеваем соскучиться. А в последнее время, сама не пойму почему, стала прятать глаза от Фатиха, словно пытаясь скрыть какую-то тайну. Через некоторое время поняла, у меня действительно появилась тайна – оказалось, что беременна.

Как только узнала об этом, обратилась к тому, кто зародился в моей малой вселенной: «Ты будешь счастливым, родной!» А сама тут же подумала: Асия разве не счастлива?! У нее глаза печальные. Как у свекрови. Наверное, от природы. Она же еще малышка, не познавшая грусти. Уф… Я сама часто печалилась, терзалась в сомнениях, когда носила ее. Фатих неожиданно уехал в ординатуру, когда только начали жить вместе. Всего на год, тем не менее было тяжело оставаться одной, да еще с ребенком под сердцем. Наверное, эти переживания отозвались и в моей малой вселенной… Так и называю я материнское лоно, хотя понимаю, что это – термин астрологии, не подходит по определению. Ну и пусть! По мне так, более точного названия лону матери и не придумаешь.

С улицы донесся голос Асии: «Я опоздаю!» Фатих обычно одевает ее и оставляет у ворот, а я отвожу в детский сад – мне по пути. Я поспешила выйти из дома.

– Мама, я узнала один секретик, – сообщила дочка по дороге. Остановилась и удивленно посмотрела на нее: ее зелено-голубые глаза хитро блестят на утреннем солнце, словно изумруды. А сама смеется. Я залюбовалась дочкой. Она почти копия отца, только волосы темнее. А лицо, как говорит свекровь, белый атлас.

– И что это за секретик такой? – спрашиваю. Она молчит. – А от кого ты узнала слово «секретик»?

– От Маи.

– Скажи: от тети Майсары, искажаешь же имя.

– Она сама велит так называть ее.

– А-а, это и есть твой секретик?

– У Маи, то есть у тети Майсары, тоже есть свой секретик.

– Тогда скажи мне шепотом, чтобы ветер не услышал, а то он разнесет по всему свету.

– Ветер?

– Ветер. Он же гуляет по всему белому свету.

– Как ты, да, мам? – удивила она вопросом, что я не удержалась и спросила:

– А кто так говорит?

– Картэсэй.

Я не стала дальше расспрашивать ее. Не буду же вовлекать ребенка, которому еще нет и пяти, во взрослые дела. Она потом может сказать своей картэсэй, что говорили с мамой о ней. Кто знает, о чем тогда подумает свекровь?

– Тетя Майсара говорит, что она хочет стать воспитателем в детском саду. Сначала будет учиться, потом пойдет работать. Вот – секретик.

– Поэтому, значит, она поступила в педучилище после 9-го класса, значит, хочет скорее получить профессию.

– А самый большой секрет я не буду раскрывать, картэсэй сказала, что о нем мне расскажешь ты сама.

Тут мы дошли до садика – некогда выяснять, о чем речь, да и звонок уже торопит в школу. «Звонок на первый урок давать на десять минут раньше» – это новшество Вафича. С одной стороны, очень верно – он так бодрит, мобилизует.

От здания яслей-садика до школы рукой подать, около ста шагов. За это время я разгадала-таки тот большой секрет! Видно, Асия знает, что у нее зародился братик в моей малой вселенной. Наверное, свекровь сказала. На днях она говорила мне: «Похоже, килен, что ты понесла, какая радость!» Почувствовала, ведь она очень наблюдательная. Не удержалась, поделилась секретом с внучкой. А та, крепкий орешек, держит секретик пока в себе!

Зайдя в учительскую, почувствовала себя, словно все уже знают о моем положении. Третий глаз Тулпарлов не дремлет, и сарафанное радио действует безотказно.

