Перевод с башкирского Марселя Гафурова
Мать, бывало, бранила меня: «Не передразнивай людей!» Думала, должно быть, что мои шалости могут обернуться против меня самого. Но у земляков моих, темясовцев, всякого рода передразнивания, розыгрыши, подшучивания друг над другом – обычное дело. Острословие и веселый нрав в вину не ставятся, – такой уж в моем родном ауле образ жизни, ставший для меня привычным.
Привычка, говорят, – вторая натура, последовала она за мной в Уфу. И здесь я передразнивал окружавших меня людей; шутливо изображал товарищей по перу, выпячивая смешное в их характерах, поступках, манере речи; придумывал разные байки о них. Того, кто готов был выслушать мою байку, я предупреждал: «Это я только тебе говорю, другим не пересказывай!» Да разве же человек, услышав шутку, удержится, не перескажет! Товарищи, которых мои шутки непосредственно не касались, посмеявшись, озабоченно советовали мне: «Ты свои байки, пока жив, опубликуй в печати, а то пропадут зря». А те, кого касались, кисло роняли: «Насчет меня не очень удачно у тебя получилось», – и отворачивались. Поэтому я до сих пор байки в печать не отдавал. Но люди, заинтересованные в их судьбе, пожалуй, правы: и впрямь могут пропасть зря. Подумал я, подумал – и решил опубликовать их. Не все. Излишне колкие отсеял.
Ладно, кто-то обидится, так обидится, труса играть, уже выйдя на пенсию, мне, думаю, не к лицу. И вот что еще должен сказать: в части баек отражено то, что было на самом деле, в некоторых правда приправлена вымыслом, в остальных – игра воображения.
Итак, представляю товарищей по перу...
Назар Наджми
Внук Аскар:
– Дедушка, ты народный поэт Башкортостана или Татарстана?
– Когда я, внучек, в Казани, то – Татарстана, когда в Уфе – Башкортостана.
– А когда в Москве?
– В Москве я – Назар Наджми!
* * *
Назар-агай, будучи в Москве, зашел в Центральный дом литераторов, решив перекусить в тамошнем буфете. Говорит буфетчице:
– Один кофе. Буфетчица восхитилась:
– Вот, нерусский товарищ, а знает, что «кофе» – слово мужского рода, не то что наши московские писатели!.. Что вам еще?
– Один булка!
(Замечу, что, в зависимости от аудитории, в этой байке могло прозвучать и другое имя – не обязательно народного поэта Назара Наджми).
Тимер Юсупов
Тимер Юсупов в молодые еще годы решил купить себе новый костюм. Поэт он, сами знаете, замечательный, но в обычной жизни очень уж непрактичный. Поэтому взял с собой в консультанты своих друзей – Рами Гарипова и Миассара Басырова.
Купили костюм. Покупку, конечно, надо обмыть. Пошли в ресторан.
Наутро Тимер хватился – костюма нет. Забыли сверток в такси, в котором поехали домой из ресторана. Хотел было уже махнуть на пропажу рукой, но тут пришли к нему Рами с Миассаром. Миассар-то был шустрый парень, сразу сообразил, что надо сделать. Позвонили в таксопарк: так, мол, и так, костюм посеяли. Оттуда отвечают: да, вчера таксист сдал тут сверток, можете забрать.
Поехали, забрали. На радостях пошли в ресторан. Знаю, что вы подумали: опять потеряют. Ничего подобного! Врать не буду, сам не видел, но люди рассказывали, как они шли к квартире Тимера: двое шагали, вцепившись в сверток с двух сторон, третий, раз ему к свертку невозможно было подступиться, шел сзади, намотав на руку конец привязанной к нему бечевки. Чтоб не потерять, значит.
Сафуан Алибай
По радио идет передача для детей.
Звучит песня:
– Лепечет, лепечет, лепечет и лепечет,
Лепечет, лепечет, лепечет и лепечет...
Диктор:
– Вы слушали песню, написанную специально для вас... Слова Сафуана Алибаева...
* * *
Едем в «Жигулях» Сафуана. За рулем он сам. Недавно прошел сильный дождь, на дороге много луж. Встречная машина обдала нашу грязной водой, и мы едва не угодили под «КамАЗ».
