№3.2025. Юрий Татаренко. Самый веселый анархист

– Расскажите о недавней поездке в Уфу. Кого из башкирских поэтов и прозаиков вы знали, знаете? Где вы выступали, о чем говорили? 

– Уфа – великий город, Башкирия – великая земля. У меня до сих пор хорошая память, и я навсегда запомнил, что башкирский классик Мустай Карим, хоть и негласно, но поддержал меня, когда нас в 1980-м вышибали из Союза писателей СССР за альманах «Метрополь»… В Уфе я не ходил по начальникам, а занимался, как всегда, только литературой. Например, посетил литобъединение УФЛИ. Очень это было для меня питательно и интересно!

– А с какими-то книжными новинками удается знакомиться? За чьим творчеством стараетесь пристально следить?

– Скажу вам честно и не стану сейчас набрасывать фамилии. Читаю много рукописей – для «Липок», различных конкурсов, веду курс в Литинституте. И я больше знаю эту литературу, а не ту, что у всех на устах. В премиальных списках каких-то откровений не вижу.

– Как вы думаете, возможна ли интеграция писательских сообществ? Когда, на какой платформе?

– Никаких интеграций не нужно. Все писатели – индивидуалисты. Нужен профсоюз писателей.

– Расскажите, что из себя представляет Русский ПЕН-центр?

– Мы – аполитичная правозащитная писательская организация, рассматриваем до шестидесяти обращений ежегодно. К примеру, в 2012 году добились освобождения «китайского шпиона» Данилова, ныне живущего в новосибирском Академгородке. После недавней перерегистрации от 330 членов осталось около 200, список на сайте. Нас поддерживают две крупные библиотеки Москвы – имени Боголюбова и РБГМ на Преображенке. В будущее смотрим оптимистично.

– Когда-то вы причисляли читающих россиян к своего рода секте. Сейчас изменили свое мнение?

– Конечно. Я много езжу по стране. Где-то по-прежнему бардак, но в общем налицо перемены к лучшему. Проводятся литературные форумы, библиотеки постепенно превращаются в культурные центры, где широко используется Интернет и другие современные технологии. Как-то я выступал в Москве, и онлайн-трансляция шла в шестьдесят восемь библиотек по всей России.

После лихих 90-х интерес к чтению, к литературе сейчас вновь повсеместен – какая же это секта? В небольшом Липецке на творческих встречах с прозаиками и поэтами были полные залы. Люди говорят: «Вся надежда – на писателей». Но ведь, действительно, журналисты и чиновники несут с экрана черт знает что, русским языком они совершенно не владеют!

– Что скажете о литературном процессе?

– Знаете, я не люблю слова процесс. Сразу всплывают в голове такие фамилии, как Пастернак, Бродский, Даниэль и Синявский… К сожалению, нынешняя молодежь не знает нашего не столь далекого прошлого. Один молодой прозаик как-то заявил мне, что мы-де живем в эпоху тоталитаризма. Я ему отвечаю: «Милый мой, да при тоталитаризме тебя на этих словах уже вели бы под белы рученьки двое в штатском!»

Раньше писатели плевали на власть, теперь наоборот. Профессии писателя официально не существует. Тем не менее литература жива. Форумы в Липках ежегодно открывают новые имена: москвич Александр Снегирев, Александр Киров из Каргополя…

На премию «Дебют» как-то прислали пятьдесят тысяч рукописей. И это хорошо: ребята пишут, а не курят анашу, не машут финкой в подъездах. Да, на 99 % дебютные тексты – графомания. Несколько соискателей премии и вовсе сопроводили свои рукописи бесхитростными записками: наша семья живет бедно, пришлите денег.

С другой стороны, уверяю вас: ни один талантливый текст не может пропасть бесследно. Дерзайте, адреса редакций «толстых» журналов известны. Публикация в «Новом мире» или «Знамени» – это знак качества.

Отечественному литературному процессу мешают постоянные свары. Причем их организуют люди, скажем так, малоталантливые. Хотя каждый писатель думает, что он лучше всех. Мне все равно, в каком СП автор: он либо является писателем, либо нет. Единение писателей – миф. Такого не было никогда. Аксенов и Шукшин, мягко говоря, недолюбливали друг друга. Да, каждый имеет право на собственное мнение.

с финкой на паровоз

– Как прокомментируете итоги премии имени Фазиля Искандера? Какую номинацию считаете самой интересной, сильнейшей по заявкам этого года и предыдущих? Продолжаете открывать новые имена?

– Я хорошо знал Фазиля и, вероятно, поэтому являюсь бессменным председателем жюри премии его имени, которая проводилась в этом году нашим Русским ПЕН-центром вот уже в восьмой раз. И уже объявлен конкурс на следующий год. Премия окрепла, существует теперь при поддержке Президентского Фонда культурных инициатив, стала значимой, престижной и в какой-то степени уникальной. В наше смутное время именно такие человеческие качества Искандера, как доброта, порядочность, несуетность, становятся для истинного словесного таланта определяющими. Каждый из лауреатов премии обладает какой-то искандеровской черточкой. А все вместе они – великолепный сгусток зрелого мастерства и непридуманной новизны.

Таланты были, есть и всегда будут в нашей стране, в чем бы обратном меня ни уверяли «пораженцы». Я, как и вы, много езжу по России, вижу, что в каждом крупном, а то и уездном городе есть выдающиеся литераторы. Начиная от Владивостока, Курил и заканчивая Калининградом, русским Севером… Ведь литература не ограничивается Садовым кольцом, «Большой книгой» и даже уважаемой «Ясной поляной». Первым лауреатом искандеровской премии был уникальный сибирский писатель Эдуард Русаков, который ухитрился в своей прозе сочетать внешне не сочетаемое. Им были усвоены тончайшие уроки Достоевского, Кафки, Беккета, Джойса, и эта фантасмагория сочеталась у него с сибирской ширью и размахом, заданными прозой Мамина-Сибиряка, Вячеслава Шишкова с его «Угрюм-рекой». «Городского» Русакова очень уважал покойный Виктор Петрович Астафьев, традиционно считавшийся «почвенником» и чуть ли не мракобесом. И это не удивительно, ведь у настоящего писателя одна идеология – качество его текста. Качество – главный критерий при обсуждении претендентов «на Искандера», и что есть общего у совершенно разных писателей – от Аксенова, Искандера и Битова до Астафьева, Белова и Шукшина? Ответ: понимание Родины. Россия для них не «эта» – через губу – страна, а «наша», «моя», «родная». Со всеми ее «отчетливыми мерзостями и таинственными воспарениями», как писал Аксенов в послесловии к моей первой книге «Веселие Руси», вышедшей в 1981 году, увы, не в Красноярске или Москве, а в городе Энн-Арбор, штат Мичиган, USA, издательство «Ардис» хотя там не было ни грамма антисоветчины, что подтвердил мне на допросе просвещенный гэбэшник, сказавший, что сажать меня пока что не за что. Хотя я неправильно описываю российскую действительность, ее правильно описывают по-настоящему советские писатели. Привел мне ряд блестящих (тогда) имен, канувших ныне в Лету. Боюсь, что вам, Юрий, эти имена сегодня ничего не скажут.

Премию Искандера за это время получили нетусовочные, несуетные литераторы из разных городов огромной Империи. Вспоминаю наугад – замечательный, однако не раскрученный (тогда!) Саша Мелихов, родившийся в ссыльном Казахстане и живущий ныне в Питере. Питерский же Валерий Попов. Чеченец Канта Ибрагимов. Ахат Мушинский из Казани. В этом году отмечен премией славный поэт Станислав Минаков из Белгорода и давно заслуживающий известности прозаик Владимир Лидский, живущий в Киргизии. Все это качественная, не монетизированная литература, но, извините, больше говорю о прозе, потому что и сам прозаик. Поэты для меня не чужие, но другие люди. Равно как и детские писатели, драматурги, сценаристы… Такие как Ибрагим Чкадуа из Сухума, Владимир Делба, Наталья Ахпашева из Абакана. Еще раз утверждаю, что премия Искандера – это не премия «тусовки». «Талант – единственная новость», – утверждал Пастернак и, как всегда, был прав.

Вручали в этом году премию в шикарном «Метрополе», нашли для этого деньги. Правда, пока награждали лауреатов и вручали дипломы, вездесущие халявщики, проникающие, как микробы, куда угодно, выпили всю водку и съели всю закуску. Такова литературная жизнь! Однако не единой водкой, закуской и постановлениями ЦК КПСС живет современная литература. А она живет и помирать не собирается. С нетерпением ждем нового «искандеровского» сезона.

