+12 °С
Дождь
Все новости
Проза
19 Сентября 2019, 16:08
№9.2019. Алина Гребешкова. Мамонт. Рассказ
Алина Александровна Гребешкова родилась 7 марта 1990 года. Автор книги «Заповеди newандертальцев» («Вагант», Уфа, 2010), Память рыб («ФормаТ», Спб, 2019). Публикации в журналах и газетах: «Русское эхо», «Лед и пламень», «Литсреда», «Бельские просторы», интернет-журнал «Книжный ларек», портал «Мегалит». Обладатель Гран-при Шестого фестиваля молодежной поэзии «Мяуфест – 2014». Участник Международного литературного фестиваля «Горящая гора», Всероссийского литфеста им. М. Анищенко, Межрегионального совещания молодых писателей «Стилисты добра» (Челябинск, 2018, третье место в номинации проза), участник Школы молодых писателей (журнал «Октябрь», 2018), Всероссийского совещания молодых литераторов «Драматургия слова» (Уфа, 2018); финалист национальной премии «Русское слово» (2018). *** Надрывно орут дети, соседи громко, перекрикивая телевизор, что-то доказывают на повышенных децибелах. Ведь можно же убавить ящик, нажать на кнопку – и вуаля, а можно и замолчать, чтобы не растить психопатов и неврастеников. Маша стучит в стенку: «Вы там заткнётесь уже?! Два часа ночи! Людям на работу!» Телевизор угасает, а с ним и голоса. Утро. Маша умывается, заваривает кофе, тянется к пульту от телевизора. Нет. Нельзя начинать с новостей, именно утром хочется умереть больше всего. Маша хочет, чтобы кремировали. У детей часто спрашивают: кем ты хочешь стать, зайчик, о чём мечтаешь? Но зайчиком зайчик быть не хочет, и космонавтом тоже, только Дудем или бьюти-блогером, а лучше – иметь много денег. Маша же мечтает о кремации. Она любит планировать, чтобы обуздать течение жизни. Это не упадничество и депрессия, а стремление победить страх неминуемой старости и смерти.
Алина Александровна Гребешкова родилась 7 марта 1990 года. Автор книги «Заповеди newандертальцев» («Вагант», Уфа, 2010), Память рыб («ФормаТ», Спб, 2019). Публикации в журналах и газетах: «Русское эхо», «Лед и пламень», «Литсреда», «Бельские просторы», интернет-журнал «Книжный ларек», портал «Мегалит». Обладатель Гран-при Шестого фестиваля молодежной поэзии «Мяуфест – 2014». Участник Международного литературного фестиваля «Горящая гора», Всероссийского литфеста им. М. Анищенко, Межрегионального совещания молодых писателей «Стилисты добра» (Челябинск, 2018, третье место в номинации проза), участник Школы молодых писателей (журнал «Октябрь», 2018), Всероссийского совещания молодых литераторов «Драматургия слова» (Уфа, 2018); финалист национальной премии «Русское слово» (2018).
Мамонт
***
Надрывно орут дети, соседи громко, перекрикивая телевизор, что-то доказывают на повышенных децибелах. Ведь можно же убавить ящик, нажать на кнопку – и вуаля, а можно и замолчать, чтобы не растить психопатов и неврастеников. Маша стучит в стенку: «Вы там заткнётесь уже?! Два часа ночи! Людям на работу!» Телевизор угасает, а с ним и голоса.
Утро. Маша умывается, заваривает кофе, тянется к пульту от телевизора. Нет. Нельзя начинать с новостей, именно утром хочется умереть больше всего.
Маша хочет, чтобы кремировали. У детей часто спрашивают: кем ты хочешь стать, зайчик, о чём мечтаешь? Но зайчиком зайчик быть не хочет, и космонавтом тоже, только Дудем или бьюти-блогером, а лучше – иметь много денег. Маша же мечтает о кремации. Она любит планировать, чтобы обуздать течение жизни. Это не упадничество и депрессия, а стремление победить страх неминуемой старости и смерти.
***
Маша для себя решила не верить мужчинам, да и вокруг примеров хватало.
– Не везёт мне, Маш, с мужиками, ну что я делаю не так?
– Что случилось? Расстались?
– Да, вчера! – Инга шмыгает носом.
– Неожиданно. У него оказались семья и дети?
– Нет, всё проще. Началось всё с аккаунта в инстаграме, говорит, завёл по работе, а сам просиживал там каждую свободную минуту: «Ну, моя, мне нужно развиваться. Ну, моя, клиентов новых искать. Ну, малыш, потерпи чуть-чуть, это же для нас». А потом смотрю, фотки незнакомой бабы листает. В экран смотрю, он заметил и телефон спрятал. Быстро-быстро заговорил: «Видела, Гусев какую тачку купил? Говорит, в кредит. Ага, в кредит, кто ему даст, он же в долгах, родители ему купили. Может, фильм посмотрим? Ты на день рождения что хочешь?» Тут у меня, конечно, вскипело, делать из меня дуру! День рождения у меня через полгода! Ладно, думаю. Фильм, говорю, давай посмотрим. Он уснул, я в инсту. Изучила всё вдоль и поперек, аж вспотела. Это две тысячи с лишним человек, на минуточку. – Инга выпаливает эту тираду и замолкает, изучает длинные разноцветные ногти и допивает бокал вина. – Маша, все мужики одинаковые, это я тебе точно говорю. Они сыплются на одном и том же, мол, я же самец, я полигамный, а ты самка, сиди дома и не вякай.
– Мне кажется, ты преувеличиваешь, не нужно складывать яйца в одну корзину. Листает и лайкает, и что? Он же тебе не изменял?
– Ты дальше слушай. А еще съехаться предлагал, кобелина. Я плакала и торжествовала. У неё на аватарке был котик и ник Koshe4ka18. Думаю, ну точно нет – моему-то тридцать один. Но где-то сосало: «Она, она». На свежатину мужика потянуло. Открываю её страничку, и что же я вижу? Ой, да ничего себе! Денис ей пишет: «Можно стать твоим котиком?» Бэдээсэмщик, блин. И куча подобной чуши, мне он так никогда не писал, ты представляешь? Столько лайков не ставил!
Маша давится вином, Инга пристально на неё смотрит.
– Ты ржёшь, что ли?
– Нет, не в то горло попало. А дальше что?
Маша вспоминает Аполлона: краснощёкий, рано лысеющий, похожий на огромного пупса, он говорит без умолку, не давая подруге вставить и слова; он горд собой, и это сквозит в каждом его слове, вроде бывший депутат или чиновник, а сейчас бизнесмен. За десять лет дружбы с Ингой Маша привыкла к ее экзотическому вкусу: с дредами, постигающие сущность бытия; рыжие, маленькие, высокие, юристы, журналисты, курносые, с кучей достоинств и просто для здоровья. Маша не запоминала их, истории были с одинаковой развязкой: «Меня бросил очередной кобель, я разочарована, поехали танцевать и нажремся!»
– И знаешь, что она ему в ответ? Поцелуйчики и сердечки! Детский сад, блин. Нет, если тебе не нравится, ты так и скажи, не трать мои золотые годы, сволочь. Короче, я ему скрины скинула и написала, чтобы он топал лесом, а котов лучше кастрировать, чтобы не ссали где попало. Давай ещё бутылочку возьмём, а? Я расстроилась, пока рассказывала.
– Инга, завтра на работу, и время-то первый час, куда мы сейчас пойдем? Будешь коньяк? Мне тут на работе подарили, вроде хороший, дагестанский.
– Когда я отказывалась от подарков?
– Э! Поосторожнее. Дагестанцы его делали для крепких джигитов.
Смеются. За окном шуршит снег. Он спокойный и мягкий.
– Он тебе в итоге изменил с ней?
– Кто?
– Дед Пихто! У тебя много мужиков?
– Не, она из Ижевска.
– Так он тебе не изменял? Возвращай коньяк!
– Он мне в голове изменил, понимаешь? В го-ло-ве! Лучше бы потрахался, чем такие ми-ми писать.
– А ты с ним не разговаривала об этом? Полгода тоже вроде не просто так.
– Ты на чьей стороне, я не поняла?!
Вопрос снят. Виноват мужЫк. Пустая бутылка коньяка.
***
– Лучше с правой стороны, я так стройнее.
– Маш, дай свой букет сфоткаться!
– Ну, Маша, улыбнись! Смотри, какие мы все девчули. Чуть-чуть губки, и ножку в сторону, ты же умеешь. Не ломайся, ладно, мы помним, без тебя, короче.
Маша празднует день рождения в баре, её цветочный букет идет по рукам, сами подарили – сами пользуются. Видимо, поэтому он такой красивый – для себя выбирали. Пока подруги решают, какой фильтр лучше, Маша копается в «Цезаре»: «Двадцать восемь лет – хороший возраст. Самый распрекрасный. Вот в двадцать мозгов вообще нет. А все вокруг говорят: “Дети, муж, дети, муж”. Все хотят, чтобы я была такой… Как все. А зачем? Вот Инге изменяет каждый её мужик, хотя она блондинка, крашеная конечно, но с накачанной попой, и работа у неё нормальная – в пресс-службе нефтяной компании. Машинку недавно купила – «Хёндай-Солярис». Почему она на работе себе парня не ищет, непонятно, а может, все заняты? Или вот Марта – ездит по всей стране на чемпионаты по бодибилдингу, в зале по пятнадцать часов, красотка! А парень у нее обычный, даже суперобычный, но живут же, никуда не торопятся. Вот Ленка – молодец, пять лет назад вышла замуж, уже родила двух детишек».
Замуж Маше хотелось, но не сильно. С молодым человеком расстались год назад, мужчины появлялись на горизонте часто, но пара минут диалога, и становилось ясно – не ее пассажир, а если не ее – зачем тратить время? «Вот провыбираешься», – говорила мама. «Ну и ладно, – думает Маша. – Двадцать восемь – хороший возраст. Вот в Европе вообще женщины не парятся, а наши торопятся постареть». Маша заказывает коньяк, а потом еще две рюмки, а потом уже и не помнит.