– Если бы мы погибли, – заметил я, – в газетах напечатали бы сразу два некролога. Интересно, чей поставили бы первым? Наверно, мой – я старше по возрасту.
– Нет уж, агай, – возразил Сафуан. – Поставили бы по алфавиту, значит, впереди был бы я!
– Да ты, видать, плохо знаешь башкирский алфавит! По-башкирски твоя фамилия начинается с буквы, которая стоит почти в самом конце алфавита.
– Зато по-русски начинается с «А»!
– Ладно, коли так, ты пойдешь первым в русской газете, а я – в башкирской и татарской.
Асылгужа Багуманов
Я приехал в командировку в Сибай, и меня, сославшись на дороговизну в гостинице, устроили в рабочем общежитии на улице Островского. Вечером, когда поели в ашхане и «почаевничали» в чайхане, Асылгужа Багуманов взялся проводить меня в это общежитие – дескать, ты Сибая не знаешь, можешь заблудиться. Сам он второй год работал в должности «безответственного» секретаря местной писательской организации. Часа полтора мы промаялись в поисках улицы Островского. Асылгужа ругал проектировщиков:
– Безмозглые, черт знает как спроектировали город! Не брались бы, раз не умеют!
Встретились двое парней, спрашиваем их, где улица Островского. Они направили нас в обратную сторону. Но там искомой улицы – пропади она, как выразился Асылгужа, пропадом – не оказалось. Асылгужа рассердился на тех парней:
– Безмозглые, живут тут, а города своего не знают! Слушай, давай позвоним в Уфу Наилю Гаитбаеву, он Сибай хорошо знает.
Однако телефонная станция ночью, оказалось, не работает.
– Ладно, агай, не стоит из-за пустяков расстраиваться, айда, переночуешь у меня, – решил Асылгужа.
Пошли. Но теперь он никак не мог отыскать свой дом. Удивлялся:
– На другое место, что ли, его перетащили? Ладно, не стоит из-за пустяков расстраиваться, пошли на вокзал, там как-нибудь остаток ночи перетерпим.
Но и на вокзале не повезло, он был заперт. Асылгужа постоял, озираясь по сторонам, и вдруг радостно закричал:
– Хай, мы безмозглые! Вон же мой дом! С вокзала-то дорогу к нему я знаю!
* * *
Асылгужа написал повесть. Тогда как раз входило в моду мероприятие, именуемое презентацией. Асылгужа объездил чуть ли не все наше Зауралье, представляя народу эту самую повесть. В Сибае ему был задан вопрос:
– Агай, над чем вы сейчас работаете?
– Не видите разве сами?! – возмутился Асылгужа. – Над презентацией?
Роберт Баимов
В Кармаскалах, на родине Роберта Баимова, устроили вечер встречи с именитым земляком.
– Товарищ Баимов, – обратился к нему пожилой колхозник, – есть у меня к вам вопрос. Скажите, пожалуйста, вы писатель или профессор?
Баимов, поднявшись из-за стола, пожал плечами.
– Вы, товарищ, задали вопрос, чересчур упростив предмет разговора. Я бы порекомендовал формулировать вопросы, конкретизируя и индивидуализируя их сообразно политическим и социальным аспектам нашего бытия, с учетом привходящих обстоятельств, сложившихся в той или иной ситуации. В сегодняшней реальности я нахожу целесообразным называть себя в писательской среде профессором, а в научной среде – писателем.
– Понятно, – сказал колхозник.
Раиль Байбулатов
В период горбачевской перестройки началась так называемая аттестация – в официальных учреждениях должны были написать характеристики на своих работников. Первый заместитель председателя правления СП Раиль Байбулатов читает характеристику, которую я сам на себя написал, – руководству неохота было этим заниматься, вот самому и поручили.
– Тэ-эк, Султангареев Рашит Гимранович родился в 1935 году. Был секретарем комсомольской организации колхоза... Окончил Башкирский государственный университет... Работал у нефтяников... Лауреат премии имени Салавата Юлаева... Несколько раз избирался членом правления... Член КПСС с 1966 года...
Прочитав, спрашивает у меня:
– А второго экземпляра нет?
– Зачем он?
– Это же готовый некролог! А то умрет человек – ломай голову, как написать. Здесь же надо только добавить: «Светлая память о нашем товарище навсегда останется в наших сердцах», – и все!
