Как радостно произносить сочетание этих двух слов — Сергей Есенин... У каждого, кто так или иначе связан с творчеством поэта, свой Есенин. Каждый шел к нему своим путем.
Тридцать с лишним лет назад, в поисках хорошей книги рылся я в стеллажах городской библиотеки города Салавата. И совершенно случайно наткнулся на то самое, о значении которого в своей будущей жизни даже не подозревал. На обложке этой книги были изображены листья моей любимой березы и напечатаны имя и фамилия доселе неизвестного мне автора — Сергей Есенин. Это был сборник, выпущенный в 1968 году Башкирским книжным издательством. Тогда я еще не обращал внимания на то, кем, где и когда издана книга. Я открыл ее и прочел удивительные строки:
Выткался на озере алый свет зари,
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется — на душе светло.
Взял книгу домой. С портрета на меня смотрел симпатичный юноша с открытым, дружелюбным взглядом. Он будто бы говорил: «Здравствуй, незнакомец. Я знаю, мои стихи тебе понравятся».
Время шло. Случайно приобрел первый тоненький сборник его стихов. Затем был филологический факультет Башкирского государственного педагогического института, где написал курсовую работу о своем любимом поэте. Для этого основательно поработал в Республиканской библиотеке, прочитал почти все о Сергее Александровиче, узнал много нового. Затем захотелось съездить на его родину, но у студента для этого не было денег. И только когда сам стал зарабатывать, мечта осуществилась.
И вот наконец-то поезд мчит меня в Рязань.
С интересом рассматриваю древний кремль, видевший еще монголо-татарское войско. В нескольких шагах от него, в сквере на высоком берегу реки Трубеж, меня встречает с распростертыми объятиями... сам Есенин. Впрочем, не только меня, но всех. Увы, не живой, а из мрамора, установленный в 1975 году к 80-летию поэта (работа скульптора академика А. П. Кибальникова). Памятник находится на очень низком постаменте, и Есенин как бы вырастает из рязанской земли и читает свои стихи. Мне подумалось, что эти:
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».
И смотрит он не в сторону Рязани, а в заокские дали, в сторону родного села.
Многочисленные исследователи творчества С. Есенина четко выделяют любимые его места: Москва, Ленинград, Баку и другие, но среди них почему-то не числится Рязань. Так получилось, что бывать ему здесь приходилось мало: сначала учился у себя в Константинове, затем в Спас-Клепиках. Нередко, возвращаясь из Москвы в родное село, город он просто проезжал, выходя на станции Дивово. Конечно, бывал здесь, местные краеведы могут перечислить конкретные дома, куда он заходил, но всего лишь.
Переночевав в Рязани, ранним утром в переполненном «Икарусе», на боках которого огромными синими буквами выведено «Сергей Есенин», отправляюсь в Константиново, куда около часа езды. Забегая вперед, скажу, что на родине поэта я был пятнадцать раз.
* * *
Я приехал в Константиново солнечным сентябрьским утром. Несмотря на раннюю пору, на стоянке уже теснилось несколько экскурсионных автобусов с московскими и рязанскими номерами. Это объяснимо: недавно проведенный опрос показал, что россияне больше всего любят из поэтов Пушкина и Есенина.
«Край любимый! Сердцу снятся скирды солнца в водах лонных». Это одно из моих любимых стихотворений. Поэтому первым делом иду на берег Оки. Каждый, кто приезжает сюда, непременно придет на высокий косогор, чтобы полюбоваться заречными далями, которые, как на ладони, простираются на многие километры. Так и хочется оказаться там, побродить по лугам, вдоль старицы, посмотреть на природу глазами Есенина. Но оказываюсь там только мысленно: паромы давно уже не ходят. Выбираю другой, более доступный вариант — подхожу к часовне, на обрывистом берегу, у которой чаще всего любил сидеть Есенин.
Я тут не одинок. Вот подошла старушка, долго стояла, трижды перекрестившись. О ком она думала? О Боге? Наверное, о Боге, но так и хочется надеяться, что и о Есенине, своих близких, «о всех ушедших и далеких»...
Двое пожилых мужчин фотографировали друг друга на фоне часовни, шумной гурьбой подбежали школьники. Для них это всего лишь очередная экскурсионная поездка, хотя обязательно найдется среди них тот, кому на всю жизнь запомнится этот российский уголок.
Рядом — церковь иконы Казанской Божьей Матери, возведенная в XVIII веке. Она сохранилась чудом. В 30-е годы варвары взорвали колокольню, но теперь она восстановлена.
В церкви с 1990 года, как и в стародавние времена, идет служба. При Есенине службу нес отец Иван. Он крестил Сергея, позже преподавал в церковно-приходской школе Закон Божий. Будущий поэт неоднократно бывал у священника дома, брал читать книги, проводил время с молодыми родственниками отца Ивана, здесь впервые влюбился в Анюту Сардановскую. Священник благословил его на дальнейшую учебу в Спас-Клепиках, а много позже, после гибели поэта, отпел его заочно, так и не поверив в самоубийство.
В 1929 году отец Иван умер, похоронили его у церкви. Когда портрет священника был представлен в есенинской экспозиции, советские бонзы возмутились: «Попа? Снять немедленно!» Ныне портрет одного из умнейших людей села, чуткого, доброго, образованного человека вновь занял свое место в музее.
В один из приездов мне здорово повезло: специально для меня провел экскурсию основатель государственного музея-заповедника, старший научный сотрудник Владимир Исаевич Астахов. Каждый экспонат он искал и приводил в порядок своими руками. Да что там экспонат — благодаря ему создан сам музей-заповедник!
— Когда советы экспроприировали усадьбу и дом Лидии Кашиной (ныне здесь музей поэмы «Анна Снегина»), то забрали абсолютно все — в списке фигурируют даже детские панамки. Все приходилось восстанавливать. Вот гармонь-тальянка (поэт очень любил этот инструмент). Нашли ее в городе Касимове — татары сохранили. Вот рояль, на котором играла Кашина, когда Есенин приходил к ней. Обнаружили рояль в сарае, обложенным куриным пометом.
Литературоведы-есениноведы выдвигают ныне несколько версий о прообразах главной героини поэмы. Одни считают, что это питерская знакомая Сергея поэтесса Ольга Снегина. Другие видят в ней подругу юности Аню Сардановскую, третьи — константиновскую помещицу Лидию Кашину. До революции Есенин бывал здесь неоднократно, а после 1917 года, став известным поэтом, спас дорогой для его сердца дом, когда крестьяне сгоряча хотели его разрушить. В разные годы здесь размещались всевозможные мастерские, даже молочный заводик. И только после того, как сестра поэта написала возмущенное письмо в «Литературную газету», здание оставили в покое и в 1970 году открыли здесь музейную экспозицию.
