№12.2023. Всеволод Глуховцев. Есть ли будущее у человечества?

То, о чем я хочу сказать в данном эссе, мною прежде говорилось не раз, и устно и письменно. Однако, судя по откликам, осталось впечатление, что не очень меня поняли. Посему попробую повторить более концентрированно и внятно.

Не так давно, когда в мире бушевала пандемия COVID-19, я предпринял небольшое социсследование, в результатах которого, впрочем, был уверен заранее. А именно, сделал в «Яндексе» запрос «самые популярные слова в интернете» и обнаружил, что в 2020 году (между прочим, данные ВЦИОМ) термин «кризис» занял четвертое место по употребляемости в русскоязычном сегменте, при этом среди лидеров отмечены такие понятия, как коронавирус, самоизоляция, неопределенность – бесспорно, явные ответвления кризиса; если он спрут, то они что-то вроде щупалец. Повторюсь: я не сомневался, что мои поиски дадут именно такой результат, ибо в интернет-лексиконе, конечно, первенствуют отголоски тревог современного мира. Его, этот наш мир, трясет, лихорадит, штормит – не надо быть сильно яйцеголовым, дабы увидеть, что в началось это в 2008 году, август которого стал просто взрывом событий, и главным из них, при значимости и памятности прочих, все же следует счесть обрушение финансовых рынков, повлекшее долгую глобальную рецессию, впоследствии причудливо трансформировавшуюся в том числе в пандемию 2020–2021 годов. А вот предпосылки данных неурядиц обозначались раньше, и находились проницательные люди, умевшие уловить грозные призраки грядущих бед посреди видимого благополучия. Эти видения возникали из трещин мировоззренческой парадигмы, из самой базы, держащей и формирующей жизнь социума – и заметно обветшавшей на определенном историческом этапе. Тем самым я готов утверждать, что современная европогенная цивилизация переживает фундаментальный кризис не в экономическом и даже не в социальном плане, но в экзистенциальном. Я бы даже назвал это ментальным и культурным опустошением – и пусть это будет первый постулат данного эссе.

Что не так в мировоззрении человека нашей эпохи? Как исторически складывался этот кризис? Какие решения здесь могут быть?

Вот об этом я и предлагаю потолковать.

Не забудем подчеркнуть: мы здесь рассматриваем личность и общество, сформированные парадигмой научно-технического прогресса, принадлежащие к вышеупомянутой европогенной подсистеме человечества. Это, в общем-то, очевидно, но отдадим необходимую дань педантизму. И сразу же обозначим постулат № 2: онтологический базис такой личности заложен в эпоху XVI–XVII веков, когда Европа переживала грандиозный общесоциальный перелом. Ворвавшиеся в мир европейцев необъятные пространства прежде неведомых материков и океанов; жесточайшие бури религиозных расколов и войн; безумная на первый взгляд, противоречащая ежедневному опыту и здравому смыслу идея Коперника: Земля, оказывается, не центральный и главный пункт мироздания, что вроде бы совершенная аксиома для естественного человеческого самосознания – все это переворачивало судьбы, страны, мировоззрения. К слову сказать, долго, больше ста лет, космология, лишившая Землю «царского места», не могла прижиться (причем не только по философски-психологическим основам, но и по сугубо научным) вплоть до возникновения классической механики Ньютона во главе с законом всемирного тяготения. Оказалось, что эта механика, отлично описывающая причины и характер движения физических тел, гораздо лучше ложится на гелиоцентрическую систему, нежели на геоцентрическую, что и предопределило радикальный мировоззренческий перелом в образованном обществе, а затем и в школьных программах в сторону утраты первенства нашей планеты во Вселенной. Да, спору нет, давно это было, и немало всяких вод с той поры утекло, но я настаиваю: такого экзистенциально значимого переворота в истории больше не случалось, не изменялось так радикально представление о месте, занимаемом человеком в мире. При этом дело не столько в том, что был сделан выбор в пользу гелиоцентризма – он оказался лишь промежуточной стадией, – сколько в отвержении геоцентризма, вообще идеи центра, системообразующей особой точки бытия, придающей мирозданию структурную четкость. Довольно быстро в научном сообществе, а вслед за тем и в массовом сознании утвердилось понимание ацентричной вселенной, такого текучего, аморфного континуума, где «все течет, все меняется»; можно сказать, что классическая антиномия между учением элеатов о строгом порядке, неизбежно просматриваемом за любой житейской суетой, и концепцией Гераклита, предполагающей порядок иного рода, управляемый хаос, вселенскую ризому, – явственно проглянула в онтологической революции четырехсотлетней давности. Европейская, а потом и большая часть остального человечества решительно повернула в сторону Гераклитова космоса, конгломерации несчетного количества звездно-планетных систем.

