Габдуллина Асия Венеровна. "Литературная мастерская Юлии Камильяновой". Сказание про Айкен в четырех песнях. Совещание студенческих литобъединений

Габдуллина Асия Венеровна. "Литературная мастерская Юлии Камильяновой". Проза на русском языке.

Сказание про Айкен в четырех песнях.

Песнь первая.

Это было в давние времена, когда пески строили города, а по морям шли тяжелые, разряженные корабли. Люди таяли под палящим солнцем, вскапывая сухую землю, молясь о дожде, которого отродясь не видели. Другие же возвращались с дальних походов залечить раны и сменить оружие, чтобы с рассветом отправиться в путь. Одним из тех воинов был храбрый Кыю – добрый, отважный предводитель, о котором пели песни, а про славные победы слагали легенды. Так после пятидесятой войны, когда по старому календарю Кыю должен был жениться или остаться одиноким странником на всю жизнь, он привел в родные стены невесту – пленницу. После разгрома старого, но знатного рода Кыю увидел бледную девушку, что пряталась за спиной старого отца и украдкой посматривала на чужаков. Род этот был знатный, и пусть эту семью не уважали, но боялись. Не хотели воины Кыю пролить кровь на их земле, желали лишь забрать эти земли. Боялись чужаки этих голубоглазых, высоких людей – поговаривали, что они колдуны, могут порчу навести и загубить душу. Но земля их нужна была для главного хана, чтобы торговый путь сократить, а за это брать с путников вдвое больше. И потому не убили воины армии Кыю ни одного голубоглазого, а лишь руки им повязали и приказали жить в родной столице. Там-то Кыю и взял в жены Амаду’ – дочь старейшего знахаря.

Не хотела Амаду’ замуж, да еще и за чужестранца. Боялась его, как огня, но повиновалась воле отца и обручилась под лучами жаркого солнца. Пусть Амаду’ не приняла мужа, но Кыю любил ее сильно, и из каждого похода привозил ей самые дивные подарки. А она благодарила низким поклоном, но в глазах оставалась все та же печаль. Однажды ночью, когда Кыю не мог сомкнуть глаз, он увидел тень своей жены на открытом балконе. Испугался он, что она бросится вниз, и выбежал к ней. Но Амаду' стояла, будто Луной ослепленная, шепча горячие слова на ветер:

У Луны два ребра,

У Солнца тысячи бликов,

У земли много жизней,

У воды могучая сила.

Испугался Кыю, что Амаду’ колдует, и запретил ей выходить на балкон. Если кто увидит, то любую беду на нее запишут и горько ей тогда придется. Зарыдала Амаду’, как только Кыю покинул дом, и плакала дни и ночи; тяжело ей было жить в клетке, одно счастье – прикоснуться к духам, и то нельзя. Но на следующее утро принесли ей дурную весть: войско Кыю разбили под Круглым городом, много погибших, а муж ее без вести пропал. Высохли слезы Амаду’ в тот же миг. Попросила она коня у соседки и скрылась за высокими воротами. По столице пошли слухи, что Кыю погиб, а жена его сбежала. Каких только грязных слов не говорили про голубоглазую колдунью: что несчастье она Кыю принесла, и в жизни-то он не проигрывал, а спутался с ней и сгубил себя. Но не слышала Амаду’ черных слов, летела рысью быстрее ветра. Добравшись до скал Круглого города, прошла она вдоль и поперек, но нигде не видно было Кыю. Тогда спустилась она с коня, опустила руки и прошептала на Луну:

У Луны два ребра

У Солнца тысячи бликов

Обойди каждый дом, каждый куст, каждый камень.

Покажи, расскажи, прошепчи, где кровь его стынет.

И шептала Амаду’, пока силы не покинули ее, и в ночной мгле не проснулась звезда, что указала ей путь. Летела Амаду еще два дня и две ночи. Звезды указывали путь под Луной, радуга под Солнцем. Нашла Амаду изувеченного Кыю под тенью серебристой сосны: ребра сломаны, под сердцем след от кинжала, на руках рваные раны от плетей. Взмолилась Амаду’ родным духам, просила спасти душу Кыю, ее защитника, ее мужа. И молвил тогда Ветер старое заклятие, и заиграли лучи Солнца на синих травах. Собрала их Амаду’, разожгла костер и опалила края. Положила на раны, прижалась к груди Кыю и слушала, как его слабое сердце оживает. Не заметила Амаду, как окутал ее дурной сон, а, когда открыла глаза, вскрикнула от страха: по другую сторону огня тощие волки рычали, обнажая оскал. Глянула Амаду’ на Кыю, веки его были закрыты. От горя схватила она палку из костра и бросила в стаю. Те разбежались в стороны и скрылись в полутьме. Начертила она тогда круг, в котором оставался Кыю, конь и костер, заговорила его и проспала до следующей ночи.

