Все новости
Проза
31 Января , 11:45

Спартак Басыров. Адский сказочник

Изображение сгенерировано нейросетью
Изображение сгенерировано нейросетью

С тех пор как он появился в нашем городке, с неба не сходили тучи. Они кружили над нами, они кричали: мы пришли со зловещего Юга! Он был тоже в чёрном и как бы даже крылат, и лицо его дышало красивой демонической печалью, особенно издали. Его длиннополая мантия с высоким верхом хлопала на ветру, она кричала: …зловещего Юга! Серые пятнистые змейки с шелестом ходили по могучей груди пришельца, – то была самая светлая часть его гардероба, палевый шарф.

«…Я где-то видел этого господина, – брякнул над пивной кружкой бородатый извозчик. И, довольный многочисленным вниманием, нарочито добавил: – …этого, который прошёл за окном». Весь трактир высыпал на мостовую. Господин удалялся. Как он был странен в своём мрачном изяществе! С тростью, цилиндром, плащом! Трактирщица отдула прядь, заворчала: «Третий день тут всё ходит, ходит…» Довольный извозчик: «Может, он пристав новый, может, инспектор по делам каким особым, а может, он даже и хоронитель наш?» – «Чего брешешь, чего ты?» – заголосила толпа. «Гробовщик, говорю», – развеселился тот.

Нет, место хоронителя вакантно не было. Поговаривали только, что старик болеет и скоро умрёт.

Где-то мы его видели, повторяли одни, напрасно напрягая память. Иные от чужака доброго не ждали.

В скучном городке появилась новая тема. Странный господин в чёрном представлялся каждому по-своему, и, может быть, подслушав эти суды да споры, он немало удивился бы. Оказывается, он был и таким и этаким, что понятно. Всякий, кто странен и молчит, рискует быть названным кем угодно. Хоть ангелом, хоть чёртом. Впрочем, отмечали улыбку, которой незнакомец одаривал встречных с почтением.

Особое мнение сложилось у нищих. Сначала он кидал им горсть монет через одно плечо, потом – другое. А потом монеты таяли в их ладонях, лишь капли воды оставались… Базарные торговки прыскали со смеху, когда он им кланялся и улыбался. Они точно знали, что человек – с приветом.

Как-то раз в магазине игрушек, где часом подворовывал, я стал свидетелем такой картины. «Посмотри, мам, – крикнула в ужасе дочь одной благородной мамаши, указывая на окно, – у него глаза совсем белые!» Дама отвлеклась от прилавка, но разглядывавший витрину праздный господин имел обычные, по-моему, серые глаза. Мать укорила дочь за напрасный шум, но та не унималась. «Не показалось, не показалось. Они без зрачков. Мне страшно, мама, он СМОТРИТ на меня!» Да, этот господин странноват, но у него серые скучные глаза, и он разглядывает витрину с игрушками. Мать извинялась перед продавцом… По слухам, ребёнок не успокоился и дома, твердя одно: «ОН СМОТРИТ НА МЕНЯ!» А следующим утром было отдано распоряжение начальнику полиции. Отец девочки хорошо дружил с губернатором. Шёл пятый день.

За человеком приставили жандармов. Он же их будто не замечал. Был по-прежнему учтиво улыбчив и лёгок. Присутствие погон нисколько его не смущало. Вскоре они отстали. И, может быть, зря?

Мне было пятнадцать. И, как всякий беспризорный сирота, сбежавший из монашеского приюта, где всё строго и однообразно-молитвенно, я любил ветер и волю, и кормило меня воровство на рынке да милость Божия. Шайки местной оборвы со мной не якшались, потому что знали, я – выродок деревенской знахарки, которую считали ведьмой и нападки богобоязненных довели до того, что она сошла с ума и самосожглась в собственном доме, а мне чудом удалось спастись из пламени. От матери я унаследовал любопытство, особенно до всего таинственного, странного, необычного. Ночевал я на городском кладбище, в старом заброшенном склепе… Однажды поздно вечером собираюсь я в невесёлую ночлежку свою, как водится, с котомкой натыренной снеди для ужина, и вдруг слышу впереди знакомые шаги. Вот на подсвеченной звёздами мостовой из-за угла последнего дома растёт зловещая тень цилиндра. Остановилась. К счастью, слева оказался узкий тёмный проём. Скорее шмыгаю. О, ужас и удивление: неужели этот человек ходит и по ночам? когда же он спит? и что он, о святая Мадонна и сын её Иисус с ангелами небесными, ИЩЕТ? О, я едва не взвизгнул, когда на мою дрожащую спину легла чья-то тяжёлая рука. «Сукин сын, – сипел кто-то позади, – попался, сукин сын, сколь ты мне должен? То-то же… Вот купишь мне виски, отпущу. А купишь два – прощу, так уж и быть, чёрт с тобой, еврейская ты душа…» Пронесло. Это был старый пьянчуга Гюи. Безобидный болтун. Но вновь послышались шаги, стук трости, всё ближе, ближе. А Гюи, дурак, заторопился навстречу, горланя брань о своём чёртовом виски… Звёзды и луна в ту ночь ярко светили. Странно, кого бы я утром ни спрашивал, говорили: ничего подобного. О, как несли меня ноги к моим мертвецам, которых я боялся меньше тех шагов с тростью, спеша окольным путём! А пьянчуга Гюи исчез совсем.

