БГПУ им. М. Акмуллы, 2-й курс
– А я смотрю – таракан! – раздается чей-то возбуждённый голос. – Я его и так и сяк, а он, гад, живучий…
Печёт. Совсем непогода. Нет жизни в мире Солнца людям, только тени выручают; им удары света нипочём.
Под скрюченным вязом встали три скамейки. Деревянные, со стальными ножками, они первыми задумались о жаре и первыми нашли спасительное место. Здесь часто собирались люди, самые разные, но в то же время связанные общей нуждой – желанием жить.
– А соли-то, – продолжил неизвестный голос, – соли им жалко!
– Вместо соли вам тараканы! – заливается смехом сосед по скамейке.
– На что же нам эти деликатесы, девушка? – отвечает мужской голос. – Соли б нам, соли немного…
Вот уже третий день Платон Харитонович вынужден требовать горсточку соли у местных глав, а они всё отпираются: «Селезнёв, дорогой вы наш больной! Мы не имеем права пичкать вас солью. Соль – это смерть, так на что ж вам умирать так рано?» А Селезнёв всё вспоминает: «Да как же рано… Седьмой десяток пошёл, черти вы!»
– Платон Харитонович, – поглаживая лысую голову супруга, говорит дама. – На что же вам эта соль, мой милый?
– Нора, Нора… – вздыхает он в ответ, – Да как же это есть без соли?
В просторной столовой с высокими белоснежными потолками было слишком тесно даже для двоих. Со всех сторон на худощавого Селезнёва давили силы невероятной силы; казалось, что запахи жизни вот-вот его расплющат, превратят в биомусор, убьют несчастного человека. На столе распласталась, – как сказали бы в больнице, – «чудовищная смесь отходов жизнедеятельности организма». Минутой ранее изо рта одного из пациентов хирургического отделения больницы имени Куватова под чёткий выстрел желудка вылетела наполовину переваренная гречневая каша вперемешку с куриной котлетой. «Ох как неловко, ах как некрасиво получилось…» – негодовали виновник торжества и помеченные гречкой соседи.
– Вот тебе и хирургическое отделение… – начал было жаловаться юноша, сидящий за столом напротив, но тут же был прерван усилиями заведующего отделением.
Назревающее восстание, как показалось оскорблённым работникам, было подавлено. Однако в тот же день, чуть позднее, ближе к ночи, тот же самый парень не выдержал и снова начал, но в этот раз осторожнее, намного тише и только для своих:
– Не знаю, как вы, а я здесь больше ничего не сожру.
– Да кому ты заливаешь… – махнул рукой человек с соседней койки. – Не солнцем же питаться будешь.
– Да лучше солнцем, чем объедками этими… И вообще, во всём врачи эти виноваты, криворукие.
Селезнёв и сам был не прочь поиздеваться над местными врачами, однако слова мальчишки, столь юного и неопытного существа, показались ему неподходящими: слишком большими и недосягаемыми для молодого пациента.
– Что же ты Куватова не дождался, сынок?
По коридору пронеслась волна смеха. Дверь ординаторской открылась и тут же закрылась, словно сам ветер услышал о репутации врачей, а потому, пока не стало поздно, решил устроить побег.
– Тише вы, ребята, тише, – попытался успокоить соседей Платон Харитонович, а когда те приутихли, продолжил: – Ты, малый, прав.
Селезнёв перевернулся, приподнялся, подложил подушку под спину и продолжил:
Молодой был поддержан старым, к речи Селезнёва было приковано всеобщее внимание – назревало новое восстание. Платон Харитонович, словно выпив таблетку от старости, каким-то чудом завладел каждым ухом, находящимся в палате № 8. Разносортным мужчинам не требовалось размышлений для того, чтобы всякий раз, ритмично двигая затылком взад-вперёд, соглашаться с опытным товарищем.
– А может, ему вырезали что-то не то? – предположил насчёт случая с «гречкой» один из здешних и тут же был поддержан юношей.