В большую перемену в кабинет географии зашел Вафич с очень серьезным лицом. И начал говорить, едва закрылась дверь за ним:

– Надо будет на осенних каникулах повезти пять-шесть учеников, отличников учебы, в Ульяновск. Поездка бесплатная, пусть пока собирают деньги на сувениры и другую мелочь. Времени остается мало. Нурия Баязитовна! Ой, на этот раз, наверное, не сможем тебя отправить… Вроде, ты уже когда-то и проходила этот маршрут по ленинским местам. Вот проблема. – Этими словами Вафич подтвердил мои предчувствия. – Подумай пока, до следующей перемены, может, решишься?.. – добавил он и отправился в свой кабинет.

А у меня больше не было уроков. Получается, я должна сидеть и думать над ответом для директора, вместо того чтобы идти домой? Ну, хорошо… За это время память вернула меня в Ульяновск. Мемориал, состоящий из четырех домов-музеев, скульптура маленького кудрявого Володи Ульянова… Помню, как потрясли меня воспоминания Надежды Крупской: Ленин для нее был не просто мужем, а единомышленником и кумиром. А какую испытала гордость, ознакомившись с записками еще одной выдающейся личности своего времени, Александры Коллонтай! Не каждому дано тянуть должность посла своей страны в такое сложное для Родины время. А она, женщина, смогла!

Тут и звонок прозвенел. Поспешила к директору.

– Да, знакомый маршрут, – сказала я, – но не могу обещать, что смогу поехать. Руководителю группы помогу советами. Хочу попросить включить в нее и Назгуль. Хорошо учится, у нее есть свой фотоаппарат, делает удачные снимки. К тому же, сможет вести путевые заметки.

– А еще?

– А еще она моя сестренка! – ответила я и заторопилась домой. С чего вдруг так вспыхнула? Когда носила под сердцем Асию, свои эмоции не выплескивала на окружающих, держала переживания внутри себя. Возможно, на этот раз родится мальчик?!

Мои предчувствия оправдались – 12 июня 1981 года появился на свет наш сын – Данияр. Роды были тяжелыми, страшно произносить такое, но я была на грани смерти. Трудно сказать, выжила бы я, если б не было рядом Фатиха и меня не оберегал дух Райханы картэсэй, принявшей роды почти у всех женщин старшего поколения тулпарлинцев…

По своим подсчетам, не доходила около двух недель. Или семнадцать дней восемь часов и сорок минут, как говорит Фатих. Шутит, конечно, насчет часов и минут. Подумала, что времени у меня еще достаточно, и решила прополоть картошку – вот и перетрудилась, похоже. На следующий день, как управилась с огородом, настирала гору белья, побелила печку. Затем решила хоть изнутри помыть окна. Забралась на стул, чтобы дотянуться до верхней части окна, и чуть не упала – пронзила острая боль в пояснице, где смыкаются тазовые кости, словно в крестец вонзили нож. Я вскрикнула и застыла на мгновение, боясь пошевелиться. Осторожно спустилась на пол, села на диван. Вроде, прошло. Что это было? Может, потянула сухожилие при резком движении? А какое может быть сухожилие в области таза? Неужели схватки?! Вроде рановато. С Асией такой боли не испытывала – не забыла бы, если б случалось подобное. Посидела немного и решилась встать. О-ох! Со стоном села обратно. В этот раз было ощущение, что поясницу пронзили острым мечом.

Позвонила Фатиху. Он прислал ко мне Зухру, сам был занят на консилиуме со специалистом из района по поводу сложного пациента.

А Зухра только что приехала, отучившись на курсах акушерок. Фатих уговорил ее поехать туда, так как из-за отсутствия своего акушера деревенские женщины ходят до последнего дня, и их еле довозят до роддома. Или, наоборот, едут заранее и лежат там неделями в ожидании срока.

– Нурия-апа, похоже, с вами я впервые стану повивальной бабкой, – сказала Зухра, ощупав и послушав меня.