...Вечерело. Владимир Исаевич пригласил меня на берег Оки, поближе к Макарову углу, где любил рыбачить Есенин. Наступила удивительная тишина. Безветрие. Листья не шелохнутся, на реке — ровное зеркало воды. Солнце садилось медленно и величаво. Все вокруг — поле, луга, река — окрасилось в неповторимый нежно-красный цвет, напомнив мне волшебный мир есенинского розового коня...
Все следующее утро брожу по окрестностям...
Многое изменилось в Константинове за послевоенные годы. А холмы как были, так и остались. Они тянутся вдоль берега Оки на протяжении всего села. В детстве Сергей часто бывал здесь, почти каждый день спускался с них к Оке, чтобы перебраться на пароме или даже переплыть через реку и отправиться в заливные луга. В казаков-разбойников со сверстниками играл по ложбинкам, катался зимой с крутых склонов на санках, ходил в ночное.
На территории Кашинской усадьбы до революции на холмах росли деревья, а внизу бил ключ. Красные «ветры» снесли деревья, источник иссяк в 60-е годы. А сад на вершине холма понемножку восстанавливается. Яблони приносят плоды, благоухают весной сирень и жасмин («Волнующе пахнет жасмином»), растет липовая аллея, шумят клены и рябина. Поближе к изгороди еще сохранились старые вязы, «помнящие» Есенина.
Через дорогу, наискосок — усадьба Есениных. Еще жив тополь, посаженный поэтом в свой последний приезд в 1924 году, жива яблоня. Цела изба-времянка, поставленная в 1922 году после пожара, а самое ценное — амбарушка, где летом Сергей слагал стихи, в том числе и знаменитое «Отговорила роща золотая». Крышу и дверь, по ветхости, заменили, но само сооружение с надтреснутыми от времени бревнами — не новодел. Родительский дом горел еще раз, уже в 1929 году, и его вновь отстроили. А несколько лет назад из-за ветхости раскатали по бревнышкам и построили заново. Благодаря обстановке и подлинным вещам, которые сумели сохранить сестры, создана атмосфера прежних лет, и посетителя охватывает благоговейный трепет.
В избе все простенько: домотканые коврики на полу, семейные фотографии, похвальная грамота в рамке, полученная юным Сережей после окончания Константиновской школы; стол, венские стулья, зеркала, сундучок. В маленькой спаленке — шушун матери («не ходи ты часто на дорогу в старомодном, ветхом шушуне»), пережившей сына на тридцать лет. Больше всего в доме мне нравятся часы фирмы «Габо». Они были подарены отцу поэта Александру Никитичу купцом Крыловым за безупречную службу в его мясной лавке. Когда в доме нет экскурсантов, я стою и слушаю, как медленно, глуховато, по-стариковски (часам около ста лет) они тикают, придавая дому особую торжественность, уют и умиротворение.
Вот музейную тишину нарушают молодожены и их гости, приехавшие из Рязани. Такая пошла мода. В самой Рязани букеты цветов кладут не куда-нибудь, а непременно к памятнику Есенину, теперь добираются даже сюда. Букет к мраморному бюсту поэта у его дома, бутылка шампанского, фотовидеосъемка на память — и обратно. Говорят, даже из Москвы приезжают. Кто еще больше всех так нежно и проникновенно пел о любви — к женщине, Родине, природе? Никто.
Александр Солженицын, посетив однажды Константиново, написал: «Я выхожу на окский косогор, смотрю вдаль и дивлюсь: неужели об этой далекой темной полоске Хворостовского леса можно было так загадочно сказать: «На бору со звонами плачут глухари»? И об этих луговых петлях спокойной Оки: «Скирды солнца в водах лонных»? Какой же слиток таланта метнул Творец сюда, в эту избу, в это сердце деревенского драчливого парня, чтобы тот, потрясенный, нашел столькое для красоты — у печи, в хлеву, на гумне, за околицей,— красоты, которую тысячу лет топчут и не замечают?..»
Страшно себе представить, что было бы, поживи он подольше, ведь Есенин в те годы считался «кулацким поэтом». Замучены и расстреляны его ближайшие друзья-поэты Алексей Ганин, Сергей Клычков, Петр Орешин, Николай Клюев, Василий Наседкин, сын-первенец Георгий Есенин, убита жена Зинаида Райх, репрессирована сестра Екатерина Есенина и, наконец, по некоторым версиям, убит сам поэт. Огромная, кровавая плата за великий, чудесный талант.
* * *
Два дня везло с погодой, а сегодня с утра зарядил сильный дождь. И похоже — на целый день.
Приехал в Константиново, поселился у Марии Яковлевны — она принимает, как говорили в старину, на постой. Раньше была хоть какая-то третьеразрядная гостиница. А ныне — куда? Впрочем, обижаться не приходится. Плату за сутки она берет чисто символическую, зато и картошечкой угостит, и молочком.
«Есть женщины в русских селеньях». Это из Некрасова. Мария Яковлевна из их числа. Высокая, дородная, несмотря на свои семьдесят лет. На память не жалуется. Идет дождь, носа из дому не высунешь, и мы с ней неспешно беседуем.
— Ну а как же, Татьяну хорошо помню. После того, как сына запретили, ходила по домам, бумаги прятала. Молодежь украдкой стихи его читала. И сестер Сергея помню. В 1965 году, когда музей открыли, им дом недалеко от меня построили.
Была у нас односельчанка, противница Есенина. Это уже в 70-е годы. Группы подъедут, а она: «Вы к кому идете, какому богу кланяетесь? Пролик вас расшиби!» Однажды приехали шахтеры, и она снова за свое. Те гневное письмо в газету на нее написали. А она на себя и накаркала — паралич ее разбил.
И к Есенину в Москву я однажды специально ездила. Расспросила, нашла Ваганьковское кладбище, постояла у могилы...
Хотя хозяйка дома в институтах не училась, она много читает. Останавливаются у нее писатели, поэты, дарят книги. Дома — портрет и бюст Есенина. И стихи его знает. Я по памяти прочел строки из «Анны Снегиной»:
Село, значит, наше — Радово,
Дворов, почитай, два ста...
Она продолжила:
Тому, кто его оглядывал,
Приятственны наши места.
У нее в подворье, как в есенинском стихотворении «В хате», «пахнет рыхлыми драченами» в честь церковного праздника, «шелуха сырых яиц», и куры беспокойные, и щенок, и три-четыре кошки, которые без всякого стеснения укладываются спать вместе с тобой в твою постель.
