Все новости
Проза
20 Февраля 2020, 17:29

№2.2020. Гульнур Якупова. Малая вселенная – Большая Вселенная. Роман. Книга третья из трилогии «Женщины». Авторский перевод с башкирского. Продолжение. Начало в № 1

Гульнур ЯкуповаМалая вселенная – Большая ВселеннаяРоманПеревод автора.*Книга третья из трилогии «Женщины Продолжение. Начало в № 1

Гульнур Якупова
Малая вселенная – Большая Вселенная
Роман
Перевод автора.
*Книга третья из трилогии «Женщины
Продолжение. Начало в № 1
* * *
Не стала отрывать последний листок настенного календаря, а сняла его с гвоздя и целиком бросила в огонь. Бумага тут же превратилась в пепел. И события еще одного, 1974 года канули в Лету.
А в один из морозных февральских дней к нам домой явился высокий крепкий парень с иссиня-черными вьющимися волосами. Арсен! Я вспомнила, как ахнула Ната, увидев этого «жгучего брюнета». И в самом деле, можно потерять голову, только раз взглянув на него. Вроде и не красавец, но есть в этом парне какая-то притягательная сила. Вот он стоит, почти касаясь потолочной балки головой, в черном пальто, с белым шарфом и без головного убора. Видно, в Харькове не так морозно, как у нас, – одет легко.
Олэсэй проворно поднялась со своего места и, опережая меня, спросила:
– А где шапка, сынок? Мозги застудишь, ай-вай… Проходи, проходи, чей будешь-то? Нурия, что стоишь, ласточка моя, а? Наверное, дело у человека, расспроси хоть. Не ко мне же пришел такой парень, собханалла!
– Проходите, конечно, – поддержала я олэсэй, ставшую вдруг такой говорливой.
– Камилла... – парень произнес имя моей сестренки именно так, с двумя «л». – Приехала? Она обещала.
Перемежая башкирские слова с русскими, он пытается объяснить цель своего прихода. Видно, мать постаралась научить языку, значит, Фроська не забыла свою любовь. Я не стала говорить ему, не мучайся, мол, понимаем по-русски, – пусть старается, привыкает к нашему языку. Вдруг и вправду станет зятем.
– Автобус придет через час.
– Приедет, значит? – с радостью в голосе отозвался парень. – Ладно, я еще приду, остановился у отца, – сказал он и ушел.
Олэсэй кинулась к окну. Долго смотрела ему вслед и произнесла: «Как мой Абдрахман!» Это было высшей похвалой в ее устах.
Арсен пробыл в Тулпарлах два дня. За это время успел уговорить Камилу пожениться летом. Узнав об этом, я всерьез упрекнула ее, ответственность за нее все же лежит на мне: «Почему так? Ты же не сирота безродная! Мы – есть! Да и деревня станет осуждать, если что, она все видит и слышит – пока выжидает... Пусть честь по чести придет в дом, посватает! Нельзя с самого начала ронять себя!»
– Ладно, апай, поняла, не кипятись. Послезавтра он уезжает, успеет до того к нам зайти и при вас сделает предложение. Маме сообщим. А может, мне с ним сходить в Таллы за благословением?
– Нет! Это должно произойти здесь, в этом доме. Мама придет с Самат-агаем. А Арсен пусть приходит с отцом – дядей Акманом. Обязательно. Примет твой парень такие условия?
– Куда он денется? – Мне понравилось, что моя своенравная сестра легко согласилась со мной. Нет, такая девушка не уронит своей чести. Все же решила спросить ее:
– Может, надо прочитать никах, если у вас что-то было?
– Апай! Обижусь! Я же не какая-нибудь... беспутная.
– Не обижайся, я тоже спрашиваю неспроста. Уедет и пропадет – ищи ветра в поле. Вспомни дочь дяди Закира – Сафуру… Пусть сначала поставит печать загса, потом уж свою, – слетело у меня с языка. Камила весело расхохоталась. Рассмеялась и я. Получилось очень смешно.
А на следующий день Арсен пришел к нам с отцом и мачехой. Мама с дядей Саматом были уже у нас. Дядя Акман, как и полагается отцу, пояснил цель прихода в наш дом, Арсен попросил руки Камиллы. Ожидая ответ с нашей стороны, все вопросительно посмотрели на меня, а я кивнула на Самат-агая: он хоть и не родной, но был за отца, помогал растить близнецов, сделал нашу маму счастливой.
И, хотя не смогли в точности соблюсти установленные веками условности, сватовство состоялось. Справили помолвку. Договорились летом сыграть свадьбу. Не обошли вопрос и о приезде на это торжество Фроси-Файрузы. “Мама, то есть неня, будет обязательно”, – твердо сказал Арсен. “А как же, конечно, она же мать, как не приедет на свадьбу единственного сына!” – радушно поддержала его жена Акмана-агая, а муж выразил свою благодарность, слегка погладив ее по спине.
– Только вот Камиле – внучке – надо еще учиться… – заметила олэсэй.
– Да и сестра еще… – начала мама, но запнулась. А я как раз со страхом ожидала, что может пойти разговор обо мне, засидевшейся в девках.
– Учебу я завершу, хотя бы на заочном, но не брошу. А сестра ждет Фатиха-агая, он в этом году вернется к нам в деревню – врачом… – И добавила, хоть это было известно нам всем: – Арсен тоже медик, хирург. Шесть лет учился в институте, потом еще три года. Вместе со школой 20 лет!
Сидящие за столом переглянулись, выражая во взгядах удивление и одобрение. Разговор отошел от моей персоны.
Выглянув в окно, я увидела возле наших ворот странные следы, будто оставленные инопланетянами: круг и фигура, напоминающая восьмерку. Утром выпал свежий снег, и там не было никаких кругов, когда же успели? И тут же мелькнула догадка: посланники Вселенной тут ни при чем – это следы дяди Хайривары, такие круги выписывают колеса его коляски. Значит, он уже в курсе наших новостей и поехал разносить весть тулпарлинцам. Теперь редко употребляют слово «вор» рядом с его именем, у него же другое занятие. Если его долго не видно, односельчане начинают беспокоиться, здоров ли.
На следующий день мы с Камилой пошли на Большак провожать Арсена, и нам навстречу попался дядя Хайри.
– Черный Акман уже всем семейством отправился провожать старшего сына, – сообщил он нам.
– Спасибо, дядя Хайри, нам тоже надо поспешить! – заторопились мы. И услышали, как он крикнул нам вслед: «Нурия, ты тоже выйдешь замуж в этом году. Отгуляйте сразу две свадьбы!» Но было некогда обсуждать его предсказание, мы бегом побежали на Большак.
…Во время перемены ко мне подошел Амин-абый и предложил вместе пойти из школы. Я кивнула и поспешила в класс. Там меня уже ждал Туктаров, широко распахнув дверь:
– Апа, мы сейчас как раз проходим тему Южной Сибири, а ведь озеро Байкал – гордость не только этого региона, но и всего Союза, может, когда-нибудь превратится в огромный вонючий водоем, как наше озеро Сереккуль – Тухлое. Ладно уж наше озеро, где вечно замачивают лыко, оно и мелкое, и маленькое. А вот Байкал! – Туктаров встал за учительский стол рядом со мной. Я не успела и рта раскрыть, как он махнул рукой лучшему художнику класса, приглашая подойти к столу. Тот взял рисунок со своей парты и подошел к нам. Там был изображен трехглавый, извергающий ядовитый огонь дракон, он тянулся из заводских труб к голубой глади прекрасного озера. На одной из голов было написано «БЦБК», на другой – «Улан-Удэ», а на третьей – «Иркутск». Туктаров попросил друга подержать рисунок, а сам достал из портфеля указку (выстругал из дерева) и, тыча ею в страшные пасти дракона, начал обличать предприятия Южной Сибири: – Этот дракон отравляет, загрязняет, губит самое чистое озеро планеты, возникшее двадцать миллионов лет назад! Самое опасное предприятие – Байкальский целлюлозно-бумажный комбинат. Круглые сутки травят озеро и предприятия Улан-Удэ и Иркутска. Байкал, конечно, пока не сдается, оно большое и глубокое, но если мы, юное поколение, не примем меры, не позаботимся о нем, оно когда-нибудь захлебнется. Кто скажет, какова глубина озера, сколько метров? – Несколько человек подняли руки, и я поняла, что пора остановить Туктарова, а то он уже начал вести урок вместо меня!
– А теперь повторим пройденную тему. Туктаров, урок начался, садись на место. А письмо дай мне, потом обсудим.