***
Иногда Маша грустила. Особенно осенью и зимой. Когда было холодно, лил ливень – и просто так, потому что душа требовала праздника. Иногда спасал алкоголь, но ненадолго. После приходили похмелье и сосущая укоряющая пустота. Вопрос – зачем, и утверждение, что больше никогда. Даже по праздникам, даже с подругами.
Приступы совести и головная боль не дают работать. Маша садится на подоконник и смотрит на город. Вот дорогу перебегает старушка – постоянная посетительница библиотеки, скользит по весеннему льду и практически падает, но нет: через пару минут вновь будет ворчать, что роман неинтересный, Пауло соблазнил и бросил, а Вероника должна умереть. Кот охотится на воробья. Маша переживает за птичку и сквозь пластик окна пытается предупредить её. Но голос её застревает в каморке архива, а охотник дальше идёт на добычу. Внезапно воробей взмывает под крышу, а дальше девушке не видно. Маша надеется, что коту не повезло, и не ошибается – охотник уходит ни с чем.
«Зачем так пить? Да, день рождения, но зачем?»
Звонит телефон. Инга как ни в чём не бывало, будто это не она поливала коньяк шампанским, орет в трубку: «Привет, старушка, ты жива? Опустим бла-бла-бла, я нашла тебе мужика, благодари, хвали, целуй ножки».
– Почему ты решила, что мне нужен мужик? И откуда такая подозрительная щедрость? Он слепой или глухой?
– Он тебе понравится, сто пудов, – не унимается Инга. – Я бы себе забрала, но со своим помирилась. Он удалил страничку в инсте. Ты была права, нам просто нужно было поговорить. Он сказал, что с его странички братишка переписывался, тот подтвердил. Мутная история, конечно, но выбирать не приходится, – как говорится, на безрыбье…
– Как зовут хоть?
– Андрей Кольцов. Ох, окольцует тебя, Машка, к гадалке не ходи, – Инга радуется шутке, заливисто смеется.
– Откуда ты его взяла и с чего решила, что нам нужно познакомиться? У меня после вчерашнего голова вообще не варит, мне бы твой позитивный настрой.
– Выпей минералочки, что, в первый раз, что ли? Вот был бы у тебя аккаунт, я бы тебе ссылочку на него скинула. А так слушай. Светловолосый, метр восемьдесят, красавец-атлет. Риелтор. Раньше работал журналистом, мы с ним пересекались пару раз по этому поводу, а так в социальных сетях только общаемся, он адекватный, это точно. Деньги, работа, умные паблики, фоток с бабами на стене и в сохраненных нет. Немного занудный, как раз для тебя. В общем, он написал и попросил познакомить.
– Где он меня видел?
– Ты вчера так задумчиво и загадочно поедала салат, что я не выдержала и сфоткала тебя. Ну и написала в инсте…
– Что?
– Мол, свободная красавица ищет принца на белом коне.
– Вот ты дура!
– Да шутка, блин, ничего не писала. Он сам спросил.
– Сводничество натуральное. Скинь мне фотографию на почту, может, он страшный!
– Не-не-не, хочешь, восстанови странички, я тебе ссылочку скину, и посмотришь.
– Вот ты овца, Инга. Ты же знаешь, что я так делать не буду, тысячу раз уже обсуждали.
– Тебя же никто не заставляет с ним встречаться. Посидим, поболтаем, вино попьем. Жду тебя в субботу у нас часиков в восемь.
– У нас?
– А я тебе не сказала? Мы решили съехаться. Короче, у меня – у нас, ты поняла.
***
Каждый понедельник Маша бросает курить. Подруги советуют завести аккаунт-дневник.
– Ты что! У меня одна знакомая так похудела, мотивация знаешь какая?! Напишешь постик, что бросаешь, а люди будут следить за твоим успехом, – говорит Инга.
– Застряла в своей библиотеке, я бы вообще давно бы спилась от такого уныния. Понятно, почему ты куришь, займись спортиком – вот это мотивация, – говорит Марта.
– Как ты будешь рожать, подумай, – говорит Лена.
На спорт не тянуло; да, целлюлит, но кто сегодня без греха, по бокам не свисает – уже хорошо. Но как чужие люди в социальной сети могут ее смотивировать – Маша не понимала. Авторитетов у неё немного, и то все мертвые.
Маша – хранитель и врач редких книг. Делает операции, лечит от болезней и возвращает их к жизни. В золотых и деревянных переплетах, размером с половину спичечного коробка, в единичном экземпляре. Они подмигивают девушке корешками и ждут, когда она нежно, словно ребенка, возьмёт их в ладони и перевернет страницы.
***
У человека короткая жизнь, но длиннее, чем у многих живых организмов, наверное, поэтому он и парится, – времени много. Часть жизни проходит в несознанке, когда под стол пешком бегаешь, писаешь где попало и вокруг тебя мир носится и вращается, а ты ничего не делаешь, только козюльки ешь или ногти грызешь, и тебе говорят а-та-та-та, ты же хорошая девочка. Опа! Хорошая девочка.
Хорошие девочки делают так, как говорят взрослые, у них чистое платьице, бантики, и они всегда улыбаются, они не разбивают вазы, не играют в футбол и не дерутся, а лучше вообще не бегают, чтобы не порвать колготки, и сидят дома, читают книжки или бисером вышивают, помогают бабушке, гуляют с собакой. Они не огорчают родителей, приносят хорошие оценки, убираются дома, такие сладкие конфетки.