Вроде бы ничего не изменилось. Но вот телевизор, проезжающий мимо «КАМАЗ», экскурсионные автобусы на асфальте… Не изменилась только вечная, непреходящая любовь к Есенину.
* * *
Когда я только-только начал собирать есенинские экспонаты (о музее еще и не думал), захотелось написать главному есенисту Ю. Л. Прокушеву и сестре поэта Александре Александровне (старшая, Екатерина, к этому времени уже умерла и, как почти все Есенины, похоронена на Ваганьковском кладбище). Только куда? Никого из есенистов я тогда не знал, нашел только адрес государственного музея: Рязанская область, Рыбинский район, село Константиново. Отправил письмо туда с просьбой дать координаты. Было это в 1980 году. Мне вежливо ответили, что Александра Александровна больна и переписываться ей трудно, а адреса Ю. Л. Прокушева у них нет. В 1981 году она тоже умерла. Что касается Юрия Львовича, то адрес, конечно, у них был. Позже, общаясь с ним близко, я вспоминал этот ответ с улыбкой. И только когда стал вхож в «Радуницу», подружился с теми, кто многие годы занимался Есениным и лично знал всех его родственников и знакомых, еще оставшихся в живых, лед наконец-то тронулся.
Очередное письмо, раздобыв домашний адрес, я отправил дочери поэта Татьяне Сергеевне в Ташкент. Это было за десять лет до ее смерти — она умерла в мае 1992 года в возрасте 74 лет. А в Узбекистан вместе с мужем они приехали в 1941 году. Она работала в телеграфном агентстве, в газете «Правда Востока», затем редактором научной литературы в издательстве академии наук. Во многом благодаря ей в Ташкенте в 1981 году был открыт музей Сергея Есенина. А в Узбекистане ныне проживает целая ташкентская ветвь Есениных.
Вернемся однако к письму. В нем я просил, если есть возможность, прислать для музея сборник стихов Есенина в переводе на узбекский язык и фотографию. Ответ последовал быстро:
«Уважаемый тов. Исламов! Переводы стихов Есенина на узбекский язык издавались, но где взять эти книги — не знаю. Я и для себя доставать не умею. Просьб о присылке фотографии я получаю очень много. Иногда я отдаю некоторые переснимать и тут же раздаю или рассылаю. Сейчас у меня нет ни одного лишнего снимка, но они когда-нибудь будут. Не могу обещать, что это случится скоро. Желаю вам успеха. С приветом — Т. Есенина. 5.1.82».
В конце того же года получил желаемое: «Поздравляю вас с наступающим Новым годом. Посылаю вам сборник стихов Есенина в переводе на узбекский язык. В книгу вложена фотография моей матери (Зинаида Николаевна Райх. — З. И.), сделанная за несколько недель до ее знакомства с Есениным. Рядом с ней — ее отец. Фотографий моих и моего потомства я не дарю. С приветом Т. Есенина».
В один из приездов в Москву решил разыскать сына поэта Константина Сергеевича. Тогда я еще не состоял в «Радунице», и поиски пришлось вести самому. Подошел к справочному киоску, назвал фамилию, имя, отчество, год рождения. Меня удивила реакция киоскерши. Я ожидал услышать примерно такой ответ: «А, сын Есенина». Но она сказала совсем иное: «А, футбольный комментатор, знаю». И снабдила меня адресом и телефоном. Вечером позвонил, объяснил, что приехал из Башкирии, поклонник творчества его отца, получил согласие на встречу. Он жил в обыкновенной московской пятиэтажке недалеко от Измайловского парка. В одной из комнат увидел сваленные в кучу связки книг, из другой выглянула какая-то женщина, как позже узнал, его жена. Константин Сергеевич провел меня на кухню, и мы стали беседовать. Он участник Великой Отечественной, награжден тремя орденами Красной Звезды, заслуженный строитель СССР, возводил многие объекты в стране, побывал и в нашей республике. Главным его увлечением был футбол, им написано несколько книг-справочников по этому виду спорта. У меня имеется одна из них — с автографом автора. Умер он 25 апреля 1986 года после тяжелой болезни.
Встречи, встречи... На одном из чтений племянница поэта Т. П. Флор-Есенина выступила с докладом «Современники Есенина о «Романе без вранья» А. Б. Мариенгофа. Это скандальное нашумевшее в свое время произведение за 1926—1929 годы было издано несколько раз, его перевели в Польше, Чехословакии, Югославии. Об этой книге очень резко выступили многие из тех, кто хорошо знал истинного Есенина, о ней крайне неодобрительно отозвался Максим Горький.
Подойдя к Татьяне Петровне, я представился и спросил о ее отношении к «Роману».
— Отрицательное, — ответила она. — В нем нет глубокого анализа. Мариенгоф необъективен.
В биографической книге поэта она написала мне: «Спасибо за любовь к Есенину». В моей коллекции есть и автограф писателя-есениноведа С. П. Кошечкина в его книге «Весенней гулкой ранью»: «Забир! Пусть всегда будет с Вами поэзия Есенина — светлая и благородная! Сердечно. С. Кошечкин. 29.9.90». Я очень дорожу этими автографами. К великому сожалению, этих людейй уже нет в живых...
Еще одна памятная и долгожданная встреча. Мы идем в гости к Надежде Давыдовне Вольпин, единственной знакомой Есенина, которая прожила долгих 98 лет (умерла в 1998 году). Станция метро «Аэропорт», дом на тихой улице. Входим.
Надежда Давыдовна встречает нас сидя в кресле.
— Как я познакомилась с Есениным? Было это в 1919 году, в кафе поэтов «Домино» на Тверской. Кто-то из распорядителей подходит к столику в зале:
— Сергей, выступишь?
— Да нет, не хочется...
Я набралась храбрости (тогда только вступила в Союз поэтов) и подошла к нему.
— Вы Есенин? Я прошу вас от себя и своих друзей выступить.
— Для вас — с удовольствием...
Говорим о гибели поэта. Некоторые есенисты предлагают провести эксгумацию его останков. Надежда Давыдовна другого мнения:
— Больше нужно искать в его творчестве, в последних стихах...
12 мая 1924 года у них родился сын Александр. Он был одним из организаторов правозащитного движения в СССР, за что подвергался преследованиям со стороны КГБ. С 1972 года живет и работает в Америке, преподает математику в одном из университетов. Время от времени приезжает в Москву.