В день выписки Платона Харитоновича палату № 8 посетил заведующий. Он-то и сообщил Селезнёву вторую приятную новость за последние несколько дней его жизни, он же известил Селезнёва о первой – «Нет, Селезнёв, у вас не рак!»
Высокий, широкоплечий – «Совсем не врач, – сказал бы кто угодно. – Богатырь!» – Константин Станиславович был воплощением лидера, того самого человека, чьё упругое тело, залитое сверкающими жидкостями, красуется на глянцевых обложках модных журналов. Переходя из одной палаты в другую, он ловко и безболезненно уклонялся от многочисленных жалоб со стороны больных. Тончайшими иглами проникали в головы пациентов чётко выстроенные врачебные фразы: «Здравствуйте, такой-то такой-то, как ваше самочувствие? Таблеточки принимаем, за температурой следим; все вопросы – лечащему».
Молодой не переставал удивлять местную публику той дерзостью, выплёскиваемой в адрес врачей. Смелость, с которой он презирал отечественную медицину, можно было запросто спутать с глупостью и ничуть не ошибиться. И ведь всякий раз ему везло; то ли от невнимательности врачей, то ли от их нежелания быть испачканными чьей-то правдой молодой человек никак не мог себя выдать. Так и продолжил унижать и ябедничать, так же и закончил. Выписался.
Выходя из очередной палаты с кипой папок в руке, Константин Станиславович, переговариваясь с больными, по привычке надавил на ручку и отворил дверь. За дверью оказался человек. Он появился слишком неожиданно, чтобы заведующий мог среагировать вовремя. Хилая фигура не пострадала – «Ничего, пройдёт», – думала она, потирая плечо», – пострадали очки. Непоправимо. Их придавило дверью, смяло настолько, что, казалось, ещё немного, и они превратятся в то, из чего были сделаны.
Немного погодя фигура поспешно двинулась в сторону, пропуская заведующего. Выдохнув, она наклонилась и тут же выпрямилась. Константин Станиславович сделал долгожданный шаг. Оказавшись в коридоре, он выбросил пару резких слов в адрес недотёпы и двинулся дальше:
– Куда вы прёте все сегодня?.. Не видите, что ли, перед вами специалист?
Собрав вещи и попрощавшись с коллегами по несчастью, Платон Харитонович отправился к лифту. К своему удивлению, в коридоре Селезнёв заметил знакомую спину. То был Константин Станиславович. «Сукин ты сын», – подумал Селезнёв, и внутри разожглось пламя мести. Обида за сломанные очки соседа ещё не прошла; с тех пор ушло не так много времени. К тому же это был самый подходящий момент, ведь из зависимого пациента он превратился в независимого человека, да и кто знает, когда ещё судьба сведёт их вместе?
«Что ж мне с тобой сделать…» – начал было размышлять Селезнёв. Время гасло прямо на глазах, секунды скапливались в кучи и улетали в прошлое, а мысли оказались заняты чем-то другим. Оставалось только одно – положиться на случай.
Пробыв в коридоре ещё несколько секунд, Платон Харитонович услышал звук подъезжающего лифта и вздрогнул, словно ему вкололи четыре кубика адреналина. Он влетел в лифт и начал надавливать на кнопку закрывания дверей.
– Стойте, – начал подбегать Константин Станиславович к внезапно появившемуся лифту, – подождите!
Когда заведующий был у нужного прохода, двери лифта стали закрываться. Добравшись до цели, он попытался войти внутрь, а стоящий внутри Селезнёв продолжал клацать по полюбившейся кнопке. Пламя мести сменилось пожаром успеха, глаза заблестели, и на лице проявилось счастье.
– На кнопку жми ты! – прокричал от боли Константин Станиславович. – На кнопку жми, старый!
– Лучше б вы соли дали ребятам, Константин Станиславович, – сказал Селезнёв напоследок, вытолкнул руку поверженного противника и скрылся в лифтовой шахте. – Соли…