В школе хороших девочек любят учителя: Маша такая хорошая девочка, всегда готова к уроку, рисует стенгазету, участвует в жизни класса, спортивных и культурных мероприятиях. Сдала экзамены на пять. С этой характеристикой хорошая Маша идет в университет. Все пять лет на пять. Родители гордятся, потому что Маша – хорошая девочка.
А потом ей это надоедает, Маша влюбляется, они расстаются, она начинает много курить и пьет до бессознательного состояния коньяк или вино, потому что боится.
***
Когда Мария Кострова училась в десятом классе, их отправили на плановый медосмотр. Потом Надежда Петровна собрала свой физмат на классный час, но пригласила только девочек, мальчики ворчали, но были рады смыться с этого унылого мероприятия. Учительница долго орала, почему девочки – уже не девочки, и как так, в этот класс ведь отбирали только отличниц! Две тысячи шестой год стал для нее открытием. Надежда Петровна – закостеневший кальций пермского периода, бивни и скелет, – возмущалась до коры головного мозга, но в ответ ей было молчание. Она брызгала слюной и вопрошала к стеснительно улыбающейся публике: «А те, кто ещё девочки, они что, вымерший вид? Мамонты?»
Маша не была мамонтом. Девственность она потеряла в шестнадцать. Наверное, он решил стать летчиком, потому что улетел в Питер и пропал с радаров.
В одно время Маша тусила с поэтами. Пьянки-гулянки и все дела – тусовка филологов и театралов. Но поэтов среди них было не так много, а хороших и того меньше. Маша тоже писала стихи, мечтала поехать в Липки, получить премию, не важно какую, желательно миллион рублей. В алкогольном экстазе обсуждали Серебряный век, Полозкову, что среди мамонтов Союза писателей таким гениям, как они, делать нечего. Маша иногда встречала принцев, но на деле они оказывались сыночками, психами или тиранами, и никто из них почему-то не любил танцевать.
***
– Знаешь, Инга, бабы все-таки дуры.
Подруги сидят на кухне и пьют бутылочку красного сухого.
– Ты напилась, что ли, Машка?
– Нет. Вот ты вспомни моего Костю: да, красавчик, да, умный, но эгоист же, всё только для себя и себе, и расстались непонятно почему. Я же думала, что плохая, копалась в себе постоянно, что не так сделала. Даже повеситься хотела. Потом прихожу к своим книгам, думаю: «Ну кому они нужны, кроме меня. Вот кто будет с ними возиться, как с детьми малыми». А они, знаешь, встречают меня всегда, я вот честно тебе говорю, они меня встречают. Пару страниц склеишь, переплет поправишь, раствор разведешь. И всё, вроде отлегло, но не хоронить же себя там. Я ведь на время туда пришла, а уже пять лет прошло.
– Я в одном паблике прочитала, что все люди даются нам, чтобы научить. Поблагодарила за опыт и дальше пошла. Мне твой Костик сразу не понравился, ну и что? Нового найдешь. Ты же у меня красотка. Не грусти, я тебя прошу, а то я реветь начну, ты меня знаешь.
– Так мы же ничему и не учимся, Инга. Ладно если бы учились. Так нет! На те же грабли, в то же место раз сто пятьсот, и стоим лыбу беззубую тянем, и рады, что мужика нашли. Главное, чтобы был, а какой – это уже не важно, все вокруг хотят, чтобы мы замуж вышли, чтобы были как все. Если девушка в двадцать пять лет не замужем, значит, она мамонт. Я когда маленькая была, думала, что тридцатилетние – старики. Время идёт, мне уже двадцать восемь.
– А мне двадцать пять, и что? Еще всё впереди.
– В двадцать пять я тоже так думала, а за три года уже двое отношений развалились. Знаешь, двадцать восемь – это уже почти тридцатка, страшно, жуть, одной остаться: без мужа и детей. Боюсь, что сопьюсь скоро. Мне иногда кажется, что до сих пор его люблю, а потом думаю, какая любовь, если он меня так легко предал. Разве это любовь? А может, пофиг? Не нужны они мне, я лучше одна буду – что хочу, то и делаю, что хочу ем, надеваю; ложусь спать, как сама захочу, и никто в ухо не жужжит: «Должна-должна-должна».
– Ты на себе крест не ставь и дурака этого забудь. Если не ценит, то зачем мужчина нужен? Мужчина должен бояться потерять женщину и любить ее больше, чем она. Ты пока себе хотя бы для здоровья найди, и полегчает, это я тебе точно говорю. – Инга косится на кусочек шоколада: – Как ты думаешь, в нем много углеводов?
– Это же горький, какие углеводы?! Я не отказываюсь от семьи, но размениваться тоже больше не хочу, даже для секса хоть какая-то симпатия нужна. Вот ты говоришь прихоти, а я вижу, что ты хочешь сожрать плитку шоколада, а почему не ешь?
– Ты же знаешь, я худею.
– Инга, сколько я тебя знаю, ты всегда весила не больше полтинника. Куда тебе худеть? А не ешь ты ее, потому что твоему Денису нравятся худые доски, ты сама рассказывала, как он на отдыхе глаза ломал.