Очевидно, что Байкал оставил заметный след в памяти и в сердце, моих учеников. На прошлом уроке я преподнесла им много дополнительного материала, показала фотографии величественного озера, которому нет равных во всем мире. Этот набор мне подарил Чингиз при встрече в книжном магазине в годы учебы в Уфе. Не смогла обойти вниманием и озеро Талкас в Баймакском районе Башкортостана, где сама побывала. Рассказала детям также о злодее Брагине.
Даже когда прозвенел звонок с урока, ребята не ринулись в коридор, а окружили меня и засыпали вопросами. Чтобы выйти из положения, дала им задание: «Соберите информацию и по озерам нашего Башкортостана, на следующем уроке поговорим о них. Туктаров, организуй!» Уже выходя из класса, услышала, как он сказал одноклассникам: «По заданной теме я пока знаю не больше вашего, но, давайте расскажу вам, почему зайца называют “косым”». Любопытно – захотелось даже вернуться в класс.
Амин-абый уже ждал меня на улице. Время от времени потирает руки. Знаю эту его привычку: значит, хочет сказать что-то важное. А может, просто замерз, он же не носит варежек. Говорит, что часто приходится снимать их, доставать платочек из кармана, чтобы протирать очки, линзы же то и дело запотевают, а потом снова надевать эти варежки – морока.
– Ломаю голову и никак не могу ответить на вопрос Туктарова, – опередила я его.
– Что опять заинтересовало этого умника?
– Говорит, что знает, почему зайца назвали «косым».
– А-а, я тоже знаю. Но сейчас речь не об этом.
– Ну, скажите, пожалуйста, чтобы я не выглядела невеждой перед учениками – ведь они не забудут, непременно спросят меня.
– Да, для них праздник подловить учителя на каком-нибудь вопросе. Ну, тогда слушай. Секрет в том, что, якобы, аппендикс у зайца имеет форму спирали. Он с осени до отвала наедается разных трав, корней, плодов и ягод, а их отходы забивают аппендикс и зимой начинают бродить, как брага. Бедному зайцу достаточно этого градуса, говорят, поэтому он даже холода не ощущает. Забыв о страхе и выпучив глаза, бегает по лесу. В подтверждение этой версии ученые приводят даже такой довод, что первый помет у зайца мертворожденный, спьяну-то…
– Ужас.
– Меня беспокоит другой «ужас». Вы же для меня, как родные – имею в виду тебя и близняшек. Камила так и намерена уехать в Харьков?
– Она говорит: «Пусть сам переедет, я туда не поеду». Если не врет, конечно.
– Нурия, пойми меня правильно. Я хоть и стараюсь вида не подавать, но до сих пор прихожу в бешенство от поступка Мавлиды. Она ведь просто сбежала, ты сама свидетель!
– Они живут очень хорошо, сын подрастает. Подружка окончила аспирантуру.
– Разве ж я не знаю, что она кандидат наук, преподает в вузе? Хочет дорасти до доктора наук. Но ведь могла бы служить своей Отчизне, Башкортостану!
– Украина – не Америка, чай.
– Так-то оно так. Но все равно…
– Если вы насчет того, что веры у них разные, то Мавлида говорит, что они с Алешей стоят на том, что Бог – един, что они признают Высший разум над Вселенной.
– Мавлиду мы упустили, поздно локти кусать, поэтому я думаю о Камиле. Сумеет ли она повернуть голову парня в нужную сторону?
– Арсен – хирург. У нас открылась единственная на всю округу участковая больница. Если захочет, пожалуйста. Фельдшеру, дяде Аухату, тяжело одному справляться.
– Нет, им не надо оставаться в деревне! В районный центр, Уфу, Стерлитамак – куда угодно, только не в Тулпарлы!
– Почему?! Только что вы возмущались, что Мавлида сбежала…
– Башкортостан – большая республика, где сотни больниц, найдут, куда устроиться. А здесь, подумай головой (Амин-абый указательным пальцем больно ткнул мне в лоб), сможет ли парень по-настоящему привыкнуть к отцу, к новым родственникам. Даже если прикипит он к ним душой, Файрузе, матери Арсена, думаешь, соперница ее будет очень рада? Любовь не умирает, и воскреснуть она может. Самая большая угроза – дочь Акназара Миляуша. Чуешь? Рассказывают, что она безумно влюблена в парня. Если молодые станут жить здесь, скольких судеб это коснется. Нужно иметь стальной характер, чтобы пройти такие испытания. А сталь закаляется лишь огнем и водой. Поняла?
Абый даже не стал дожидаться моего ответа, он прибавил шагу и повернул к своему дому с видом, мол, я все сказал, дальше – дело твое. Глядя ему вслед, испытала смешанное чувство жалости и восхищения. Хорошо, хоть Ишбирде рядом, работает в районном отделении милиции – сдержал слово, получил эту профессию. Он часто приезжает домой, поэтому абый уже не особо сильно переживает, что старшая дочь в Уфе, средняя – в Нефтекамске, а Мавлида, как он выражается, и вовсе оторвана от родной земли. На самом деле, Ишбирде, которого в детстве мы знали как воплощенного чертенка, стал настоящей опорой отцу. Милицейская форма ему так идет – стал неотразимым красавцем. Еще не женат.
Видать, от тоски по Мавлиде в этот момент в безбрежном океане мой памяти выплыли ее слова, сказанные сквозь слезы на свекольном поле: «Небо – свидетель, уехала бы куда глаза глядят, далеко-далеко, лишь бы не видеть эту свеклу!» Я ей тогда ответила: «Уф, не гневи судьбу!» Неужели моя подруга и вправду прогневала какие-то силы, что оказалась в чужбине?
Камила часто приезжает в Тулпарлы. Потихоньку стала тратить свою часть займов, отдаю – как можно отказать? Привозит из Уфы ткани и все шьет и шьет. Приготовила постельное белье, фартучки для будущих золовок, другие подарки от невесты. Сходила к Асме, чтобы научиться варить украинский борщ. Помимо борща, та показала, как готовят вареники: оказывается, ничего сложного, как наши пельмени, только втрое больше. «Муж будет любить в любом случае, мне надо угодить свекрови, она же будет жить с нами», – говорит сестра. Уже называет «мужем»?! И смеется, заметив мое замешательство, мол, речь идет о будущем. Такая она открытая, доверчивая. Я беспокоюсь за сестренку и молю судьбу, чтобы ее надежды на счастье не оказались напрасными.
* * *
Пока я размышляла о предназначении женщины, о личном долге перед природой, Асма была уже на пути к своей цели.
Как-то после заседания женсовета я решила заглянуть в Отчий дом. Каждый раз, бывая там, не устаю благодарить подругу – она содержит дом так же, как было заведено при картэсэй: цветы на подоконниках радуют глаз, некрашеные половицы сияют чистотой.
– Нурия! Ты упадешь, если я сообщу тебе одну новость, – встретила меня Асма. – Сказать? – И не дожидаясь ответа, выпалила: – Я беременна, у меня будет ребенок!
– От Ашрафа?!
– От кого же еще? Или ты считаешь меня блудницей, девчонка?
– Нет, конечно. Это я от неожиданности…
– Думаешь, ты одна умеешь придумывать сюжеты? Вот послушай, на что я способна.
На самом деле! Я слушала подругу и диву давалась ее изобретательности.
…Асма не ведала, как осуществить свою мечту, овладевшую мыслями и душой. Если бы трудилась где-то в другом месте, к примеру, дояркой на ферме, могла бы хоть немного забыться за хлопотами. Но нет! Ее работа, наоборот, еще сильнее напоминала о личном. Каждый раз ощущает трепетное волнение, глядя на маленькие чашечки и тарелочки, но она не плачет, а улыбается и весь день ходит с этим выражением лица. Закончив дела на кухне, идет помогать воспитателям, хотя не обязана это делать.
Так сильно она хотела испытать счастье материнства. Жаждала. Бредила этим желанием.
В конце концов пошла на отчаянный шаг: взяла и обратилась к Ашрафу, мол, сломалось крыльцо, не поможет ли он его наладить. Естественно, парень согласился, готов был тут же бежать к ней домой. Договорились на шесть часов, когда она освободится от работы. Выбрав момент, Асма еще днем прибегала домой и вырвала одну из расшатавшихся досок крыльца, вытащила гвоздь из другой. Привела в негодность и петлю входной двери.
В положенное время явился Ашраф, держа в руках ящик с инструментами. Асма как раз ставила чайник. Готово и тесто для пирога, варится бульон.
Парень взялся за работу, чтобы успеть засветло. Крутясь у печки, Асма ощущала себя настоящей хозяйкой, мужней женой. Хозяин чинит что-то во дворе, дома пахнет вкусной едой, вот-вот прибегут, наигравшись, дети… Не только подумала об этой картине, а четко представила ее и протянула руки, чтобы погладить любимых детей по волосам и… счастливое видение тут же растаяло. Глубоко вздохнув, она начала катать тесто.
У Ашрафа, похоже, пересохло в горле, он зашел и попросил воды. Асма направилась к баку с водой, увидев, что ее руки в тесте, Ашраф сам прошел на кухню. Одновременно потянулись за водой, их руки соприкоснулись, взгляды встретились. Глаза – в глаза. Завязался безмолвный диалог двух истосковавшихся по любви сердец:
– Я люблю тебя, Асма!
– Чувствую…
– Сколько же можно терпеть?!
– А ты не терпи!
Сдерживаемые годами чувства, словно весенний разлив, прорвались через все преграды на пути и снесли мнимые оковы…
Когда буря чувств поутихла, первое, что увидела Асма, были белые комочки теста в темных волосах Ашрафа, и она рассмеялась. А парень, едва унявший бешеный ритм сердца, насторожился, но тут же успокоился, уловив нотки искренности и ласковые переливы в смехе любимой.
Первые лучи солнца едва коснулись краешка горизонта, прокричали петухи. А дом еще дремлет в сладкой истоме, воздух в нем наполнен волшебством любви… Асма разбудила Ашрафа, чтобы он успел уйти до пробуждения любопытных глаз деревни, и сама заторопилась на работу. Она всегда уходит так рано, хотя, конечно, в то утро могла бы уделить время для совместного чаепития, но не смогла преодолеть обуревавшие ее чувство неловкости оттого, что намеренно завлекла парня, зная о его беззаветной любви. Использовала?!
Вечером Ашраф пришел снова, чтобы закончить ремонт крыльца, но любимой не оказалось дома – дверь на замке. В сердце закралась тревога, неужели его надежды опять не оправдаются? Теперь-то вроде нет никаких помех, от впечатлений прошлой ночи пламенеет тело, поет душа.
Парень не знает, что творится с Асмой, гадает, где она, когда вернется? А она была дома и не могла отделаться от навязчивых мыслей: что, если она осталась бесплодной после того аборта? В ней до сих пор были живы мучительные ощущения тех минут, когда безжалостные ножницы кромсали и убивали в ее лоне зародыша, еще крохотного, как пшеничное зернышко – живого!
День прошел для нее словно в угаре, работу свою выполняла по привычке, смотрела на галдящих ребятишек и улыбалась, как блаженная. Вернувшись домой, стала перебирать в памяти вчерашнее: слова, которые жарко шептал Ашраф, желанные ласки. Захотелось их повторения. Готова была бежать к нему навстречу, но в эту минуту ее обуяла какая-то сила и уже не отпускала. Грызло сомнение: а вдруг не сможет родить ребенка, сделает несчастным и Ашрафа, лишит его радости отцовства? Нет, лучше не висеть у него камнем на шее!
Асма навесила замок на входную дверь, вошла в чулан через маленькую дверцу со стороны сада и заперлась изнутри. Слышала, как парень пришел, закончил ремонт крыльца, потом долго ждал и, наконец, ушел. Хотелось подойти к двери и сказать, что пошутила, или выйти через чулан в сад и притвориться, будто только что вернулась с работы – но какая-то сила связала ей руки, сковала ноги.
Три вечера подряд Ашраф подходил к ее дому, сидел на крыльце. Потом перестал ходить. Через дней десять Асма узнала, что его отправили вместе с механиком колхоза в «Сельхозтехнику» за новым трактором, а там оставили на двухнедельные курсы переподготовки, ну да, техника-то в колхозе все современнее становится. К тому времени Асма немного успокоилась, привела в порядок мысли, разобралась в своих метаниях. И пришло ясное осознание, что она любит Ашрафа. И это не чувство благодарности за дружбу, за верность, не зов плоти – это самая настоящая любовь. Вот почему тоскует о нем, ждет и мечтает прильнуть к его груди. А с языка готовы сорваться самые нежные слова.
Прошло около месяца после той их встречи. Ашраф вернулся. Она видела, как он шел по переулку мимо яслей, должно быть, направлялся в контору. Весна – напряженная пора, со стороны МТС доносится гул машин и тракторов, грохот металла, идет ремонт техники. До полночи светится и маленькое окошко кузницы дяди Хайруллы. В теплый полдень с полей поднимается пар, земля ждет, когда в ее лоно упадут семена, а там, недолго ждать, зеленые всходы потянутся к солнцу и природа явит очередное чудо рождения нового. В этот самый момент Асма почувствовала какое-то изменение внутри себя: словно и в ней начинало прорастать семя. Вот еще, я же не поле… Но чутье настойчиво твердило: семя живое, оно прорастает!
Ей же знакомо это странное состояние, еще не забыла, что с ней творилось после того, как Ашраф назвал ее «лебедушкой» на лугу Аюсы. О небеса, неужели она – беременна? Ты простил ее, Господи, не лишил счастья материнства?!
Асма открылась мне, когда убедилась, что на самом деле ждет ребенка.
– Что, подруга, уже начала слагать бэйэн обо мне? – спросила Асма, не то в шутку, не то всерьез. – Только не приукрашивай, не оправдывай мое неблагоразумие.
– Хорошо. Но на самом деле неблагоразумно то, что ты до сих пор отвергаешь Ашрафа.
– Не отвергаю! Он дорог мне, и он только мой! Никому его не отдам! А то поговаривают, что какая-то Златовласка из Таллов положила глаз на него.
– Златовласка?
– Ну, у них же в Таллах все светловолосые и голубоглазые. Вот и заманивают…
– Кстати, и дедушка Бурехуккан рассказывал, что отец Чингиза, Ахмет-Захмет увез самую красивую Златовласку Таллов. Значит, это у них общее прозвище для девушек.
– Нурия, как мне вернуть Ашрафа? Посоветуй! Перестал приходить…
– Скажи прямо: приходи, мол, нужно поговорить.
– Скажу, что хочу сообщить один секрет – скорее прибежит.
– Ну и хитрая ты, подружка.
– А то. И тебя могу научить, как завлечь Фатиха.
Объятые смутными предчувствиями, мы крепко обнялись, посмеялись, а затем и захлюпали носами, дав выход эмоциям.
* * *
Ашрафу и Асме устроили комсомольскую свадьбу, как-никак парень был передовиком производства, несколько лет подряд становился чемпионом района среди механизаторов. И регистрация брака, и свадьба состоялись в клубе. Родственники веселились внутри здания, а остальные односельчане – перед клубом. Длинный стол, установленный на широкой площадке, ломился от угощений. Там было все, кроме спиртного. Мы с Ишбирде следили за обоими столами. Чуть захмелевшие от кумыса и общего веселья, гости задорно отплясывали под гармошку. Корреспонденты районной газеты фотографировали ход свадьбы, а один из них записывал на диктофон забавные случаи, пообещав открыть в газете рубрику «Тулпарлинские байки». Иксан-балагур и Хайри-вор ощущали себя в центре внимания, вспоминали всякие смешные случаи, перебивая друг друга.
– Как-то зимой я отправился на охоту, а мне навстречу кабан с ружьем наперевес! – Народ хохочет, не говори, мол, ерунды. Но тут дедушка Бурехуккан поднял палку вверх и прокашлялся. Это означало, что он просит слова. Все притихли.
– Земляки, всем известно, что Иксан любит преувеличивать, но на этот раз он говорит правду.
– Не может быть!
– Ахмадин-олатай, ты что, сам видел?
– Небось, выпили с Балбабаем медовухи, вот ему и привиделось.
Олатай вновь поднял палку и сердито помахал ею:
– Вот как запущу этой штукой! Дайте договорить.
– Рассказывай, дед, я записываю, – подошел к нему корреспондент.
– Однажды зимой к Балбабаю на пасеку приехали руководители района и велели организовать охоту для уфимского начальства – шестерых мужчин при полном снаряжении и с ружьями. Я тоже был там, помогал как раз в омшанике, проверяли, как там пчелы зимуют. На всякий случай, спросили, есть ли у гостей лицензии на охоту, есть – предъявили. Согласился сопровождать их, а как же. Они спрашивают: «А никого моложе нет?» – и поглядывают на сына Балбабая. Я, значит, не в счет. Говорю им: «На охоту любой дурак не может идти. У Балбабая с сыном, как понимаете, есть свое ремесло, не зря народ дал им прозвище со словом “бал”, то есть “мед ». «А у тебя, – спрашивают, – есть прозвище?» «Конечно, – говорю, – я – старик Бурехуккан, от слова “буре” – “волк”». Они подумали, что это я ударил волка, и согласились.
– А дальше, как было дальше, с кабаном-то? – народ искренне заинтересовался историей кабана с ружьем.
