Все новости
Поэзия
3 Января 2023, 11:22

Наталия Санникова. Любовь на бытовой почве

Охота на… (Инструкция)

(Мураками ни при чём)

 

Шаг первый – отбить от стада, –

овца растеряна, когда одна, –

она уже не фокусирует взгляда

и вполне дезориентирована.

Шаг второй – завалить на спину, –

в этой позе овцы почти слепы

и податливы, как глина,

можно даже что-то слепить

типа нелепой свиньи-копилки,

но мы отвлеклись. Шаг третий – связать.

В качестве пут хороши чулки

капроновые – не режут кожу.

Но если чулки негде взять,

простая верёвка сойдёт тоже.

Шаг четвертый: чтоб знала бога в лицо,

слегка надавить на шею коленом,

и, когда зрачки расширятся,

обычным железом, не калёным,

можно стричь.

Один мешок – на фуфайки.

«Пойми, овца, ничего личного, –

у меня дети маленькие,

да хозяйке – мешок в придачу

к ее корыту,

чтоб не шерстила за бедность быта».

Но овечьим ли мозгом такие осилить детали?

Вот хозяин стрижёт и плачет.

Охотник, как бог, сентиментален.

 

 

*  *  *

 

Однажды, чуть свет, – в узелочек манатки,

и – пару в дорогу нестоптанных туфель.

Неплохо б еще котелок и палатку,

но я как турист. только I am from Ufa,

могу объяснить где-нибудь в зарубежье –

туда мне не надо. Побег неизбежен –

осталось из трех выбрать сторону бегства.

Как жаль, что нельзя раньше времени в детство

вернуться, поэтому выберу осень,

жд, электричку и станцию «Тула».

А ты будешь думать, что ветром надуло

стареющей девочке блажь. И не очень

расстроишься даже. Я буду стараться

не ждать твоих писем. За призраком старца,

сбежавшего, ясное дело, из рая,

и я побегу, на бегу умирая

от страха, что слишком надежные путы,

что одиночество худший мой спутник,

что никогда не настичь даже тени,

что Бог одинок, как непонятый гений,

и Он не избегнул любви без ответа.

Но, даже удрав от себя на край света,

мне не достучаться с египетской кручи –

там тучки небесные в случае лучшем

и пустота. Он сбежал из чертогов –

космический холод опасен для Бога –

Он ищет тепло в человеческих душах,

но там, как в аду, беспросветно и душно.

Куда же? Лишь вглубь безрассудного сердца,

где край Его света – твердь веры за дверцей

митрального клапана. Здесь средоточие.

Бежать больше некуда...

 

 

*  *  *

 

Где-то под Нижним рельсы поют не хуже григорианцев.

«Может быть, все-таки – радио?» – трезвомыслен попутчик.

У соседки сверху идея: «Духи безлюдных станций

плачут!» Верю. Хотя радио было б намного лучше.

Духи играют на рельсах смычком тревоги.

Притихшие пассажиры набрали в рот горький чай.

Впереди еще – больше чем половина дороги –

компания не собиралась скучать. В ночи

звучали заздравные речи, за стенкой – тосты,

не молился никто – поезд не самолет, думали. И

теперь молчим. А проводник щурит глаз, мол, чего вы? Просто –

сужение колеи.

 

 

Видение

 

Утром было дурацкое настроение –

сахар не сахар и соль не соль –

маета фигней в стадии обострения,

тут еще он говорит, поиграем: я – Грэй, ты – Ассоль,

жди меня на берегу кафешки какой-нибудь, типа «Бриз»,

я на всех парусах примчусь на алой Тойоте.

ладно тебе, говорю, седина в бороду – мозг на вынос – уймись,

как привык, гори алым пламенем на своей работе.

И вот – никакой Тойоты – провонявший бензином ПАЗ,

автомобильное море прихлынуло к остановке «Центральный рынок»,

у бордюра на лавке – старуха, – видно, что прижилась

средь плывущих мимо скользких по-рыбьи рыл. Но не рылась

в урнах, просто сидела, глаза закрыв:

клок алого бархата в космах, на плечах – черный драп в дырочку.

Поседевшая девочка, свесив ноги в обрыв

(океан за которым – космос),

стоптанными мужскими ботами болтала и улыбалась, как дурочка.

На секунду взглянула – тишина после шторма на дне зрачков. Но

тут водила гаркнул кому-то: придурок, мол, двигай скорее, –

пазик отчалил…

Где-то волны пьяны вишневым райским вином.

А здесь, да, не сахар – звездная соль в чай и

сухопутное солнце асфальтную рябь греет.

 

 

Из цикла «Любовь на бытовой почве»

 

Близнецы

 

Мы с тобой – близнецы сиамские –

общим домом срослись и памятью,

тишиной поросли неласковой,

что от давности – тиной да патиной.

Твою тишину тронь и – рябь по воде – косо,

мою – упрется ладонь в медный лоб пустоты и – космос.

 

Кожа обидой, как пирсингом,

у нежного горла исколота –

мы – близнецы вампирские,

умирающие с голоду.

На углях томленая плоть едва утолит твой голод,

а мой – растопит волной нахлынувший твой голос.

 

Серебряным словом целишься,

поцелуем секунды меря...

Ну скажи, что мы – одно целое.

Я поверю.

 

 

Одиночество. Сто лет спустя

 

Значит, могу и так:

молча – спина к спине,

пальцами жать виски –

в каждом – по Хиросиме.

Бунина в ночь читать,

лежа лицом к стене,

не замечать тоски,

как тапочки, несносимой.

 

Жаль – не могу пить –

бесцветить белым кармин,

пусть огненной, но водой

(она не горит, а тлеет),

и денег не накопить

на плохонький, но камин,

а в немощности хрущоб –

артрозные батареи.

 

А ты говоришь: итак,

для женщины прошлого нет,

конечно, поэт был прав,

и к черту тогда Итаку,

если ни друг, ни враг –

есть френды и Интернет,

знаешь, смени пароль

и заведи @.

 

 

Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря

И. Бродский

 

В мартобре вдруг вернулась зима с разобиженной миной.

Закатила скандал-снегопад – колотила машины.

В подоле принесла ор и стон – тьму грачей,

Выясняла, кто с кем, почему и чей.

 

Мне казалось, что ты – со мной (почему – не знаю),

Рецидив ледниковый пройдет – поплывем, оттаем.

«Maid in China» – ковчег, увы, да и грач не бел.

Оказался расчет груб – мы с зимой не у дел.

 

Ждешь весну, как любовь, что нова и красива.

Прежних чувств теплота в холода износилась –

В second hand отдать не желаешь и бросить жаль.

Нам с зимою, пожалуй, пора. Не провожай.

 

 

*  *  *

 

Как разноцветные воздушные шары,

слова пусты. Дарю тебе на праздник.

Не шарь за пазухой, чтоб поблагодарить, –

и твой запас растрачен. Разве

не так? Прости, если не так. Мне жаль,

что мимоходом обижаю.

Твои слова – один воздушный шар,

наполненный дыханием небесным,

вдруг нас двоих сумеет удержать

над бездной?

 

 

Рецепт

 

Свежевыпеченный лунный блин,

ложка звездной икры, шоколадное масло ночи,

горка маслин, фаршированных спелой горечью

консервированной разлуки, –

есть вдвоем, держась за руки,

позже запить полусладким игристым блюзом

Млечного Пути, пролившегося дождем,

и бежать босиком по молочным лужам

туда, где уже никто никого не ждет.

 

 

Потустороннее

 

По ту сторону тела,

слева, дрожит осторожная мышца,

по ту сторону боли

в ней аритмично мерцает

свет.

Это я так хотела

нерационально влюбиться

в ускользающий облик,

но непроницаем

рассвет

по ту сторону ночи,

где твой неразборчив почерк.

 

По ту сторону тайны –

явность твоя вне закона,

вероятно, это – игра

или невнятный

бред.

Это я так мечтала

по ту сторону виртуальной иконы

выдумать рай,

но тебя там

нет.

 

По ту сторону ада –

не лучше, чем быть по эту, –

гололед, снегопады и еле наметан

на небесные версты

след.

По ту сторону –

да, лучше бы быть поэтом.

Но погода нелетная

на ближайшие сто

лет.

Из архива: февраль 2012г.

Читайте нас: