Михаил Римин. Трассовые истории

ХОЗЯИН ТАЙГИ

В те далекие шестидесятые тюменский север еще только осваивался и такие названия, как Вагай, Демьянское, ассоциировались с чем-то далеким и суровым, почти как Северный полюс.

Вертолет в Демьянском приземлился на деревянный настил, от которого добраться до служебного помещения можно было, передвигаясь исключительно по выложенному для этого своеобразному тротуару из неделового леса. По бокам тротуара была вязкая болотная трясина, готовая проглотить любого неосторожного пешехода.

Командир оформил необходимые документы, взял на борт троих ремонтников, после чего вертолет вылетел на Вагай.

Равномерный рокот двигателя и свист винтов погружали в дремоту пассажиров, изредка обменивающихся между собой лениво бросаемыми фразами.

Внизу простиралась бескрайняя осенняя тайга, через которую, как пробор на аккуратно расчесанной голове, тянулась трубопроводная трасса со всеми следами разрушительной человеческой деятельности в виде сваленных в кучу деревьев, обрезков труб, кусков металла и битума, бесчисленных кострищ.

Примерно через полтора часа полета поступило штормовое предупреждение, которое вынуждало либо возвращаться обратно в Демьянское, либо совершить временную посадку там, где застало это сообщение, и дожидаться улучшения погоды.

Командир вертолета, давно работающий тут и потому хорошо знакомый с этими местами, принял решение переждать непогоду в небольшом поселке у хантов, расположенном в стороне от таежного массива.

Никто не возражал и, сделав небольшой разворот, вертолет туда и направился.

Минут через сорок в сплошной зеленой таежной массе внезапно открылась, как проплешина, поляна на берегу небольшого озерца, покрытого первым легким ледком. На поляне, образуя своеобразный равносторонний треугольник, располагались три небольших не то дома, не то сарая. Каждый из домов был обнесен оградой, сооруженной из сухих жердей и прутьев. На ограде сушились какие-то шкуры, вялились рыба и мясо, придавая всей этой непривычной картине почти доисторический, первобытный вид. Запах стоял отвратительно въедливый, перебивающий даже свежесмолистый дух сосны и пихты.

Навстречу шагающей от вертолета группе, возглавляемой командиром, выкатилось низкорослое, кривоногое существо в старом потертом кожушке и шапке-ушанке с вылезшими клочьями грязной ваты, сильно смахивающей на воронье гнездо. Каждая морщинка широкоскулого, сплошь усеянного оспинками, загорелого до медного блеска лица этого существа по имени Митя излучала саму доброжелательность и гостеприимство, когда он нежно прильнул к могучему торсу вертолетчика, с которым они, как позже выяснилось, были давнишними приятелями.

Поздоровавшись с остальными за руку, хант Митя, осуществляющий верховную власть в этом затерянном в тайге крохотном стойбище, повел всех к себе в дом.

Аромат, окутывающий посетителя, рискнувшего переступить порог дома, мало чем отличался от аромата выгребной ямы. А потому гости постарались долго не задерживаться внутри помещения и, насколько это позволяли приличия, поскорее выбраться на свежий воздух.

Между тем командир уже вручил Мите более всего ценимый в этих местах подарок — бутылку водки. Остальные, обладавшие таким же сокровищем, сделали то же самое.

Широкоскулый таежный житель впал в состояние абсолютного счастья от наших даров.

Усадив всех за импровизированный стол, который был сооружен из каких-то досок и ящиков прямо во дворе самими гостями, сославшимися на тесноту помещения и якобы потому пожелавшими трапезничать на свежем воздухе, хант и его жена стали потчевать дорогих гостей самой разнообразной снедью от холодной медвежатины и строганины до всевозможных даров леса, включая морошку, клюкву, лесные орехи и все, что только способен промышлять человек, живущий в этих суровых условиях.

— Как же вы все тут живете вдали от людей и цивилизации, — спросил кто-то из приехавших.

— А халасо зивем, — счастливо закивал уже приложившийся к бутылке и сразу же захмелевший гостеприимный хозяин.