Разбудил Амаду’ чей-то голос, что нашептывал ей: «Пора в путь!». Погрузила она Кыю на коня, а сама рядом шла и через пять дней добралась до столицы. По пустым улицам везла Амаду’ забытого героя, что когда-то сражался в боях ради мирно спящих людей. Скрывала Амаду’ тогда свои горькие слезы, и лишь ночь видела ее страдания. На утро проснулась она совсем другой. Поняла, что роднее Кыю нет никого на свете и вновь зарыдала от своей беспомощности. Но на слезы ее ответила рука Кыю, прикоснувшаяся к её лицу. Амаду’ повернулась и увидела его ясные, распахнувшиеся глаза.

Так Кыю и Амаду’ смотрели друг на друга до конца жизни. И согревал Кыю ее взгляд в дальних походах, и видела Амаду’ те же черты в глазах их дочери - Айкен, что родилась незадолго до первой метели.

Песнь вторая.

Росла Айкен в богатстве и почестях, как дочь главного воина хана. Много хорошего об отце слышала, но лишь раз его видела. Когда ей шел пятый год, Кыю вернулся с долгой войны и привез редкий цветок – тюльпан, белый как ее волосы. Посадила Айкен цветок в их сухую землю, он высох и погиб. Плакала тогда Айкен, будто отца потеряла, и не знала Амаду’, как успокоить разбитое сердце ребенка. Взяла Амаду’ иссохшие лепестки цветка, растолкла в глиняной пиале, добавила черный эликсир и поставила на огонь. Поздно вечером сняла пиалу и позвала Айкен в главную конюшню. Там умирал первый конь Кыю – старый и слепой, не поднимающийся на ноги с прошлой весны. Показала Амаду' раны коня, ужаснулась Айкен, но глаз не отвела. Приложила снадобье Амаду’ к глазам скакуна, а на ушко Айкен прошептала:

У Луны два ребра

У Солнца тысячи бликов

Тьма на тьму не садись,

Боль с болью не играй,

Уходи нечесть откуда пришла, забудь к нам дорогу.

Повторяла эти слова Айкен дни, ночи напролет, пока скакун не поднялся. И сказала тогда Амаду’: “Одно умирает, другое рождается”. Обрадовалась Айкен, что рысак жив, и взмолилась, уговаривая мать научить колдовству. Не хотела Амаду’ нарушать договор с Кыю, боялся он черной силы, боялся, что сгубит она маленькую Айкен. Тяжело было отказать в просьбе Амаду’, но идти против Кыю она не осмелилась. И подозвал тогда маленькую Айкен дедушка – старый знахарь, и согласился он исполнить просьбу внучки.

И к двенадцати годам, когда Кыю должен был вернуться из похода, Айкен знала всех духов, верила в Луну и Солнце, покорялась Ветру. Но держала это в тайне, боясь гнева отца.

Походы Кыю были долгими и опасными, тосковал он по семье, и пусть золотом осыпал его хан, чужда была ему зажиточная жизнь. Хотел он лишь увидеть улыбку Амаду’ и услышать смех Айкен. И по возвращении с войны сказал хану, что это была последняя война – последняя его победа, которую он принес хану. Хан выслушал Кыю. Не хотел он отпускать лучшего воина, но волю его уважал и подарил ему самый большой дом за заслуги. И когда Кыю покидал дворец, стража хана остановила его, и увидел Кыю спускающегося по изумрудным ступеням тяжелого хана. Подошел он к Кыю и попросил исполнить его просьбу: «Пусть через шесть лет и шесть месяцев мой сын – Алтын и твоя дочь Айкен женятся». Рассмеялся тогда Кыю и пожал руку хана: «Так тому и быть, через шесть лет и шесть месяцев сыграют они свадьбу!» Думал Кыю, как повезло Алтыну с невестой: с каждым годом Айкен становилась краше. Ее узкие глаза обрамляли длинные ресницы, темно-русые косы теперь отливали как вороново крыло, и оттого ярче сверкали нити серебра в волосах, которые берегли Айкен от сглаза. Белая кожа все больше смуглела из-за палящего солнца, а на хрупком лице все четче вырисовывалась отцовская родинка. Была она высокой и стройной, как осина, заглядывались на нее мальчишки, но не любила она внимания, отчего часто проводила время в одиночестве.