* * *
Собираемся с Мустаем Каримом съездить в мой родной район. Раз окажемся там, надо и в мой родной аул заехать. А заехав в родной аул, как не побывать в отчем доме!
Дело было зимой. Буранило. Наверно, улицы аула, думаю, занесло снегом, на машине не проехать. Выказал свою озабоченность Раилю Байбулатову.
– Рашит-агай, не беспокойся насчет этого, – сказал наш зампред. – Я позвоню главе района, он мой тезка и очень хорошо ко мне относится, распорядится улицы в ауле расчистить.
Позвонил. Через два дня звонит снова:
– Раиль Абдуллович, извините, Мустай-агай не сможет поехать к вам, Султангареев один поедет, так что не надо расчищать улицы.
Равиль Бикбаев
Равиль Бикбаев во время одной из поездок в Москву решил заглянуть там к свояку. В подъезде дома, где тот жил, стояла в ожидании лифта молоденькая девушка. Посмотрела она на нашего бородатого председателя и говорит:
– Вы не садитесь, я одна поеду.
– Почему?
– Боюсь. Вдруг вы – лицо кавказской национальности...
* * *
Звоню однажды Равилю Тухватулловичу, – как, мол, поживаешь.
– Сижу, агай, плачу. – Он величает меня «агаем», когда навеселе.
– Что случилось?
– Пенсию принесли.
* * *
Равиль Тухватович перед съездом писателей вызвал к себе в кабинет своего советника Ирека Киньябулатова.
– Кого в председатели ревкомиссии предложим?
– Можно Сабира Шарипова.
– А он считать умеет?
– Умеет, но зачем тебе ревизор, умеющий считать?
– В самом деле, зачем? Давай лучше Хисмата предложим.
Хисмат Юлдашев
Встретился я однажды с Хисматом в Москве, когда он еще студентом был, учился в Литературном институте. Почему-то, здороваясь, он мне левую руку подал. И потом, гляжу, кружку с пивом в левой руке держит, а правая сжата в кулак, да так крепко, что пальцы побелели.
– Ты что это, – спрашиваю, – со сжатым кулаком ходишь?
– Да деньги у меня тут... – Раскрыл ладонь, показал – рубль и восемьдесят пять копеек были в руке зажаты.
– Почему в руке их носишь?
– Карманы у меня дырявые.
* * *
Одно лето, приехав на каникулы, Хисмат прожил на моем садовом участке. Его дневной рацион: буханка хлеба, сколько влезет прошлогодней завядшей картошки и ведро воды из скважины – без фенола.
Я отправил из района доски для строительства на участке, сказав шоферу:
– Там один парень живет, он поможет выгрузить доски. На-ка, заодно передай ему десять рублей, пусть еду себе купит.
Шофер потом рассказывал, что Хисмат, увидев десятку, растерялся:
– У меня же сдачи нет!
Гайса Хусаинов
Придя на наш съезд или большое собрание, Гайса Хусаинов садится где-нибудь с краю.
– Гайса Батыргареевич, почему вы все время с краю садитесь?
– Меня ведь непременно в президиум выберут.
Газим Шафиков
В 1987 году мы, группа литераторов, совершая поход по следам партизанской армии Василия Блюхера, вступили в поселок Красноусольский. На улицу высыпал народ – и стар и млад. Гляжу, ребятишки гомонят, указывая на Газима Шафикова:
– Вон Горбачев, Горбачев!
Я потом, смеясь, сообщал об этом Газиму, а он серьезно так:
– Да, нас часто путают.
Руслан Максютов
В квартиру Руслана проникли воры и, увидев, что поживиться в ней нечем, оставили записку: «Так жить нельзя!».
Зульфар Хисматуллин
В хрущевские времена случился хлебный кризис, у булочных выстраивались длинные очереди. Вижу однажды в хвосте очереди Зульфара Хисматуллина.
– Ты что, – спрашиваю, – тут стоишь? Тебе же и без очереди продадут.
– С какой стати?
– Вот сейчас увидишь – с какой... – И, обращаясь к стоящим впереди, говорю:
– Товарищи, тут наш друг из Китая стоит, неудобно как-то, все-таки иностранец, надо бы пропустить без очереди.
Глянули люди на Зульфара – точно, китаец. Щеки – во, глаза узенькие...