— Им, когда посадка невозможна, прямо с вертолета сбрасываем порох, патроны и муку, а все остальное они добывают сами, — дополнил ответ ханта многоопытный и сведущий в этих делах командир и продолжил: — Беда тут в одном, в этой самой водке, напьются и начнут палить друг в дружку, хорошо, что, когда пьяные, мастерство теряют, поэтому и редко попадают в цель, а то давно бы все перестрелялись, по трезвому делу ведь белку в глаз бьют.

— Так, так, пьяный селовека — сапсем клупый селовека, осено плёхо, — пустил пьяную слезу хант.

После застолья один из гостей, приметивший сваленную в угол и возвышающуюся там горой тушу бурого медведя, спросил у Мити:

— А на мишку-то с чем ходишь охотиться, покажи!

Не смущаясь и желая как можно больше угодить гостям, нежданно-негаданно свалившимся на его голову и одарившим его такими запасами спиртного, о которых он и мечтать не мог, Митя предъявил свою совсем уже нехитрую амуницию, изумив всех ее примитивностью. Ружье чуть ли не с петровских времен, ножик из полотна ручной ножовки, обмотанный вместо рукоятки куском старой изоленты. Дополняла «вооружение» кривая рогатина, отполированная до блеска руками охотника. Показав свое охотничье снаряжение, маленький, щупленький хант Митя, кивнув в сторону здоровенной медвежьей туши, сообщил: «Вцера сходил и завалил миску». Сказал настолько небрежно, будто зашел в соседний гастроном и там купил кусок мяса.

Поражали ненарочитая смелость и искусство крохотного человека, промышляющего охотой для себя и не сетующего на все превратности жизни, довольствующегося тем немногим, что давало ему полное ежедневных трудов и опасностей таежное существование.

Вскоре дали добро на вылет, и хант, не слушая никаких объяснений и отнекиваний, все же заставил командира принять от него в дар огромного, в рост человека, тайменя.

Митя еще долго стоял и махал рукой вслед винтокрылой машине.

ОВСЯНКА

Нефтедоллары всегда являлись одной из важнейших составляющих в бюджете нашей страны.

В семидесятые годы сложилась ситуация, когда добыча нефти росла, а ее экспорт сдерживался недостаточной пропускной способностью существующих транспортных магистралей.

Возникла необходимость в срочной прокладке дополнительных ниток нефтепроводов, причем большого диаметра.

Огромные средства осваивались строительными трестами, но, несмотря на это, установленные правительством сроки ввода объектов срывались, и приходилось за это выплачивать сумасшедшую неустойку зарубежным заказчикам и платить, естественно, золотом.

Комиссии одна за одной сновали по трассе, подгоняя и без того вконец истерзанных и измученных, работающих без выходных строителей и эксплуатационников.

Положение со строительством дошло до того, что сам Н. А. Косыгин лично занялся инспектированием сложившегося положения дел на трассе магистрального нефтепровода. А поскольку эта гигантская нитка соединяла западную границу страны с тюменским севером, откуда и должна была транспортироваться добываемая нефть, глава правительства решил пролететь над всей трассой, делая остановки на наиболее сложных ее участках.

Два правительственных «Ми-8» совершили посадку вблизи поселка Жукатау, расположенного в шести километрах от железнодорожной станции Бердяуш.

Начальник станции, с которым за руку поздоровался Николай Александрович, не успел даже рта раскрыть, как был бесцеремонно отодвинут плечом первого секретаря обкома, сопровождавшего главу правительства. Партийный хозяин области сразу же пресек любые высказывания, идущие вразрез с его собственными.

Между тем Косыгин обратил внимание на толпившихся в стороне трассовиков, одетых в строительные робы, и попросил их подойти поближе.

Чем выше ранг начальника, тем тише он разговаривает с людьми. Но каждое слово Николая Александровича, сказанное тихим голосом, отчетливо услышали все присутствующие.

— Есть ли жалобы, просьбы? — спросил Косыгин, обращаясь к рабочим.

— Хорошо бы зарплату добавить, — раздалось сразу несколько голосов.

Это пожелание высказали как раз те из рабочих, которые и так имели по тем временам баснословные заработки.

— Удвоить, — коротко сквозь зубы бросил Косыгин в сторону идущего за ним следом и все время что-то записывающего помощника.

Движущийся в толпе сопровождения управляющий строительным трестом, к которому относились просители, схватился за голову:

— Сколько же еще можно платить?!

Услышавший это Косыгин, не поворачивая головы, спокойно ответил:

— Сколько просят, столько и платить.