Не стану прослеживать все звенья цепи суждений и умозаключений, приводящей к постулату № 3: именно такое представление о Вселенной способствовало стремительному развитию навыков логико-математического моделирования и воплощения этих моделей в искусственные конструкции, способные концентрировать рассеянную в природе энергию с целью мощного точечного воздействия на те или иные объекты. Иными словами, отказ от геоцентрической картины мира с явно выраженным иерархическим началом бытия, с точкой покоя, незыблемой среди всех мыслимых и немыслимых вихрей и бурь, – именно этот отказ спровоцировал невиданный прежде рывок научно-технического прогресса (далее для краткости будем говорить: НТП или же просто «прогресс»); данный феномен, то есть НТП, безусловно, имел место и прежде, но такой гигантской социальной роли не играл. Да, разумеется, эта роль проявилась не сразу, «чистой» науке потребовалось века полтора созревания, набора опыта в тишине кабинетов и лабораторий, прежде чем из ее рекомендаций начали возникать инженерные решения – а уж они-то и стали стремительно менять жизнь миллионов людей посредством индустриализации и урбанизации… Это, как нетрудно догадаться, вторая половина XIX столетия.

И вот здесь самое время взглянуть на НТП и технику с социокультурной, даже с мифологической точки зрения. Согласимся: прогресс, его воплощение в технических конструктах есть не что иное, как реализация мечты об обретении силы, подчинении себе объектов и событий мира – мечты о могуществе, короче говоря. Это, я думаю, вполне в духе нашего предназначения, если, конечно, полагать, что человечество – закономерный продукт эволюции, а не случайная флуктуация Вселенной. Но мы в рамках данного обсуждения вторую версию и не рассматриваем. А, кроме того, выносим за скобки этический аспект стремления к могуществу: он может быть позитивным, может быть негативным; сила суть средство, инструмент, а не цель жизни. Но инструмент настолько важный, настолько заманчивый и притягательный, что доказывать его важность излишне, и мы не будем, утвердив это тезисно. Идем дальше!

Так вот, желание людей властвовать над окружающим, научившись выбирать рассеянную в нем энергию и управляя ей, сформировалось в то, что общепринято называть «магией» – опять же употребляем это слово без моральных оценок, понимая его инструментально. И если «классическая» магия долго и не очень успешно пыталась добиться прямого подчинения энергий биосферы путем развития в человеке неких мегаспособностей, то научное мышление и конструкторские поиски оказались своего рода «неклассической магией» – не прямым, но обходным путем к могуществу, созданием машин, являющихся внешним силовым дополнением к человеческому телу или, как я говорю, технокостюмом. Ну, в самом деле, что такое автомобиль, если не волшебный костюм, который мы надеваем на себя – причем в буквальном смысле, водительское кресло и обязательный сегодня ремень безопасности подтверждают это, – и временно превращаем себя в нечто вроде кентавра; а военный летчик, точно так же «надев» на себя самолет, с помощью этого волшебного обличья обращает себя в дракона, тоже временно, конечно, до снятия крылатого костюма. И вообще, развитие технологий в самом деле не что иное, как создание невиданного прежде мира, технокарнавала – вот попади в сегодняшний мегаполис рядовой обитатель даже XVII–XVIII веков, не говоря уж о людях более ранних времен, – разве не решил бы он, что оказался в сказочном царстве волшебства, колдунов и фей?.. Да, по целеполаганию и результатам НТП есть самая настоящая магия, отличаясь от «классики» лишь методологически, идя к владычеству над миром не прямо, а косвенно, через построение логических моделей и концентрацию энергии в машинах. Именно такая разновидность магии, или, говоря шире, искусственного перераспределения внешних энергопотоков, нащупанная человечеством на определенном историческом этапе, оказалась реально эффективной, за нее ухватились в первую очередь государства, не жалея денег на развитие военных технологий; в сущности, немногим более полутора столетий существует на Земле техногенная цивилизация, а изменила она мир так, как, возможно, этого не сделала предыдущая тысяча лет… Да, можно о том спорить, еще более спорна оценка этих изменений – благом или кошмаром для человечества стал НТП, в первую очередь нацеленный, конечно, на военную сферу; но бесспорно то, что он приобрел высочайшую ценность в глазах огромного числа людей – за способность придавать человеку невиданные прежде возможности и силы. Вряд ли возможно вычислить, насколько выросла прикладная мощь человечества за последние лет 160–170, да, полагаю, это и не нуждается в подсчетах, куда интересней обратить внимание на эмоционально-психологическую сторону феномена: человек, держащий в руках пистолет, автомат, руль автомобиля, штурвал самолета, чувствует жгучий восторг от обладания реальной силой, покорной, послушной ему, готовой в любой миг выполнить приказ, желание, прихоть хозяина. Это, признайтесь, очень дорогого стоит!..