– Оставил я посреди поляны четырех охотников, хотя их впору бы назвать горе-охотниками. Поставил их спиной к спине, чтобы смотрели во все глаза в четыре стороны с ружьями на изготовке. Двоих взял с собой. Знаю, что кабаны кормятся в дубняке, поэтому в обход вывел гостей туда. Дал им знак, чтобы они стучали по деревьям, создавали шум и выгоняли зверей на ту поляну. Но тут мы услышали треск сучьев в зарослях недалеко от нас. Те двое так испугались – как будто на нас неслось стадо кабанов. Я, конечно, знал, что там, в дубняке, один-единственный старый кабан. Как там его называют, – секач отвергнутый сородичами. Но, тем не менее, тоже малость струхнул, глядя на своих спутников. Велел им держать ружья наготове и прислушался: в лесу вдруг стало тихо, значит, старый кабан вот-вот появится и бросится на нас тараном. Не успел я так подумать, как нам навстречу, взметая снег, выскочил огромный секач. У меня, как говаривал мой старшина, реакция хорошая, но стрелять-то должны охотники, поэтому медлил. А один из моих охотников вдруг упал и спрятал голову в снег, как та птица, которая прячет голову в песок, – как там ее, страус, что ли? Тогда я подумал, что выстрелит тот, на которого мчался кабан, но он вдруг взял и выбросил ружье вперед. А теперь слушайте: ремень-то у брошенного ружья перекинулся через голову секача, и оно повисло у него на шее. А кабан продолжал бежать, ладно хоть незадачливый охотник успел отпрянуть в сторону. Вот этого самого кабана и встретил Иксан, так что он не выдумывает. А кабан, наверное, так и будет, бедняга, бегать с ружьем, пока его кто-нибудь не пристрелит, или сам не сдохнет.
Не успели обсудить этот смешной случай, как в дверях появились жених с невестой. Народ ахнул: до чего они были под стать друг другу!
Тетя Фариза затянула талию Асмы поясом с кистями, сопровождая обычай наставлениями невесте: «Поясок привязываю, счастья и добра желаю! Свекровь уважай, свекра почитай! Мужа не позорь и себя блюди!»
Молодые направились к лошади, запряженной в тарантас. В эту минуту к ним подошла какая-то шустрая старушка и с добрым вроде лицом произнесла не совсем уместное назидание: «Руку сломают – прячь в рукав, ногу сломают – прячь в сапог…» Уф! А сама хихикает, так, мол, напутствовали молодую жену в старину… Как будто никто не обратил внимания на ее слова. Тем не менее Ашраф не оставил их без ответа, он легко поднял Асму на руки, посадил на постеленный в тарантасе самотканый ковер и сказал во всеуслышание: «Я тебя не обижу, верь, лебедушка моя!» Он сел рядом с женой, и кучер тронул вожжи. Ретивый конь рванул вперед, разбрасывая рыхлый апрельский снег…
По пути домой меня догнали дядя Хайрулла и тетя Фариза, она успела шепнуть мне на ухо: «У меня и для тебя припасен поясок с кистями, Нурия!» От ее слов и без того взволнованное мое сердечко забилось еще сильнее.
3
Давно уж стало нормой, что республика живет по указке Москвы. Кажется, почти все, что производится в колхозах, отправляется туда. В магазинах нашего райцентра, например, нет ни мяса, ни колбасы, ни сливочного масла. Жалуются и горожане, что в магазинах трудно достать мясомолочных продуктов, а на базаре цены кусаются. Они вынуждены довольствоваться бульоном из рагу, то есть костей, с которых сняли все мясо. Да что там Москва, она – своя, немало продовольствия, знаем, уходит за рубеж…
Сельчане, конечно, не дают голодать своим родственникам в городах – снабжают мясом, утятиной-гусятиной. Как говорится, привозят печенье и конфеты мешочками, а картошку, мясо, масло и яйца увозят мешками. Кстати, и птичники Чингиза отгружают куда-то куриные тушки, горы яиц. Парень не смог осуществить свою мечту о фабрике, пришлось остановиться на большой птицеферме со своим инкубатором. Получает стабильную прибыль. Чингиз стал одним из уважаемых руководителей в районе. Тем не менее он не успокаивается, строит планы на будущее. Но если одни с гордостью отзываются о нем: «Наш парень! Он еще прославит родные края, узнают люди Чингиза Харрасова!», то другие злорадствуют, мол, сбили спесь с него.
На прошлой неделе приезжала Мунавара. Теперь, оказывается, она пишет под псевдонимом Гульсирень – Цветущая сирень, как красиво! То-то недавно, услышав по радио стихи этого автора, я узнала почерк тулпарлинской поэтессы и засомневалась, не плагиат ли это – оказалось, что это она сама и есть.
Мунавара попалась мне навстречу, когда я возвращалась из школы домой. Она узнала новость об Арсене и Камиле еще в Уфе. Видать, правы те, кто говорит, что вести разлетаются на собственных крыльях, уж не дядя Хайривара же донес ей это известие.
– Свадьба будет летом. Парню уже почти тридцать. Все учился и учился – даже больше, чем Чингиз, – ловко перевела я разговор в нужное русло.
– Чингиз тоже… собирается стать ученым. Если найдет кого-нибудь делового на свое место, планирует оставить предприятие на него и поступать в аспирантуру. Практика у него есть. Мечтает предложить проект мясокомбинатов, работающих по замкнутому циклу. Комплексы со своими пастбищами, полями, фермами, а также консервными и колбасными цехами – таковы его горизонты.
– А тебе есть место в этих горизонтах, Мунавара?
– Вроде бы есть. Предлагает пожениться.
– Значит, уже не собирается строить отдельный коммунизм в Тулпарлах?! – отчего-то разозлилась я. – Прожектер!
– Нурия-апай, никто еще особо не рвется за него замуж! Сначала надо получить диплом, стать известной поэтессой Гульсирень. Выпустить книгу. Пусть не думает, что мечты имеются только у него, а у других их нет.
– Завершить учебу – это хорошо, а вот путь к известности может оказаться неблизким и тернистым.
– Уж и не знаю…
– А как Динис-Дэн? Первые чувства? В этом году он окончит авиационный институт.
– Инженер. Технарь. Прагматик.
– Добавь еще – шахматист, и получится почти что робот. А я считаю его романтиком. Забыла, как он грезил битлами? Играет на гитаре. Еще в студенческие годы стал автором нескольких рационализаторских предложений – это ли не творчество?
– Я знаю все это…
– Только не знаешь, любишь ли его? Ты как тот горемыка, который три дня блуждал меж двух сосен…
– Что же мне делать? Оба дороги для меня.
– Понимаю.
– Ты сама тоже…
– Будем, что ли, спорить? Нет уж, давай, сделай свой выбор, девчонка!
– А ты уже выбрала?
– Выбрала.
– Кого?
– Фатиха! – неожиданно для самой себя ответила я. Даже не стала раздумывать, как обычно. А может быть, сама судьба дернула меня за язык? Мунавара только кивнула в ответ, похоже, она тоже, как и Камила, мечтает скорее выдать меня замуж. Но я почему-то не рассердилась на это, а, наоборот, расплылась в довольной улыбке. Мои множественные «Я» тоже не стали спорить меж собой, видно, в этот момент и они были единодушны.
Шли и за разговором не заметили, как оказались на самой середине площади между магазином, почтой и конторой. Очнулись только тогда, когда знакомые стали окликать и приветствовать нас. И как раз в это время широко распахнулась дверь конторы, оттуда выскочил Чингиз и стремительно направился к нам. Пальто расстегнуто, его полы, как крылья, развеваются на ветру – он словно летит. Люди, собравшиеся вокруг нас, расступились, давая ему дорогу. Чингиз приветствовал всех разом: «Здравствуйте!» и, взяв за руку, потянул Мунавару в сторону Таллов.
– Чингиз чуть не подрался с Акназаром. Председатель обвинил его в самоуправстве и пригрозил увольнением. А парень ответил, что он сначала избавит колхоз от него, лишь потом уволится сам. Это же сын Захмета! – Эти слова появившегося в какой-то момент дяди Хайривары поначалу ошарашили собравшихся, потом они дружно направились в сторону правления. Все же у крыльца люди остановились.
– Скоро состоится отчетно-выборное собрание, надо скинуть председателя! Смотри-ка, мало он попил нашей крови, теперь на Чингиза зубы точит, – в один голос кричали они.
– Бразда, старый мерин, бразда! – горячился Иксан-балагур.
– Уничтожил заросли девясила! – прозвучал голос правнука Мухарляма, дяди Ильяса.
– Без всякой нужды погубил извечное болото за Акбиеком. Видишь ли, зерновые собрался там выращивать. – Так кричали люди, перебивая друг друга. Даже невозможно было разобрать, кто что говорил. Время от времени доносились и женские голоса.
– Враг народа!
И успокоились на этом.