Надежда Давыдовна свободно владела английским, немецким, французским языками, перевела на русский язык книги многих известных писателей, в том числе и Вальтера Скотта. А мне она подарила свой перевод книги Эмилии Бронте (сестры английской писательницы Шарлотты Бронте, написавшей всем известный роман «Джен Эйр») «Грозовой перевал». Потом я узнал, что Александр Вольпин, встретившись с другим сыном поэта Константином Есениным, написал следующее шутливое четверостишье:
Два есенинских сынка —
Один на «А», другой на «Ка».
Один в Америке живет,
Другой — совсем наоборот.
Правда, злые языки утверждают, что Вольпин вовсе не сын Есенина. А по поводу Константина с подачи Мариенгофа поэт вроде бы сказал: «Есенины черными не бывают». Хотя лицо-то обыкновенное. Если же судить по фотографиям, то среди трех его сыновей только один — Георгий (Юрий) Есенин, родившийся от первой, гражданской жены Анны Изрядновой в 1914 году, внешне был как две капли воды похож на отца. В 1937 году по сфабрикованному делу он был расстрелян.
Близких Есенина постигла страшная участь: через год после расстрела режиссера Всеволода Мейерхольда, который женился на бывшей жене Есенина З. Н. Райх и усыновил двух его детей, в своей квартире была убита и сама Зинаида Николаевна...
В 1993 году знакомлюсь с родной сестрой Августы Миклашевской. Самой чистой, самой нежной звездой есенинского небосклона называют эту женщину. «Заметался пожар голубой», «Дорогая, сядем рядом», «Ты прохладой меня не мучай», «Вечер черные брови насупил» — эти и другие произведения посвящены ей. В одном из стихотворений есть такие строки:
Что ж так имя твое звенит,
Словно августовская прохлада!
Миклашевская (девичья фамилия Спирова) умерла в 1977 году. Урна с ее прахом покоится в колумбарии Ваганьковского кладбища.
Метро, полчаса езды на автобусе — и мы на улице Дмитрия Ульянова. Совсем рядом шумит огромный проспект, а здесь непривычно тихо. Поднимаемся на второй этаж, звоним... Длинное платье, седые волосы — Александра Леонидовна Спирова, судя по фотографиям сестры, так похожа на нее.
Квартира — как небольшой музей: старинные кресла, сервант, кругом фотографии близких для нее людей. Отовсюду на нас смотрит ее дочь Наташа Кочуевская — Герой Советского Союза, погибшая в Великую Отечественную. И конечно же, фото Августы Леонидовны, Сергея Есенина. К великой моей жалости, сильно поджимало время, до отхода поезда оставалось немного, поэтому успеваю задать всего два вопроса:
— Александра Леонидовна, я из Башкирии. Вы, наверное, там не были?
Хозяйка дома воскликнула:
— Как так? Я же была актрисой! Объездила всю страну до самого Хабаровска.
— Вы видели Есенина?
— Всего один раз, до того, как сестра с ним познакомилась. Я училась тогда в Ленинграде, в консерватории, и на несколько дней приехала в Москву. Как-то зашла в частную столовую (тогда их было много). Смотрим: входит юноша. Глаза голубые, волосы вьющиеся. Я от него глаз не могла оторвать. Он подошел к трем молодым людям, сидевшим за столом. Они с ним о чем-то резко и высокомерно поговорили. Потом мне сказали, что это был Сергей Есенин, а те, злые, — Мариенгоф, Шершеневич и еще кто-то, фамилию уже не помню. Я постоянно была на гастролях и больше поэта не встречала.
В следующий приезд мы целый вечер посвятили Александре Леонидовне. Она хлопочет у стола: «Забир, подай мне, пожалуйста, вон те тарелки. И хлебницу не забудь». Я с удовольствием помогаю ей, мне даже кажется, что выполняю поручения самой Августы Леонидовны. Потом мы некоторое время переписывались, и письма эти я бережно храню.
А однажды организатор и руководитель есенинского музея в Мурманске моя добрая знакомая В. Е. Кузнецова сделала мне царский подарок — черновой автограф плана воспоминаний Августы Миклашевской о Сергее Есенине и ее рукой переписанное стихотворение поэта, посвященное ей, «Я помню, любимая, помню...». В плане — заголовки: «Знакомство», «Долго бродили по Москве», «Я с вами как гимназист», «Анатолий развел меня с Райх», «Заметался пожар голубой» и т. д. К сожалению, воспоминания так и не были написаны.
* * *
Когда знаменитые поэты уходят в мир иной, остаются их произведения. А если они еще были любимы и почитаемы (с этим похуже, не все великие удостаиваются этой желанной участи), они остаются в памяти народной.
По их произведениям снимают фильмы, их стихи превращаются в песни. А благодарные россияне в дни их рождения стекаются туда, где они родились и выросли, к их истокам. Так появились Пушкинские праздники, Аксаковские, Фатьяновские дни, Блоковские, Шукшинские и другие чтения. И в то же время в наши дни трудно представить Маяковские чтения, да и паломничества ни на его родину, ни в музей не наблюдается. Что касается есенинских, то Станислав Ясневский пишет:
«Это начиналось так: мальчик вырос и стал знаменитым поэтом. Прошло столько-то лет, поэта уже не было в живых, громкая слава вокруг его имени поутихла, но любовь народа к своему поэту не иссякла, и начали люди спрашивать: где оно, село Константиново, в котором, говорят, родился и жил Сергей Есенин?
Сначала немногие приезжали в Константиново. Спрашивали: где дом Есенина? И вели их к обыкновенной избе напротив бывшей церкви. Выходила из избы пожилая женщина — мать Сергея Есенина, приглашала незваных гостей в дом, рассказывала о сыне.
Потом все больше и больше людей стало приезжать. Так народ проложил незарастающую тропу в Константиново».
А тем временем в Москве зародилось есенинское общество «Радуница» во главе с большим знатоком творчества поэта бывшим военным Николаем Григорьевичем Юсовым. Туда вскоре потянулись люди. И не только москвичи. И стало оно всесоюзным, а после распада СССР — международным.
Я узнал о его существовании в Константиново, на праздновании 85-летия поэта. Видя, что какой-то татарин шибко интересуется Есениным, предложили вступить в «Радуницу» (так назывался самый первый сборник стихов поэта, выпущенный в 1916 году в Петрограде тиражом в 930 экземпляров, ныне эта книга — огромная редкость). Я с радостью согласился. С тех пор ежегодно принимал участие в есенинских чтениях в Рязани, Липецке, Орле, Мурманске, на Украине. Но вот и этот этап закончился, в последние годы они проходят в основном в Москве, плавно переходя в Константиново.