– Еще не срок, есть дней пятнадцать…

– Фатих Рамазанович тоже предупредил, что в запасе семнадцать дней и восемь часов. Тем не менее, попросил посмотреть вас.

– А куда дел сорок минут?.. Ой!.. – Я знаю, что такое схватки, но на этот раз было слишком больно.

Когда прошла очередная волна схваток, несмотря на мои протесты, Зухра позвонила Фатиху и велела прислать машину. Даже приказала: «Срочно!».

– Ждать до последнего не будем. Как вы рожали Асию, легко?

– Терпимо было. Позови-ка Асму, мне кажется, я буду меньше бояться, если она будет рядом.

– А чего бояться-то? Дело житейское. А подружку вашу приглашу прямо в больницу.

Тут и машина подъехала. Впопыхах вбежал муж:

– Любимая, ты чего тут разошлась?! Постирала, печь побелила! И мне сегодня было некогда выбраться домой, эх. Я виноват!

Малыш в малой вселенной успокоился, как будто услышал голос отца. Схватки прекратились. Меня все же отвезли в больницу, разместили в родовой палате.

Зухра не отходила от меня. Прибежала растерянная Асма. У нее под мышкой – тетрадь: узнаю наследие картэсэй. Мудрая Райхана завещала моей подруге свою тетрадь с записями о лечебных травах, правилах приготовления отваров и настоев, а также о действиях повивальной бабки во время родов. Вроде, совсем не время думать обо всем этом, но мысли неподвластны нам, они приходят и уходят, когда им вздумается.

– Схваток нет. А ребенок уже на подходе.

– Да, живот опустился. Где Фатих?

– Фатих Рамазанович говорит, что, возможно, понадобится операция, чтобы спасти ребенка от гипоксии. Кесарево сечение. Готовится к нему.

– Гипоксия?!

– От недостатка кислорода может пострадать мозг ребенка.

– Подождите, почему сразу операция?!

Хотя они разговаривают шепотом, слышу каждое слово Зухры и Асмы.

– Картэсэй! – внезапно вскрикнула я, когда вновь наступили сильные схватки. Лежать не было сил, встала и ухватилась за железное изголовье кровати. – Олэсэй! Мама! О Аллах, спаси, не дай погибнуть моему ребенку! – взмолилась я, обращаясь ко Всевышнему словами, сохранившимися в каком-то уголке памяти.

Как будто только этого и ждала, Асма вдруг превратилась в настоящую повитуху, взяла полотенце, протянула другой его конец Зухре и скомандовала:

– Перешагни его, Нурия!

Я перешагнула. В это время в дверях появился Фатих с перчатками на руках. За ним шла медсестра с масками. Я от боли сползла на пол, корчилась и стонала, издавая дикие крики.

– Фатих, сначала перешагни через жену три раза, потом заберешь ее!

– Не мешай, Асма, некогда заниматься твоими дремучими обычаями!

– Перешагивай, говорят тебе! – Вижу, что подруга, подталкивая, заставила Фатиха выполнить, что она велит.

– В операционную! – вслед за этим приказом Фатиха раздался мой душераздирающий вопль:

– Рожаю!

…Картэсэй провела рукой по моим волосам. Вытерла мне пот со лба. Я почувствовала тепло ее ладоней. Затем она постелила белый войлок на пол… И по воле Аллаха случилось таинство рождения – мой малыш, плоть от плоти моей, в течение почти девяти месяцев черпавший жизненные силы в материнском лоне, вышел в большую Вселенную!

– Мальчик! – далекий радостный голос Зухры донесся до меня как сквозь туман. Я была совершенно без сил. Услышав, как Асма сказала, чуть не плача: «Спасибо, Фатих, что не отказал, выполнил ритуал бабушки Райханы. Нож не коснулся тела моей подруги», – я нашла силы поднять голову и улыбнуться.

А потом окунулась в речку, где вместо воды текло теплое молоко…Выхожу на берег, а там меня поджидают два ангела в белых одеяниях. Значит, я в раю. Сознательных грехов за собой не знаю, а добрые дела, по-видимому, были, раз попала сюда? Один из ангелов, стоя на коленях, целует мне лицо и руки – вот это лишнее, честное слово! Второй протягивает белый сверток, смотрю – а там ребенок! Ко мне тут же вернулся разум: я не в раю, а в этом мире, а ангелы – Фатих и Зухра в белых халатах. А где картэсэй? Я же видела ее? Значит, это был ее добрый дух, он был рядом со мной, оберегал меня.

– У нас сын, Нурия! – сказал Фатих и добавил: – Спасибо, любимая.

– И тебе, родной…

Когда Данияру исполнился годик, справили новоселье. Долго возводился наш дом, но настал этот счастливый день. В один из погожих дней, когда сено уже уложено на чердаке нового сарая, а до копки картофеля еще оставалось время, собрали гостей. Подгадали время, когда и Чингиз с Мунаварой были в деревне. Во время застолья произошло памятное событие. К нам пришла почтальонка с каким-то четырехугольным пакетом. Сейчас эту должность исполняет тетя Каракаш Масрура.

– Написано «Нурие, от К. Загиди». По правилам, конечно, нужно доставить сначала извещение, но захотелось узнать, что это за Загиди – вот и принесла бандероль прямо домой.

– Наверное, какой-то подарок к новоселью. Открывай скорее, хозяйка, посмотрим! – зашумели гости.

Открыла. Думала – книга, а там оказался двухтомный каталог. Было и коротенькое письмо. Я зачитала его вслух:

«Здравствуйте, друзья мои! Привет всем нашим знакомым!

Нурия, в прошлом году я побывал на международной выставке «Москва – Париж», видел полотна великих художников. Были и образцы абстракционизма: Пикассо, Матисс. И «Черный квадрат» Малевича. Времена, похоже, склоняются к демократии. Зная твой интерес к живописи, высылаю каталог с произведениями, представленными на этой выставке. Может, почувствуешь себя ее участником, знаю же – у тебя сильное воображение.

Фатих! Хочу в середине сентября приехать на месяц, чтобы запечатлеть золотую осень Тулпарлов. У меня, похоже, наступил период пейзажа… Ваш Кабир».

Гости молча дослушали письмо, а в конце вновь зашумели:

– Получается, Загиди – это наш Кабир? Значит, сократил свою фамилию «Загидуллин».

А когда я показала им картину Малевича «Черный квадрат», дядя Аухат произнес: «Такое может намалевать и ребенок из ясельной группы. В чем тут искусство?» Все посмеялись от души на его замечание и сменили тему. Ашраф взял в руки гармошку, и мы хором попросили нашу поэтессу Гульсирень почитать новые стихи...

Затем мужчины пошли во двор, стали беседовать о своем, у меня же появилась возможность посекретничать с подругами. Правда, время от времени прислушиваемся и к разговору мужчин.

– Как вы понимаете выражение «Экономика должна быть экономной»? – поднимает Чингиз излюбленную тему.

– Газеты пестрят словом «ЛПХ», сначала почти под корень загубили личные подсобные хозяйства, а теперь правительство хочет выполнить планы за их счет, – отозвался Ашраф.

– Воспользовавшись такой возможностью, сельчане могли бы встать на ноги, но вряд ли: народ обленился, привык исполнять только то, что велит бригадир, – развил Чингиз его мысль.

– Я купил списанный «Беларусь», его можно отремонтировать. Рассчитываю на нем работать на себя.

– У тебя-то получится, Ашраф, другие как себя поведут?

– А у нас, баб, свои разговоры, – сказала Асма, переключив внимание, – Нурия, ты, наверное, еще год посидишь с ребенком?

– Конечно, ведь стаж сохраняется, – поддержала Мунавара. – Я тоже подумываю о втором. Сколько можно ходить на аборт…

– Какой ужас! – вскрикнула Асма. Вроде даже мужчины услышали ее – некоторое время прислушивались к нам, оставив свою беседу.

– СССР стоит на первом месте по числу абортов, – вставила Зухра. – Почему женщины не думают о своем здоровье? Не жалеют себя?!

– Лишь однажды была на аборте, мне на всю жизнь этого ужаса хватило, теперь буду рожать... – Смекнув, что сказала лишнего (ведь об этом случае никто, кроме меня, не знает), Асма резко перевела разговор на другое: – Правительство добавило колхозникам пенсию.

– На пять рублей? – отреагировала Альфира. Теперь ее даже неудобно называть просто Аль – она главный бухгалтер колхоза. – Крестьянин будет получать 40 рублей, а горожанин – 50.

Наш разговор на этом прервался – решительными шагами в дом вошел Зульфар и включил магнитофон, полилась песня.

* * *

Данияр все внимание тянет на себя, только когда он спит, успеваю кое-что поделать по дому. Фатих же постоянно занят в больнице.

А вот для раздумий времени хватало. К тому же в последнее время стала напевать сыну колыбельные песни, которые я переняла от олэсэй, когда она укачивала Асию. Старинные песни. Однако, слова их звучали вполне современно. Я стала добавлять к ним еще и свои пожелания маленькому сыну. Получалась целая поэма: сочиняю по ходу, пою себе и пою.

Данияр сладко засыпает под мелодию, а я не могу сразу оторваться от его тепла и запаха, долго держу малыша на руках, прежде чем положить в кроватку. Кстати, колыбель у нас только в песне, а на деле ее нет – Фатих говорит, что в ней может развиться искривление позвоночника. Как будто сам вырос не в люльке с холщовым дном. Но не пойдешь же против мужа. С рождением Данияра я стала очень послушной женой. Правда-правда, я сильно изменилась – сужу об этом не просто по внешним проявлениям, а, скорее, по результатам глубокого самоанализа. И понимаю, что эти изменения – от счастья. По этой же причине начала и напевать дома, чего раньше за мной не водилось. Как писал один поэт, «поют только женщины счастливой страны». Хотя с этим можно и поспорить. Лучше было бы сказать, наверное, «улыбаются». Во всяком случае, большинство старинных песен родилось на фоне тяжелой женской доли: от разлуки с родным домом, тоски-печали, несчастной любви.

Я вся в думах-раздумьях. Такова моя натура. Мысли словно наматываются в некий клубок, затем снова разматываются, анализируются…

Мои размышления о таинственной женской душе, впечатлительном ее сердце и ясном уме, как-будто передались подруге Мунаваре – Гульсирень, именно о них она поведала в своих стихах! Эти стихи опубликовали в областной газете. Я вмиг выучила их наизусть, наверное, из-за созвучия со своим мироощущением. Но не смогла бы я передать свои чувства поэтическим словом – для этого нужен особый талант. Если подумать, талант, как и любовь, приходит не ко всем. А вот к Гульсирень он пришел!

8

Кабир собирался приехать в середине сентября, а смог выбраться только к Новому году. Это – пора, когда в Тулпарлы со всех сторон съезжаются родные и друзья. И к нам приехали Камила с Арсеном, Майсара, Динис и Руслан. Камил остался на дежурстве у себя на работе. Навезли много городских гостинцев, да и у нас всего достаточно – собрали богатый стол. Под бой кремлевских курантов подняли бокалы с шампанским, веселились, смотрели по уфимскому телевидению новогодние передачи. Позднее стали стекаться и другие гости: поздравили родителей, посидели с ними немного – и к нам. Первыми пришли Чингиз с Мунаварой, Ахияр с женой, за ними – Кабир (один). А затем подоспели Гульфира с Харисом и уже основное внимание было уделено им, так как они приезжают в деревню раз в три-четыре года.