– Ладно, – кричат, – пусть пройдет вперед!
А Зульфар рассердился, повернулся и ушел. Писатель-юморист называется! Шуток не понимает!
Булат Рафиков
Президент Борис Ельцин читает бумаги, касающиеся людей, представленных к государственным наградам. Берет написанное Динисом Буляковым ходатайство о награждении Булата Рафикова орденом в связи с его 60-летием.
– А, Булат Рафиков! Помню, помню его, встречались в Уфе. Что, орденом Ленина? Ну, Динис Мударисович, даешь! Я же орден Ленина упразднил. Булат очень любит татар – женился на татарке, любит русских – дочь выдал замуж за русского. Орден Дружбы народов, понимаешь, ему будет в самый раз!
Мустай Карим
Было это на самом деле. Мустай-агай выслушал мои байки, отобранные для публикации, и спросил:
– Обо мне ты ничего не сочинил?
– Нет.
– Ну и ладно, и не надо.
А по правде говоря, была у меня байка, в которой фигурирует и он.
Многие, наверно, помнят Кави Муфтахетдинова. Он писал стихи, подчас вполне приличные, да вот беда: Кави стоял на учете в психбольнице. Тем не менее, как любому поэту, хотелось ему увидеть книгу своих стихов. Ходит в книжное издательство, требует издать, а заведующий редакцией художественной литературы Агиш Гирфанов не принимает его рукопись – и все тут. Пошел Кави с жалобой к Мустаю Кариму. Мустай-агай позвонил Агишу:
– Почему отказываетесь издать стихи Кави?
– Он же ненормальный!
– Все мы, поэты, ненормальные. Только у него есть справка об этом, а у нас нет.
Шакир Янбаев
Однажды Шакирьян-агай пригласил товарищей по работе в редакции к себе домой на обед. Те, зная, что он скуповат, растерялись, спрашивают, не шутит ли.
– Нет, нет, не шучу, – заверил он. – Идемте.
И в самом деле накормил всех, а когда поднялись из-за стола, поблагодарил:
– Спасибо вам! Вчера у меня гости были, много еды осталось. Если бы вы не съели, пришлось бы выбросить.
Тайфур Сагитов
Молодые наши годы, работаем в редакции газеты «Совет Башкортостаны». Тайфур на свое рабочее место ходит через проходную комнату. Утром мимоходом, если в газете появился его материал, кивает: «Хороший сегодня номер получился!» Если его материала нет – «Говенный сегодня выпустили номер!»
* * *
Однажды весной наши сады затопило. Когда вода начала спадать, спрашиваю у Тайфура:
– У тебя в погребе не стояло что-нибудь крепенькое? Бутыль не разбилась?
– Не знаю. Вообще-то я выпил ковш воды из погреба – и в голову ударило.
– Дай-ка стакан, и я попробую.
– Брось, мне самому всего полпогреба осталось.
Наиль Гаитбаев
Министр культуры Салават Аминев перед тем, как назначить Наиля Гаитбаева своим заместителем, вызвал его на официальное собеседование.
– Как вы, – спрашивает, – товарищ Гаитбаев, думаете, что такое культура?
– Культура, по-моему, – это культура. А вы как думаете?
– Правильно, культура – это культура. Иди в кабинет напротив, приступай к работе. Кстати, ты ведь тоже баймакский?
– Да, кстати, я тоже баймакский.
* * *
– Наиль Асгатович, почему вы перестали писать пьесы?
– Сколько мог – написал, теперь других учу.
Фарит Исянгулов
В 1973 году в Якутии решили провести Дни башкирской литературы. Делегация во главе с Мустаем Каримом собирается полететь в далекую республику из Уфы, а Фариту Исянгулову, находившемуся в это время в Киргизии, сообщали, что он должен вылететь в Якутск прямо оттуда.
При пересадке в Новосибирске Фарит отправил в Якутский союз писателей телеграмму: встречайте, рейс такой-то.
Прибыл самолет в Якутск. Вышел Фарит на трап и растерялся. По бетонке расстелена ковровая дорожка, поодаль гремит духовой оркестр, с одной стороны дорожки – пионеры с цветами, с другой – рабочие с флагами и транспарантами, посредине, прямо напротив трапа, как выяснилось потом, – руководство республики во главе с первым секретарем обкома. «Наверно, какую-нибудь иностранную делегацию встречают», – решил Фарит и, увидев среди встречающих знакомого якутского писателя Габышева, кинулся к нему:
– Коля, дорогой, как дела?
Первый секретарь и члены бюро пришли в недоумение: что это такое, что за невоспитанность? Башкирский писатель, вышедший из самолета первым, вместо того, чтобы поздороваться с руководством, кинулся обниматься с приятелем!
Оказалось, телеграмму Фарита недопоняли, поднялась суматоха, прозвучала команда свистать всех наверх, то бишь в аэропорт – встречать дорогих гостей из Башкортостана. Но вот разобрались, что прилетел пока один Исянгулов. За сим последовала немая сцена, как в «Ревизоре» Гоголя.
Делегация из Уфы прилетела ночью, и ей такая встреча не досталась.
Сулпан Имангулов
Где-то в 60-х годах Сулпан по каким-то делам съездил в Москву. В то время поездка из Мелеуза в Москву считалась большим событием.
Пришли к Сулпану соседи, знакомые – проведать, расспросить, как оно там, в столице Родины.
– И-и, Сулпан, ты, наверно, и на Красной площади, в Мавзолее побывал, Ленина видел. Как он выглядит?
– Вы что, никогда мертвого человека не видели?! – буркнул Сулпан.
Ирек Киньябулатов
Ирек Киньябулатов по служебной обязанности выпускал буклеты к юбилеям писателей. И кому бы буклет ни посвящался, подыскивал фотоснимки, на которых запечатлен и он сам.
Буклет, выпущенный к 100-летию со дня рождения Шайхзады Бабича. Под фотоснимком – текст: «Снимок сделан в 1916 году на литературном вечере в медресе «Галия». Слева направо: Шайхзада Бабич, Газиз Альмухаметов, Тухват Ченекей и Ирек Киньябулатов.
Риф Туйгунов – Туйгун
– Риф-агай, почему ты только теперь, прожив пятьдесят лет, отсек окончание своей фамилии, стал Туйгуном?
– Поздновато я понял, что без этого не обойтись. Если, братишка, хочешь стать настоящим поэтом, сейчас же отсеки себе хвост.
* * *
Риф, проработав некоторое время заместителем председателя правления СП, отрастил усы и бороду, хотя это ему не шло.
– Браток, зачем ты бороду отпустил? – спросил я.
– Агай, ты уже в годах, а простых вещей не понимаешь. Нынче ведь Равилю Тухватовичу 60 исполнится...
Через некоторое время сбрил он с лица реденькую растительность.
– Что так, – спрашиваю, – почему сбрил?
– Похоже, не выгорит у меня дело. Равиль Тухватович говорит, что и на пенсии останется в председателях.
Ризван Хажиев
Приняли в наш творческий союз группу пишущих, которые до этого ходили в «молодых». Когда утвердили протокол, взял слово Ризван Хажиев и начал свою речь так:
– До обеда мы были журналистами, теперь стали писателями...
Амир Юлдашбаев
Кандидат наук Амир Юлдашбаев перевел «Воспоминания» Заки Валиди с турецкого языка на башкирский. Турецким он овладел самоучкой. Когда книга вышла в свет, спрашиваю у него:
– Не допустил ли ты в переводе ошибки из-за того, что изучал турецкий без чьей-либо помощи?
– Без ошибок никакое дело не обходится, и у меня в переводе вместо красных проскочили белые, вместо большевиков – меньшевики, вместо Ленина – Керенский, вместо Сталина – Троцкий, вместо Заки Валиди – Гаяз Исхаки... Но, знаешь, в науке на такие незначительные неточности не принято обращать внимание, вы, писатели, чересчур щепетильны...
Имярек
Один наш писатель примерно моих лет (имя не назову) поехал в санаторий с женой и внуком. Там с местами было туговато, поселили их в двухместной комнате.
На другой день писатель принялся жаловаться:
– Издеваются тут над людьми! Нам нужно три кровати, а в комнате их только две, мне пришлось спать с женой!
В конце концов не выдержал он «издевательств», на третий день обругал главврача и уехал со своим семейством домой, где у них было три кровати.
Со слов Баязита Бикбая
– Знаете, как надо прятать деньги, чтобы жена не нашла? Я сую их в карман ее пальто, летом – зимнего, зимой – летнего.
* * *
Когда Сагит Агиш получил новую квартиру, Баязит Бикбай, страдая от похмелья, пришел поздравить новоселов. В руке – пылесос, дефицитная в те времена вещь.
Хозяева, увидев знатный подарок, воодушевились, Фарзана-енгэ быстренько накрыла стол. Угостили Баязит-агая тем, в чем он нуждался.
Через несколько дней зашла к ним соседка, просит вернуть пылесос.
– Какой пылесос?
– Мой. Баязит попросил его у меня, чтобы пропылесосить вашу квартиру...
Со слов Кадыра Даяна
Назара Наджми назначили директором Башкирского академического театра драмы. Услышав об этом, Кадыр Даян позвонил в директорский кабинет.
– Мне бы директора...
– Я слушаю.
– Брось, Назар, шутки шутить! – сказал Кадыр Даян и, якобы рассердившись, положил трубку.
Спустя некоторое время опять позвонил:
– Мне директор нужен.
– Я слушаю, Даян-агай.
– Хватит шутить, Назар! Мне настоящий директор нужен.
После третьего звонка Назар Наджми понял их смысл. «Какой из тебя директор!» – вот что было в подтексте.
* * *
После переезда Кадыра Даяна на новую квартиру наконец-то ему провели телефон. Подвыпив на радостях, звонит он в три часа ночи соседу Ахнафу Харису:
– Харис, у нас в подъезде кошка мяукает, не знаешь чья?
Харис, хорошо знавший повадки Даяна, положил трубку, ничего не сказав в ответ.
Следующей ночью, тоже в три часа, зазвонил телефон Кадыра Даяна.
– Даян, извини, я не смог выяснить, чья кошка мяукала.
Из баек певца Рамазана Янбекова и кураиста Ишмуллы Дильмухаметова друг о друге
Рамазан Янбеков купил легковую машину. Едет в ней в свой сад, но не своим ходом – тащит ее грузовик. Ишмулла, остановив его, спрашивает:
– Ты что это едешь в новенькой легковушке, прицепившись к чужой машине?
– У меня прав еще нет.
* * *
Ишмулла Дильмухаметов решил приобрести садовый участок. В то время давали по четыре сотки земли, а он попросил пять.
– Зачем тебе лишняя сотка? – спросили у него.
– Я на ней курай посею.
Осенью начальник, ведавший выделением садовых участков, поинтересовался:
– Ну, Ишмулла-агай, удался у тебя урожай курая?
– Всходы были хорошие, да марьи , решив, что это укроп, все повыдергали и съели.
Плагиат
Однажды заявилась ко мне в Уфу из Кумертау сестренка Альмира. На ней – новое пальто. Только было оно ей велико, чуть по полу не волочилось.
– Зачем, – спрашиваю, – такое большое купили?
– Мама сказала – на вырост.
Я вспомнил об этом через пятнадцать лет, в 1978 году, когда нам, новым лауреатам, собирались вручить в обкоме КПСС премии имени Салавата Юлаева. Инструктор отдела культуры обкома Фарит Габитов предупредил меня:
– Ты должен выступить на торжестве с благодарственным словом. Подумай хорошенько, что скажешь, чтобы ни нам, ни тебе потом не было стыдно.
Перед началом торжества Фарит завел меня в свой кабинет прорепетировать мое слово. Ему оно понравилось. Повел для его утверждения в кабинет заведующей отделом Клары Тухватуллиной. Там мне пришлось повторить свою коротенькую речь. Она и Кларе понравилась. Наконец, я третий раз произнес ее на торжестве, проходившем под руководством секретаря обкома Т. И. Ахунзянова. Я сказал:
– Когда я был маленьким, мать сшила мне пальто. Оно было мне велико, я расстроился. Мама успокаивала меня: «Я сшила его тебе на вырост. Вот подрастешь, и пальто станет тебе впору». Я считаю, что и премию имени Салавата Юлаева мне присудили на вырост. Со временем, надеюсь, она станет мне впору...
Народ, собравшийся в зале, поаплодировал, потом мне пожимали руку, хвалили, полагая, что это я сам придумал. Теперь, спустя двадцать три года, признаюсь, что это был плагиат. Мысль насчет выроста до меня мама моя высказывала.
Из архива: июль 2015г.