В столице есть Институт мировой литературы имени М. Горького, сокращенно — ИМЛИ. Здесь собиралась есенинская группа во главе со старшим научным сотрудником, доктором филологических наук, председателем есенинского комитета Союза писателей, главным редактором академического собрания сочинений поэта Юрием Львовичем Прокушевым, которого мы называем главным есениноведом страны. (К сожалению, он скончался в феврале 2004 года.) Благодаря неустанной и плодотворной работе группы увидело свет множество новых книг, исследований. Именно тут открываются официальные есенинские чтения, и это правильно, потому что из тридцати лет своей короткой, но яркой жизни более десяти лет он отдал Москве.
Я московский озорной гуляка.
По всему Тверскому околотку
В переулках каждая собака
Знает мою легкую походку.
В каждый свой приезд в Москву я стараюсь побывать на знаменитом Тверском бульваре. Еще в двадцатые годы здесь стоял памятник Пушкину, которому поэт посвятил свои стихи. Есть там и эти строки:
Но обреченный на гоненье
Еще я долго буду петь,
Чтоб и мое степное пенье
Сумело бронзой прозвенеть.
Через несколько лет пушкинский памятник перенесли к кинотеатру «Россия» — туда, где раньше находился Страстный монастырь, на стенах которого поэты-имажинисты во главе с Сергеем писали свои шутливые стихи.
Прошли десятилетия, менялись цековские генсеки. Говорят, Брежнев очень любил Есенина, при нем установили памятник юному поэту на Есенинском бульваре, что довольно далековато от центра. И вот через семьдесят лет после смерти «певца рязанских раздолий» свершилось. 2 октября 1995 года на Тверском бульваре не протолкаться. Проходим через милицейский кордон, пропускающий только по приглашениям. Военный оркестр, церковный хор, возглашающий «Многие лета», священник, Рязанский русский народный хор, задушевно поющий «Над окошком месяц», политические деятели со своими призывами, мило беседующий Зюганов, артист Сергей Никоненко, сыгравший своего тезку в фильме «Пой песню, поэт», есениноведы, фото, -телерепортеры и... с грустью наблюдающий сверху всю эту огромную толпу Есенин. Вот уж поистине — через тернии к звездам. Гонимый, оболганный, запрещенный, он вновь восстал как Феникс из пепла.
Автор скульптуры — народный художник России профессор А. А. Бичуков (памятник на могиле — тоже его работа) представил Есенина во весь рост, слегка облокотившемся на ствол дерева. В облике молодого поэта — задумчивость, светлая печаль. Рядом посажены любимые поэтом березки.
Березки и клены окружают поэта и на Ваганьковском кладбище. От центрального входа мимо памятника Высоцкому, могил Влада Листьева и братьев Квантриашвили (говорят, убиты при разборках) с архидорогими памятниками и высоченным медным ангелом — в аллею Есенина, к изваянию поэта из белого мрамора.
Здесь всегда люди, всегда живые цветы. Рядом покоятся мать и Галина Бениславская — подруга Сергея Александровича, застрелившаяся через год после его смерти.
Во время своих предыдущих приездов я тщетно искал могилу Лидии Ивановны Кашиной, послужившей прообразом Анны Снегиной. И вот наконец московские друзья помогли отыскать ее. Маленькая, незаметная плита с надписью: «Л. И. Кашина 1886—1937». Тут же похоронен, уже в 1985 году, ее сын Георгий Николаевич, который помнил Есенина и помог восстановлению усадьбы матери в первоначальном виде.
Уже на следующий день я снова пришел на Тверской бульвар. Хотел в одиночестве еще раз взглянуть на памятник. Но не тут-то было! Москвичи окружили его, делились впечатлениями.
— Наконец-то настоящий памятник Есенину появился!
— Какой он красивый и грустный.
Один старик сказал:
— Похож, Сережа, похож…
Хочется сказать еще об одном малоизвестном объекте. Есенин бесконечно любил природу. Любимыми его деревьями были береза, рябина и клен, недаром их посадили в Константиново, у его памятника в Рязани. Они неоднократно упоминаются в есенинских стихах. Остановимся на последнем, самом грустном и нежном, написанном за месяц до гибели, ставшем уже народной песней:
Клен ты мой опавший,
Клен заледенелый.
Что стоишь, нагнувшись
Под метелью белой?
Или что увидел?
Или что услышал?
Словно за деревню
Погулять ты вышел.
А история стихотворения такова.
В ноябре 1925 года уставший от травли, избегая очередного рассмотрения ничем не обоснованного, шитого белыми нитками уголовного дела, решил подлечить нервы в психиатрической клинике в Божениновском переулке (ныне улица Росслера). Ему выделили отдельную просторную палату на втором этаже. Окно выходило на больничный двор, в зимний сад, где рос и молоденький клен. Наверное, поэт неоднократно смотрел на любимое дерево из больничного окна. А в голове уже складывалось: «Клен ты мой опавший...».
История эта имеет продолжение. Говорят, что это ныне уже солидное дерево живо и поныне. По моей просьбе наша московская есенистка Н. М. Солобай сфотографировала и здание, и клен — правда, из-за забора: больница ныне ведомственная и строго охраняется. И еще. Несколько лет назад наш журналистский семинар проходил в доме техники города Ишимбая. Тогда я обратил внимание, что в фойе находятся несколько почти двухметровых кленов. Мои попытки заполучить один из них для есенинского музея не увенчались успехом. И только недавно руководство НГДУ «Ишимбайнефть», в чьем ведомстве находится этот очаг культуры, в торжественной обстановке передало его нам. И возникла еще одна экспозиция — «История одного стихотворения».
* * *
Мне до этого дня ни разу еще не удавалось побывать в Спас-Клепиках, в этом бывшем торговом селе, где четыре года жил и учился Есенин. Наверно, потому, что оно находится в стороне от основных дорог. И не только я, многие есенисты с волнением смотрели на дорогу, вьющуюся между сосновых боров и березовых рощ.
И вот мы на месте. Небольшой городок, районный центр, в большинстве своем застроенный одноэтажными домами, многие из которых помнят Есенина. Улица его имени, бюст. И самое дорогое — это здание бывшей Спас-Клепиковской школы. Оно находится почти на берегу речки Совки, впритык с сильно разросшимся кладбищем с двумя церквями на его территории. Обучаясь в церковно-учительской школе, юный Есенин наравне со всеми принимал участие во всех церковных обрядах. В 1914 году недалеко от ворот кладбища был похоронен лучший друг поэта Гриша Панфилов. Сохранилось немало писем Есенина к нему, где он рассказывает ему о своих делах, проблемах, чувствах. До самого последнего часа 19-летний Григорий, умиравший от туберкулеза, ждал очередную весточку от друга. Отец Панфилова писал поэту: «Почти ежедневно он вспоминал о тебе, жаль, говорит, что около меня нет Сережи и некому успокоить мою наболевшую душу. По нескольку раз перечитывал твои письма...».