Искандера, автора «Сандро из Чегема», все любили, он жил в атмосфере творческого содружества с поэтессой Беллой Ахмадулиной, художником Борисом Мессерером, журналистом Андреем Мальгиным. Окуджава и Чухонцев посвящали ему свои произведения. По книгам Искандера сняты фильмы и телеспектакли. Но одна мечта знаменитого писателя не сбылась – ему не удалось посотрудничать с режиссером Георгием Данелией.

У Искандера был замечательный афоризм: «Если не можешь распилить цепи, плюй на них – может, проржавеют!» Достижения писателей не в том, что они дерзко выступают. Звезды 60-х – Василий Аксенов, Василий Шукшин и Фазиль Искандер – были конформистами, не лезли с финкой на паровоз – а сколько дали русской литературе!

Конечно, Фазиля Искандера сегодня сильно не хватает. Мы дружили. Он был ни за левых, ни за правых – умен, ироничен, никакого хамства. В нем не было следов торгашества – этого безумия, присущего двадцать первому веку. Искандер обогатил русскую литературу, литературу до сих пор великую.

Широкое полотно

– Одна из ваших недавних книг называется «Прощанье с Родиной» – о чем это вы?

– Решил опубликовать рассказы, накопившиеся за последние три года. Как писатель я начинал с сатиры, черного юмора, абсурдизма, писал остросюжетные короткие рассказы. Мне даже придумали определение: «самый веселый анархист».

А для новой книги я сочинил писателя Гдова и безработного Хабарова, которые рассказывают друг другу об увиденном и пережитом. Есть в этом сборнике и рассказ «Рождественская песнь в прозе» – по мотивам Диккенса, написанный в конце 2012 года по заказу журнала «Сноб». Он о том, как Владимир Скруджев, «правитель одной таинственной страны, которая некогда являлась империей от моря и до моря», пережил духовное перерождение.

Я пишу о своей стране. При этом стараюсь избегать шапкозакидательских реплик: мы, мол, круче всех! У каждой нации есть свои скелеты в шкафу. Так что надо бы полегче с обвинениями других во всех смертных грехах. В журнале «Октябрь» скоро выйдет мой новый рассказ, где один из персонажей говорит: «Весь мир сошел с ума». А разве не так?

– «Веселый анархист» – это точно! Вы шутите уже на уровне названия книги – не так давно вышел том «Арбайт. Широкое полотно»…

– Расскажу вам историю его создания. В 2009 году меня хватил инфаркт. Образ жизни был соответствующий: я ведь постоянно сижу – либо за рулем автомобиля, либо за компьютером. Когда работал, выкуривал по две пачки в день. Теперь с сигаретами попрощался. Мало того, врачи запретили мне работать более двух часов в сутки.

А за отведенные два часа я успевал написать 1800 знаков, маленькую главку. Каждую выставлял в своем ЖЖ и спрашивал у читателей, к примеру: можно ли считать интеллигенцию частью народа? или прав ли был Маркс, боровшийся с капитализмом? Сперва получал по десять-пятнадцать откликов. Потом их число выросло до трехсот. Авторы полемизировали друг с другом. Возникла идея собрать сорок глав с комментами под одной обложкой. Так появилась книга «Арбайт. Широкое полотно», и в ней действительно отображена жизнь народа – пусть и в виртуальном пространстве. А мы с народом попали в шорт-лист Букера.

писателю все на пользу

– Все ли ваши мечты сбылись?

– Почти все. Но, о чем мечтается сейчас, вслух не скажу, извините.

– Что в работе сейчас?

– Работаю постоянно и много лет. Писательство не заключается в том, чтобы сидеть на стуле и скрипеть пером. Писатель работает даже тогда, когда не пишет – постоянно что-то обдумываешь. Вот вы спросили о мечтах. Мне очень нравится писать и читать. Единственное, пожалуй, что мне нравится. И слава богу, у меня есть возможность этим заниматься. Какие еще могут быть мечты? Миллион долларов иметь? Так от него одна только печаль – тебя или посадят, или убьют…

– Но ведь бывает так, что замыслы есть, но реализовать их вечно что-то мешает?