– Бразда, товарищи, как говорит Иксан. Бабы, помолчите пока. Вот будет собрание, там и высказывайтесь, не прячьтесь за чужие спины. Допек уже всех Акназар, – это сказал тракторист Насих-агай. Видать, входит в солидный возраст, стал серьезным, рассудительным. Я еще помню, как «бабы эсвеклы» гонялись за его трактором с бутылкой в руках.
Все как-то быстро разошлись. Хотела расспросить кого-нибудь, что означает слово «бразда», но рядом никого уже не осталось. Захожу по пути в магазин, а Насих-агай как раз там. Спросила. Он улыбнулся, сверкая глазами, и объяснил:
– Это слово пошло от меня, хотя чаще его употребляет Иксан. А было так… Как-то я пахал зябь, один на всем поле. День пасмурный, холодный. В деревне уже зажгли лампы в домах, ужинают, пьют чай у затопленных печек. А у меня в желудке волки воют, к тому же одолела зевота – отчего-то сильно потянуло ко сну.
– А дальше?
– Уснул за рычагами трактора. Проснулся от треска вокруг – трактор заехал в урему. Поле осталось далеко за спиной. Со страху я вскрикнул: «Бразда, старый мерин!» Старый мерин – типа, мой старенький трактор, а «бразда» – это борозда.
– Интересно, а почему ты не сказал просто «борозда»? – спросила я, давясь от смеха.
– Если честно, это слово связано с давним забавным случаем. Как известно, наши односельчане славились кузнечным делом. Однажды богач из Николаевки пришел к одному нашему кузнецу, чтобы заказать плуг с двумя лемехами. А мастер никак не соглашается, говорит, что даже у него у самого нет такого плуга. Тогда богач пообещал кузнецу упряжную лошадь в оплату заказа. Скотинка оказалась весьма завидной: копыта крепкие, бабки короткие, шея жилистая – самая подходящая лошадь для плуга, особенно с двумя лемехами. У богача, оказывается, целый табун такой породы. На том и договорились. Весной башкир вывел лошадку в поле. А та встала, как вкопанная, и ни шагу. Кузнец отправил сына верхом в Николаевку, чтобы передать богачу, что тот отдал неприученную к плугу лошадь. Рассердившись, богач приехал сам. А лошадь кое-как прошла пару борозд вкривь и вкось и встала посреди поля. Башкир поносит ее известными ему русскими словами и бьет кнутом. Русский хозяин погладил себе бороду, подошел к лошади, тронул вожжи и громко крикнул: «Бразда!» Лошадь и пошла, как будто только и ждала этого слова. В дальнейшем и башкиру пришлось таким же путем добиваться повиновения. У животных тоже своя выучка, свой норов…
– Интересно, а кто мог услышать в тот раз твою «бразду»?
– Не знаю, кто бы мог в такой час оказаться в поле. Похоже, ветром разнесло.
По дороге домой я под настроение вспомнила еще один смешной случай. В какой-то засушливый год Иксану-балагуру удалось подшутить над некоторыми легковерными односельчанами. Стоял летний зной. Дождей не было больше месяца. Несмотря на жару, некоторые любители спиртного ломают головы, как бы вытянуть у жены деньги на выпивку. Справедливости ради скажу, что у нас таких не большинство. Иксан сам не пьет, если только в гостях сделает пару глотков. Но то ли пожалел рабов зеленого змия, то ли решил посмеяться над ними – дал совет одному мужику, как обмануть жену. Представьте такую картину.
– Жена, вынеси быстренько деньги, старушка Сэмэй продает один колодец! – Та бегом вынесла деньги и стала рассуждать про себя: – Конечно, у нее же два колодца. Сколько я тебя просила выкопать колодец у себя во дворе – а ты все кивал на родник за огородом, а он нынче пересох. До Биксэнэя далеко, да и очередь там за водой. Наконец-то, теперь будет свой колодец. – На этих словах женщина вдруг замолкает, всплеснув руками: – Господи! Да как же можно перенести колодец на другой двор?! Обманул! – и побежала к дому старушки Сэмэй.
А та стоит уже, подбоченясь, у ворот:
– Ну, что, и тебя обдурили? Ты – пятая! Как можно быть такой тупоголовой?!
Женщина, опозоренная, уходит домой, ей нечего ответить старушке Сэмэй. Позже поинтересовалась у мужа, кто надоумил на такое, и тут же догадалась сама: «Ну, конечно, Балагур – свою-то жену не может провести, вот и отыгрывается на нас».
Это правда, никогда не слышали, чтобы дядя Иксан разыграл свою жену – то ли она слишком проницательная, то ли он дома не позволяет подобных шуток.
* * *
Тулпарлы самая большая деревня Башкортостана со сплошь башкирским населением. Потому и считают ее жители, что они ответственны за сохранение истории, фольклора, традиций, родословной и, конечно же, красоты и богатства родной природы, родного языка – что для башкир свято. И все же народ наш начинает защищать свои интересы лишь тогда, когда переполняется чаща терпения. Как в случае с председателем колхоза Акназаром Саитовым. Его, наконец-то, на днях сняли с должности. По требованию колхозников созвали досрочное отчетно-перевыборное собрание. Ему там дали жару! Хоть и не является членом колхоза, Амин-абый участвовал на том собрании, чтобы как агитатору быть в курсе событий.
Собрание в клубе шло до первых петухов. Старожилы вспоминают, что такое раньше бывало только в тридцатых, пятидесятых годах. Никто не промолчал, все выразили свое отношение к председателю.
– Даже покойный мой муж ни разу не поднял руку на меня за полвека совместной жизни, а ты, негодяй, ударил меня кнутом, сидя верхом на коне! Что бы ты творил, если б был председателем во времена закона о колосках? – высказалась одна из пожилых женщин, с трудом поднявшись к столу президиума, где восседал председатель. – Я собрала тогда ведро свеклы для своей буренушки – остатки же, все равно сгнили бы в земле. Еще несколько женщин и подростков были со мной, ты скакал по полю, разгоняя нас. Мой старик партизанил в годы борьбы за Советскую власть не для того, чтобы ты издевался надо мной. Да, я – вдова партизанская!
После этого люди не усидели на месте, вскочили и в один голос выкрикнули: «Не избирать его на новый срок!» А на другой день эту бабушку прозвали Партизанкой. Оказывается, она до сих пор не имела прозвища.
Председателем избрали агронома дядю Искандера. Он впоследствии на удивление всех собравшихся назначил бывшего председателя заместителем Чингиза. А самое поразительное в том, что Чингиз не стал этому возражать?!
Да, жизнь идет своим чередом: то окрыляет человека, принося радости, то валит с ног, доставляя печали. Не успеешь насладиться приятным, как уже подсовывает горечь полыни. Во время очередного ледохода на Курэнле произошло горестное событие: ушла из жизни любимая сноха Тулпарлов Тахура. По обыкновению, она вышла на берег с веткой «кустика снохи» с распустившимися листочками, чтобы помянуть своего Адисая. И на ее глазах чуть не повторилась та самая трагедия, которая, хоть и не забылась, но поутихла со временем: так же один мальчик, демонстрируя смелость, стоял на крепкой с виду льдине у берега, а та вдруг треснула и поплыла по течению. Отчаянный крик шалуна. Жанкисэк мечется на берегу. К счастью, какой-то всадник услышал крики и прискакал к реке. Он тут же бросил мальчику конец узды, тот ухватился за нее и успел выбраться на берег, пока льдина не встала дыбом в заторе. Сбежался народ, и кто-то заметил, что Татар-эби сидит, опершись о ствол ветлы, и не шелохнется. Подошли ближе, чтобы убедиться, все ли в порядке, ведь неспроста такая юркая бабулька присела на холодную землю. Оказалось, что совсем неспроста! Тулпарлинская Пенелопа покинула этот бренный мир на берегу реки, унесшей жизнь ее Адисая…
Сердце ноет от тоски по Жанкисэк. К тому же олэсэй рвет мне душу, повторяя одни и те же слова: «Ушла сватья Райхана, не стало и свахи Уркии. Давно покинула нас соседка Гадиля, теперь вот сноха Татарка… Они уже в раю. Одна я осталась. Как будто испила живой воды…» Хочется прервать ее: «Хватит!», но как можно? Обратишься ласково – тут же расплачется. Ей почти девяносто, а как дитя малое... Сдала олэсэй, сильно сдала за последние два года. Недавно говорит:
– Нурия, ласточка моя, дожить бы до твоей свадьбы, покинула бы мир без сожалений.
Я пытаюсь отшутиться, а она продолжает:
– Где же ходит на этом свете твоя половинка? Почему бы тебе не выйти замуж за того хорошего парня, что учится на доктора? Как его, Фатих, кажется, зовут?
– Фатих. А ты дашь свое благословение, олэсэй?