Местный краевед-есенист Николай Чистяков показывает мне приблизительное место, где покоится прах Панфилова. Могила, к сожалению, не сохранилась. Зато сохранился одноэтажный дом на улице Пролетарской, 34, где жил Гриша с родителями, и куда часто наведывался Есенин. «Далекие, милые дали...»
Ясный, солнечный осенний день. Спускаемся вниз, к берегу Совки. Солнечные лучи проглядывают сквозь деревья («солнца струганые дранки»). Именно в эти годы (1909—1912) по-настоящему начал развиваться поэтический талант Есенина.
Наконец самый торжественный момент: открытие мемориальной доски на здании школы. Срывается полотно, и кто-то взволнованно кричит: «Смотрите, смотрите!» И все мы смотрим — нет, не на доску, а на небо, где внезапно именно в этот момент появилась стая журавлей. Все дружно решили, что это особый знак, посланный свыше. Журавли летели высоко, молча, и подумалось, что это души Есенина, Панфилова, Мити Пырикова, других одноклассников, дождавшихся этого счастливого дня.
Переступаем порог здания. Вот комната учителя словесности Е. М. Хитрова, которому Есенин подарил свой первый сборник стихов «Радуница» с дарственной надписью. На втором этаже — реконструированный класс с партами того времени. В одной из комнат — спальня учащихся с лоскутными пестрыми одеялами на кроватях. Здесь жил во время учебы поэт.
Вернувшись домой, в Салават, включил телевизор. Шел детективный сериал «По ту сторону волков». Послевоенный участковый инспектор напевает песню на стихи Есенина «Клен ты мой опавший, клен заледенелый...». Его начальник, присутствующий при этом, кричит: «Ты что кулацкого прихвостня поешь? Смотри...» Да, несмотря на все запреты и угрозы, народ читал любимого поэта. Сейчас он переведен на 130 иностранных языков, включая японский и китайский. По данным ЮНЕСКО, он самый читаемый поэт. Время все расставило на свои места: «Большое видится на расстоянье...».
* * *
Поэт Василий Наседкин, друг и родственник Сергея Есенина… Мало кто знает, что родился он и вырос в Башкортостане, совсем близко от нас — на границе Федоровского и Мелеузовского районов, в деревне Веровке (к сожалению, ее сейчас уже нет).
У Есенина и Наседкина много общего: оба родились в 1895 году в селе, в крестьянских семьях, после школы учились в четырехгодичной учительской семинарии (один — в Спас-Клепиках, другой — в Стерлитамаке), почти в одно время оказались в Москве. Да и творчество их чем-то похоже. В стихах Василия Федоровича тоже красной нитью проходит любовь к природе своей малой родины:
И рад, что сердцем так сберег
Я дух полей, до боли милый.
Знать потому пастуший рог
Мне слышится с автомобилей.
После окончания Стерлитамакской учительской семинарии В. Ф. Наседкин в 1913 году поехал в Москву и поступил на физико-математический факультет Московского университета. Оттуда он перешел в народный университет имени Шанявского, где преподавали тогда передовые умы своего времени. Здесь он знакомится с Сергеем Есениным. Вспоминает однокурсник по университету Б. А. Сорокин: «В сквере я жду Васю Наседкина, чтобы пойти на лекцию профессора Айхенвальда. Он приехал из Башкирии, пишет стихи. В них много солнца, ветра, тихой грусти к людям бедных деревень...».
В 1915 году Наседкин ушел добровольцем в армию, откуда его направили учиться в юнкерское училище. В 1917 году руководит восстанием юнкеров в Москве, перешедших на сторону большевиков, и вместе с красногвардейцами участвует в захвате телеграфа, почты и взятии Кремля. Член реввоенсовета, комиссар полка, участник боев в Туркестане в годы гражданской войны — таков послужной путь Василия Наседкина.
В 1922 году он становится профессиональным литератором: учится в Брюсовском литинституте, работает в редакции журнала «Город и деревня». В 1924 году он вновь встретился с Есениным, который сразу же пригласил старого товарища к себе домой. Сестра поэта Екатерина Есенина вспоминала: «Меня не удивило новое лицо за обедом, но удивило другое: этот поэт, товарищ Сергея по университету Шанявского и ровесник его, явно стеснялся Есенина, когда читал ему свои стихи... Встреча с Наседкиным очень обрадовала Есенина...» Известно и то, что темы стихов Василия Федоровича отразились в поздней лирике Есенина («Письмо матери» и другие стихи). Особенно Сергей Александрович хвалил «Гнедые стихи» своего друга:
Написал мне отец недавно:
«Повидаться бы надо, сынок.
А у нас родился очень славный
В мясоед белоногий телок.
А Чубарка объягнилась двойней,
Вот и шерстка тебе на чулки.
Поживаем, в час молвить, спокойно,
Как и прочие мужики.
А еще поздравляем с поэтом.
Побасенщик, должно, в отца.
Пропиши, сколько платят за это,
Поденно аль по месяцам?
И если рукомесло не плоше,
Чем, скажем, сапожник аль портной,
То обязательно присылай на лошадь,
Чтоб обсемениться весной…
Позднее они вошли в первый сборник Наседкина «Теплый говор» (1927) и в последующие книги «Ветер с поля» (1930), «Стихи. 1922—1932» (1933).
Последняя встреча двух поэтов произошла за неделю до гибели «певца рязанских раздолий». Об этом Наседкин пишет в своих воспоминаниях: «Последний раз у Есенина... я был 20 декабря. Пришли с Екатериной (старшая сестра Есенина. — З. И.) после пяти вечера. Накануне мы посетили ЗАГС, о чем Екатерина уведомила брата в тот же день.
Есенин встретил меня теплей обычного:
— Свадьбу отпразднуем в Ленинграде, у меня на квартире...
Через две недели мы должны были встретиться в Ленинграде. Но встретились раньше, на одной ленинградской улице — Есенин лежал в гробу на катафалке...».
О Башкирии Есенин знал от Наседкина и даже собирался приехать сюда на лечение. В июне 1925 года Василий Федорович, ненадолго уехавший в родную Веровку, послал телеграмму из Мелеуза в Москву, спрашивал о планах поездки на кумыс на курорт «Шафраново», что недалеко от Уфы. Но предполагаемая поездка не состоялась: Есенина пригласили на Кавказ.