Была ночь субботы. Любопытство моё разгоралось. Не призрак же он! В призраки я тогда не верил, но считаю и поныне, что призраки должны быть призрачными. А этот – всего лишь странный, очень странный (и опасный) живой человек. И у него есть тайна, которую мне нужно во что бы то ни стало разгадать. Зачем? Нет, я не сдал бы его жандармам. А тайну сохранил бы до гроба, она нужна была мне одному, может быть, как первый экземпляр моей будущей коллекции тайн? Меня влекло, и я шёл, сирый, худой, голодный, маленький бродяга с воспалёнными жадными глазами страстного коллекционера… Это была Киси. Она точно. Я хорошо разглядел её издали. Проститутка скучала на скамейке Главного Проспекта, знаменитого борделями, разным жульём и торговлей гашишем. Самое освещённое место в городе ночью. Ещё его называют Аллеей Роз, из-за фонарей с алыми плафонами, которые так кстати пришлись атмосфере распутства. Но снова странно: в тот день Аллея пустовала. Была одна Киси. Забавная, рыжехвостая, дерзкая, с блёстками на щеках, приподнятым носиком, маленькая ирландка, которую слышал весь проспект. То она лаялась с конкуренткой, то визжала над шутками подвыпивших клиентов, то с дикой жестикуляцией отстаивала перед непроспавшимся полицаем своё право быть, то зазывала, зазывала лощёных господ, оказавшихся здесь якобы случайно, то с пьяным улюлюканьем проносилась мимо неспящих окон на пролётке с теми же господами, расплескивая бокал шампанского. Киси куражилась. Она умела и любила быть именно такой. И пронеслась она по аллее жизни, как спичка, вспыхнувшая в кромешном сыром мраке, в котором – ничего, никого, никогда, кроме лощёного господина, прикурившего сигару… Человек с тростью шёл по Главному Проспекту. Она приподнялась ему навстречу, её пошатывало. Господин остановился, дав ей дойти до себя.

– Эй мущ-щина, не хотите ли пр-ровэсти преят-тна вечэр-р?

Молчание. Человек грубо взял её руку. Киси плаксиво охнула, но повиновалась. Я последовал отдалённой тенью, не дыша, держась стен противоположной стороны. Поддатая болтала:

– Я тебя знаю. Ты нездешний. Ты ведь недавно тут? Откуда приехал? Небось, хочешь здесь освоиться? Хочешь открыть своё дело, так ли? Сейчас многие пытаются. Хотят нажить капитал. Но вряд ли у тебя что-нибудь получится. Наш город – просто дыра. Да, почти такая же, как у меня, дорогой, ха-ха-ха.

Весёлая беспечная Киси болтала, запрокидывая серому тучному небу своё потасканное конопушное личико, а рыжий хвостик её игриво плескался в розовых струях аллеи, виляя, помахивая.

– Куда, господин? – спохватилась она, хихикнув. – Мы прошли апартаменты!.. Ага, поняла, ты меня приглашаешь! Ладно, но только если у тебя шампанское. У тебя есть шампанское? А то я очень люблю шампанское, хи-хи-ха!

Господин угрюмо молчал. Она продолжала:

– Ой, ну долго ещё? А ты не иностранец? Женат? Случайно, не врач? По женской части помочь там, если что? Не-е, сейчас я здорова, чиста как богова невеста. Это я на будущее спрашиваю…

Вдруг он обернулся. Его лицо, белое, почти прозрачное, как привидение, обращалось ко мне. Тёмный немигающий взгляд с где-то старческой усмешкой паучил мою душу, словно муху, попавшую в сеть. Но инстинкт мой живо растормошил зачарованное сознание, и через некоторый десяток метров я понял, что ноги уже несут меня оттуда как из пасти хищника, напролом, не различая неба и земли… Киси более не видели.

Убийца!

И наконец, то, что рассказал мой приютский знакомый, церковный служка Мартин.