– А я считаю, что никто не может помешать писателю быть писателем. Он лишь сам себе может помешать. Да, некоторые авторы часто сетуют на трудности жизни: не печатают, денег не хватает, жена пилит... Да, и меня много лет не печатали – было очень неприятно, противно, мерзко. Но, как говорили алданские бичи: «Ну, и что теперь, обо… и не жить?» Неси свой крест – если ты писатель. Пиши в стол или ищи возможности пробиться. Когда нас не печатали, мы организовали альманах «Метрополь».

– И за это вам крепко потом прилетело!

– Опять же – ну, и что? За все надо платить.

– Как вам сейчас кажется, не был ли разгон «Метрополь» кремлевской ошибкой?

– О «Метрополе» я могу говорить часами! Идея создания независимого альманаха принадлежала Василию Аксенову. Пригласили к сотрудничеству литературных звезд: Битова, Искандера, Ахмадулину, Вознесенского. Также в числе авторов «Метрополя» оказался и Джон Апдайк. Аксенов тогда переводил его роман «Переворот», они были очень дружны.

Другие авторы альманаха были, как говаривал Слуцкий, широко известны в узких кругах. Они не писали антисоветчины, но все же их произведения, выглядевшие несколько странно в эпоху торжествующего капитализма, нигде не печатали. Ныне все эти имена на слуху: Виктор Ерофеев, Юз Алешковский, Юрий Кублановский, Инна Лиснянская, Аркадий Арканов, Евгений Рейн, Марк Розовский, Владимир Высоцкий, Борис Вахтин, Фридрих Горенштейн, Юрий Карабчиевский, Семен Липкин, Генрих Сапгир. Это ли не ирония судьбы – по сценариям Сапгира вышло несколько мультфильмов, но публиковать его серьезные стихи все отказывались наотрез!

Долго гулял по редакциям и я. Помню, настойчиво предлагал свой рассказ о рабочих, потерявших гроб в июльскую метель. И слышал в ответ: «Женя, ты вообще понимаешь, в какой стране живешь?» Помог Шукшин, в 1976 году с его предисловием вышли два моих рассказа в «Новом мире». Меня стали приглашать в другие журналы, но больше мою прозу не печатали, каждый раз просили принести «что-нибудь другое». И, когда Аксенов предложил мне публикацию в «Метрополе», я его чуть не расцеловал.

Как известно, наш альманах вышел крохотным тиражом двенадцать экземпляров. Это был самый настоящий самиздат. Мы предлагали Союзу писателей СССР сделать официальный тираж «Метрополя» – тысячу штук. Но получили резкий отказ в резкой форме. И последующую тотальную проработку авторов. Многих поисключали из СП, заставляли писать покаянные письма. Удивительное дело: авторов «Метрополя» прессовали не сотрудники КГБ, а коллеги-писатели!

В Союзе писателей я был семь месяцев и тринадцать дней – это же рекорд для книги Гиннеса! В журнале «Новое литературное обозрение» № 82 опубликована стенограмма заседания секретариата СП РСФСР, прошедшего 21 декабря 1979 года. Сейчас обсуждение авторов воспринимается как мракобесие. Но писателю все на пользу. Варлам Шаламов после лагеря написал «Колымские рассказы». А мне довелось наблюдать, как люди сдают друг друга. Нас громил Даниил Гранин: «Вам нечего делать в СП». А мне было нечего терять, и я отвечал дерзко. Спрашивают: «Кто сподвиг вас на участие в ”Метрополе”?» Улыбаюсь: «А я не шкаф, чтобы меня двигать!» А Расул Гамзатов то и дело восклицал: «Ай, молодца, как хорошо сказал – давайте его обратно в Союз примем!»

Когда нас вышибли из СП, пять известных литераторов США написали письмо протеста. Но и это не помогло. Вообще, литературная жизнь странно устроена. Знакомый американец сказал, что нам сделали рекламу на миллион долларов, ведь нас воспринимали мучениками за демократию. Но, я считаю, «Метрополь» был вполне себе обычным литмероприятием. И на месте Советской власти, я бы разрешил печатать альманах небольшим тиражом.

Разгон нашей редакции – большая дурость. Мы же не призывали взорвать Кремль, у нас не печатались откровенные диссиденты вроде Георгия Владимова или Льва Копелева. Просто «Метрополь» стал первым в стране плюралистическим изданием. Под одной обложкой были собраны люди разного возраста, социального положения, образования, мировоззрения. Участие в «Метрополе» – главнейшее событие в моей жизни. Это был последний крупный литературный скандал брежневской эпохи. Но ничего хорошего в скандалах нет.

После истории с «Метрополем» за десять лет у меня не было опубликовано ни строчки. Все эти годы я писал в стол. В 1990 году меня восстановили в СП – но предложили заплатить пропущенные членские взносы. Моему возмущению не было предела!

– Интересно, что сразу после разгона «Метрополя» вы затеяли новый альманах…

– У меня есть принцип – всегда давать сдачи! Я был злой как черт и согласился на предложение Дмитрия Пригова создать в 1980 году альманах «Каталог» новоявленного «Клуба беллетристов». Там я познакомился с большими писателями – Владимиром Кормером, Николаем Климонтовичем, который умер этим летом.

Чуть позже в Ленинграде основали литературный «Клуб-81». В него входили двадцать – сорок человек: Феликс Кривулин, Елена Шварц, Елена Игнатова. Клубу дали помещение, где проводились семинары по Солженицыну, вечера католической поэзии… Это проходило под присмотром КГБ – но все же, считаю, это было глотком кислорода.

Солнце всходит и заходит

– Через год у вас юбилей. Как планируете отметить 80-летие?

– Никак не планирую! Экое, понимаешь, важное событие! Хватит всех этих ритуальных танцев у костра и вручения всяких «отметин». Старшие уже там… И мои сверстники уходят один за другим. Абдрашитов, Кабаков, Русаков, и, что будете делать вы без нас, не знаю.…

Конечно, смерть Кабакова – огромная потеря для русской литературы. И моя личная потеря. С ним можно было посоветоваться по любому вопросу! Кабаков – прекрасный рассказчик. Однажды на секретном заводе в Днепропетровске, где он работал в юности, у Косыгина, приехавшего из Москвы, украли норковую шапку. Ему заговаривали зубы полтора часа, пока не прибыл гонец с новой шапкой – но значительно меньшей по размеру. …И таких историй у Кабакова было множество! Очень люблю его «Московские сказки» и роман «Все поправимо».

Было дело, мы с Кабаковым ругались по телефону каждый день – но не до ссоры. У нас с ним разные взгляды на очень многие вещи.

– Как продвигается работа о книге про Кабакова?

– Книга готова. Глядишь, ее уже и напечатают, пока выйдет это интервью. Полагаю, что через пару месяцев смогу ее вам преподнести. Так что я не унываю. То, что сейчас происходит, происходило всегда. Почитайте Тацита, Петрония, Эзопа, протопопа Аввакума. Пусть унывают моральные уроды!

Повторяю: литература в России была, есть и всегда будет. Надеюсь, будущие читатели «Бельских просторов» в этом когда-нибудь сами убедятся.

Понятие поколений в литературе условно, так как она развивается по вертикали, а не по горизонтали, и главное, о чем нужно говорить, это о качестве текстов. В 60-е годы у читателей было три кумира: Василий Аксенов, Василий Шукшин и Фазиль Искандер. Один из них, Шукшин, дал мне путевку в жизнь. Два моих рассказа вышли в «Новом мире» без цензуры и с немного сокращенным предисловием Василия Макаровича. И после этого я, тридцатилетний красноярский автор двухсот неопубликованных рассказов, что называется, проснулся знаменитым. Я приехал в Москву, на улицу Бочкова, в гости к Шукшину, и он сказал: «Тебе надо уезжать из Красноярска. Болтаешь много – тебя посадят. Пишешь с пониманием про пьянку, видно, крепко зашибаешь – сопьешься. Или, что хуже всего, оставшись в Сибири, станешь комсомольским писателем, будешь прославлять очередное строительство ГЭС». Я внял шукшинским советам.

– Писательское счастье – это ежедневное вдохновение или любовь миллионов?

– Любовь миллионов – это Маркс, Ленин, Гитлер и Сталин. Ежедневное вдохновение – нонсенс. Писать надо всегда, а не вдохновения дожидаться. Писательское счастье – это когда вкалывал весь день, а потом лег в постель и заснул.

– Евгений Анатольевич, писатель Михаил Гундарин написал книгу о вас. Казалось бы, книгу о Попове мог написать сам Попов! Но этого не произошло. Как так?

– Я вам сейчас расскажу. Как-то на литературной тусовке Елена Шубина предложила мне написать книгу об Аксенове. Не могу, отвечаю, мне сам Аксенов это запретил: мемуары для писателя – последнее дело! Но можем с Сашей Кабаковым написать книгу об Аксенове в форме диалогов. Потом Саша очень точно сказал: в ней не вся правда о Василии Палыче – но там нет и слова неправды.