А сейчас с двадцатых годов перенесемся в исторический центр современной Москвы. Вспольный переулок, вокруг — банки, посольства. В одном из домов с довоенным лифтом, в обыкновенной двухкомнатной квартире живет племянница Есенина, дочь Екатерины Александровны и Василия Федоровича Наседкиных. Наталья Васильевна — кандидат химических наук, работала в научно-техническом институте, сейчас на пенсии. Меня давно интересовал вопрос: была ли сестра Есенина в Веровке?
— Да, была, — подтверждает ее дочь, — примерно в 1929 году. Вместе
с отцом и моим двухлетним братом они ездили туда. Мама еще застала свекровь, сестер папы. Рассказывали, как они кумыс пили. Об этой поездке у них остались самые теплые воспоминания. Маму после гибели отца вскоре арестовали. Она два месяца сидела в Бутырках. В камере — сорок человек. Там же находилась жена наркома Ежова, по приказу которого расстреляли отца. Через два месяца маме предложили выехать в Караганду. Но у нее начались приступы астмы, и ссылку заменили на Рязань. После войны П. И. Чагин (партийный работник, журналист, друг Есенина) устроил ее в издательство младшим редактором. Потом сильно заболела, в 42 года получила инвалидность. Умерла от инфаркта в 1971 году.
На прощание дочь Наседкина подарила Салаватскому есенинскому музею личные вещи Екатерины Александровны — кошелек для мелочи и брошь. Так уж положено в музейных делах — даритель должен письменно подтвердить подлинность экспонатов. Вот и она написала буквально следующее: «Я, Есенина Наталья Васильевна, дарю Забиру Исламову в его есенинский музей вещи, принадлежавшие моей матери Есениной Екатерине Александровне:
1) кошелек для мелких денег (кожаный, черный);
2) брошь довоенная (не драгоценная).
4.Х. 98 г. Н. Есенина»
Из Салавата я созвонился с Иваном Петровичем Козловым — племянником Наседкина, родившемся в Веровке. Его отца (шурин Наседкина) Петра Ивановича арестовали. Конфисковали книги, письма, фотографии Василия Федоровича. По его словам, бабушка Катя и дядя Вася приезжали в Веровку, их возили на лошади в Оренбург. Василий Федорович охотился в районе Верхотора и даже убил медведя.
«Наседкин прислал отцу две книги, оставил ружье в деревне, — сообщал он. — Все это конфисковали после ареста отца 9 мая 1938 года. Предъявили, как обычно, стандартную, очень ходовую 58-ю статью. В 1939 году в Федоровке состоялся закрытый суд. Задавали и такой вопрос: «Кем вам приходится Есенин?» К счастью, отца в 1944 году отпустили. Все наши попытки найти конфискованные вещи ни к чему не привели».
Кровавые тридцатые годы унесли тысячи невинных жизней. В этом печальном списке и наш земляк Василий Наседкин.
Сразу же после ареста и заключения во внутреннюю тюрьму на Лубянке Наседкин был жестоко избит. Пытки и издевательства не прекращались в течение нескольких недель.
15 марта 1938 года состоялось закрытое судебное заседание по его делу. Подсудимый заявил, что давал свои показания под пытками и от них отказывается. Но машину НКВД уже нельзя было остановить. Суд удалился на совещание, хотя приговор был подготовлен заранее: «Военная коллегия Верхсуда приговорила: Наседкина Василия Федоровича к высшей мере уголовного наказания — расстрелу с конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества. Приговор окончательный и в силу постановления ВЦИК СССР от 1 декабря 1934 года в исполнение приводится немедленно». Эти сведения взяты из документальной книги Станислава и Сергея Куняевых «Растерзанные тени».
О чем думал он в последние минуты жизни? Может, ему послышались крики журавлей, которых он воспевал во многих своих стихах? И они звали его в неведомые дали, недоступные для живых?
Книга Наседкина «Последний год Есенина» почему-то еще в течение пятнадцати лет после расстрела ее автора не изымалась ни из библиотек, ни из книжных магазинов. Она была изъята лишь в 1953 году, а в 1978 году в Башкирском книжном издательстве вышла его книга «Ветер с поля», составленная и прокомментированная писателем Михаилом Чвановым. В нее вошли те самые воспоминания о Есенине и стихи. В том числе и эти:
Не унесу я радости земной
И золотых снопов зари вечерней.
Почувствовать оставшихся за мной
Мне не дано по-детски суеверно.
И ничего с собой я не возьму
В закатный час последнего прощанья,
Накинет на глаза покой и тьму
Холодное, высокое молчанье…
И последнее. Его книгу «Ветер с поля» я собирал где только мог и снабдил ею всех друзей-есенистов считай со всей страны.
* * *
С. А. Есенин был легок на подъем, любил путешествовать. Соединенные Штаты Америки, Германия, Франция, Италия (эти поездки состоялись благодаря знакомству с известной американской танцовщицей ирландского происхождения Айседорой Дункан, с которой он зарегистрировал свой брак), Азербайджан (особенно Баку и дачный поселок Мардакдны, где были созданы многие шедевры из его «Персидских мотивов»), Грузия, Узбекистан, Украина (прежде всего Харьков). Что касается территории нынешней России, то он побывал на ее Севере (Вологда, Архангельск, Соловки), в Орле, Туле, Ростове-на-Дону, Таганроге, Пятигорске, Самаре и т. д.
В период сбора материалов к поэме «Пугачев» С. А. Есенин побывал в Оренбурге. Но в то время железная дорога не проходила в этот город через территорию нашей республики. О Башкирии поэт узнал, надо полагать, в 1914 году, когда познакомился с нашим земляком В. Ф. Наседкиным. Летом 1925 года родные уговаривали его съездить туда на кумысолечение, но, как уже говорилось, поездка эта не состоялась.
Башкирские поэты, конечно же, были знакомы с творчеством Сергея Есенина. Пытаюсь найти какие-нибудь следы в периодике тех лет, но, к сожалению, издания до 1925 года у нас не сохранились. Первый материал (или один из первых) о Есенине в газете «Башкортостан» был напечатан в январе 1926 года. Статья Сагита Агиша называлась «Нам не нужна Есенинщина».
В республиканском архиве мне удалось разыскать подшивку этой газеты, найти тот самый номер, но он был испещрен арабской вязью. Хорошо что нашелся переводчик. Вот выдержка из статьи: «Стихи С. Есенина, написанные красивым литературным языком, но с нецензурными словами и мыслями, также не распространялись среди читателей, хотя наши молодые поэты стараются всецело подражать именно ему. Дошли до того, что после выступления на сцене со своими легкомысленными стихами не постеснялись посетить церковь.
На мой взгляд, вместо того, чтобы «устремить свой взор на луну» и молиться на нее, молодым поэтам нужно работать над содержанием и рифмовкой своих стихов, над усовершенствованием своих бессмысленных, ненужных высказываний.
Мы не просим, чтобы вы не писали эти аморальные стихотворения. Мы требуем, чтобы таких стихотворений не было вообще, так как некоторые отдельные поэты пытаются доказать, что раз Есенину позволено, то им тоже не противопоказано. Не разделение нужно, а восполнение этого разделения. С. Агиш».
Ясно, что статья заказная, в духе своего времени, так сказать, на злобу дня. Когда просматривал собрание сочинений писателя, изданное в семидесятые годы, там ее уже не было.
Далее, видимо, в связи с запретом, вплоть до 1960 года о Есенине у нас — ни слова. Однако некоторое потепление начинается именно тогда. К 65-летию со дня рождения поэта, 4 октября 1960 года, республиканская молодежная газета опубликовала его стихотворение «Капитан земли» в переводе на башкирский язык. После этого опять — пятилетняя тишина. И только к следующему юбилею, уже к 70-летию, почти ни одно республиканское издание не осталось в стороне. В октябрьском номере главного литературного журнала республики «Агидель» в переводе Рами Гарипова публикуется сразу несколько его произведений. Сначала о вожде — «Ленин», затем — «Песнь о собаке», «Шаганэ ты моя, Шаганэ», «В Хоросане есть такие двери», «Несказанное, синее, нежное», «До свиданья, друг мой, до свиданья», «Не жалею, не зову, не плачу» и т. д. В собрании сочинений Гарипова я насчитал сорок восемь переводов стихов Есенина.
Выделила место для поэта и республиканская газета «Совет Башкортостаны», где была напечатана подборка из трех стихотворений. В том же году опубликовал свой сборник стихов «Свет моей земли» Шариф Биккол. В нем башкирский поэт представил и несколько переводов из Есенина, в том числе «Письмо матери».
Наконец «созрело» и Башкирское книжное издательство, выпустив в 1968 году полновесный сборник стихов и поэм поэта на русском языке почти на пятистах страницах с огромным для республики тиражом в сто тысяч экземпляров. Его расхватали как горячие пирожки с лотка. В 1977 году тиражом в двести тысяч увидело свет очередное издание. К столетнему юбилею поэта появился подарочный миниатюрный сборник тиражом в полторы тысячи экземпляров.
Своеобразный вклад в башкирскую есениану внес известный наш художник Александр Бурзянцев, создав целую серию живописных работ «Родина Есенина».
С. А. Есенина в нашей республике любят и чтят. В книжных магазинах его произведения никогда не залеживаются. Когда в очередной раз в городском выставочном зале Салавата «поселяется» Есенин (экспонаты из моего пока домашнего музея), зал никогда не пустует, а книга отзывов пополняется. Вот только одна из записей: «Творчество Есенина я сравниваю с могучей, полноводной рекой. Счастлив, что один из родников, до сих пор питающих эту реку, находится на нашей земле — в Башкортостане, в Салавате. С уважением (подпись)».
Литературовед Мурат Рахимкулов в журнале «Бельские просторы» опубликовал статью «Памяти Сергея Есенина». Привожу из нее отрывок:
«Так называется стихотворение Степана Злобина, написанное в Уфе через три дня после трагической гибели поэта и до прошлого года нигде не опубликованное. Рукопись стихотворения сохранилась в семейном архиве писателя. По моей просьбе вдова Степана Павловича Виктория Васильевна Злобина в прошлом году перепечатала это произведение и передала его мне.
Созданное по горячим следам стихотворение отразило горестные переживания автора от невосполнимой утраты... Оно было прочитано лишь в узком кругу единомышленников — членов литературного кружка, которым руководил Степан Злобин. Напечатать его тогда не было никакой возможности, и автор, очевидно, больше к нему не возвращался: во всяком случае, в третьей строфе одно слово так и осталось недописанным...
Попутно не могу не сказать, что еще в первой половине пятидесятых годов, в пору моего студенчества, преподаватель упоминал Сергея Есенина лишь для того, чтобы, противопоставив его пролетарским поэтам Владимиру Маяковскому и Демьяну Бедному, обругать за безыдейность, имажинизм, воспевание Москвы кабацкой... Мое знакомство с творчеством «российского скандального пиита» произошло благодаря Александру Филиппову, моему сокурснику по институту, ныне народному поэту Башкирии. Он мне дал на одну ночь солидный однотомник С. Есенина 1926 года издания с просьбой не показывать никому, особенно — вузовским преподавателям: нам обоим тогда бы не сдобровать... Надо ли говорить, что я всю ночь не сомкнул глаз: переписывал; две школьные тетрадки, полностью заполненные моим мелким почерком в каждую клетку, сохранились до сих пор…».
Народный поэт Башкортостана Мустай Карим к 70-летию С. Есенина опубликовал статью «Одна из великих звезд». Вот ее краткий перевод: «Когда проезжаю через Рязанщину, меня охватывает грустное волнение, как будто на этих полях остались незабываемые воспоминания, связанные лично со мной. Цветы, березы, растущие на этой земле, луна, блуждающая на этом небе, кажутся особенно знакомыми, особенно близкими. Потому что они превратились в незабываемые образы великого поэта и еще с юности запечатлелись в твоей памяти. У каждого большого поэта есть своя волшебная сила: Сергей Есенин из Рязанщины, которая особо не отличается от десятков других областей средней полосы России, но под его пером она превратилась в такой чудесный, прекрасный край, что эта земля стала в русской поэзии символом России. До такой степени влюбить людей в свою землю кроме Есенина вряд ли кому удавалось.
Время его творчества пришлось на очень сложные и бурные годы. В своих произведениях он помогал народу понять идеалы борьбы за светлое будущее родной земли, был настоящим патриотом.
Сергей Есенин — удивительное явление мировой поэзии... Его поэзия — песня юности. Для каждого поколения он останется своим поэтом, своим современником. Он останется современником людей, у которых душа молода, которые не потеряли вкуса жизни и всегда стремятся к прекрасному.
До наших дней стихи Есенина на башкирском языке публиковались редко. Но национальная башкирская поэзия испытала его колоссальное влияние. Среди башкирских писателей, наверно, мало тех, кто бы не учился у Есенина. Раньше мы об этом стеснялись говорить. На это были свои причины. Потому что поэт даже в русской литературе многие годы не был оценен по достоинству. Но ветры перемен сдули ненужную пыль с его драгоценной поэтической лиры. Светлое творчество Есенина превратилось в наше духовное богатство. Его имя сверкает наравне с такими великими талантами русской поэзии, как Пушкин, Лермонтов, Блок. И будет сверкать всегда».
Из архива: сентябрь 2005 г.