В сжатые сроки любыми средствами — считало правительство. Команда, отданная на таком уровне, не обсуждалась, а потому была принята к немедленному исполнению.

Серия совещаний, которые провел Косыгин в Тюмени после завершения своего инспекторского турне по трассе строительства, обернулась для многих присутствовавших начальников полным крушением карьеры. Как отмечали многие из участников тех событий: «Знаешь, кем войдешь, не знаешь, кем выйдешь». И это было действительно так. Если управляющий трестом показывал малейшую некомпетентность, его могли коротким указанием главы правительства тут же переместить на должность заведующего производственным отделом, одновременно четко отвечающего на все вопросы зав. отделом назначить управляющим.

Вздохнув с облегчением после завершения всех буквально свалившихся на них с неба переживаний, тюменские руководители по случаю отъезда Косыгина подготовили пышный банкет с медвежатиной, олениной и строганиной, всевозможными балыками и паюсной икрой и еще многим из того, чем богата сибирская земля и что позволяли широкие возможности нефтяных королей.

Однако Николай Александрович, с сожалением глянув на эти роскошные столы с аппетитно приготовленной снедью, застенчиво спросил:

— А овсянки для меня не найдется?

СВАРНОЙ И ГИПНОТИЗЕР

Усталые, голодные и насквозь промерзшие аварийщики возвращались на нефтеперекачивающую станцию к месту своей постоянной дислокации. Дребезжание и скрежет многотонной гусеничной машины сливались в единый, ставший уже привычным грохот. Поднимая за собой облако снежной пыли, подпрыгивая на каждой ледяной кочке, гететешка вытряхивала души из понуро сидящих и дремлющих в ней людей. Зябко поеживаясь и постукивая пятками, обутыми в валенки с галошами, они мечтали, что вот после стольких суток изнурительного труда им наконец-то удастся отогреться, наесться и, главное, отоспаться. Ну а уж после...

Но дальше додумать не удалось, зафырчала рация:

— Тут такое дело, — знакомый голос диспетчера звучал в трубке робко и даже как-то просительно. — На сто восьмом выход нефти, Фанис сообщил. Так что надо туда. Это ведь недалеко от его блокпоста. А я скажу, чтобы за это время он сварганил картошки и еще чего-нибудь, так что сразу же после этого можно будет закусить и отдохнуть.

Аварийщики промолчали, танкетка, круто развернувшись, двинулась в направлении проклятого сто восьмого километра. Этот километр был головной болью всей бригады, где вечно происходили какие-нибудь неприятности и который всем надоел до чертиков.

Знакомая низинка сто восьмого в летнее время представляла собой живописный уголок. Бойко щебечущий ручеек с чистейшей, прозрачной водой скатывался с гор, невдалеке, на холмике, стояла березовая рощица. Теперь же, зимой, все скрывал снежный покров, на котором проступало черное нефтяное пятно как раз на месте застывшего подо льдом ручейка.

— Начинаются дни золотые, золотые денечки мои, — пропел шутливо Женька Бращенко, сварщик-потолочник высшей категории, отличавшийся своим богатырским ростом и непокорным нравом. При этом он неспешно вытаскивал из распахнутого чрева гететешки свое громоздкое имущество.

Был он из местных, с Урала, и при своей медвежьей силе в общем-то добряк и за зря, как говорится, мухи не обидит. Но стоило его раздразнить — и никакого удержу ему не было, шел напролом, готов был сокрушить все на своем пути, стену лбом прошибить. Весельчак и балагур, он в серых, повседневных буднях умудрялся развеселить, рассмешить, поднять настроение бригады.

Однажды, ликвидировав очередную аварию, уже после вечернего застолья, естественно, с горячительными напитками, находясь в каком-то поселке, вся бригада направилась в местный клуб на культурное мероприятие.

Культурным мероприятием в тот вечер был сеанс гипноза, который должен был проводить какой-то заезжий гастролер.

Аварийная бригада в полном своем составе расселась в первом ряду хилого деревянного строения со скрипучей сценой и несколькими рядами разномастных стульев в зрительном зале.