– Рассказывала, но когда об этом ты говоришь, это звучит обидно. Давай не будем переключаться на меня.
– А что меняется? Я говорю или ты, что меняется-то? Денис стал меньше на девок пялиться от этого? Или домой раньше приходит? Вот сейчас одиннадцать. Ты знаешь, где он?
– Встреча с партнерами у него. Давай не будем эту тему развивать, мне не нравится, когда ты в душу лезешь. Сейчас поругаемся. Сама всё знаю, сама дура.
– Вот и я тебе говорю, что бабы по природе дурные. Они могут быть успешными в карьере, но жёстко тупить, когда перед ними появляется предприимчивый хрен, который в уши льёт: ты у меня такая, ты у меня сякая. А потом хоп, и ты уже ножки раздвинула и в поросячьем экстазе позволяешь себя иметь, а потом убой. И тадам – перерождение! Круговорот мужиков в природе.
– Машка, ты перебрала, что ли? Чего завелась-то?
– Я вот, знаешь, метод проверки мужчины придумала. Надо перед ним разбивать посуду и смотреть, как реагирует. Если орать начинает, то сразу понятно, что бежать от него надо.
– Ха! Так посуды не хватит. У меня Денис вообще нервный, я когда нечаянно разбиваю, он сразу орет, что руки из того самого места. Прикол-то в чём?
– Был у меня Сашка, помнишь? Высокий такой, под два метра. Не суть. Мы с ним как-то в баню пошли, когда к родителям моим ездили. Он орать начал и руками махать. Я тебе не рассказывала. И вот он машет, а вода попадает на лампочку. Лампочка вдребезги, а осколки летят в меня.
– Ужас, ты точно не рассказывала... И что он?
– Да ничего… Он на секунду замолк и дальше продолжил орать, а я сидела и не могла пошевелиться, потому что боялась, что осколок мне куда-нибудь вопьется. Вот я ревела тогда от обиды. Думала, мы никогда из этой бани не выйдем. У него глаза красные, кричит не затыкается, что я эгоистка и его довела, типа сиди теперь в осколках, сама виновата! Расстались через неделю. Чего ждала? Жили с ними почти два года. Два года понадобилось понять, что он псих. А Эдуарда помнишь?
– Это оператор бородатый?
– Да. Год за мной бегал, добивался. У нас столько страсти было и задора, что я била постоянно тарелки об стену. Он не мешал так расслабляться, но орал, что я ненормальная. Закончилось всё тем, что в одной из ссор он разбил стеклянную дверь, а ладонь пришлось зашивать, палец потом не гнулся. Через какое-то время он предложил расстаться, а через месяц я узнала, что он женится. Самое противное, что все вокруг знали, одна я что-то склеивала постоянно, ничего не видя вокруг. Он так ни разу и не спросил, почему я била посуду. Эти тарелки остались от его бывшей и бесили меня. Хотя, может, он психовал, потому что они ему нравились и напоминали о его лучших годах, кто сейчас разберёт. Нужно разговаривать и решать проблемы. А если посуда нечаянно бьётся, ничего не поделаешь, это всего лишь вещь.
– Машка, тебя послушаешь, и жить не хочется. У всех бывают неудачи, но что теперь, вешаться? Упала, встала, дальше пошла с гордо поднятой головой.
– Лучше бить посуду, чем разбивать сердца. Как раз цитата для ванильного паблика. Спешл фо ю, не благодари.
– Слушай, ты когда уже к цивилизации присоединишься? Или хочешь, я тебе Кольцова сама покажу?
– Инга, будь подругой, отвали.
– Говори что хочешь, но в субботу жду.
Инга открывает вторую бутылку вина.
– Извини, но я не буду. Домой поеду. Завтра на работу, – говорит Маша.
***
Хризантемы, георгины и флоксы. Осенние цветы собираются по соседям, купить их у бабушек нет денег. Длинная ночь перед первым сентября. Мама гладит ребристую юбку, ленточки, жилетку, блузку и воротник с витиеватыми узорами. Розовые банты остались с детского сада, каждый праздник украшали стриженные коротко волосы. Маша проверяет портфель через каждые полчаса. Ластик, зелёные тетрадки в огромную линейку, пластмассовый пенал остался от старшей сестры. Спать на бигудях жёстко и практически невозможно, в голове ураган: «Что же ждёт завтра?»
Маша не помнит цвет ранца, она забыла, как долго идти до школы, когда живёшь через дорогу. Но она помнит лицо первой учительницы – она умерла от рака, когда Маша училась в седьмом классе.
Но сначала Маша проходит детский сад. По привычке ноги несут туда, но мама держит за руку крепко и волнуется. Жилетка и юбка надеты впервые, девочке в них тесно. Покупали в начале лета, а она, похоже, выросла. У нее большие зубы, и Маша улыбается ими в холодное утро. Коричневая курточка накинута сверху, сосед с третьего этажа называл её грибочком, когда видел в ней, но она не помнит его лица. «Теперь я уже не грибочек», – думает Маша. Уши мёрзнут, икебану из волос и бантов не греет. Возле школы уже толпа, она видит ребят, с которыми ходила в сад, и по инерции остается с ними, пока первая учительница её не находит. Ей улыбается беззубый мальчик.