Зашел в дом Кыю счастливый, как никогда. Рассказал Амаду’, что не вернется больше на войну, и не утаил просьбу хана. Амаду’ расцвела и позвала Айкен, но та не откликалась ни на зов матери, ни на зов отца. Сидела Айкен у мелкого озера, вглядывалась в голубую гладь и моргнуть не могла. Видела она в отражении страшные сны: пожары, крики, слезы отца. Взволновалось озеро, почернело в миг и закрутилось воронкой. Не заметила Айкен, как ушла под воду, горевало ее сердце и всплывать она не хотела. Но чья-то сильная рука наверх ее потянула – Кыю увидел бушующее озеро и в миг все понял. Понял, что Айкен с озером играла и в ловушку сама попала. Принес бездыханную дочь он к ногам Амаду’ и приказал жизнью Айкен поклясться, что не учила она ее колдовству. Оскорбилась тогда Амаду’, озлобилась на мужа, что он веру в нее предал, и крикнула в сердцах, что жалеет, что не ослушалась мужа и не защитила Айкен от силы, дарованной ей духами. Винила она во всем Кыю, а он Амаду’. Вмешался тогда отец Амаду’, рассказал всю правду. Рассвирепел Кыю и сразил его в гневе насмерть. Не осознавал он, что творит, не думал, а поддался чувствам, как когда впервые увидел Амаду’. И казалось ему, что в западню попал, проклинал он день, когда увидел голубые глаза Амаду', и сгубили они и его, и Айкен. Не могла вынести Амаду’ боли, что причинил ей Кыю, что убил отца и любовь их осквернил. Бросилась она к тому озеру, прокричала страшные слова и пропала в воде. Не сразу Кыю пришел в себя. Но увидев, что Айкен открыла глаза, кинулся к ней и впервые проронил слезу.

Горько им потом пришлось. Узнал хан о трагедии, что случилась в семье Кыю, о колдовских чарах, и разорвал связи Алтына и Айкен. Из-за заслуг разрешил хан остаться Кыю в столице, но строго настрого запретил Айкен колдовать и заводить семью. Будет она последней, кто обладает чарами, иначе посадят ее в самый глубокий колодец и встретит она свою смерть в подземелье. Боялся Кыю за жизнь дочери, рассказал всю правду. Что суждено ей было стать женой будущего хана, но из-за ошибки отца скроют ее имя пески. Простила Айкен отца, поклялась, что колдовство забудет и примет судьбу отшельника. Но в тот же день встретила она Алтына и больше не могла забыть.

Прогуливалась она по берегу озера, искала черты матери в своем отражении, и вдруг оглушил ее звук табуна. Испугалась она, что конники ее ищут, побежала к большому валуну, а там уже прятался человек. Посмотрел мальчик жалобно в глаза Айкен, поняла она, что всадники его ищут. Плотнее прижалась она к камню, закрывая мальчика своим хрупким телом, а на вопрос всадника ответила, что одна она на берегу и никого не видела. Даже лис не пробегал. Ускакали всадники в даль и лишь когда пыль осела, вышел мальчик к Айкен и поблагодарил ее.

Представился он чужим именем. Сказал, что зовут его Булат, и поделился с Айкен горстью вишен, которые украл на базаре. Подумала Айкен, что Булат без семьи, скитается по городу в поисках пропитания и предложила приходить каждый вечер на задний двор. Она бы смогла отдавать ему остатки ужина, а потом они бы читали старый дедушкин дневник и узнавали про жизнь предков. Понравилась Алтыну Айкен, и приходил он к ней каждый вечер, расстраивая Гульназ – повариху, отказываясь от сочной баранины. Но что поделать! Для Айкен сын хана должен был оставаться нищим, а значит голодным. Так дружили Айкен и Алтын до самого дня взросления, когда Алтыну исполнилось восемнадцать лет и должен был он жениться. Но случилась война. Долгая и беспощадная, перевернувшая ход истории.