– Конечно, дам. В придачу дам и свой сакал.
Я улыбнулась, представив ее красивое старинное украшение – нагрудник.
– Не смейся. Этот сакал достался мне в наследство от покойной мамы. Это настоящее богатство – украшен Катькиными серебряными монетами. Сама же говорила, что это монеты времен царицы Екатерины – так что прямо-таки байское наследство тебе оставляю, внученька. Потому и прячу на самом дне сундука.
– От кого прятать-то?
– Недавно приезжали из Уфы, ходили по домам и просили старинную одежду и украшения. Я с ногами забралась на сундук и не стала слезать. Все боялась, что начнут обыскивать.
– Уф, олэсэй, не обижайся, но не могу удержаться от смеха после твоих слов.
– Смейся, смейся – смоешь все мои грехи.
– А какие у тебя могут быть грехи?
– Есть, наверное… Жизнь-то долгая. А я не ангел.
– Моя ты олэсэй! – обняла я ее, ластясь, как в детстве.
– Ты посмотри, как сноха Татарка позаботилась о подарках на память почти для всех в деревне, – вдруг увела она разговор в сторону. – Написала завещание, дом и участок оставила Сагадату, наверное, достанется одному из его сыновей. Завещала от своего имени и от Адисая, то есть от Фасхетдина. Похоронили ее рядом с ним, Ахмадин рассказал…
Олэсэй не закончила свою мысль, так и уснула сидя. Я решила посидеть немного рядом и задумалась над ее словами. Действительно, поразительно, что Жанкисэк – Татар-эби приготовила много прощальных подарков: вышитые фартучки, тюбетейки, петушки на заварной чайник, полотенца, платки и платочки. Мне свой последний подарок – бусы жемчужные, она отдала еще при жизни. Асме завещала большое лоскутное одеяло – просто загляденье! Школьному музею передала оставшийся от Адисая штурвал, который всю жизнь висел на стене у нее дома. Приданое, привезенное из Крыма, – швейную машинку завещала швейному цеху. Все дорого и памятно для односельчан, к каждому подарку прикасались ее руки.
Еще когда я была совсем маленькой девчушкой, именно Жанкисэк поведала мне о поговорке, бытующей в нашей деревне – «полюбить шестьдесят нелюбимых ради единственного любимого». Тулпарлинцы же никогда не забудут ту, которая искренне любила, уважала их, которая прикипела всей душой к этой земле – ради единственного своего Адисая! Ради единственной любви!
* * *
В выходные съездила в Уфу. Заглянула ненадолго к тете Шарифе. У них все хорошо. Руслан успел шепнуть мне на ухо: «Дэн познакомился с одной девушкой в Свердловске». Значит, мне не стоит больше беспокоить Мунавару, пусть лучше ответит на чувства Чингиза. Хотела повидаться и с Земфирой, но не успела – все же поинтересовалась по телефону, как у нее дела. Она устроилась на работу в школе, живет в своем доме, сын перестал заикаться.
Устали ходить по магазинам и рынкам с Камилой – начинаем готовиться к свадьбе. Некоторые вещи покупали по два экземпляра, хотя заранее не договаривались об этом. Мне ведь тоже не сегодня так завтра выходить замуж.
Позвонил Арсен, сообщил, что из Харькова вместе с ним приедут еще три человека: мать – тетя Фрося-Файруза и тетя Анна с мужем. А дяденька с рыжей бородой, который забрал дочерей на Украину, не дожил до этих дней… Файруза одна – замуж не вышла. Наверное, не смогла забыть своего Акмана? Скорее бы увидеть эту женщину – будущую сватью.
В один из таких хлопотных дней в школу позвонил Ашраф, сказал, что приехал Ахияр с невестой, поэтому Сабир с женой и они с Асмой решили встретиться с ними в клубе. Сказал, чтобы я оставила все дела и тоже пришла на встречу.
Неужели в клубе состоится какое-нибудь мероприятие, а я пропустила? Но не успела задать свой вопрос, Ашраф уже положил трубку – куда так торопится? Позвонила Асме в ясли. Она тоже сначала темнила, а потом не выдержала и сказала:
– Приехал Фатих, всего на один день. Хотели встретиться на танцах, потом зайти к нам на чай. Договорились пока не говорить тебе. Ты уж не выдавай меня, подружка. Сюрприз. Но я бы все равно тебя предупредила… Ты же придешь в клуб?
Я не сразу собралась с мыслями, чтобы ответить, и она добавила:
– Ты что, боишься своего одноклассника Фатиха?!
Асма знает мои слабые стороны, нарочно раззадоривает: хотя я с возрастом научилась держать себя в рамках, еще не совсем растеряла безоглядную решимость, она только и ждет своего часа.
Середина мая. Заморозков почти не было, буйно зацвели травы, на деревьях и кустах появились завязи плодов. Поля радуют глаз зеленым бархатом озимых. По всем приметам и лето будет благоприятным. О том же, наверное, дружно свистят скворцы и чирикают вездесущие воробьи. И на душе – торжество весны. А в сердце – волнение, томленье...
Я и вправду сама не своя – вроде шла из школы домой, а оказалась на крутом берегу Курэнле. Стою у самого края, того и гляди обрушится земля под ногами, и полетишь вниз. Невольно отступила назад и стала смотреть на ласточек, летающих над головой. Им нет дела до меня, у них свои заботы – подлетают к своим гнездам на береговой круче, просунут туда голову на мгновение и вновь улетают. На лету пьют воду и полощут крылья в реке. Это – папы -ласточки. А в гнезде мама-ласточка высиживает яйца, согревая еще не проклюнувшихся птенцов теплом любящего сердца.
Ой! Когда успела так подняться молодая трава на берегу? А в ней желтые комочки-клубочки – гусята. Узнаю гусыню Гульшахуры-инэй, она всегда раньше всех ведет свой выводок к реке. А вот и сама хозяйка приближается с шутками-прибаутками:
– Моя гусыня и без гусака не пропадает, точно, как я сама, – она не может нарадоваться, что когда-то решилась родить тетю Гульгаухар, и при каждом удобном случае делится этой своей радостью с другими. – Аллах не обидел меня, не позволил куковать одной, теперь вот подрастают внуки и внучки. Скоро приедут на каникулы, иншаллах. – Затем начала собирать гусят в подол фартука и, словно только заметив, внимательно посмотрела на меня:
– Ах, Нурия, а ты как тут оказалась, дитятко? Пошли домой, а то гусята замерзнут – земля-то еще холодная, хоть солнышко и пригревает…
– Пришла посмотреть на ласточек, – придумала я на ходу.
– А у соперницы моей Зульхизы гусята уже вылупились?
– Только начинают проклевываться. Ой, инэй, хорошо, что напомнила – олэсэй, наверное, одна возится с ними, надо бежать домой!
– Не… – только начала говорить Гульшахура-инэй, я поторопилась прочь, чтобы не слышать, как она начнет читать нотации насчет замужества, ведь она откровенно говорит все, что думает. – Не пищите, сейчас, сейчас… Придем домой, покормлю вас, дам вареной пшенки… – а у нее свои заботы. Я же в последнее время от всех только и жду недвусмысленных намеков на свой возраст. Ведь в конце сентября уже стукнет двадцать семь! Наверное, я самая старая дева в Тулпарлах, если не считать старшую сестру Мавлиды, уф! Даже засидевшиеся дочери дяди Хайривары уже нашли свои половинки.
Сходила на танцы. Согласилась зайти и на чай к Асме. Чего я должна бояться? Все-таки боюсь! Честное слово. За чаем с Фатихом встретились взглядом. Будто только этого и ждала, Асма поднялась из-за стола и прошла в кухню, начала там греметь посудой. Ашраф последовал за ней. Мы остались один на один, глаза в глаза, как будто в детстве, когда играли, кто кого переглядит. А голубые глаза напротив привораживают меня, поют о любви, я отчетливо слышу и слова этой песни: «Истосковался по тебе, Нурия, вот пришел повидаться, Нурия...» Манящий, зовущий взгляд Фатиха околдовывает меня, и я уже не понимаю, сон ли это, явь ли, поддаюсь его чарам и всей душой тянусь к нему. В какую-то минуту почувствовала себя бабочкой, летящей на огонь (о, ужас!). Вздрогнула и сказала:
– Сдаюсь. Ты победил. Глаза твои...
Фатих ничего не ответил. Ну и пусть! Его взгляд говорит красноречивее любых слов!
Асма поставила перед нами пирог с яблоками. Стол и без того ломился от угощений. Видать, не напрасно свекровь расхвалила ее на всю деревню, мол, невестка готовит лучше, чем она. От какой другой свекрови можно услышать такие слова – только от матери Ашрафа! Повезло моей подруге! Мысли мои пошли в разброд, а глаза не могу оторвать от Фатиха.