Итак, карнавал в активированных доспехах, жизнь-сказка, волшебные предметы в руках – мы так привыкли к этому всему, что, в общем-то, его не замечаем, а оно так и есть. Мы живем в мире техномагии, могуществом превосходя предков на порядок или больше: сбылось! Вроде бы сбылось то, о чем мечтали, к чему стремились. Но…

Но какой ценой?! Вот вопрос. Ответ на него не ахти какой премудрый, однако требует захода несколько со стороны. Давайте вспомним, что сам НТП был выведен из детского состояния и включен на полный ход благодаря отречению от геоцентризма, что естественным образом породило идею о наличии в ризоморфном космосе множества планет, подобных Земле, где как минимум есть жизнь, а максимум – цивилизация разумных существ. Еще раз подчеркну, усилив смысловой акцент: гипотеза о множестве обитаемых планет абсолютно логично вытекала из «разжалования» Земли как центра мироздания – ну вправду, если она, Земля, самое рядовое космическое тело среди несчетного числа других, то это самый резонный вывод. Надо искать эти обитаемые планеты! – с азартом воскликнули энтузиасты, и поиск начался.

Я не буду подробно писать о «марсианских каналах», о бешеном цунами, поднятом ими в масскультуре: с легкой руки Г. Уэллса «селениты», «марсиане» и прочие инопланетяне стали популярнейшими персонажами, что понятно без лишних слов. Многие люди жили ожиданием встречи с инопланетными цивилизациями… но годы шли, а цивилизации не обнаруживались, и тема сделала в чем-то символический пируэт: итальянец Скиапарелли породил кутерьму с марсианскими каналами, а много лет спустя другой итальянец, правда, к тому времени уже гражданин США, знаменитый физик Энрико Ферми публично выразил разочарование в глухом молчании Космоса в ответ на все наши попытки «разговорить» его, то бишь обнаружить внеземные цивилизации. Сам этот мимолетный разговор коллег-ученых за чашкой кофе летом 1950 года оброс легендами – кому интересно, ищите – и так называемый «парадокс Ферми» существует в разных редакциях при едином сущностном ядре. Давайте сформулируем так: теоретически за пределами Земли должно существовать множество планет, населенных живыми организмами; практически же ничего подобного обнаружить не удается. Парадокс?..

За семьдесят с лишним лет он так и не разрешился при всем том, что было сделано за это время в космонавтике и астрофизике. И сегодня мы так же одиноки во Вселенной, ни малейших проблесков не то чтобы цивилизаций, а хоть бы одноклеточной жизни, кроме как в земной биосфере, не обнаружено. А кроме того, если на заре космонавтики, в эпоху Королева – Гагарина бил ключом драйв жажды поиска, надежд, ожиданий того, что вот-вот и мы рванем в далекие пространства космоса, осваивать и заселять неведомые миры… то теперь-то ясно, что все это оказалось слишком наивной мечтой. Вообще суть проблемы шире, я не раз говорил прежде и сейчас повторю по возможности кратко: примерно в 70-е годы ХХ века технический прогресс (за исключением информатики и средств связи) уперся в ряд неразрешимых проблем: создание таких инженерных комплексов, как многоразовые и межпланетные космические корабли, установки управляемого термоядерного синтеза, сверхзвуковые пассажирские самолеты… и т. д., превращается в социальный негатив по двум основным причинам:

а) это становится слишком рискованным из-за чрезмерной сложности конструкций; настолько большое число подсистем и процессов приходится увязывать в одну мегасистему, что случайный выход из строя чего-то одного с аварийными (если не катастрофическими) последствиями становится практически гарантированным;

б) это становится попросту непоправимо затратным; попытка реализовать подобные проекты приводит к лютому пожиранию средств при совсем неочевидных будущих плюсах.

В результате сегодня мы наблюдаем, как технический прогресс за последние почти полвека впал в скучную задумчивость, а острие творческих поисков заметно смещается в область медицины и биологии, прежде всего генной инженерии, а если говорить еще определеннее, то в сторону генетической модификации человека… впрочем, здесь я забегаю вперед, а пока нам в самый раз вернуться к одному из вопросов, с которых мы по существу начали данное эссе: что не так в мировоззрении человека нашей эпохи?..

 Теперь у нас на это есть ответ.

 Главное «не так» – чувство тоски и одиночества человечества в безжизненном мире. И это плата за невиданную силу, обретенную посредством техномагии. Ведь человек давно минувших времен обитал в живом пространстве-времени Земли, родном, светлом и в общем дружественном, хотя, конечно, с незапамятных пор люди с оттенком боязливого уважения относились к различным биогеоценозам: лесам, водоемам, горам, населяя их воображаемыми таинственными сущностями… однако в целом житель «дотехногенного» мира априори сознавал, что его Вселенная есть сложное, иногда тревожное, но несомненно свое, органичное пространство, созданное специально под него, под человека, и небо с Солнцем, Луной, звездами – всего лишь одна из многочисленных опций, приложение к основному живому космосу. Я готов предположить, что уход от приоритетной позиции в картине мира был психологически скомпенсирован идеей о множественности живых планет: расселяться человечеству по ним вполне себе сверхзадача для существа, привыкшего сознавать себя носителем главнейшей миссии Вселенной. Плюс это сопровождалось невиданным ростом могущества с помощью техники, достигнув пика на заре космонавтики: ну, казалось, сейчас рванем в дальний космос, уж там-то непременно встретим и населенные планеты и себе подобных!..

Но вот минули с той поры годы и годы, лишь усилив эффект парадокса Ферми. И теперь мы, дети сверхкомфортной среды, статисты роскошного технокарнавала – мы знаем, что со всей этой роскошью мы неописуемо одиноки и ничтожны в мертвой бездне. Так что я позволю себе дополнить сказанное парадоксом уже собственного изготовления: успешное достижение посредством НТП огромной силы обернулось для человечества онтологическим провалом. Если для обитателя деревенски-патриархальной среды мироздание было родным обликом Земли, где он был как рыба в воде, то современный владелец могучих машин и утонченных гаджетов знает, что его земной мир съежился до состояния крохотной пылинки среди безмерной тьмы и безжизненно пылающих звезд. Его Земля и он сам – странная мелкая случайность в этой жуткой тьме, и никакого живого просвета в ней нет. Отчего впору впасть в тоску-печаль, она же депрессия на языке психологии.

Подозреваю, у кого-то может возникнуть мысль, что автор некто вроде руссоиста, полагает величайшей ошибкой поворот человечества на путь НТП и зовет обратно к избушкам, огородам, лесным туманам, волчьим тропам и тому подобному. И спешу опровергнуть это. Нет, конечно. Я нисколько не восторженный певец техногенно-урбанистического ансамбля, но и глобальным промахом его не считаю. Пути истории сложны, извилисты, эра прогресса была одним из этапов, которые, как видно, человечеству пройти было необходимо. Другое дело – именно сейчас, на полпути к середине XXI века, этот этап пройден, все, что мог дать людям, он дал, очередной виток всемирной эволюции завершен. И нам сейчас нужен какой-то кардинальный мировоззренческий переворот, совершенно иная антропокосмология, возвращающая человеку чувство принадлежности к самой сердцевине бытия, нам надо вернуть себе живой космос – конечно, на новом уровне, не отринув несомненные достижения НТП.

 Как это сделать? О том и речь.

Вкратце: отказ от геоцентризма к концу XVII века привел к небывалому росту человеческого могущества посредством научно-технического прогресса, платой за что стало онтологическое поражение – в рабочей картине мира за эти примерно триста лет человеческая ойкумена неизмеримо сжалась относительно пространства в целом. Если для простодушного пейзанина «дотехногенной» эры почти все мироздание являло собой необъятный живой мир Земли, то есть понятия «Вселенная» и «родное пространство» были практически равны друг другу, то современный человек, вооруженный гигантским массивом информации и техники, знает, что он вместе со всей своей планетой – никчемная пылинка в мертвой бескрайней тьме. И мы установили: именно это осознание одиночества, бесплодность поисков жизни в гробовом безмолвии, тупик в освоении мира – это и есть главнейшая, коренная причина очевидного социального кризиса наших дней.

 Ну а коли есть кризис, стало быть, надо его преодолевать. Как?..

 Вот о том и речь.

Прежде всего вспомним о том, что такое НТП с социокультурной точки. Это, говорили мы, разновидность магии, одевающая человека в послушные ему активные энергоконструкты, чья мощь на протяжении примерно 250 лет неудержимо росла вплоть до 70-х годов ХХ века, когда дальнейший рост силы и совершенства машин уткнулся в не разрешимые по сей день проблемы: разорительную дороговизну и чрезмерную сложность этих машин, содержащую в себе критично высокую рискогенность. Таким образом, прогресс как создание внешних силовых приложений к телу человека на текущем этапе истории себя исчерпал, и мы явно видим, как в наши дни творческая научная мысль все активнее вторгается в не менее увлекательный мир глубинной живой природы, то есть генетического материала; при этом вряд ли можно сомневаться в том, что наибольший интерес как профессионалов, так и общественности привлечен к проблеме вероятных модификаций генома человека и гипотетических последствий этого. Положим, сейчас пока не время на научно достоверном уровне говорить о сверхлюдях, обладающих сверхспособностями, но прогностически задуматься о таком, о тех или иных социальных последствиях очень даже полезно. Возможен ли сценарий видового разделения человечества на генетически модернизированную элиту и толпу, оставшуюся в границах рядового генома?.. Сдается мне, подобные мысли уже порядком времени бродят в чьих-то особо хитроумных головах, а еще более продвинутые люди, размышляя на эту тему, развивают ее вполне обоснованными опасениями, что здесь наверняка что-то пойдет не так. Данная евгеническая схема – избранные патриции, приобретшие некие особые качества, отгораживаются генетической стеной от масс и правят этими массами по праву как бы совершенства – легко способна разветвиться непредсказуемыми кошмарными последствиями; не надо обладать выдающейся проницательностью, чтобы это предположить. И обсуждать проблематику искусственных мутаций нашего генома более чем стоит, в широком социальном охвате, разумеется. И в историческом, само собой.

Мы говорили о сильнейшем стимуле, можно сказать исходно встроенном в программу действий человека разумного: стремлении к силе, к власти над миром. Поколения за поколениями искали силу преимущественно в себе, методом проб и ошибок, вероятно изобретая по пути разные наркотические снадобья, а возможно, и реальные стимулирующие препараты; какой-то эффект они, надо полагать, давали, но едва ли это можно было назвать решающим успехом, прорывом. Решающий успех пришел с другой стороны, причем для этого потребовался совершенно немыслимый, казалось бы, мировоззренческий кульбит: отречься от геоцентризма, иными словами, от царского трона во Вселенной, признать, что она должна кишеть множеством таких же, как и мы, биосфер и цивилизаций – разжаловать себя из венценосцев бытия в рядовые. Именно это решение породило то, о чем мечтали и чего добиться не могли: особый метод мышления (условно говоря, «наука», прежде всего дифференциальное и интегральное исчисление), вызвавший к жизни технический прогресс, то самое желанное средство усиления человека. Правда, оно оказалось косвенным, не связанным органически с человеком как таковым, а временно прикрепляемым к его телу, – своего рода фиктивное могущество, чем-то похожее на то, как интегрирование есть фиктивное вычисление площади фигуры, такой интеллектуальный самообман. Тем не менее ничего лучше на пути к заманчивой мечте пока не придумано, и насколько на последние лет триста человек вырос в возможностях, пусть и хитроумным обходным маневром, думаю, в комментариях не нуждается.

Но вот мы видим, что этот метод усиления, «неклассическая магия», исчерпан – по крайней мере, пока, ибо кто знает, что там, в дымке будущего. Исследовательский вектор в последние лет 20–30 совершенно явно смещается в область генетики, генной инженерии, от конструирования внешних приложений к человеку, к реконструкции нашего организма изнутри, иначе говоря, обратно к «классической магии»: на мой взгляд, модифицирование генома (человеческого, прежде всего, конечно же) методологически вряд ли отличимо от магии… впрочем, об этом можно спорить, и главное для нас не метод. Куда главнее – цель, вернее, результат, ибо он может заметно отклониться от цели. Бесспорно, целью экспериментов с человеческим геномом (я без всяких фактических данных уверен, что подобные исследования сейчас вовсю идут в закрытых, секретных и т. д. лабораториях) является совершенствование природы наших потомков. Какими они могут стать после биомодернизаций, какими свойствами будут обладать, как ожидаемыми, так и неожиданными?.. В размышлениях на такие темы фантазия начинает опережать разумную научную осмотрительность, и при этом я совершенно не удивлюсь, если задорный полет мысли окажется вернее рационалистической футурологии… Словом, сколько нам открытий чудных – и т. д. Но и это все-таки не главное.

Давайте скомпонуем из вышесказанного философский, а точнее, онтологический концепт. Итак, человечество сумело найти чрезвычайно плодотворную «магию» после того, как совершило онтологическую революцию, добровольно лишив свою планету вселенского первенства, то бишь опустив себя до статуса рядового обитателя мироздания, оказавшегося почему-то безжизненным. Сначала о том, конечно, никто не думал, напротив, многие горели надеждой встретить в космосе множество собратьев по разуму, но со временем действующая парадигма сделалась обителью разочарования в непроходимо темном и мертвом внеземном пространстве, да и резервы технического прогресса оказались исчерпанными…

Вряд ли явления совпали случайно. Все один к одному – к тому, что мы сегодня дожили до необходимости онтологической революции, радикального пересмотра на принципы устройства мира. При этом я вполне далек от мысли, что эта революция вдруг прольет над человеческим миром перламутровый ливень счастья, богатства и всеобщего умиления, но ее необходимость назрела, это точно.

И прежде, чем говорить, собственно, об этом, мне хотелось бы отметить ряд существенных и характернейших признаков нашей эпохи. Именно: в течение крайних десятилетий философские наблюдения за научными данными упорно подводят к мысли о непознаваемой реальности, о том, что оказывается необходимым для объяснения природных процессов, но что не удается обнаружить. А уж отсюда прямо вытекает версия: человек типа Homo sapiens (в дальнейшем – HS) способен воспринимать довольно ограниченный объем мироздания. Значительная его часть, а вероятно, и преобладающая, недоступна операционному потенциалу HS.

 Постараюсь наглядно подтвердить это.

 Темная материя, темная энергия – трудно придумать более выразительные имена сущностям, к которым вынуждены были прибегнуть для обозначения слишком слабого тяготения между видимыми звездами и галактиками, совершенно недостаточными для нормального гравитационного взаимодействия данных объектов. Как объяснить этот феномен?.. Да вот так – некоей тьмой за горизонтом наблюдаемых событий. Там, по разумной логике, должно быть нечто массивное, но обнаружить его мы не можем, оно никак не вступает во взаимодействие с наблюдаемой частью мира. Почему? Здесь кто-то, наверное, разведет руками, мы же, полагаю, должны предположить: так в данном случае проявляется ограниченность познавательных возможностей HS… А вот еще пример, он более сложный и глубокий, но тем интереснее и рельефнее обрисовывает проблему.

 Попытки создать единую модель физического поля совершенно естественны с тех пор, когда сложилось понимание полей как тонких материй, наполняющих пространство-время и осуществляющих взаимодействие между телами в зависимости от их разных свойств – мир един, значит, все взаимодействия между его объектами должны описываться одной теорией. Это, как говорится, по идее, а вот практически мы наблюдаем очень разные поля, совсем не похожие друг на друга (гравитационное, электрослабое, сильное), описываемые совсем разными теориями. Что из этого следует? А то, что здесь, пожалуй, придется признать справедливость насмешливой, в духе Сократа формулы: если реальность не соответствует доктрине, тем хуже для реальности. Конечно, эта дерзкая апория применима с разбором, и вот в данном случае – в самый раз. Не должно быть в мире не связанных между собой явлений, и если они таковыми выглядят, это значит лишь то, что мы пока не сумели найти объединяющих принципов. Между тем попытки построить единую теорию поля привели к концепциям (теория струн), предполагающим многомерное пространство-время, обладающее куда большим количеством измерений. И эта научная гипотеза выглядит как сильный философский аргумент в пользу признания значительных массивов бытия, находящихся за пределами эмпирического восприятия HS. Действительно, если квалифицированное мышление вынуждено моделировать виртуальные, при этом совершенно необходимые для объяснения суммы явлений формы мироздания – следовательно, разум улавливает нечто, несомненно существующее, однако недоступное сенсорной системе…

Но! Бесспорно, вполне осуществленным бытием можно считать лишь то, что воплощено в материале, так сказать, в полноте переживаемого нами. И я осмелюсь предположить, что неуловимое для HS окажется открытым для человека усовершенствованного, назовем его условно Homo proficiеbat, НР. При этом считаю важным выделить два узловых момента.

1. Это связано с тем, о чем не очень принято говорить – табу, вызванное боязнью прослыть, мягко скажем, странным типом. Я не боюсь – как говорится, нормальные люди книг не пишут, и слава Богу. Речь о том, что знаменитый нейрофизиолог Н. П. Бехтерева называла «зазеркальем», а я обозначаю как «ближнее зарубежье личности», область таинственных призрачных феноменов: снов, галлюцинаций, дежавю, жамевю, внезапных предвидений и т. п. Все это, согласитесь, не воспринимается как полноценная реальность, но и плодом воображения никак назвать нельзя, оно куда ярче, внушительнее, чем наши представления, явно занимает некую промежуточную нишу между внешним и внутренним мирами (я как-то во сне пил душистый чай с лимоном, так вкус этого чая и сейчас на языке; не сомневаюсь, что читатели также смогут припомнить нечто в этом духе, и еще более убедительное)… Кстати, любознательных отсылаю к книге классика советской психиатрии М. Рыбальского «Иллюзии, галлюцинации и псевдогаллюцинации» (она в свое время выдержала несколько переизданий и в разных вариантах свободно есть в сети) – там имеются совершенно поразительные примеры. Ну и раз такое дело, то уж тогда всем классикам классика – Достоевский, «Преступление и наказание», слова Свидригайлова: «Я согласен, что привидения являются только больным; но ведь это только доказывает, что привидения могут являться не иначе как больным, а не то, что их нет самих по себе… Привидения – это, так сказать, клочки и отрывки других миров, их начало». И отсюда рискнем предположить: это ближнее зарубежье и вправду есть сумма проблесков гораздо более обширной реальности, самой настоящей, самой живой, лишь слабо воспринимаемой HS в обличье тех самых отрывков и клочков. Ну, а для HP данный пояс призраков теоретически может обрести статус стопроцентного бытия, так?.. Иными словами, HS какую-то часть пространства-времени ловит плохо, урывками, с помехами и т. д. А большая часть измерений ему вовсе недоступна, он разве что догадывается о них рассудочно – смотри выше. Модифицированный же HP, предположим, всю эту фантомную зону станет воспринимать совершенно свободно, для него мир сильно усложнится, став нагружен переплетами событий, подчиненных нелинейной «квантовой» логике. И что это за мир придет к нам, чего от него ждать – восторгов и свобод или пугающих сущностей, рассвета или сумерек?.. Да, вернее всего, и того и другого, как от всякой терра инкогнита, возникшей на пути всемирной истории. А может, вовсе ничего этого и не будет, как знать. Но все же рискну спрогнозировать с изрядной вероятностью: наблюдения за ходом современной генетики наводят на мысль о глубокой модернизации человека в ближайшие десятилетия.
2. Если эти резервы мироздания, для HS частично свернутые в «ближнем зарубежье», есть истинное пространство-время, то закономерно возникает тема неогеоцентризма, притом, что она уже мелькает в наши дни – в «гипотезе уникальной Земли» Уорда – Браунли, что можно счесть попыткой ответа на парадокс Ферми. Наш неогеоцентризм иного плана: биосфера столь резко и выгодно отличается от мертвого внеземелья потому, что она вся являет собой многомерный пространственно-временной комплекс, чьи измерения большей частью неуловимы для оператора HS, смутно угадываясь в теориях, в фантомных группах, а главное – в необычайной красоте Земли: синеве небес, белоснежье облаков, волшебных красках осени, лесах и полях, уходящих за горизонт… Я берусь утверждать, что мы воспринимаем нашу планету как нечто немыслимо прекрасное именно потому, что лишь так мы смутно ощущаем безмерность скрытых от нас просторов. А вот для HP – того, кому золотой ключик генной инженерии откроет путь в неведомые покуда миры, – понятия «вселенная» и «биосфера Земли» или, сказать лучше, неоЗемли, Земли-2 практически будут идентичны. И как когда-то HS-человечество осваивало Землю-1, HP-сообщество встанет перед задачей постижения Земли-2, живого космоса.

Когда-то меня глубоко задела гениальной простотой мысль В. И. Вернадского, причем впечатление было такое, что сам академик отнесся к ней как-то мимоходно: сказать сказал, а дальше не развил. Может, просто не успел, не знаю; но вообще его очень занимала проблема поиска фундаментального критерия, отличающего живое вещество от неживого. Ясно, что живое и неживое суть радикально различные формы организации материи, и естествоиспытателю исключительно важно выстроить систему признаков, четко отделяющих одно от другого. Сейчас, разумеется, сформулирован устоявшийся ансамбль этих критериев, но мысль Вернадского как бы накрывает их парашютом: по его мнению, различие между живым и неживым – в структуре пространства-времени; то, что мы называем живым, есть многомерный пространственно-временной континуум, значительно более высокоорганизованный, чем неживой. Ну а меня это подтолкнуло к мысли вот какой: косвенным индикатором совершенства той или иной системы является то, что мы несколько расплывчато именуем «красотой». Берусь утверждать, что чем красивее объект, тем более высокоорганизованной системой он является, тем большие энергия и труд вложены в него, если он искусственный. Ну, а самое красивое, я бы даже сказал, прекрасное на белом свете – это, несомненно, биосфера Земли (вспомните картину Шишкина «Лесные дали»!) – при необъяснимой с устоявшихся позиций уникальности всего этого в космосе (парадокс Ферми). Объяснить же данную уникальность позволяет как раз идея Вернадского: то, что мы видим, как живые леса-поля-небеса есть на самом деле поверхность пока неведомого гиперпространства-времени, чувства и мозг HS способны воспринимать этот континуум лишь в образе необычайной красоты земных просторов, сильнейшим образом отличающихся от прочего мирового пространства. Я бы сказал, что планета Земля в космосе – это «белая дыра», антоним черной дыры, провала в никуда. Это, наоборот, дорога ввысь, из малоразмерного пространства-времени в просторы светлого живого космоса. И совокупность сказанного приводит нас к гипотезе: генетическая модификация человека в обозримом будущем приведет к тому, что HP сможет увидеть то, что просто не в состоянии видеть HS, лишь неясно прозревая это в очаровании ландшафтов, горизонтов в легкой дымке, рассветов, отражений облаков в озерной синеве…

Здесь я решусь высказать то, что раньше пробивалось у того же Вернадского, Шардена, у Лема в «Солярисе», да что там двадцатый век! – скажут мне, это все старое доброе тенгрианство!.. Не возражаю и против такого сравнения. А суть такова: планета Земля, включая незримую часть, ноосферу, являет собой разумную субстанцию, мыслящее существо, чей интеллект, очевидно, превосходит человеческий. В принципе, можно полагать, что Земля в одном лице и исследователь и лаборатория, где она выводит в ходе эволюции разные биосущества – как всякий исследователь методом проб и ошибок, создавая тупиковые варианты типа беспозвоночных, динозавров, отказываясь от них, и, наконец, нащупав перспективный проект в лице семейства гоминид, существ, должных эволюционировать до перепрограммирования самих себя, открыть «свернутые» измерения биопространства и биовремени и вступить в полноценный контакт с душой планеты. У Лема Солярис запросто общался с HS, улавливая человеческие образы и превращая их в некие биогены, ну а с планетой Земля в такой гиперпродуктивный контакт, предположим, способен вступить HP, для которого обитаемый мир будет естественным дополнением его самого, то есть личность человека и душа планеты станут если не единым целым, то чем-то близким к этому. Мозг HP и ноосфера находятся в позитивном резонансе, составляя целостную операционную емкость, а иначе говоря, модифицированное человечество и Большая Земля составят живой космос. Я называю эту концепцию неогеоцентризмом, прогнозируя, что пространственно-временные резервы нашей прекрасной планеты, раскрывшись для наших HP-потомков, окажутся куда более просторными, комфортными, богатыми, чем неприветливые мертвые пространства вселенной нынешней. Как это будет выглядеть?.. Ну, здесь даже мое писательское воображение сдает назад. И вообще я не знаю, прав ли я, творя подобные гипотезы. Возможно, наш грядущий век будет совсем другим. Но в том, что мы живем на перепутье эпох, я уверен. Прежняя выдохлась, новую не видать еще, разве что призраки ее неясно реют где-то за горизонтом бытия. Но это новое должно прийти, должно озарить мир. Без грандиозной цели общество будет киснуть и разлагаться, вообще вся история человечества, да и эволюция биосферы говорят о том, что цель совершенно необходимый компонент СРС. Во всяком случае, неогеоцентризм как часть мировоззренческого комплекса ХГМ может стать той базой, на которой развернется дальнейшее развитие. Насколько это оправдается, не оправдается – давайте поживем – увидим. И я бы очень посоветовал всем, интересующимся прогностической, футурологической проблематикой, внимательно следить за достижениями генетики. Призраки грядущего мира – они где-то здесь.

 Что же из всего этого следует? Вопросов больше, чем ответов, но…

 Станет ли вероятная генная модификация человека с раскрытием тридевяти пространств решением современного глобального кризиса? Согласен, может стать. Решит ли это ключевые экзистенциальные проблемы? Нет, конечно. Вообще, черт его знает, каков он будет, этот HP, может быть, с нашей точки зрения он почудится смесью гения и шизофреника – не исключаю, между прочим, что чем-то подобным могли казаться кроманьонцы неандертальцам… А может, и правда, человечество ждет причудливое и не особо контролируемое разветвление на разные виды – и не обязательно на генетических элитариев и плебс, но, скажем, специализированные по выживанию в очень разных условиях мультипространства… Словом, скучно не будет в новом мире бушующем – вот в том, что он будет полон бурь, тревог, надежд, утрат и обретений, я даже не сомневаюсь.