Василий Аксенов – мой старший друг, товарищ и брат. До эмиграции у него была такая слава, что сейчас сравнить просто не с чем. В 1980 году он уехал на Запад и вскоре стал в Вашингтоне профессором славистики. Между нами постоянно шла переписка – по так называемой голубиной почте, через знакомых журналистов и дипломатов, ведь обычные письма за рубеж контролировались спецслужбами.

К сожалению, почти все письма Аксенова ко мне исчезли – при трагикомических обстоятельствах. Как-то встречаю Юлия Кима и рассказываю ему об идее Пригова выпускать свой «Каталог». «Ну, все – ждите обысков!» – ответил на это Ким.

Так и произошло. Назавтра в восемь вечера – звонок в дверь. «Кто там?» – «КГБ по Москве и Московской области». Жена говорит: «Ждите, он одевается, всю ночь работал». А мы хранили аксеновские письма в гречке. Пришлось их спешно сжечь. А меня, как оказалось, вызвали на Лубянку свидетелем по какому-то делу. И вот едем мы в машине, а я все думаю: что ж вы сразу-то не сказали, такую ценность своими руками уничтожил!

Описывать свою жизнь – крайне сложно. Можно удариться в пафос, что-то присочинить… Поэтому я легко согласился на предложение Гундарина стать героем его книги. Все лето общались по телефону, скайпу, он постоянно мне присылал фрагменты текста на сверку… Так что все сложилось весьма удачно.

Знаю Михаила очень давно, со времен наших с Романом Солнцевым семинаров – и в новом тексте он проявил свои лучшие писательские качества. Кроме того, Гундарин еще и замечательный журналист. Все, что я ему рассказал, он воплотил блестяще. У меня не то чтобы нет к нему никаких претензий – я очень рад. Михаил еще и интересное название книги придумал, отсылающее нас к знаменитому роману Даниэля Дефо о Робинзоне Крузо: «Солнце всходит и заходит. Жизнь и удивительные приключения Евгения Попова – сибиряка, пьяницы и знаменитого писателя». Ожидается, что книга скоро выйдет в издательстве «Пальмира», там же, где мой новый сборник прозы «В поисках утраченной духовности».

– Ваша жизнь столь удивительна и разнообразна, что Гундарин не раз восклицал: «Нельзя объять необъятное!» А что не вошло в книгу?

– Конечно, интересных случаев на самом деле было раз в десять больше! Но книга не может быть безразмерной, в ней и так двадцать с лишним авторских листов. …С другой стороны, я не вижу там особых лакун. И потом, понимаете, приключения молодых людей очень часто дублируются: влюбился в девушку – та не дала – выпил водки – подрался – попал в милицию…

– …И написал стихи или рассказ!

– Именно! Так и делалась литература. Мне рассказывал режиссер Вадим Абдрашитов, что однажды Шукшин, получив гонорар, тянул по коридорам общежития ВГИКа ящик водки – как бурлак, на веревке, со страшным грохотом… Антипод Шукшина, Василий Павлович Аксенов, как-то умудрился попасть в вытрезвитель и эту сцену затем описал в романе «Ожог».

– Вы неистощимы на юмор – и в жизни, и в творчестве. Откуда что берется?

– Это уж я не знаю! Это не юмор – это наша жизнь. Академик Лихачев отмечал, что русская смеховая культура традиционно сильна. Вспомните рассказы Лескова, к примеру. Итальянцы мне предложили однажды выступить с докладом «Рассказчики и юмор». Сказали, что можно взять кого угодно – Зощенко, Хармса. …Нет, говорю – Солженицына хочу! И взял за основу «Архипелаг ГУЛАГ» – там бездна смешного: вспомните хотя бы безумно смешной разговор с марксистом в поезде. Ему говорят – посмотри, как все плохо: поля не убраны, сарай прогнил. Тот отвечает: это все временные недостатки! А как начальник лагеря в отсутствие лошади ехал перед зэками на козле… Вы только представьте эту сцену!

– Видимо, сказывается и ваш легкий характер. Тот же Кабаков рисовал довольно мрачную картину русской жизни…

– Но он же и говорил: «Все не так хорошо, как хотелось бы – но и не так плохо, как могло бы быть!»