Через некоторое время Харис стал собираться куда-то, дал знак Гульфире. Оказалось, договорились навестить Сабира и Загиру, ведь они не могут выбраться из дома – у них недавно родился ребенок. Тут засобирались и Чингиз с Мунаварой, да и остальные – тоже. Неужели же мы отстанем от них? Собрали целую корзину гостинцев и пошли все вместе.

Фатих, Харис, Кабир, Ахияр, Сабир и Ашраф – шестеро моих друзей детства. Давно, очень давно не удавалось собраться вот так «полным комплектом», как говорит Харис. Позвонили Ашрафу с Асмой, они вначале настаивали, чтобы мы зашли к ним, а когда ребята сказали, что идем навестить новорожденного, присоединились к нам. Малыш в это время, конечно, уже спал, а мы от души пообщались. Выяснилось, что Хариса перевели в Московский военный округ, возможно, в дальнейшем будем видеться чаще. Гульфира говорит, что она не сидела дома, как другие жены офицеров, а работала – юристы везде нужны. Добавила, что хотела бы родить еще одного ребенка, пока возраст позволяет, дочка растет одна: «Харис очень любит детей, так что будет бежать скорей домой, к малышке, а не отвлекаться на московских красавиц». Тут я заулыбалась, узнав в ней хитроумность ее матери – тети Гули-Гульсум.

Восхитилась своими друзьями, ставшими настоящими мужчинами. Порадовалась за них. Все они нашли свое место в жизни. Обзавелись семьями, состоялись в своих профессиях и ремеслах. Только Кабир до сих пор один.

– Когда же ты найдешь свою Музу? – спросил его Сабир. Друг мой Торопыжка, он же Беркутчи, он же Художник, несколько растерялся. Думала, не станет отвечать, немного погодя все же ответил:

– Я нашел свою Музу еще задолго до вас… А найденная раз, она никуда не исчезает. Муза – она в сердце. Ребята, у меня проснулся творческий азарт! Есть своя мастерская, день и ночь пропадаю там. Сейчас покажу один эскиз. Это только фрагмент большой картины. Копию привезу в подарок школе, она пока не завершена.

Кабир достал из кармана плотную бумагу, сложенную вчетверо. О Боже! Танцующая башкирочка в национальном костюме, с серебряными монистами в длинных косах. Честное слово, она не была застывшим рисунком на бумаге, а вся в движении: гибкий стан очаровывает пластикой, глаза задорно искрятся, пальцы – словно птицы в полете, губы готовы раскрыться в улыбке.

– Косы – твои, – вдруг сказала Загира, кивнув мне.

– Фигура – моя! – Гульфира знает, что в грациозности ей нет равных.

– Ресницы, как у Мавлиды-косули, – вставила и я. – А решимость в глазах – от тебя, Асма.

– Картина называется «Загида», – сказал Кабир. – Да, вы заметили верно – это собирательный образ башкирской девушки.

– «Загида» для меня навсегда останется в образе Рашиды Туйсиной, – не удержалась я, потому что верю: не найдется другой такой исполнительницы этого танца.

– Посмотрите, моя Загида танцует на берегу нашего озера Тулпарсыккан!

После этого, дружно поднявшись, мы вышли на улицу. Разошлись кто куда: Чингиз с Мунаварой – в Таллы, остальные – по семейным очагам, по родительским домам. Только Кабир замешкался, будто не зная, куда податься. Ночные улицы деревни купаются в серебряных лучах Луны, мерцании звезд и свете крыльев пролетающих ангелов. Ветер заснул. Будто в такой тишине погрузились в сон даже горы. Наверное, не дремлет лишь Карауылтау – Сторожевая гора. Кабир остался стоять один-одинешенек в окружении этой волшебной красоты…

Насладившись продолжительным декретным отпуском, вернулась на работу. Мои часы вел молодой учитель, направленный к нам временно. Парень влюбился в одну из местных красавиц и женился на ней. Говорят, хотел бы и дальше работать в нашей школе. Вафич потихоньку завел разговор об этом, и я, не дослушав его до конца, выразила свое мнение:

– Часов географии слишком много для меня одной, разделите на двоих. Но астрономию оставьте мне. Буду рада, если освободите меня от классного руководства. Хочу больше времени уделять работе женсовета.

Похоже, Вафич и сам собирался поступить так же – произнес только свое излюбленное: «Добро».

Колесо времени завертелось быстрее. А то я уже иногда начинала чувствовать себя курицей-наседкой.

В один из дней в школу наведался деревенский киномеханик, чего никогда до этого не случалось. Дети его давно вышли из школьного возраста. Он сообщил, что только на один день привезли фильм «Чучело», и предложил устроить специальный сеанс для детей. Посоветовались и попросили его показать его сначала нам, учителям. Согласился. Просмотрели.

– Организуйте детский сеанс, – решил Вафич. – Никто не может поручиться, что у нас не произойдет такого. Если дать правильное направление, детей можно воспитывать и на отрицательных примерах. Пусть посмотрят, потом организуем диспут, дадим задание написать сочинение о фильме и выясним, кто чем дышит – есть в них агрессия или нет.

– Агрессия?!

– Да. Подрастает новое поколение. Нынешние дети грамотны, азартны и порою жестоки. Одним словом, нельзя выпускать вожжи из рук.

* * *

Остались позади октябрьские праздники. 10 ноября – День милиции. В обед я позвонила Ишбирде и поздравила его. Заодно спросила, не перенесли ли торжества по случаю их профессионального праздника на другой день, так как по радио, по телевидению тоже – как ни включу, звучит одна и та же музыка, навевающая тоску. Ишбирде недоуменно ответил: «Мы и сами теряемся в догадках, Нурия апай, спросите у папы, может быть, ему что-нибудь известно».

Я позвонила Амин-абыю.

– А-а, это ты, Нурия, ломаешь голову, что творится в мире? – сказал он, опередив мой вопрос. – Ни концерта, ни чего другого на празднике моего сына. И те не могут разгадать, что же случилось за «железным занавесом». – «Те» – это, конечно, радио «Свобода».

Только на другой день ситуация прояснилась: умер Леонид Ильич Брежнев. Получается, целый день молчали? Только 11-го числа сообщили народу и объявили четырехдневный траур.

Переживали. Ушел из жизни человек, в течение восемнадцати лет возглавлявший СССР. Каким он был внешне представительным, приветливым человеком. Но в последние годы сильно сдал, заметно постарел и имел довольно жалкий вид.

Народ был озадачен вопросом, кто станет новым руководителем и поместят ли покойного в Мавзолее? Нет, не поместили. Верным оказалось и предположение Амин-абыя о том, что старики не отдадут власть: Генсеком стал Андропов, пятнадцать лет бывший председателем КГБ.

Живущие под сенью Уральских гор, в российской глубинке, тулпарлинцы ощущали себя частицей не только СССР, но и Вселенной, поэтому не могли оставаться равнодушными к происходящему в стране. Чего ожидать от Андропова с его жесткой властью? Не вернет ли он страну в 1937 год?!

Из городов приходили самые разные вести. Стали вылавливать и штрафовать тех, кто ходит по магазинам в рабочее время. Начали разоблачать неправедные дела крупных руководителей. Это стало не только трагедией их семей, но и черным пятном, большой бедой для всей страны. Доказательством того, что рыба гниет с головы!

Куда бы привел такой режим – неизвестно: пожилой и больной Андропов вскоре скончался. Его место занял Черненко из той же когорты старцев. Даже по телевидению было видно, что со здоровьем у очередного Генсека тоже неважно.

Народ притих, насторожился. Идет война! В Афгане. Оттуда возвращаются наши дети в цинковых гробах…