№6.2024. Юрий Татаренко. «Чем старше бас, тем голос гуще»

ДОНЕСТИ СМЫСЛ

– Бельканто – врожденный дар или наработанное мастерство?

– Я считаю, что это все в совокупности. Потому что нельзя научить хорошо петь, если человек не обладает вокальными способностями. Можно многому научиться, да – но за этим будет стоять огромный труд. Огромный!

Что такое успех? Это десять процентов таланта, остальное – работа. Как над голосовым аппаратом, дыханием, так и над ролью. Знаменитый певец Лучано Паваротти говорил: если не попоешь три дня, будешь испытывать дискомфорт, не попоешь неделю – публика начнет задавать вопросы, кто это вышел на сцену, поющий ли перед ними человек! Я занимаюсь каждый день. Хотя бы пятнадцать-двадцать минут стараюсь выкроить. А по-хорошему, вокал требует гораздо больше времени.

Что такое бельканто? Красивое пение, вокальное искусство. Когда поешь, всегда думаешь, о чем ты поешь, зачем вышел на сцену. Важная задача певца – донести смысл, главную идею исполняемого им произведения. Тогда зритель начинает тебе верить.

– Известно, что тенора очень сильно берегут свой голос. А басы?

– Все голоса – тенора, баритоны, басы – следят за тем, чтобы быть в форме. Здоровье – очень важная вещь. Публике не расскажешь перед началом концерта или спектакля, что ты накануне съел что-то не то. Публика приходит получить удовольствие от выступления артиста. И платит аплодисментами. И ты всю жизнь добиваешься уважения, симпатии слушателей и зрителей.

Конечно, все мы живые люди – певцы могут простужаться, испытывать другие проблемы со здоровьем. Стараюсь ежедневно следить за собой – делаю зарядку, занимаюсь йогой, выполняю упражнения на дыхание. Тут у меня все четко.

– Без чего бас не бас? Без кантилены, крепких верхов, уверенного диминуэндо до пианиссимо?

– Подождите, бас – это дар природы. Некоторые певцы воспитывают, разрабатывают свой голос. Бывает такое: сперва пел тенором, а потом вдруг – басом. И даже наоборот! Да, таковы капризы природы. И никуда от этого не деться.

Бас – исконно русский голос. Умение владеть голосом говорит о том, что ты певец-профессионал. Если в нотах написано меццо-форте или пианиссимо – будь добр, так и пой. Петь пиано не просто, этому долго и упорно учатся.

ДВЕРЬ В ТВОРЧЕСТВО

– Вы выросли в творческой семье: мама – художник, отец – кинематографист. Шансов пойти в инженеры у вас не было?

– Это вряд ли! (Смеется). Мама великолепно пела – русские народные и башкирские песни. Папа играл на многих музыкальных инструментах. Так что в нашей семье всегда звучала музыка.

– Вы снимались в фильмах отца. Но все же решили не продолжать карьеру киноартиста?

– Ничего удивительного. Когда приобщаешься к вокальной музыке, ты очень скоро в нее просто погружаешься с головой. Вернее, она тебя увлекает за собой. В общем, я не жалею о том, что выбрал академическое пение.

– Очевидно, что певец должен быть грамотно обучен. Насколько сильно отличаются методики Миляуши Галеевны Муртазиной и Ирины Константиновны Архиповой, у которых вы учились в Уфе и Москве соответственно?

– Миляушу Галеевну я очень уважаю и люблю. Она приучила меня к ежедневному труду. У нас были классические отношения профессора и ученика. Я выполнял все, что она скажет.

Ирина Константиновна вовлекла меня в музыку по-своему. Приоткрыла для меня дверь в творчество Чайковского, Рахманинова, Глинки и других композиторов. Познакомила с традициями исполнения его романсов, арий из опер. Очень здорово, когда секреты мастерства передаются от вокалиста к вокалисту напрямую, у плотников это называется из рук в руки. С Архиповой мы шлифовали многие произведения.

Счастлив, что довелось поработать вместе и с Николаем Георгиевичем Гяуровым, прославленным басом. Мы пели вместе в опере Верди «Дон Карлос», я очень многое у него почерпнул. Я исполнял сначала партию Инквизитора, затем Короля Филиппа Второго. Гяуров тоже исполнял Филиппа, я его порой страховал – в оперном театре это нормально. Между нами возникла дружба. Плотно общались около двух лет. Он делился секретами исполнительского искусства, рассказывал, что такое работа над образом. Пробудил большой интерес к тому, что ты вроде как уже умеешь делать.

На репетициях в классе, стоя у рояля, я размышлял: что хотел выразить композитор в своей музыке, каково значение моего персонажа в данной опере. И чего ты хочешь – покорить публику своим голосом или раствориться в прекрасной музыке? Ради чего и кого ты поешь? Какую дорогу выбрать: оперного певца или солиста филармонии, где больше представлен камерный жанр? Уверен, без ответов на эти вопросы вокалисту не добиться больших успехов.

Я и у студентов спрашиваю: зачем пришел? Мне отвечают: «Не знаю, петь хочу, нравится это». А я убежден, что одного желания мало. Нужны четко поставленные цели. Например, участие, а затем и победы в конкурсах. Не я должен студентов куда-то тянуть – а им надо понять вектор своего развития. И стараться достичь максимально возможного результата. Если кто-то кого-то привел на сцену за ручку, то эта искусственность скажется очень быстро.

– В двадцать пять лет вы дебютировали на сцене Большого театра, спели Хана Кончака и Дона Базилио. Сильно страшно было?

– Конечно! А как могло быть иначе, если рядом с тобой такие могикане и корифеи, как Евгений Нестеренко, Владимир Атлантов, Елена Васильевна Образцова, Юрий Мазурок, Зураб Соткилава и многие-многие другие? 1995 год и вся середина 90-х – золотая эпоха Большого театра. На сцене творились чудеса! Я был заворожен пением великих мастеров. Ноги сами несли меня в театр, даже если в этот день у меня не было репетиции или спектакля. Посчастливилось застать гениального режиссера Бориса Покровского. И дирижер был замечательный – Марк Эрмлер…

– Братья Абдразаковы – басы мирового уровня, российский вокальный бренд. А просматриваются ли молодые басы, новое поколение талантливых и перспективных?

– Конечно. Всегда. К примеру, в нашем театре служит Артур Хисамов. Он ученик Салавата Аскарова. А тот, в свою очередь, – у Миляуши Галеевны Муртазиной. В общем, мы все в одной связке. Артур, несмотря на молодость, очень амбициозный артист. Даем ему роли – Дон Кихота, Мазетто в «Дон-Жуане». Хочу, чтобы он спел и Варяжского гостя, и многое другое.

«МАССАЖ ДЛЯ ГОРЛА»

– В вашей копилке образов немало повелителей, людей, облеченных властью: Кончак, Король Филипп Второй, Аттила, Борис Годунов, сюда же приплюсуем и генерала Гремина. Насколько сложны для вас эти образы? Или вам ближе характерные роли – Лепорелло, Дон Базилио?

– Мне все партии дороги, все роли интересны. Басы в большинстве своем – либо злодеи, либо цари-императоры. 

Мне очень близок Хан Кончак в опере «Князь Игорь». 

В будущее смотрю с оптимизмом: чем старше бас, тем голос гуще.
– Я на днях закончил читать двухтомник воспоминаний Николая Цискаридзе. Вы ведь служили в Большом в одно время?

– Да. Мы знакомы. Помню его стремительный взлет в профессии. Его слава – заслуженная. Цискаридзе – молодец.

– Знаю чудесную историю, как вы прослушивались в Мариинский театр с «Элегией» Массне. Спели ее в непривычной обстановке – на пустой сцене, в темноте. И маэстро Гергиеву понравилось!

– Тогда я еще спел арию Кончака из «Князя Игоря». 

Но сперва Валерий Абисалович попросил исполнить что-то лирическое, на пиано. Не знал, что «Элегия» Массне – мой конек! Ему все понравилось, очевидно – потому что он сразу стал предлагать мне большие партии – Дон Жуана, например. Но я тогда не был морально готов к этой роли. Я был уверен, что это партия для баритона… Это теперь я знаю, что Дон Жуана можно петь и басам – у кого есть приличные верхние ноты. Тот же Гяуров с удовольствием пел эту партию, называл ее довольно необычно – «массаж для горла». Он и мне говорил: «Пока молодой, пой партии молодых. Стариков и царей еще напоешься – когда постареешь!»

– А к партии Риголетто никогда не присматривались?

– Ну нет, Риголетто для баритонов. Так задумано композитором. И транспонировать для баса эту партию не принято в оперном театре.

– Будь у вас такая возможность, в какое музыкальное произведение вы бы превратились?

– Мне очень нравится Второй концерт для фортепиано с оркестром Сен-Санса. Включаю его в самолете и слушаю, слушаю. Я ощущаю в нем рахманиновскую раскладку. Оказалось, эти композиторы были знакомы, переписывались. Думаю, Сен-Санс передал Рахманинову такой своеобразный музыкальный привет…

НЕ ДЕЛАТЬ ЛИШНИХ ШАГОВ

– Перечислите самые важные для вас годы. Когда было жить интереснее – в семь, пятнадцать, двадцать пят, пятьдесят лет?

– В первом классе мне очень нравились прописи, я старался выводить красивые крючки, буквы, слова. Замечательная у нас была учительница начальных классов – жаль, уже не помню, как ее звали, – очень любила нас, внимательно относилась.

В пятнадцать лет я был в поиске самого себя. Любил петь под гитару – конечно, это был дворовый репертуар, мы снимали песни с пластинок и магнитофонных лент. Это увлечение быстро прошло: все-таки меня окружали профессиональные артисты и музыканты. Нужно было соответствовать их высокому уровню.

В двадцать пять я уже был отцом. Ездил по миру, выступал. Пел серьезные оперные партии. Завоевывал кубки на конкурсах вокалистов. Кстати, не сказал бы, что награды слишком сильно меняют жизнь. Призы не самоцель. Ты должен составить план своих действий, чтобы не делать лишних шагов. Вот и все. Это называется – оптимизация усилий.

Пять лет назад, в свои пятьдесят я стал художественным руководителем Башкирского государственного театра оперы и балета. Быть управленцем очень интересно. И очень ответственно. Отвечаешь не только за себя, а за большой творческий коллектив. Придумываем и реализуем разные проекты. И движемся по этому пути вместе. Счастье и благополучие театра – моя миссия. Переживаю за бытовые проблемы коллег. Стараюсь дать возможности для творческой самореализации. В театре не бывает мелочей.

– Когда в последний раз вы говорили самому себе: «Да уж, повезло так повезло!»?

– Мне очень повезло с супругой Натальей. Не устаю это говорить!

– Ваша мечта записать диск башкирских песен пока так и остается мечтой?

– Желание записаться сохранилось, это главное. Потихонечку начинаем реализацию этого проекта. На концерте 3 апреля прозвучала башкирская песня «Бейеш» – думаю, она войдет в мой репертуар, это сложный, но очень интересный материал. В этой трогательной песне рассказывается о страданиях народа. К слову, со сцены Башоперы мы с Ильдаром спели то, что любил петь и слушать наш папа. Хочется сохранить теплые воспоминания о нем.

Не закончена еще одна важная работа – фильм отца «Мои сыновья – мои крылья». Все упирается в вопрос финансирования.

– На что бы вы тратили восьмой день недели, будь у вас такая возможность?

– На Аиду, дочку. И на супругу Наталью. Очень их люблю. Это мой тыл. У меня есть и старшие дочери, но они уже взрослые, не требуют особого внимания, у них свои семьи, дети. Рад, что со мной сейчас Наталья и Аидочка.

НА РОДНОЙ ЗЕМЛЕ, В РОДНОМ ТЕАТРЕ

– Пять лет назад вы стали худруком Башоперы. А какие качества певца нужны на руководящей должности?

– Худрук должен быть стратегом. И уметь разговаривать с певцами, другими творческими людьми. Они амбициозны, харизматичны, талантливы. Надо найти подход к каждому. Но мне проще – я ведь работаю на родной земле, в родном театре. Многих знаю очень много лет. Помню, кто как начинал свой путь в искусстве. Поэтому могу говорить прямо, в глаза, как сегодня спели.

– А вы какой худрук – жесткий или строгий? За что можете лишить премии?

– Зачем лишать премии коллег? До такой степени строгости у меня дело еще не доходило. Да, в театре ситуации, обстоятельства бывают разные. Стараюсь вникать и реагировать адекватно.

Я не то чтобы строгий. Я – справедливый. Считаю, что нужно всегда давать человеку второй шанс. Да, сцена многого не прощает. Но очень важно относиться друг к другу по-человечески. С коллегами по цеху разговариваю на равных, нет никакой пристройки сверху, не нужно показывать, кто здесь начальник, а кто подчиненный. Рядом со мной труженики, которые добивались успеха долго и неустанно.

– Какова идеальная пропорция оперных и балетных спектаклей в репертуаре?

– Конечно, в горячую пору новогодних представлений «Щелкунчик» в приоритете. Так уж повелось, что декабре – январе люди активно идут на балет… Но вообще стараемся соблюдать баланс. Рад за нашу балетную труппу: удалось договориться с маэстро Юрием Григоровичем о постановке еще одного спектакля, «Раймонда». У нас идут его «Лебединое озеро», «Щелкунчик», «Спартак». Любителям оперы могу сообщить: в ближайших планах театра – «Борис Годунов», постановка Андрона Кончаловского. Это будет российская премьера: прежде Кончаловский ставил оперу Мусоргского только в Италии. Я исполню заглавную партию, репетиции пока на начальном этапе, но к декабрю-январю, думаю, выпустим этот спектакль.

– Вы не только певец, но и режиссер, поставили два спектакля. Бог троицу любит – есть задумки на новую оперу?

– Пока не думал об этом. Тем более в стране немало коллег, кто режиссирует оперы профессионально. Считаю, надо давать ставить не только опытным, но и нашим молодым ребятам. Сколько можно ходить в помрежах! Тем более что молодежь делится весьма интересными задумками. И если им что-то доверяют сделать – все справляются, под чутким руководством (Улыбается).

Больших планов на десять названий у меня как у режиссера нет. Сейчас такое время, что все вокруг сами хотят что-то где-то поставить. Ко мне регулярно обращаются с предложениями о сотрудничестве с Башоперой. График работы такой плотный, что некоторым приходится отказывать.

– Как часто в вашем театре случаются накладки? Бывает, что кто-то забыл слова или вовремя не вступил?

– Артисты – живые люди. И мы имеем право на ошибку. Если ты пропустил одну музыкальную фразу – это не фатально. Главное, что ты звучишь, что ты продолжаешь петь. Редко, но бывает так, что певец заболевает прямо во время спектакля – а заменить некем. Вот это уже серьезная проблема. Благо, в театре есть доктор, который в таких экстренных случаях может помочь. И занавеса посреди спектакля мы никогда не опускали, тьфу-тьфу-тьфу!

– Вопрос на тему катастрофических событий. Вам доводилось петь в «Крокусе». В следующий раз это произойдет не скоро. Что думаете о теракте и его последствиях?

– В «Крокусе» сейчас нельзя выступать. Но можно петь возле «Крокуса» – летом, на открытой площадке! Вечером там как раз мало машин…

Вообще, я бы не восстанавливал концертный зал. А на месте «Крокуса» поставил бы храм. Память о погибших должна жить в нас.

– Одно время вы работали на радио «Орфей». Не думаете возобновить карьеру ведущего сольной программы?

– Нет. На радио у меня уже не хватает времени. Вести программу и руководить театром – это трудно совмещается. Что меня подтолкнуло уйти с «Орфея»? Я приезжал на прямой эфир – а гостя нет! Вы представляете? Конечно, я злился. Но мне было очень обидно терять время попусту. Время сегодня очень драгоценный капитал для меня.

Вот предложение стать участником какого-то интересного телепроекта я бы рассмотрел. Но только если съемки займут две-три недели, не больше. У меня много разных обязательств – спектакли, концерты, семейная жизнь, в конце концов. Да, телевидение дает популярность артисту. Но я ещё и отвечаю за наш театр и людей, что живут и работают рядом.

Худрук Башоперы – тот, кто ведет за собой. И мне действительно приходится решать самые разные вопросы. Стараюсь никого не подвести, не обмануть ничьих ожиданий.

– Не так давно в Башопере главным режиссером был Филипп Разенков. Тот самый, что в Новосибирске поставил золотомасочный мюзикл «Фома». Думаю, уфимской публике было бы интересно увидеть этот спектакль.

– Честно говоря, хочется отойти от практики постановок мюзиклов в Башкирском государственном академическом театре оперы и балета. Достаточно тех мюзиклов, которые уже есть. Пусть новосибирский музтеатр приедет в Уфу на гастроли – ради бога, я только за. Хотя мне хочется больше слушать элитарную музыку со сцены – Верди, Моцарта, Чайковского… Публика должна получать удовольствие от настоящего оперного пения.

– Как вам кажется, какого памятника не хватает Уфе?

– Федору Ивановичу Шаляпину! И не только. Нужны памятники Рудольфу Нурееву, а также – Александру Сергеевичу Пушкину. Возле нашего театра есть пушкинский бюст, но этого явно недостаточно. Нужны большие монументы в память об Аксакове, Нестерове, Довлатове. Я в свое время зачитывался рассказами Довлатова – незаурядный, конечно, был человек!

К слову, сейчас с большим интересом читаю автобиографический двухтомник Андрона Кончаловского. Напитываюсь его мироощущением. С Андроном Сергеевичем очень интересно разговаривать. Он настоящий мастер слова. Недавно в нашем театре провел блестящую творческую встречу – два с половиной часа без перерыва. А потом еще на вопросы из зала отвечал. И это в восемьдесят шесть лет! Это было просто потрясающе.

СНОВА СТАЛИ ОСМЫСЛЕННО ЖИТЬ

– Сегодня устойчивый бренд – осовременивание оперы. Ваше отношение к этому? Встречались удачные примеры переиначивания сюжета, переноса событий в другую эпоху? Назовите примеры современных постановок, в которых вам было интересно работать?

– Однажды я был членом жюри национальной театральной премии «Золотая маска». Мне запомнился «Евгений Онегин» в стиле инди-рок – в Театре на Таганке, в постановке Алексея Франдетти. Получилась слегка американизированная история – но мне понравилось. А уж молодежь в зале и вовсе принимала спектакль на ура! Изобретательство, выдумка режиссерская, в разумных пределах, конечно, – почему нет?

Чуть позже, в 2023 году, Сергей Новиков в Нижегородской опере поставил своего «Онегина». И тоже было очень интересно смотреть всем хорошо знакомый сюжет. Режиссер сумел всех удивить: Онегин на дуэли убивает не Ленского, а Зарецкого! И я тогда подумал: какое интересное решение, никогда такого не было, чтобы счастливая жизнь Ленского и Ольги отравляла душу Онегина…

– В чем, по-вашему, секрет популярности романсов? Их поют и слушают с удовольствием уже двести лет! Как вы думаете, в чем тут дело?

– Во-первых, мы снова стали осмысленно жить. Отсюда интерес к проверенным временем произведениям. Кроме того, романс всегда попадает в самое сердце слушателя. И в этом чудо романса. Когда поешь с пониманием, с трепетом – ты будешь услышан.

У меня есть несколько любимых вокальных циклов: «Прощание с Петербургом» Глинки, «Песни и пляски смерти» Мусоргского. Люблю практически все романсы Рахманинова и Чайковского. В простоте романса – сложность для исполнителя. Когда поешь небольшое произведение, нужно постараться донести мысли и чувства, заложенные в него.

– Ваше мнение о телепроекте «Голос»?

– Проект, безусловно, интересный. Он наглядно дает понять, что далеко не каждый певец, выходящий на сцену, становится интересным публике с первых нот...

– Сейчас непростое время. Как вам кажется, какая музыка более востребована – умиротворяющая или воодушевляющая?

– Красивая музыка. Любая! Конечно, рэп я не имею в виду… Хотя, если кому-то нравится такое – ничего не имею против. Каждый слушает то, что хочет. Мне нравится жизнеутверждающая музыка. Она облагораживает, как мне кажется.

– Музыка бывает разной: классической, эстрадной… Зал Башоперы – это тысяча мест. А на концерт Полины Гагариной на «Уфа-Арене» приходит в десять раз больше. Вам не обидно?

– Нет, не обидно. Классическая музыка требует подготовленного слушателя. Поэтому она всегда считалась элитарной. А Гагарина – молодец, если у нее столько поклонников. Полина талантлива, трудолюбива, она профессионал, дай бог ей дальнейших успехов.

Как сблизить публику и классическую музыку? Очень просто: на Первом канале можно уменьшить количество популярной музыки и увеличить эфиры из филармоний, оперных театров, академических концертных залов. Все-таки телевидение – до сих пор очень мощная реклама. Формируется определенный вкус, а потом и запрос на произведения масскультуры.

ТОСТ ЗА СЕМЬЮ

– В июле у вас знаменательная дата – вам исполнится пятьдесят пять. Две пятерки – это прекрасно. Но ведь «Бог троицу любит». За что самому себе вы поставили бы твердую пятерку?

– За то, что сумел самореализоваться. Ставить серьезные задачи и выполнять их – этому я научился у родителей, спасибо им огромное.

– В завершение разговора давайте представим, что все большое семейство Абдразаковых собралось за столом. Какие первых три тоста прозвучат?

– Первый тост будет, конечно же, за родителей и все, что они в нас вложили.

Потом выпьем за встречу. А третий тост будет за семью, семейственность. Мы все друг с другом общаемся достаточно плотно. Звоним, поздравляем с днем рождения, а если есть возможность, то и приезжаем на торжества. На концерт, посвященный девяностолетию отца, приехали старшие двоюродные сестры, было так радостно. Мы с братом почувствовали их большую любовь. Это прекрасные ощущения.

Семья – это наши корни. Семейные ценности – то, что нельзя забывать.