Щупленький, маленький гипнотизер, легко перемещаясь по сцене, перепрыгивая с одной скрипящей, доски на другую, бодрым голосом предложил любому желающему из зала подняться на сцену, дабы продемонстрировать ему свое гипнотическое искусство. Конечно же, делая свое предложение, этот несчастный никак не мог ожидать, что оно будет с восторгом принято Женькой Бращенко, восседавшим в самом центре переднего ряда и мечтавшим о любой подставе со стороны очень приглянувшегося ему артиста.

А потому, не медля ни минуты и не дав даже закрыть рот не успевшему закончить фразу гипнотизеру, Женька, как подброшенный пружиной, вскочил со своего места и ринулся на сцену.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — доброжелательно сказал гипнотизер, обращаясь к нависшему над ним двухметровому Женьке.

— А почему бы не сесть, не на нары ведь, — забалагурил Женька, вольготно вытягивая ноги в огромных, сорок шестого размера, бахилах.

— Вы спите, вы спите, — забегал вокруг Женьки гипнотизер, делая при этом какие-то немыслимые взмахи и пассы руками над головой Бращенко.

— Ну да, нашел дурака, я усну, а они в это время бутылку заглотят, — уставившись на гипнотизера своими немигающими нахальными глазами и кивнув в сторону восседающей в первом ряду бригады, без тени улыбки врастяжку произнес Женька.

От грянувшего хохота дрогнули стены. Сеанс был сорван, гипнотизер уныло покинул сцену, Женька же как ни в чем не бывало спустился в зал, победно глядя на окружающих.

Таков был этот «сварной», как обычно называют в бригаде сварщиков, который сейчас готовил к работе свою амуницию.

Диспетчеру доложили о прибытии к месту аварии, отсекли участок, перекрыв ближайшие задвижки и занялись откачкой и отводом нефти от места повреждения. Все шло по обычной схеме.

Бригадир Антоныч, самый старый и опытный из всей бригады, всю жизнь проработавший на трубопроводах, никогда никого не понукал, а если видел, что что-то делается не так как надо, просто подходил и молча показывал, как следует выполнять ту или иную операцию.

Антоныч, вспоминая сталинские времена, когда он работал сварным на трубопроводе, говорил, что тогда никакого контроля со стороны начальства не было, а просто на каждом сварном стыке ставилось личное клеймо, и если, не дай Бог, потечет, то в тот же день приедет «черный воронок» и Колыма обеспечена, что являлось наилучшей гарантией надежности, так сказать, гарантийный стык по-сталински.

Опыт подсказывал, что это опять коррозионное повреждение и предстоит ставить обычный в таких случаях хомут.

Сам по себе монтаж хомута не представлял, тем более для опытных мастеров, никакой сложности. Проблема заключалась в подготовительных работах. Кому приходилось долбить мерзлую землю на ветру да при морозе, тот поймет это.

Глубокой ночью, когда казалось, что силы иссякли полностью, работы были завершены и перекачка по трубопроводу восстановлена.

Наконец, погрузившись в танкетку, бригада двинулась к блокпосту, откуда обходчик Фанис сообщил по рации об ожидающем ребят ведре сваренной картошки. Но, видимо, какой-то злой рок тяготел над несчастной бригадой. Внезапно раздался удар и слетела гусеница, танкетка «разулась» и замерла в пяти километрах от вожделенного блокпоста.

Делать было нечего, пришлось спешиться и, оставив водителя с помощником восстанавливать этот трижды проклятый трак, двинуться напрямую, утопая по пояс в сугробах.

Брезжил рассвет, когда вымотанные до предела ремонтники чуть ли не ползком добрались и ввалились в натопленную Фанисову избу. Ребята, наскоро помывшись, в мгновение ока смели со стола и ведро картошки, и куски какого-то мяса, и соленую капусту с огурцами и помидорами, и еще что-то съедобное, после чего улеглись вповалку на полу, кто где пристроился, сразу же погрузившись в глубокий, густой и вязкий сон, с храпом и стонами хорошо потрудившихся мужичков.

БУТЕРБРОД

Поздней осенью поступила команда на пуск скребка. Эта технологическая операция проводилась регулярно для очистки нефтепроводов от парафинистых отложений, которые то и дело оседали на внутренней поверхности трубы и тем самым снижали производительность перекачки. Ничего особо сложного в этом не было, и, говоря попросту, в трубу заталкивался ерш, который, двигаясь вместе с потоком нефти, сдирал со стенок налет парафина.

И все ничего, если б не это проклятое слякотное время года. А дело в том, что на всем пути следования надо было забираться в специальные колодцы, где, приложив ухо к оголенному участку трубы, слушать шум от проходящего скребка, дабы знать, что он нигде не потерялся, не нырнул никуда в сторону, а движется в заданном направлении.

Колодцы же эти, как правило, располагались в чистом поле, и добираться до них приходилось пешком по пашне. Аварийщики вязли на каждом шагу и с огромным трудом переставляли ноги с налипшими на них, кажется, стопудовыми комьями грязи.

Накануне предстоящего похода бригада сопровождения заночевала в небольшом поселке нефтяников вблизи трассы трубопроводов, с тем чтобы рано поутру приступить к выполнению операции со скребком.

В сельском магазинчике из продуктов не оказалось ничего, кроме черствого хлеба и совершенно несъедобной на вид, завалявшейся и даже позеленевшей от времени колбасы. Но делать было нечего, и пришлось купить и то и другое, так как есть все равно что-то надо.

Александр Иванович, один из опытнейших аварийщиков в бригаде, взялся приготовить из этих несъедобных продуктов что-нибудь пригодное к употреблению. С этой целью, нарезав колбасу, он стал обжаривать ее в толстом слое подсолнечного масла, купленного в том же сельпо. Хорошо поджаренные кругляшки колбасы, зажатые с обеих сторон сразу же пропитавшимися маслом кусками хлеба, имели весьма аппетитный вид и по заверениям Александра Ивановича теперь не представляли никакой опасности для желудков с жадностью поглядывающих на это яство парней. Однако полакомиться в тот вечер приготовленными бутербродами не довелось, поскольку предусмотрительный Александр Иванович приготовил их на завтра.

Утро выдалось мерзопакостное. Свинцовое небо, собачий холод и ледяной дождь как из ведра.

Бригада разделилась по два человека на каждый колодец и разбрелась по трассе. Каждая пара получила свой паек из бутербродов, приготовленных заботливым Александром Ивановичем. Вот тогда-то и была по-настоящему оценена прозорливость опытного человека, когда, вымотавшись и вымокнув до нитки, кое-как добравшись до треклятого колодца, можно было с наслаждением подкрепиться самым вкусным из всех имеющихся на свете блюд — бутербродом с хорошо прожаренной колбасой.

Скребок, слава Богу, на сей раз нигде не затерявшийся, благополучно приняли в приемную камеру.

НОВЫЙ ГОД ПО-СТАРОВЕРСКИ

По закону подлости тот несчастный перелив резервуаров случился именно под Новый год. Не раньше, не позже, а именно тогда, когда все нормальные люди готовятся встретить самый лучший праздник в кругу семьи и друзей, когда столы ломятся от яств, в голове приятный шумок от выпитого, а в груди — любовь ко всему человечеству.

Но все это относится к нормальным людям, а кто же может считать аварийщиков нормальными? Только такие же, задерганные вечными ЧП, как они сами.

Ошибка молодой девчонки-оператора нефтеперекачивающей станции привела к переливу двух пятитысячных резервуаров, а это очень серьезное ЧП, и потому необходимо было в этой праздничной суматохе, пока большое начальство сидит за столом, а потом будет маяться с похмелья, быстро сделать так, как будто ничего и не было.

Проблемы начались еще при сборе бригады. Оказалось, что собрать полностью всех аварийщиков невозможно, так как многие разъехались по разным городам и поселкам.

Предстояло, надев кислородные маски, забраться внутрь освобожденного от нефти резервуара и отмывать его мощной струей воды из брандспойта, стоя на скользком от парафина днище.

Работа требовала выносливости и больших физических усилий, а те, кому это было под силу, отсутствовали. Но тут помог господин случай. На встречу Нового года к одному из аварийщиков приехал его друг, работавший бригадиром водолазов. Парень он был крепкий и, узнав о возникшей проблеме, согласился помочь с двумя своими коллегами, естественно, за достаточно приличную сумму. Но в тот момент дело было не в деньгах, и потому вопрос был немедленно решен, и водолазы с оставшейся частью аварийной бригады прибыли к месту работы. Вместе с амуницией водолазы привезли ящик водки, который, по их мнению, должен был служить своеобразным допингом.

Работу распределили следующим образом: внутри резервуара трудятся водолазы, всю наружную зачистку выполняют аварийщики. Водолазы там, внутри, чувствовали себя как коровы на льду, с большим трудом сохраняя равновесие на скользком днище, еле удерживая в руках шланг с мощной струей воды. Выбираясь наружу, они принимали не более 50 грамм водки и, немного отдохнув, опять забирались внутрь. Аварийщики снаружи старались оказывать максимальную помощь не без тайной надежды на предстоящую выпивку после завершения всех работ.

И чутье их не подвело. Но отметить окончание работ, совместив его с пропущенной встречей Нового года, решили на блокпосту у староверов.

Этот блокпост находился в живописнейшем месте, там, где горная река делает резкий поворот. Крутой, почти под сорок градусов, спуск к реке в свое время, при строительстве, доставил немало хлопот, когда сорокатонные «катерпиллеры» грудой металла скатывались, не в силах удержаться на наклонной плоскости. Но сейчас, покрытый белым снежным одеялом, скрывшим под своим мягким слоем все строительные безобразия, этот склон величественным утесом возвышался над скованной льдом красавицей рекой, обнесенной по обоим берегам огромными елями. Спуск к реке заканчивался небольшим возвышением, а дальше уходил вниз, к песчаному пляжу, также покрытому белым пушистым снегом. На возвышении стоял добротный пятистенный дом обходчика, крытый рубероидом.

Обходчиком был здоровенный мужик, почти двухметрового роста, стриженный под горшок, с уже пробивающейся сединой в густых пшеничных волосах. Жили они вдвоем с женой, под стать ему рослой, дородной, ширококостной бабой, однако, в отличие от своего мужа, весьма крикливой и бойкой особой. Оба были они староверами, крестились двумя перстами и до спиртного были не охочи, ни капли, упаси Бог! Хозяйственные и прижимистые до скупости, они четко различали свое личное и государственное. Как только к ним заявлялся кто-нибудь из начальства, тут же начинали канючить:

— Надо бы вам, начальники, сделать капитальный ремонт дома да крышу железом покрыть, а то вся растрескалась, и уже в дом вода затекает и мебель портит. А ограды вообще у нас нет, и скотина прямо к дому подходит.

Технорук станции, который обычно присутствовал при таких разговорах, так как всегда сопровождал приезжих начальников, удивлялся такой наглости:

— У вас ведь стадо коров, стадо баранов, гуси, куры, крольчатник, пасека, — перечислял он добро староверов и продолжал: — Недавно сына женили, квартиру трехкомнатную с полной обстановкой купили и машину в придачу, так неужто на ремонт собственного жилья денег не найдете, а жердей, чтоб ограду соорудить, в лесу полно, — укоризненно завершал он свою речь.

— Так ведь сын-то свой, а жилье, оно государственное, чуешь разницу, — урезонивала его эта хорошо эрудированная в вопросах собственности староверка.

Сам же хозяин, по шесть месяцев не приезжающий на станцию из-за ненадобности за своей крохотной зарплатой обходчика, часто мечтательно с сожалением говаривал:

— Лошадку летом и снегоход зимой для обхода от государства имею, вот если бы еще и вертолет можно было приобрести, хотя бы и за свой счет, тогда бы полный порядок был.

Как-то банкет организовали у него на берегу. Он и барана приготовил, и рыбы наловил, благо государственная моторка имелась, и медком с собственной пасеки дорогих гостей потчевал. Все было великолепно. Зато когда выкатил счет, в котором с бухгалтерской скрупулезностью было учтено чуть ли не каждое съеденное куриное яйцо, не говоря уже обо всем остальном, то у станционного начальства глаза на лоб полезли от суммы, выведенной каллиграфическим почерком обходчика.

Технорук, непосредственный начальник этого капиталиста-обходчика, часто сетовал, мечтая, чтобы этот подчиненный его усыновил.

Вот у кого решила отдохнуть после дневных трудов аварийная бригада, но, зная особенности староверов, на широкое хлебосольство не очень-то рассчитывали — выспаться бы после всех заморочек.

Так все и произошло, а утречком, надергав немножко рыбки из лунки на реке, перекусили свежесваренной ушицей да и подались восвояси, вполне готовые к очередным перипетиям своей нелегкой привычной работы.

Из архива: декабрь 2003 г.