Нина Турицына родилась в Уфе. Музыкант (фортепиано) и филолог. Автор трёх книг прозы: «Белое на белом» («Китап», 2007), «Средство от измены» («Китап», 2010) «Русская парижанка» («Китап», 2016). Публикации в литературных журналах «Юность», «Аврора», «Невский альманах» (СПб), «Урал» (Екатеринбург), «Идель» (Казань), «Подъем» (Воронеж), «Башня» (Оренбург), «Бельские просторы» (Уфа), в журналах Канады и Германии. Шорт-лист Международного конкурса переводов «Ак торна» (2012), Лонг-лист Бунинской премии (2013). Награждена медалью «60 лет освобождения Крыма от фашистских захватчиков».
Может, где-то пробивается росток,
Может, где-то разрывается душа.
Ты где-то живешь далеко и не знаешь,
Что я твою песню, как вечер, пою.
В ней несколько слов о весне и о мае,
Но больше про горечь и про маяту.
Худая травинка прижалась у камня.
Он вроде защитник, да жить не дает.
Столкнул его кто-то, скатился ли сам он.
Что это меняет? Он давит ее.
И каждой весной, пробуждаясь под снегом,
На что ты надеешься, бедный росток?
Ты снова увидишь лишь краешек неба,
Услышишь журчащий за камнем поток.
И доныне горчит в наших женщинах
Что-то бабье, сиротское, вдовье,
И никак не затянется трещина,
Потому что – война за войною.
Мировые идут и гражданские,
Необъявленные, с секретом,
А у баб – ходы партизанские:
Выживать и молчать при этом.
Дни за днями проходят без радости,
А ночами – бессонницы муки.
И сыночков растят не для старости,
А успеть чтоб понянчить внуков.
И, шатаясь, бредут по перрону
Три фигурки, простив все грехи,
За шлагбаумы и из вагонов...
Всем, толпящимся в битве,
Походкой, жестами, письмом.
Кому-то причиняем боль мы,
И я гляжу, смущаясь, мимо,
Тщась быть веселой и румяной,
Под блузкой слева ноет рана.
Но бьется светом сквозь метели
С фонарями, стоящими в линию,
И не может никто превозмочь.
Твоя улица очень далекая.
Затерялась во тьме времен.
Чья фигурка там одинокая,
Как мираж, как забытый сон?
Чьи там слезы детские, горькие?
Чья там юности светлая грусть?
Чьи там вирши и поговорки –
Всё, что знали мы наизусть?
В тех далеких – себя не узнали.
Да и как нам себя узнать?
Поглотили тех, юных, нас.
Всё мечталось в мельканье буден:
«Летом встретимся. Не беда».
Если б знать: ничего не будет.
Ничего. Ни с кем. Никогда.
К провалу первой постановки оперы «Кармен»
Все пленены распутницей Кармен.
Как цепки ее тонкие запястья.
Она споет вам страстно в Лилас Пастья,
Закружит в вихре роковых измен.
А что в итоге? Посох и тюрьма.
О, берегитесь, простаки-мужчины,
Вас оплетают речи-паутины,
Хотите не хотите им внимать.
И знай – теперь забыта будешь ты,
Несчастная невеста Микаэла,
Какое до тебя кому-то дело,
Когда Кармен все заняты мечты.
Все думают: Ах, вот она, любовь!
Все ищут пусть не тайны – так загадки.
И упиваются пороком сладким
Один, второй, и третий, и любой.
Нельзя на сцене выставлять содом.
Порок наказан. Добродетель – тоже.
Но так мораль существовать не может!
И оперу оценят. Но потом.
Он был как брат. И в разговоре
Своим неспешным говорком.
Он был поверенным в секретах,
Он молча выслушал «про это»
Но годы шли, и встречи реже,
Потом совсем сошли на нет…
Куда девалось красноречье
При встрече через тыщу лет!
– Семья? Работа? Дети? Дом?
Слова вам ничего не скажут,
А души скрылись подо льдом.
И только из нездешних далей
К вам долетит прощальный крик
Гортанный, странный и усталый –
И сразу вспомнится то лето,
Пред сентябрем прощальным дни,
В хладеющих высотах где-то
За пустотой дежурных фраз
Себя не выдать блеском глаз,
Ни вдруг прорвавшимся рыданьем,
Как молчаливы вы в старанье
Слов самых главных – не сказать.
И вот теперь, маша крылами,
И вы за ними – журавлями,
Глаза – в глаза, но странным взглядом
Надежный берег, что был рядом,
Теперь – не видно берегов.
Все умерли, а дерево осталось.
Стоит теперь в заброшенном саду
И одинокую встречает старость,
Когда-то прилетали трясогузки
И вили у корней свое гнездо.
А он тогда еще был стройный, узкий,
Тянулся вверх, веселый, молодой.
И выходила юная девчонка.
Ах, как ее он ранним утром ждал!
И трогала его рукою тонкой,
И он от этой ласки трепетал.
Она, шутя с ним, мерилася ростом,
И воду приносила для него…
Кто над ее теперь стоит погостом,
Кто тянет ствол бездумно и легко?
Он стар, но у него б достало силы –
Вот только бог зачем-то не дал ног –
Прийти и встать над милою могилой
И охранять ее, как древний бог.