Варвара Сергеевна Малыгина родилась в Уфе 3 октября 1984 года. Окончила Уфимский филиал Всероссийского заочного финансово-экономического института (ВЗФЭИ) в 2009 году. Печаталась в литературных журналах, постоянный участник поэтических концертов, слэмов, фестивалей.
В юности часто хочется умереть,
Чтобы не жить, поскольку не знаешь, как.
В это не веришь, думая: поскорей б!..
Смерть невозможна, призрачна, далека.
Но, достигая нового рубежа,
Вдруг понимаешь: молодость не вернуть!
Лет, зря потраченных, невыносимо жаль,
И остается только идти ко дну.
Перешагнешь – не страшно смотреть вперед.
Ты молода, а жизнь – всё как прежде в ней.
Только теперь точно знаешь, что ты умрешь.
В это не верить шансов уж больше нет.
Может, еще не скоро, хотя, как знать,
Это случится точно, когда и где.
Просто теперь точно знаешь, что ты одна.
Здесь нет богов и, в сущности, нет людей.
И бесполезно что-то искать вовне.
Смысл что-то делать, думать, мечтать, писать?..
Нет ничего. И смысла тут тоже нет.
Всё это лишь игра «а придумай сам».
Жить с этим знанием, скажем так, нелегко.
До десяти считать и открыть глаза…
И для себя придумала смысл такой:
Чтобы идти вперед, я вернусь назад.
Что же, пускай, по сути, всё пустота.
Но для чего-то ж надо вставать с утра!..
Мне очень важно вновь оказаться там,
Море где, небо облачно и ветра!
Там, где живет мое темное божество.
(Просто, когда согнет от житейских бурь,
и не спасет, казалось бы, ничего,
бог всё же нужен, хоть бы какой-нибудь.)
А для чего, не важно… Развеять грусть!
Юности глупой сбывшаяся мечта.
Пусть я тогда не верила, что вернусь,
Мне очень надо вновь оказаться там!
Билет взять на поезд и в ночь уехать.
Поспать бы, но вряд ли уснуть возможно,
Особенно если на боковой верхней,
Похожей на гроб иль прокрустово ложе.
Позже выйти на станции ночью.
Всё равно не смогу уснуть –
Вот коллаж моего одиночества –
Стоянка пятнадцать минут.
Или в поезд сесть на рассвете,
Ждать момента, когда же приедем,
И спасаться, уткнувшись в книжку.
И не там, и не тут – где-то между.
Да, днем в поезде трудно, хотя
Буйством красок, почти облетевшим,
За окном пробегает октябрь.
Или снегом уже припорошен,
Если месяц почти что прошел.
Утро день обещает хороший.
И вообще, будет всё хорошо!
А прибудем на место – в который раз
Встретят комнаты съемной квартиры
Новые люди, куда ж без них!
Как бы там ни было, в эти дни
Вроде того: «Посмотрите, как
Люди напишут: «Ах, мне бы так!»
В эту играем мы все игру,
Взгляд устремив к дисплею.
Но люди добрые – люди врут.
Что ж, пусть жалеют, ведь можно им
Я ж одиночество в этот миг
Может, однажды пройдет само,
Да и автобус уж мчит домой.
(Главное, место успеть занять.
Там одиночество ждет меня.
Я пишу стихи об одиночестве.
Раньше – стихи об отсутствии секса.
Еще раньше – о том, что никем не понята.
Считала себя не очень-то разговорчивой,
Тонкой натурой, талантливой поэтессой…
Случайная книжка в формате покета
Нечто подобное вам расскажет.
Кто-то решит, что это одно и то же.
Но тогда я о том ничего не знала.
Хоть и с детства пугали: однажды
Всё станет предельно сложно.
И пусть было всё, мне этого было мало.
А так это просто та самая «взрослая жизнь».
Трагично даже не то, что у меня никого,
А то, что у всех есть кто-то.
Все люди зачем-то кому-то нужны.
И худо ли, бедно, но каждый хоть с кем-то живет.
Одиночество – это общение лишь онлайн,
Одиночество – слушать музыку по ночам,
Чтобы справляться с давящей тишиной.
Одиночество – это на «как дела?»
Не охота и нечего отвечать,
Да и всем вопрошающим всё равно.
Одиночество не когда тебе не с кем спать,
Не когда не поймут, «что у тебя внутри»,
Одиночество – это, должно быть, моя судьба.
Это как во входящих один лишь спам.
Одиночество – это когда не с кем поговорить,
И когда не с кем в пятницу сходить в бар.
В январе, как прошла середина зимы,
Мне случилось быть в баре для глухонемых.
Всё в общем-то было нормально, но
В целом, всё было понятно.
Может, читают они по губам.
Не знаю, зачем именно в этот бар,
Хоть с неодушевленным предметом,
Уж молчу про животных и птиц.
Не знаю другого способа донести.
Мои же. Но вот в чем дело,
Что и без проблем со слухом
Люди друг друга не слушают.
Или, что часто к лучшему,
А тогда, домой возвращаясь,
Что я могу слышать музыку, например,
И сказать, нравится ли она мне.
Высказать что-то вслух – определенный риск.
Стоит ли говорить, если есть, что сказать?
Если есть, что сказать, стоит ли говорить?
Надо ли промолчать, или никак нельзя?
Мне же недостает знания языков.
Лишь на одном из них знаю, как говорить.
Хоть и на нем порой может быть нелегко,
Легче, чем на других, – ритмов язык и рифм.
Только, боюсь, и здесь нечем мне удивить.
Нет, не постичь глубин и не достичь высот.
Всё до меня давно сказано о любви,
Также про жизнь, про смерть, да вообще про всё.
Вроде, зачем идти к этому миражу?
Если нет больше слов, стоит ли повторять?
Пусть ничего я и нового не скажу.
Но не сказал никто этого так, как я.
Мы утром шли ко мне домой,
Пришли к киоску с шаурмой,
Но ошибалась – шах и мат!
Пришли мы все-таки ко мне.
Твердят, что истина в вине.
И, в общем, тут без перемен.
Киоск на остановке – жуть!
Всё это он – источник бед!
Ведь любишь только шаурму!
Где ты, где я, где были мы…