И вот Маша среди тех, кого привели сюда за руку. Мамы прячут за спиной друг друга слёзы. Ночью Маша договаривается с боженькой, что будет учиться на одни пятерки и будет хорошей девочкой, и в темноте панельного дома ей чудится, что он её слышит. Маша засыпает спокойно.
***
У любви и смерти одинаковый танец. Шаг вперёд, два назад. Маша всегда плохо танцевала и даже стеснялась. В начальной школе танцевали «Кубаляк» – башкирский танец бабочки. Грация и осанка, мальчики в шортиках, девочки в юбочках, чешки и белые майки. Дуновение ветра, лёгкий прыжок и... Нет, детям по восемь лет, и они смеются над названием танца.
Партнёры по танцам Маше попадались всегда неудачные: либо танцор без страха и упрека, сосредоточенный на собственной невообразимости, либо медведь, от слова совсем – по ногам и бордюрам. А один был другой, – детский лагерь «Орлёнок», первая любовь, белый танец, море и первый поцелуй. Маше двенадцать лет, он высокий и светловолосый из отряда постарше, она забыла его лицо, но помнит, как он обнял её и они кружились-кружились, даже когда закончилась музыка. Он написал на бумажке свои контакты, но она её потеряла, горевала и плакала, но потом началась учеба, и было уже не до любви.
До пятнадцати лет молодежь оттачивала мастерство в «клетке». Так назывался танцпол, потому что был огражден по периметру сеткой, а внутри кривлялись люди, а за оградой целовались парочки, которые распадались, и тут же рождались дети детей. На Девятое мая Маша надела военную фуражку, ей казалось, что она выглядит старше. Но не охраннику, который не пропускал малолеток. И она завороженно смотрела на тех, кто в клетке, или она была в клетке, стремясь попасть к толпе.
Ещё в Дом культуры Маша ходила, но там было некультурно. Молодёжь напивалась и блевала в деревянных сортирах. Диджей – царь и бог – западал только на смазливых, те просили ставить плаксивые песни и рыдали все. «Наверное, это мой рай», «Робот-робот-робот, я тебя включу, и полетели», «Война, бесконечная война над головой».
Во дворах не танцевали, под гитару пели. Девочки любили гитаристов. Их любили все и даже не били. «Э, слышь, знаешь, да? “Шалава-лава-лава-лава”. О! Могёшь, нормальный пацан. А эту знаешь? Ну, чтоб прям от души». Там не до танцев.
Но один танцор был, а потом уехал в Питер и забыл, а Маша надела дублёнку с меховым воротником, когда он приехал на зимние каникулы домой, думала, может, вспомнит эти горячие танцы в заброшенной столовой. Но художник оказался без памяти, почти как без уха. Он говорил, что Маша танцует ему не по пути.
С другим танцором Маша, когда училась в университете, пила в клубе водку, тогда посвящали первокурсников; но пить там было нельзя, поэтому парни пронесли бутылки в штанах, заправив в ботинки; но декан кричал, что курят кальян только наркоманы, поэтому ребята пили водку под столом и не выпендривались.
Её спутники редко танцевали, а когда их не было вообще в ее жизни, то она танцевала одна, как могла, от души и для души. Включала Evanescence – «My Immortal», танцевала и плакала. Но это уже было в общежитии, когда соседки разъезжались домой.
Ритуальные танцы дарят путь к смерти и жизни. Один шаг вперёд, два назад. Когда ты танцуешь, ты свободен. А потом приходят пьяные танцы. Это отдельный вид искусства. Там шаги считаются по-другому.
***
Маша считает себя феминисткой, но скрывает. Она однажды сказала об этом коллеге Азамату Флюсовичу, лысоватому мужичку из отдела национальных литератур, когда тот пытался донести до её кабинета банку с раствором. «Всё могу, умею, практикую», – Маша отобрала у него ведро. Тот охнул, ахнул и спросил: «Ты что, кызым?! Болеешь, что ли? Эй алла! Кто тебя надоумил? Вика из отдела современной литературы? Она может, фифа ещё та! Ты меня слушай, Азамат Флюсовищ никому ещё плохого не желал».
И Маша слушала, что место женщины быть за мужем, так было, так есть и так будет всегда. Азамат Флюсович обещал познакомить с племянником, который искал правильную жену: «Ты не переживай, что русская, это ничего, никах прочитаем, так многие делают – и ничего, живут».
Менять веру и родниться с коллегой Маше не хотелось, да и жить по правилам чужой культуры тоже. Она поблагодарила коллегу.
– Спасибо за помощь, но я вам не подхожу.
– Может, ты того… Уф алла. Нормальные женщины от хороших мужчин не отказываются.
Азамат Флюсович пристально посмотрел сквозь толстые линзы, махнул рукой и ушел перекладывать книжки с места на место. Последние лет десять в его отдел читатели заглядывали редко, но директор библиотеки был его свояк, поэтому за место он не боялся.
Когда Маша пришла на филфак, она не знала, кто такие феминистки. Так считали многие ее однокурсницы, но, когда появлялся выгодный вариант, тут же покидали ряды.
Ещё на филфаке было много лесбиянок. Это Маша узнала на втором курсе. Однажды к ней подошла девушка, предложила познакомиться ближе и сходить в кино. Маша удивилась, но согласилась. А потом в темноте Алиса, так звали новую знакомую, положила свою руку на её. Маша удивилась, но не шелохнулась, а затем ощутила поцелуй на шее, а потом уже ничего не было, потому что Маша убежала. Инга ржала в голос, когда подруга рассказала о конфузе (они учились на одном факультете, но на разных потоках):
– Ты чего ожидала? За Алисой полфилфака бегает, а тебя она сама выбрала, потому что ты красотка. Дай поцелую.
– Пошла ты, Инга, сама знаешь куда. Я серьёзно, а ты!
– Ты из каменного века, что ли? Мамонт! Не слышала про Алису, ладно про неё, про лесбух не слышала?
– Слышала, конечно, но чтоб вот так...
Потом ей пару раз звонила Алиса, но Маша трубку не брала, они часто пересекались на переменах, но делали вид, что не знают друг друга.
Маша считает себя феминисткой, потому что устала от мужчин-нытиков, можно сказать, что они, сами того не осознавая, воспитали из неё феминистку. С несправедливым отношением к девочкам она встретилась ещё в школе, потом университет, когда представителю мужского пола многое разрешалось и прощалось. Что далеко ходить: мама вечно прощала загулы отца. И Маша многое прощала…
***
Иногда по ночам Маша плачет навзрыд, тогда квартира превращается в глухой погреб: холодные шторы не пропускают света фонарей, звуки теряют смысл. Она хочет, чтобы её плечи укрыли одеялом мужские руки. Тут же вспоминает Костю, который ушёл из её жизни так же внезапно, как и появился. Ухаживаний и романтики не было. Хозяйственный парень, сопли не разводил, истерик не понимал, хотел борщей и секс несколько раз в неделю. Сначала Маше было тепло, она наседкой носилась возле него, оберегала, заботилась.
Потом стало холодно. Он всё время проводил в телефоне, ему постоянно кто-то звонил, а если нет, то Костик блуждал по просторам соцсетей, кому-то писал и отвечал. Смеялся заливисто в голос, потом замолкал и вновь смеялся. Он был похож на психа, который безудержно радовался своим видениям; в такие моменты Маши словно и не было. Днём они никогда не созванивались, она сначала это делала сама, но на десятый раз перестала – он был занят и не мог с ней разговаривать. Костя работал. Всегда. По выходным и дома. Изредка они куда-то выбирались, но и тогда он решал какие-то дела, потом звонил друзьям, выкладывал счастливые фотографии в Интернет. Работал на картинку. Вечером за ужином он, не поднимая глаз от телефона, поедал борщ, ночью обнимал её и засыпал сном младенца, и только тогда телефон замолкал. А она думала. Плакала. Думала. Курила. Плакала. «Чужие мы люди. Несчастные. Не ценим, не ценим».
А потом Костик ушёл: «У нас нет общего будущего. Я буду тебе изменять. Пока этого не случилось, давай разойдёмся цивилизованно». Маша опять плакала, думала, курила, пила коньяк, взяла отгулы, чтобы не являться в библиотеку с перегаром и опухшими глазами. Год прошёл уже, а всё так же явно приходит он к Маше во снах, и ведут они за руку маленького мальчика, и чувствует она, что зовут их общего сыночка Даниил, что похож он на папу, только лица не видит, а знает, что глаза у него серые, а руки теплые.
Просыпается Маша ночью, плачет и не может остановиться: «Ну почему я такая неудачница?» Плачет, смеётся, курит.
Но прЫнц затерялся, поэтому на свидание с Андреем Кольцовым она решает пойти.
***
Свидания Маша не любит, потому что нужно создавать хорошее впечатление, а она не хочет.
«Андрей Кольцов. Знакомое что-то. Может, он урод и зря я так нервничаю? Может, завести аккаунт на время? Одним глазком посмотрю, и обратно».
Маша удалила аккаунты во всех социальных сетях год назад, когда они разошлись с Костей. Это были её собственные похороны, в гроб она положила их счастливые фотографии и переписку; она боялась, что не сможет справиться с собой и будет постоянно следить за ним в социальных сетях. Радикально. Позвонили только Марта и Инга, а Ленка не заметила исчезновение подруги, у нее тридцать тысяч подписчиков – она мама-блогер.
– Ты почему удалилась? – спросила Марта.
– С тобой всё хорошо? – переживала Инга. – Давай приеду!
– Я устала казаться, – ответила Маша.
***
«К чёрту», – думает Маша. Надевает синее платье, собирает волосы в хвостик, чуть-чуть тушь, замазывает синяки под глазами, губы – только красный. Через полчаса стоит перед дверью подруги, для приличия опаздывает на десять минут, но не стучится.
«Может, ну его? Улыбнётся, пригласит в кино, потом под юбку и в душу начнёт лезть. Свечи и постель, два дня не вылезая. С родителями познакомимся, в деревню к бабушке съездим, все праздники вместе. Друзья будут кричать: “Самая красивая пара”. Мама будет пилить: “Когда внуков уже дождёмся?” Готовка, уборка, секс всё реже, через полтора года разбежимся, будем делить мебель и общего кота. Он заберёт животное, старый диван придётся самой выкидывать. На улице не здороваемся, переходим на другую улицу, пьяными звоним друг другу, секс по старой дружбе, удалим все фотографии с компьютера. В социальной сети поменяет статус: молод и наконец-то свободен».
Маша психует и пинает дверь. Внезапно она открывается.
– Заходи, заходи быстрее, мы тебя уже потеряли, – говорит Инга.
– Маша, а мы с тобой раньше не встречались?
– Не знаю. Вполне возможно, город-то не очень большой.
С кухни прибегает Инга.
– Соскучились и проголодались? Я приготовила лазанью!
«Боже. Вот что делают с женщинами мужчины. Она же раньше сложнее яичницы ничего не могла приготовить», – думает Маша.
Хором говорят: «Тащи всё!» Смеются.
Инга, окрыленная, убегает.
– Я когда тебя у Инги увидел, подумал, что мы где-то встречались. Но она тебе, наверное, уже про меня наболтала.
– Нет, сказала только, что один молодой и перспективный молодой человек очень желает посмотреть на меня вживую, – Маша заливисто смеется. – Рассказывай.
– Год назад переехал сюда с Ямала. Ты бывала там?
– На севере не была никогда. Но очень бы хотела увидеть своими глазами оленей, как живут там люди. Но там холодно, не знаю, рискну ли я когда-нибудь на это. Я больше люблю теплое море. А почему именно в Уфу?
– Тянуло сюда, у меня родственники здесь живут. Да и устал от холода, если честно, но он там другой. – Андрей улыбается и наливает Маше вина. – Я настоящих оленеводов видел всего пару раз, когда работал журналистом.
– Женат, дети?
– Нет, ни разу и ни одного. Это допрос с пристрастием?
– Странно, конечно. В тридцать лет – и ничего криминального. Что-то здесь нечисто. Может, у тебя на Ямале осталась жена, а ты ее скрываешь?
– Нет, я ищу одну-единственную.
– Риелтор-романтик. Это уже интересно.
– А ты?
– И я ищу на всю жизнь.
– Принца, наверное?
– Нет, главное, чтобы умел танцевать.
Тут возвращаются Инга и Денис.
– Ну как вы тут? А вот и лазанья. Может, выпьем за знакомство?.. А чего вы так улыбаетесь? – спрашивает Инга.
– Потанцуем? – Андрей берет Машу за руку.
Голова кружится, возможно, от красного вина, а возможно, и потому, что одна мелодия сменяет другую, но танец не прекращается.
***
Звонит телефон с неизвестной мелодией. Мужская рука тянется через тело Маши, выключает будильник.
– Давай еще поспим. Сегодня воскресенье.
– Мы так и не поговорили, – Андрей крепко обнимает ее. – Почему ты мне тогда так и не написала? Я, когда тебя увидел, сначала не узнал, а потом не поверил. Помнишь море, лагерь? Конечно, помнишь. Хотя вчера пыталась отнекиваться. Знаешь, как я ждал письма? В день по несколько раз бегал к почтовому ящику, а ты так и не написала. Как сюда переехал, пытался тебя найти. Долго искал. Это вчера только Инга сказала, что ты мамонт. Что молчишь?
Маша улыбается. Она не признается Андрею, что не удержалась и пролистала весь его профиль еще до встречи. Но все разговоры позже. Обнимает его в ответ и проваливается в такой теплый сон, которого у нее никогда и не было.
Читайте нас:
© 1998-2024, «Бельские просторы» - литературно-художественный и общественно-политический журнал. Издается с декабря 1998 года. Относится к категории «литературных толстяков», таких, как «Новый мир», «Наш современник», «Знамя», «Дружба народов», «Урал».
Передавая рукописи в редакцию журнала, авторы соглашаются с условиями договора оферты, размещенного на сайте belprost.ru. Рукописи не рецензируются и не возвращаются. Редакция не вступает в переписку с авторами. Положительное решение сообщается. Мнение редакции не всегда совпадает с точкой зрения того или иного автора. При перепечатывании материалов ссылка на «Бельские просторы» обязательна.
____________________________________________________________________________
Свидетельство о регистрации средства массовой
информации ПИ № ТУ 02-01564 выданное
Управлением Федеральной службы по надзору
в сфере связи, информационных технологий
и массовых коммуникаций по Республике
Башкортостан от 31 октября 2016 года.
Главный редактор: Горюхин Юрий Александрович
_________________________________________________________
Единый телефон доверия для детей, подростков и их родителей: 8-800-2000-122 (звонок бесплатный и анонимный для всех жителей России).
Телефон доверия Республики Башкортостан: 8 (800) 700-01-83.
Телефон психологической поддержки детей и родителей: 8-800-347-5000.
Телефон
(347)292-77-62
Эл. почта
Адрес
450079, Республика Башкортостан, г. Уфа, ул. 50-летия Октября, 13, 9 этаж, каб. 912, 923
Рекламная служба
(347)292-77-62
Редакция
(347)292-77-62
Приемная
(347)292-77-62