Уже и стемнело, пора домой. Стала спешно собираться. Асма говорила, что свекровь ушла на посиделки к соседке и не скоро вернется, а сама даже не пытается удержать меня, готова тут же выпроводить. Наверное, торопится остаться наедине с мужем?
Вышли на улицу. Воздух напоен ароматом молодой зелени и цветов. Ласковый ветерок волнами доносит это благовоние. Густые сумерки отступили, на небе светит луна, перемигиваются звезды. Лето у порога, весне, уже исполнившей свой долг, осталось править всего два дня. Даже в эти ночные часы ощущается благостное состояние природы, она, словно женщина на сносях, приветлива и мечтательна, знает себе цену и потому горда и сдержанна. Наверное, великие художники пишут портреты женщин, мадонн в период с мая по июнь. Художники… Нашел ли свою музу Кабир?
– Он недавно звонил, – сказал неожиданно Фатих, молча любующийся красотой вокруг.
– Кто?
– Кабир. Я посоветовал ему чаще приезжать в деревню, ведь утерянное можно найти только у своих истоков.
– А кого он потерял?
– Как он сам говорит, творческий пыл, воодушевление.
– Я тоже, Фатих, только что подумала о нем – точнее, о том, что кисть художника может написать шедевры только в такие минуты. Сотворить Данаю, Джоконду, Сикстинскую мадонну…
– А картины нашего Ахмата Лутфуллина «Бабушка из деревни Урсук», «Женщина с младенцем»?!
– Знаешь, кто был натурщицей Рембрандта? Его жена Саския. И для Ахмата-агая музой является жена Луиза, внучка выдающегося нашего фольклориста Мухаметши Бурангулова.
– Как-то Кабир говорил, что творчество Ахмата Лутфуллина широко известно в нашей стране, а его картина «Три женщины», выставленная в Москве, достойна мирового признания.
– Мы оба неравнодушны к творчеству, искусству, Нурия! Сердца наши бьются в едином ритме, в унисон! А сколько я ждал этого чуда, любимая!
– Я тоже… Унисон – это же музыкальный термин? Как, к примеру, слаженный дуэт кураиста и певца.
Непостижимая волшебная сила заставила меня прижаться к груди Фатиха. Руки мои, как будто давно привычным движением, обвились вокруг его шеи. И я впервые поцеловалась с парнем. Ой… Еще в школьные годы Асма говорила, что поцелуй невозможно описать словами – она была права!
– Ты еще ни с кем не целовалась?!
Это и удивило, и обрадовало Фатиха. А я была счастлива дарить ему целомудренность своих губ, словно только что раскрывшийся бутон цветка, тронутый утренней росой.
– Олэсэй… – шепчу я и таю в объятиях Фатиха. О Господи, его руки, ласкающие меня, его пальцы, касающиеся моих волос, тоже умеют говорить! И сердца бьются в унисон: люблю, люблю! Кажется, что это созвучие отзывается в каждой моей клеточке, разносится по всему миру, по всей Вселенной.
От хмельного нектара любви, от избытка незнакомых доселе чувств у меня подкосились ноги, и я оказалась полностью во власти обаяния этого парня. Однако не могу ничего с собой поделать – словно тело перестало подчиняться мне. Из глубины сознания всплывает смутное предупреждение: помни о гордости… О чести… Но меня все дальше затягивает в омут, в бездну! И в эту решающую минуту кто-то протянул руку, вытащил меня из пропасти и тихонько усадил на бревно. Это же сам Фатих. Уф! Я оказалась на том самом старом бревне в конце улицы Анки, вот и давно знакомая крапива успела обжечь мне ноги.
О, как легко, оказывается, подчинить волю девушки?! Даже мою волю… Хотя, чем я лучше или хуже других?
– Я так долго ждал тебя, Нурия!
– И я – тебя.
– Именно меня?
– Тебя, Фатих.
– Давай, поженимся! Я заканчиваю учебу, буду работать в своей больнице – это уже решено. Какое отстроили здание, как его оборудовали, а врачи не задерживаются. Фельдшер дядя Аухат говорит, что за четыре года сменилось четыре специалиста.
– Конечно, возвращайся.
– Согласна, если я пришлю сватов?
– Ты сначала вернись, – догадалась я поставить небольшое условие.
– Как приеду, сразу в ЗАГС, хорошо, любимая?
– И Камилу сосватали.
– Кто?
– Арсен.
– Говорили же, якобы, он влюбился в тебя?
– Вот именно – якобы. – И мы оба рассмеялись.
– Да… Похоже, и вправду законы любви пишутся на Небесах.
– Я тоже сегодня поверила в эту истину. Ты заставил поверить…
– Значит, обещаешь? В начале августа – свадьба!
– Говорю же, как раз на это время назначена свадьба Камилы.
– А как нам это помешает? Хотя… Давай, тогда разом сыграем две свадьбы? Веселее будет.
– Не спеши, Фатих. Надо подумать.
– Хорошо. Время можно уточнить и позже. Пока же прошу, любимая, скажи мне главное: ты согласна?
– Недавно в одной книге я вычитала удивительную мысль: мол, тем, кто с детства хорошо знает друг друга, сложнее строить семейные отношения. Потому что между ними нет никаких тайн, что исключает любовную интригу. – Отчего-то вдруг вспомнила я.
– По-моему, для любви нужны искренние чувства и верность, а не интрига. Так ты согласна, Нурия, любовь моя?
– Согласна!
4
Одну за другой сыграли две свадьбы: сначала нашу с Фатихом, а затем – Арсена и Камилы. Сестра сама захотела, чтобы старшая из нас первой пошла замуж. Никах, по обычаю, провели на стороне невесты, потом сходили в ЗАГС, оттуда снова к нам – за свадебный стол. Хотя дом орденоносной олэсэй, построенный колхозом, был довольно просторным, в летнюю жару торжество решили устроить во дворе. С учетом того, что следом пройдет еще одна свадьба, соорудили легкий навес от солнца и дождя, длинные столы, скамейки.
Перед тем как проводить меня из родного дома, тетя Фариза провела обряд выкупа невесты. Меня с подругами закрыли во времянке во дворе Амина-абыя и тети Рабиги. Жених с дружками быстро смекнули, где мы. Мои подруги стали торговаться с парнями:
– Эй, кто там ходит?
– Мы. Откройте дверь!
– Сколько вас?
– Пятеро вместе с женихом.
– С каждого – по пять рублей!
– Согласны. Открывайте!
– По десять рублей!
– Откройте! Быть по-вашему.
– Добавьте еще!
– В карманах уже пусто.
– Поскребите, найдется!
В конце концов, договорились. Как только дверь открылась, меня окружили молодые женщины и за руки отвели в сторонку. Слышу их шепот: «отведем в дом, где пройдет первая брачная ночь», «не продешевите…» Мои подружки тоже со мной. За нами идут парни, с ними и жених. Ой…
У родителей Фатиха нас встретили разнообразными старинными свадебными ритуалами. Вся родня подготовилась, но особенно постарался Зульфар – поставил вроде фольклорного мини-спектакля. Говорит, что консультировался у старушки Сэмэй. Надо же, вековала без мужа, а держала в памяти столько обрядов, значит, в душе хранила, как мечту...
Устроили такое представление: мои подружки встали по обе стороны от двери, натянув поперек входа красный ситец. Я нахожусь внутри, а жених – снаружи. Молодухи окружили жениха и стали наседать на него: «Это обряд разрывания материи, не робей, жених! Давай! И не скупись на дары!» Фатиха, похоже, заранее предупредили – не растерялся, уверенно наступил на ткань и, разорвав ее, шагнул через порог.
В этот вечер… мы соединились. А как по-другому об этом скажешь?!
…Руки суженого с нежным трепетом касаются моей пугливой наготы, слова любви ласкают слух, мои уста невольно тянутся к его губам и… вдруг блеснула молния, как перед грозой, дыхание сбилось и стало горячим, небо над нами опрокинулось… О Всевышний, раскаленный кинжал – не то осколок молнии – пронзил меня! На короткий миг… Я представила себя Данаей, живущей в легендах и бессмертных картинах: через распахнутое окно по мосту-радуге ко мне пришла божественная любовь и пролилась волшебным дождем, орошая плоть и душу…
– Нурия, ты – моя! – в голосе Фатиха смешались и радость, и благодарность, и множество других эмоций. Его горячие губы буквально обжигают меня, руки сдержанно-страстные, я теряю голову и таю от их прикосновений. Губами касаюсь его лица, глаз и… о господи, ощущаю вкус соли? Неужели мой милый плачет? Почему?! Словно сотни стрел вонзилось в сердце. Хочу спросить о причине, но язык не слушается меня. Уф!