Воскресенье. В костеле Мартин задувает свечи. «Здесь ли пастор? – осведомляется вошедший прихожанин. – Хочу исповедаться». Несмотря на полумрак, служка узнаёт незнакомца. «Пастора нет, – отвечает потрясённый, – но можете прийти завтра к десяти. Думаю, он примет вашу исповедь». Господин вышел. Мартину запомнился голос, монотонно-глубокий, как пародия молитвенного стиха: «Я приду, я обязательно приду…» Не пришёл. А в понедельник город шумел об исчезновении пастора и губернатора.

И чужака. Но жандармы с ищейками обнаружили тело через день неподалёку от кладбища. Кто-то забил его до смерти. Кругом было множество босых детских следов. Тайна за тайной…

Не знаю, что это за дети. Обыватели не могли понять, какое жандармы пытались вытолковать от них признание. Гробовщик к тому времени выздоровел, и мы с Мартином помогли ему хоронить мертвеца. В холмик гробовщик воткнул просто палку с табличкой «Некий автор невыдуманных историй». Затем старик пригласил нас в свою хибару помянуть покойного. В городке умирали не часто, но, чтобы выжить, ему не приходилось ждать каждого раза, так что он был хмелён уже не первый день; он быстро проболтался.

Вот о чём: «Автора» приютил не кто иной, как сам старик; он человек суеверный, но тщедушный, слеповатый, одинокий и пьяный. Да, чуть странный, но приятный господин обещал за ночлег хорошую плату и непритязательность во всём. К тому же, как видно, иностранец и деликатный человек. Отчего не принять? Спал в пристройке на постланной лавочке, уходил рано, поздно возвращался или вовсе под утро. Платил исправно, кроме того, потчевал хозяина бутылкой вина и угощал мясцом. А тут ещё это: сестра старика, трактирная кухарка, часто проведывавшая больного братца, не могла надивиться его скорому выздоровлению и взяла за обычай обращаться к иностранцу не иначе как «господин целитель». Только изредка посещавший больного лекарь ничего не понимал и удивлённо разводил руками: «Да вы, любезный, жить будете! Поздравляю, ваше поправление очевидно! Правда, не возьму в толк, с каких таких трюфелей?» Гробовых дел мастер сам не понимал. Хотя к простодушию женщины стал снисходительнее.

Гость потчевал хозяина не только вином и мясом. Он был ещё увлекательный рассказчик. Гробовщик узнал о многих краях, в которых побывал странник. Сколько чудес перевидал тот в пути, где ни места, ни времени, ни цели – лишь одинокое бесконечное странствие! Некогда нажив состояние изданием бульварных романов, странник стал писать, а затем раздавать по приютам книжки «детских сказок», пока не закрылись перед ним необъяснимо все двери. Почему и продал типографию и пустился в дорогу. Зато теперь, говорил он, я пишу не на бумаге и не пером, и машины мне ни к чему. Гробовщик тогда не брал в толк, что подразумевал сказочник.

– Когда умру, – сказал в последний день странный гость, – похорони меня за кладбищем. Воткни в могилу табличку: «Некий автор невыдуманных историй».

Имени своего он не раскрыл. Ушёл в ночь. Наутро в связи с исчезновением губернатора и пастора поднялся шум. А через день нашли странника. С помощью Мартина и меня гробовщик исполнил его последнюю волю…

В тот вечер хмельные лукавые глаза старика словно говорили мне что-то. Когда, наконец, Мартина сморило вино, гробовщик молвил шёпотом:

– Это был твой отец. Он просил найти тебя и рассказать. Он очень хотел с тобой встретиться, попросить прощения за то, что оставил вас тогда с мамой одних. Тебе был всего год. Он любил твою маму. Но… так получилось. Не вини его. Наверное, он был хороший человек…

Я уже не мог оставаться в этом городе, так как разглядел судьбу. Меня ждали бесконечно долгие мотания по свету. На деньги, переданные мне отцом через старика, я первым делом приоделся (читатель догадывается?) – я купил белый фрак, белый цилиндр, накидку… Пришло время заработков. Я устраивался то помощником библиотекаря, то издательским курьером, а однажды служил секретарём у одного романиста. И старание моё быть как можно ближе и дольше к книжным полкам вскоре вознаградилось. Потихоньку я открыл своё издательство и сначала жил на тиражи авантюрных романов, а потом... Но я не повторил ошибки отца. Вдохновенный примером той таинственной осени, её закатом, всколыхнувшим юную душу, я стал «автором выдуманных историй». Хотя так же бродил по чужим городам и весям, изумляя толпу, как одержимая тень или призрак, прокрадываясь в чужие сны, мечты, желания, чтобы насытить их жизнью, избавить от бесплодной скуки и душевной лени. И пусть даже никто не читал моих книг, как и отцовских, где бы ни был, я всегда знал, что есть такие особые чудеса, которыми простится любое невежество.

Из архива: декабрь 2011 г.

Читайте нас: