№12.2017. Светлаков Александр. Литературный перекресток. Белый жеребчик

Я расскажу историю, которая произошла с Матвеем Китаевым. По окончании весенне-летних полевых работ ему запретили косить сено на колхозной земле, потому что он отказался идти в колхоз. А раз ты не хочешь идти в колхоз, сено косить на колхозной земле не будешь. А у него ведь хозяйство: корова, овцы, свиньи. И жеребчик белоснежной масти. Ни одной волосинки у него не было чёрной или просто тёмной. Абсолютно белоснежный. Матвей так его любил и холил… И вдруг не дают сено. А как жить следующую зиму без сена с таким хозяйством? Матвей собрал всю свою родню. Кто мог, кто не мог, поехали все в лес грести опавшую осенью листву. Нагребли полный сарай. И всю зиму он кормил скотину и этого жеребчика листвой. Ну, конечно, он её как-то запаривал. Это стоило большого труда. Надо было немножко посыпки подсыпать, чтобы кушали все с удовольствием. Прокормил скот, вся семья зиму прожила. А ранее приватизированный скот, который при раскулачивании свели в общественные конюшни, кормился на соломе. И оказалось, что в апреле месяце, когда уже нужно было выезжать на пахоту, на боронование, лошади-то колхозные не готовы. Они превратились в кляч и не вынесли бы физических нагрузок, которые нужны при весенних полевых работах на посевной. Это поняли все, ведь люди были не дураки. Тогда говорят:

– Давайте пройдём по всем домам тех, кто имеет лошадей, вот их сейчас заберём и сделаем посев. А на колхозных лошадей рассчитывать нечего.

Пришли к Матвею:

– Ты в колхозе?

– Нет, не в колхозе.

– Мы тебе говорили? Говорили. То, что косить не дали, тебя ни к чему не приучило. Сегодня колхозу нужно тягло. Колхозные лошади не выдержат посевную работу, поэтому всё тягло особым постановлением забирается у кулаков и подкулачников.

Вся семья голосом ревела. Жеребчика, которого кормили всю зиму листвой с руки по существу, забрали.

Пережил Матвей это горе. Месяца через два или три, когда наступило лето, как-то Матвей шёл по полянке, где пасся табунок лошадей. И вдруг белая лошадь, уже не чисто белая, а с сивой проседью, подпрыгивает к Матвею. Подпрыгивает, потому что она спутанная. Путы на лодыжках, не там, где крестьяне путали лошадей. А путы, правильно положенные, абсолютно не мешают лошади. Уже сползли эти путы, щиколотки натирают. Но с горем пополам допрыгала до Матвея, и он узнал в этой лошади своего жеребчика. Конь положил свою голову Матвею на плечо. Матвей погладил его по морде, и его ладошка стала мокрая. Немного приподнял жеребчику голову, а у него из глаз слёзы капают, по фасолине из каждого глаза. И немой укор в глазах: «Зачем ты отдал меня в этот вертеп?». У коня вся спина иссечена кнутами ремёнными, все ноги истёрты путами. Он нечищеный. Сколько мог этот жеребчик за собой ухаживал. На спине незажившие раны от плётки и кнута. И вот, глядя на слёзы жеребчика, который плакал по своему хозяину, мужик, закалённый в унижениях, тоже стоял и плакал.