Песнь третья.

Война, что длилась пять календарных лет разрушила границы мира, сожгла старые порядки, упразднила многолетнюю власть. Напали на хана враги, желая отобрать торговые земли. Говорили они, что земля принадлежит им по праву рождения, а хан должен отдать либо землю, либо свою жизнь. Рассмеялся хан, ведь он был самым могущественным государем с многотысячной армией головорезов. Но что армия без вождя – просто стадо. Думал хан призвать главного воина – Кыю, но гордость не позволила. Он сам сел на коня, чтобы сразить врага, но потерпел поражение. Разбили его войско, взяли воинов в плен, а хана убили. Его сына – кровного наследника царства – Алтына увезли в чужую столицу и посадили в каменную тюрьму, из которой никто не выбирался. Кыю и Айкен взяли в плен. Связали им руки, закрыли глаза и увезли в сторону холодного Солнца. Привезли их в каменный замок, что находился на вершине горы и встретили как добрых гостей – угощали сладостями, развлекали песнями, дали отоспаться всласть. На следующий день привели Кыю к человеку на троне – толстому, бестолковому, но с короной тяжелой из золота. Предложил вождь Холодной Горы стать Кыю главным воином их армии – не такой большой, но сильной. Засмеялся Кыю, вопрошая, зачем он им нужен, раз они самого главного хана разбили! И сказал тогда вождь Холодной Горы, что от того они и вернулись с победой, что не против Кыю воевали. Но Кыю был непреклонен. Устал он от войны, жестокости и насилия. Не принял предложение чужого вождя. Тогда вождь приказал казнить Кыю за неповиновение на глазах его дочери Айкен. Привели Айкен в зал, синюю, дрожащую от холода. Узнала она о казни отца, бросилась ему в ноги, умоляла стать воином новой армии. Кыю не соглашался. «Не предам родную землю,» - говорил он. «А семью предал!» - кричала в слезах Айкен. - «Мать, деда убил и сиротой меня хочешь оставить!». Больно было слышать правду, но не мог Кыю вести чужую армию против своих земель. И поклялся тогда вождь Холодной Горы, что не ступит нога главного воина Кыю на песчаные земли. Согласился Кыю пойти в новый поход, лишь бы Айкен была в безопасности. Но как только Кыю с армией покинули заснеженные склоны, отправили Айкен в темницу, пленницей она была для чужаков.

Провели Айкен по коридорам узким и темным. Слышала она стоны людей, что умирали от пыток, видела, как крысы обступают человеческую плоть. Поняла она, что в западне. Что отца ее вот-вот убьют, а за ним и ее схоронят. Приказал высокий тощий человек пройти в самую большую камеру, где жестокие убийцы теснились. Увидела Айкен головорезов разных племен, боялась, что, если узнают, что она дочь Кыю – человека, отнявшего их земли, погибнет она в сырой камере. И тут же тощий человек за кованой решеткой проронил: «Айкен ее зовут, отец ее – Кыю, убивал, грабил ваши семьи». Растянулся в улыбке тощий человек и ушел, забрав с собой огонь. Забилась в угол Айкен, но никто не кинулся ее убивать – с яростью в глазах сидели головорезы, но подойти к ней не могли. Сгустила брови Айкен, не понимая, что творится, а потом заметила их перебинтованные ступни и поняла, в чем дело. Читала она в дневниках деда, как из людей беспомощных делали: вырезали ступню, будто рыбу потрошат, забивали ее соломой, и уже никак человек не мог встать на ноги. Боль была невыносимой, и человек оставался невольником до смерти. А смерть приходила быстро. Сажали бесправных на лошадей, и должны были они идти в сражение как пушечное мясо.

Подошла Айкен к убийце, что ближе всех к крошечной форточке сидел. Осмотрела его раны и поклялась вылечить его, но с условием: взамен он должен будет исполнить одно ее желание. Согласился измученный человек, молвил: «Хочешь, убивать буду только за тебя, только верни мне мои ноги». Рассмеялись головорезы над его словами, не поверили Айкен. А девушка повернулась к форточке, подняла хлебные крошки с пола и прошептала:

У Луны два ребра,

У Солнца тысячи бликов

Спрячется последний луч в лесу, затеряется в тумане,

И в первую росу, быстрее ветра, принесет мне в клюве весть благую.

Эти слова нашептывала Айкен до рассвета, и с первым лучом принесла ей синица в клюве ветку синей травы. А за ней другая птица оставила цветок красный, и третья птица, с хохолком, разомкнула когти, и упала в ладонь Айкен ветка липы. Колдовала Айкен все утро: развела огонь из липы, выжала капли из синей травы, растолокла красный цветок и положила на раны спящего. Уснула Айкен только, когда Солнце поднялось высоко в небо. И во сне она видела, как мать ее Амаду’ отца прощает. Испугалась Айкен, что Кыю уже мертв, проснулась в слезах, когда головорезы с открытыми ртами на танцующего калеку жадно смотрели. Зажили раны убийцы, не мог он нарадоваться, а когда пробудившуюся ото сна, Айкен увидел, благодарил ее поклонами низкими, песнями добрыми. И молили узники простить их за слова грязные и вернуть им ноги. Улыбнулась Айкен, поблагодарила предков за редкий дар и следующие ночи колдовала над заключенными, пока всех не вылечила. Но как поставила она последнего убийцу с гнилыми зубами на ноги, так ополчились против нее разбойники, обещали зарубить ее, а тело голодным псам скормить. Но Айкен лишь улыбнулась и прошипела: «Раз смелые такие, то подойдите ко мне». И не смогли они сделать и шагу, стояли как вкопанные, а Айкен громко рассмеялась: «Заколдованы ваши ноги, в моей они власти. Но не тиран я, и не убийца, отпущу вас, как только обещание свое исполните». Ужаснулись силе колдовства узники: делать нечего, девчонка их обхитрила. Тот, что с гнилыми зубами – Ялган, поклонился смелости девушки и сказал, что исполнит ее желание, а другие поддакивали.

Этой же ночью Айкен приготовила зелье. Дышать им было нельзя, сковывало оно все, до чего касалось. В темный час шел караульный по темнице, и как только тень от его свечи замерцала, опрокинула зелье на него Айкен, и застыл он, как статуя. Забрала у него ключи от темницы, вывела узников в коридор, а на ушко застывшему прошептала: «Бойся не того, кто сильнее, а того, кто вечен». И распахнула она ставни сырого окна, ворвался Ветер в темницу, разбудил других узников, но никто не мог двинуться с места - подхватил Ветер зелье Айкен и разнес по темнице, а потом и по замку. Вождь Холодной Горы спал в ту ночь крепко, и видя сны, вдохнул он зелья и больше не просыпался.

Пока месяц светил над Холодной Горой, Айкен прошла в конюшню, чтобы отпустить лошадей. Вышла она к лесу, где её головорезы ждали, и обратилась к ним: «Каждый из вас должен исполнить одно мое желание, лишь после этого колдовство не будет иметь силы над вами. А мое желание – найти отца моего. Разбирайте коней! С этой минуты вы – мои воины». Показала Айкен армии карту из сундука вождя, на ней красными пятнами был отмечен поход Кыю. Сейчас его войско должно было драться в землях, поросших бурьянами. Туда-то они и отправились.

Песнь четвертая.

Мчалась Айкен к отцу с тревогой в сердце. Боялась не успеть услышать его голоса, не увидеть его родинок, не спрятаться в молчаливом объятии. Воины, утомленные дорогой, молили о привале, но Айкен только злилась. Лишь когда конь ее повалился на бок, остыла девушка и разрешила разбить лагерь. Но не спала она ночью, взывала к звездам, просила их заботиться об отце. Услышал голос Айкен неспящий воин по имени Юмарт, и сказал: «Колдовство не всегда придет на выручку. Те люди, – показал Юмарт на сопевших, - убийцы по природе. Я научу тебя защищаться как настоящий воин в благодарность за подаренные ноги». И пустил Юмарт острую стрелу высоко-высоко к звездам.

Только на седьмую ночь добрались они до земель чужих. Но город, что стоял на той земле, был нетронут, следов войны не было, и потому встретил мирный народ армию Айкен с опаской. Представилась Айкен старцу в черном одеянии с белой бородой. Не ответил тот ни приветом, ни взглядом не одарил. Удалился он, как только окружила их пыль, поднявшаяся из-под копыт. Расступились всадники на белых конях – пропустили голубоглазого вождя к Айкен. Поклонилась она ему и представилась, как дочь главного воина Кыю. Рассмеялся вождь и ответил, что не может такая глупая девица быть дочкой бесстрашного воина. Ведь сейчас время большой войны, и лучше думать, о чем говоришь или вовсе помалкивать. Схватили белые воины Айкен, повязали ее руки, а к армии копья наставили. Отправили их в темницу: за жизнь своей дочери Кыю не тронет их города, не прольется кровь на их земле.

Горевала Айкен в темнице, сокрушалась, что не обдумала своих действий. Поняла она, что Юмарт был прав – колдовство не всегда помощник, хоть и верный друг. Что теперь делать Айкен? Как выбираться? Одно радует – боятся отца, значит он жив. На следующее утро привели Айкен с ее армией к голубоглазому вождю. Говорил он громко и кратко. Сказал своей страже, чтобы Айкен в темнице заперли до прихода ее отца, а головы армии на копья насадили. Услышал это Ялган и завопил: «Что думаешь, такой воин как Кыю, не отберет у тебя Айкен? Он за дочь пойдет войной на самого сильного хана! А ты-то, кто?» Много, что еще говорил Ялган, чтобы услышал его голубоглазый вождь, и он этого добился. С мечом острым подошел голубоглазый вождь к Ялгану и приложил металл к горлу. Тогда прошептал Ялган такое, что навсегда перевернуло жизнь Айкен. Молвил он: «Не нужна тебе Айкен как пленница, бери ее в жены. Обручись с ней, и станешь сыном для Кыю, а сына он не тронет!». Задумался голубоглазый вождь, убрал острие с человеческой плоти, а Ялган и его приспешники улыбались во весь рот. Подошел голубоглазый вождь к Айкен, посмотрел в ее глаза и приказал ей быть его женой. В тот же миг девушка, что поодаль от них стояла, разрыдалась, а после и вовсе слегла. А Ялган все не утихал. Просил взять его в армию служить верой и правдой. И пять его друзей взмолили о том же. Говорили они хором, что знают, где Кыю воюет, и должны они бежать к нему навстречу, чтобы предупредить его лучников, что не убивать они едут, а на свадьбу. Согласился голубоглазый вождь, приказал им развязать руки, а Айкен проводить в дом, где она будет хозяйкой. Но спросила сначала Айкен, что будет с пленниками. Показал голубоглазый вождь на копье и рассмеялся. «Пощади их, - просила Айкен, - пусть мне служат, раз тебе не нужны». Не хотел чужаков оставлять голубоглазый вождь, но раз сам чужую в жены берет, так пусть чужие служат. Породниться с Кыю – значит связать свою жизнь с войной, а на войне всякий пригодится.

Через семь календарных дней должна была состояться свадьба Айкен и голубоглазого вождя, которого звали – Доргот. За это время Айкен многое узнала о том, с кем судьбу делить будет, и о той, кому предназначено было его сердце. Гайя три дня и три ночи стенала, корила судьбу, проклинала Айкен. И Айкен бы рада была ее утешить да не знала рецепта такого. Стояла она за дверью покоев Гайи и смотрела, как уходили прочь Ялган, Саранлык, Кенчелек, Эрелек, Ачу и Нетижесез. Знала она, что как только увидят ее отца, колдовство перестанет властвовать над ними и будут они вольными головорезами, как и прежде. С каждым днем она сильнее убеждалась, что колдовством можно вылечить все, кроме раненной души; колдовство непобедимо, но и оно может загнать в угол. С тяжелой головой засыпала Айкен в ночь перед замужеством, слышала за стеной плач Гайи.

В день свадьбы город был украшен белыми цветами, повсюду раздавался смех, и впервые Айкен услышала звон колоколов. Нарядившись в белое платье, вышла она во двор и, замолчали слуги – невеста была хоть и чужая, но очень красивая. Расплели ей косы, повязали ленты и пошли к колоколам. Видела она Доргота, выряженного в белые одежды, и замедлила ход. Тяжело ей было принять судьбу, даже если отец будет рядом, он не вечен! Что с ней будет, если он погибнет в первой же битве, а если Ялган его уже убил! Плохо стало Айкен, схватилась она за сердце и не заметила, как повело ее в сторону. Испугался Доргот, тут же побежал к Айкен, а Гайя к Дорготу. И тут же золотая стрела пронзила его сердце, а вторая догнала и задела Гайю. Так упали они вместе, и веки их навсегда закрылись.

Поднялся шум и люди побежали прочь – на них скакал яростный Кыю, одинокий воин, про которого когда-то пели песни. Казалось Айкен, сон она видит: будто отец ее стрелу за стрелой пускает, и жертвы его замертво падают. Никогда Айкен такого отца не видела: не в гневе он был, а страхом сломленный. Врезался в толпу на черном коне пока толпа не поредела, а потом вихрем подлетел к Айкен, посадил к себе на лошадь, и умчались они прочь. Плохо ей было, голова кружилась, ноги не держали. Лишь к ночи, когда отец тосковал у костра, окликнула его Айкен. Просила она найти синие травы и белые цветы, растолочь их и сварить на огне. И пока месяц молодой светит, дать ей два глотка, а иначе заберет ее Амаду', ее дыхание совсем близко. Испугался Кыю, побежал к лесу. Долго травы искал, в темноте плутая. Наконец, сделал все, но месяц вот-вот должен был скрыться. Гадкое зелье было на вкус, и все же Айкен сделала два глотка и мирно уснула. А Кыю не спал. Хотел бы обратиться к Богам, да не знал как. Просил Амаду’ дать сил Айкен, а его забрать, плакал под блеклыми звездами, утешался, что зелье поможет. И с первой росой Айкен глаза открыла.

Шли они долго по лесным чащам и горным склонам, отец и дочь, Айкен и Кыю. Рассказал Кыю, что другая война пришла, дикая и жестокая, каких земля не видела. Теперь брат брата предает, друг друга убивает. И прослышал мир про колдовство Айкен, мол девица какая-то усыпила вождя Холодной Горы, и напоследок сказала, что бояться надо не того, кто сильнее, а того, кто вечен. Улыбнулась Айкен и Кыю рассмеялся. А потом робко спросила его, не видел ли он Булата. Задумался Кыю, кто же такой Булат, а потом понял, что она про сына хана спрашивает. Рассказал он ей всю правду, что зовут его Алтын, и должны были они соединить судьбу, он был ей предназначен. Но пропал он без вести. Никто его не видел, никто не слышал. Защемило сердце Айкен, вновь повело ее в сторону. Поспешил к ней Кыю, но лишь взял он ее на руки, как острый нож вонзился в его сердце. Вскрикнула Айкен от ужаса, видя, как закрываются глаза отца. Заметила она Ялгана с головорезами неподалеку и зашептала:

Сгинь то, что чернее ночи,

Громче ветра,

Тише змеи,

Глубже норы.

Рассвирепели лошади, встали на дыбы. С трудом держались головорезы за поводья, ноги выскочили из стремян. Сняла Айкен лук с груди отца, натянула тетиву и пускала стрелы в убийц пока в колчане не стало пусто. Пали Ялган, Саранлык, Кенчелек, Эрелек, Ачу, Нетижесез.

Обратилась Айкен к отцу, взяла его голову, прижала к сердцу и зарыдала. Кричала она, сокрушаясь, что все ее вина. Просила прощения у отца, у матери, у всего рода. Клялась, что не будет больше с колдовством играть, а пользоваться им будет лишь во благо. Вдруг услышала она шаги, обернулась и увидела родные глаза Юмарта. Прятал он лук и стрелы за спиной, как и другие пленники с Холодной Горы, что стояли позади него. Улыбнулась им Айкен и тихо «спасибо» прошептала. «Мы будем служить тебе вечно, Айкен», - сказал Юмарт. –Позволишь ли ты нам пойти вместе с тобой?». Закивала Айкен и вновь зарыдала, обнимая тело отца.

Попрощалась Айкен с Кыю у зеленой сосны, одиноко стоящей на пустыре. Нацарапала она на камне слова благодарности и посадила над могилой цветы. Лишь с рассветом Айкен и ее армия тронулись в путь. «Куда мы едем, Айкен?» - спросил Яхшы, парень с широкой улыбкой. «Вокруг война, враги на каждом шагу», – добавил Эхлак. «Где-то далеко сейчас мой друг, тот, кому предназначено мое сердце. Я должна увидеть его, даже если это случится только перед смертью». И с этими словами Айкен отправилась в путь, длинною в целую жизнь.