– Еще тогда, при первом поцелуе я почувствовал твою невинность, что до этого ты ни с кем даже не целовалась… Родная, любимая! Я – твой первый мужчина! Отчего бесконечно счастлив, вот и мои слезы счастья...
– А я у тебя?.. – я не смогла произнести слово «первая», хотя очень-очень хотелось знать.
– Ты моя первая любовь, Нурия! Любовь всей жизни!
– Еще в пятилетнем возрасте я дала себе слово, что буду растить своих детей в полной семье. Рядом с отцом… – произнесла я, так как в каком-то уголке души успело зародиться подозрение, что до меня другая могла так же нежиться в объятиях Фатиха.
– Порой мне кажется, что ты никогда не меняешься… А иногда тебя просто не узнать – ты какой-то клубок тайн, Нурия.
– Клубок? Я – женщина, значит, таинственный мир, целая Вселенная, если хочешь знать.
– А я – спутник этой Вселенной. Если позволишь?
– Уже позволила…
Свадьбу Камилы и Арсена помню как бы сквозь сон – в те дни была крайне рассеянной. Постоянно думала о Фатихе, стоило потерять его из виду, начинала скучать по нему. Тем не менее, успевала заметить некоторые эпизоды.
…Бурехуккан-олатай в глубоких узбекских калошах, в штанах с одной завернутой брючиной крутится возле молодых девушек. Вот он, слегка подталкивая, подводит своего внука Вильмира, сына единственной дочери, живущей замужем в соседнем районе, к группе весело смеющихся девчушек, где была и Альфира – дочь Самигуллина. Они знакомы, ведь Вильмир вместе со старшим братом подростками часто приезжали в Тулпарлы. Брат уже женат, а этот только что получил диплом агронома и приехал к деду поделиться радостью. Дядя Хайривара еще вчера разнес эту весть по селу. Ахмадин-олатай не может устоять на месте, все крутится вокруг Альфиры, временами показывает рукой на свою завернутую штанину и хихикает. Ой, никак он изображает свата?! Пытается сосватать Альфиру за Вильмира?
Мое растерянное состояние, конечно, никак не отразилось на празднике сестренки. Мама моя, тетя Сагура, ставшая в Таллах ее подругой, Гуля-Гульсум, соседка Гульбика, тетя Фариза не ударили в грязь лицом. Как говорит Зульфар, не подвел и сценарий, уже испробованный на нашей с Фатихом свадьбе.
Молодых одарили с трех сторон. Со стороны Арсена – тетя Анка с мужем и Фрося-Файруза вместе положили на медный свадебный поднос тысячу рублей! Дядя Акман с женой подарили годовалого жеребенка. Я порадовалась, что не до конца растратили деньги от займа – с нашей стороны тоже, кроме приданого, вручили молодым тысячу рублей, правда, половину добавил папа (кстати, столько же он преподнес и нам).
Камила тут же объявила, что они купят квартиру на эти деньги.
Говорят, что в эти же дни над головами Альфиры и Вильмира тоже зажглась звезда любви. Олатай заходил к нам поделиться новостью: «Удалось-таки повернуть оглобли внука в сторону Тулпарлов, так и сказал ему: вот тебе в наследство дедов дом – веди невестку!» Что же, хорошая они пара. Вильмира, правда, знаю мало, а вот девушек, подобных Альфире, трудно найти. Она же дочь Гули-Гульсум – смелой и решительной, озорной и хитроумной. Такие женщины как Гуля-Гульсум, напоминают мне о прочитанной еще в отрочестве легенде о древнем народе канаки, в которой речь шла о двойственной природе женщины. По поверью канаки, в женщине уживаются две природы – человека и змеи, и гармония достигается лишь тогда, когда между ними лад, некое равенство... Похоже, в моей сестре Камиле присутствует эта самая гармония. А во мне?
5
Семью создали, а жить будем где? Дом картэсэй пустует после того, как Асма переехала к мужу, могла бы уговорить Фатиха поселиться там, но не хочу подвергать его насмешкам. Мужа, пришедшего примаком в семью жены, у нас не уважают. А под одной крышей с родителями мужа тоже не смогу жить – знаю свой характер. И неожиданно этот вопрос решился сам собой. Когда строили новую больницу, рядом возвели двухквартирный большой дом для молодых специалистов. Вот нам и дали ключи от одной квартиры. Не так уж много желающих после получения диплома вернуться в деревню, даже если в родные края. Говорят, врачей не хватает не только в райцентре, даже в самой Уфе.
Пошли смотреть новое жилище, тут Фатих сильно удивил меня. Повел себя как опытный хозяин. Уже строит планы: «Веранду досками разделим, чтобы не возникало споров с соседями. Сад небольшой, но его тоже – пополам. Кстати, рядом собираются закладывать новую улицу, завтра же схожу в сельсовет, попрошу выделить участок. А дальше, Нурия, поставим там собственный дом!»
В это время к нам заявились Камила и Арсен, с ними и Майсара с Назгуль. У Арсена в руках пакет, из которого выглядывала блестящая пробка шампанского. В кастрюле, которую занесли девчата – овощи и фрукты. Вслед за ними пришла и моя легкая на подъем свекровь, прижав к груди целый каравай, завернутый в белое полотенце. Наверное, только что из печи – по дому распространился аромат свежеиспеченного хлеба. Моя свекровь… Фатих унаследовал синеву ее глаз. Можно подумать, что в их маленькой деревушке на нижнем течении той же Курэнле живет другой народ. Дышим одним воздухом, пьем из одной и той же речки, а их внешность отличается от нашей. Хранят они и предание своего рода: якобы их предки были из мадьяров или венгров, что ли… Рядом с Таллами есть гора Магаш, речушка Кундузлы. Известно, что и в современной Венгрии существуют такие названия. Когда-то Ахмет-захмет, явно преувеличивая, рассказывал, будто его дед помнил историю, которую в их деревне передовали из поколения в поколение, что в седую старину в Башкортостан прибыл монах по имени Юлиан из Венгрии в поисках именно их рода. Я в свое время покопалась в исторических книгах в сельской библиотеке и получила небольшую информацию. Преподобный Юлиан совершил свое историческое путешествие в 1236 году. Но, как видно, его целью был не столько поиск утерянных корней, сколько желание обратить местное население в католическую веру. Он оставил записи в рукописи о том, что на берегах Волги встретил инородцев и общался с ними на венгерском языке. Отметил, что здешнее население исповедует ислам, а также использует персидскую письменность, и объяснил это последствием правления Золотой Орды.
Оказывается, существуют две версии в этом вопросе. Некоторые историки утверждают, что в конце IX века нашей эры башкиры дошли до Венгрии, пожили там и через некоторое время вернулись назад. Другие пытаются доказать, что часть венгров под натиском печенегов была вынуждена бежать и нашла приют в наших краях…
Мысли носили меня далеко не только от порога этого дома, но и в далеких веках, когда голос Камилы вернул в действительность:
– Апай, я прикинула, твоего тюля из приданого как раз хватит на пять ваших окон. Сегодня же сошью и повешу, пусть все видят, что у дома есть хозяева!
– Да! – с восхищением посмотрела на сестренку и вспомнила, как картэсэй, тоже с восторгом наблюдая за ее расторопностью, сказала: «Увидеть бы, какой она станет хозяюшкой...»
– Хотели посоветоваться с вами, апай, – добавила Камила, доставая шампанское из пакета. Вручила бутылку Арсену и за считанные минуты накрыла самодельный стол на веранде, которым, наверное, пользовались строители. – Мы с мужем собираемся ехать в Харьков. Свекровь, да и тетя Анка с мужем, приглашают. Вместе с ними и поедем. Арсен оставлял заявление об уходе с работы, но еще не уволился. И с прописки ему надо сняться. Он решил обосноваться в Уфе, пока я не окончу институт. А дальше посмотрим. Может быть, и вы поедете с нами, а, апай, а, езнэ[1]?
– Мы свободны до середины августа. Сено скосили, оно пока постоит и в стогах, а если не терпится, папа сам сможет перевезти домой. Поедем в «свадебное путешествие», Нурия?
– Мой дорогой езнэ! – Камила подбежала и поцеловала Фатиха в щеку. – Апай, повидаешься заодно и с подругой, соглашайся!
Мавлида! Как я соскучилась по ней! К нам на свадьбу они не смогли приехать – ей скоро рожать. Можно и съездить… А у Фатиха рот до ушей, видно, растаял от слова «езнэ», без конца кивает головой, значит, очень доволен.
В тот же вечер позвонили тете Шарифе и Альтафу-езнэ, чтобы они заранее купил билеты на проезжающий через Уфу поезд Владивосток – Харьков. И через два дня уже выехали в дальний путь.
Ехать предстояло больше суток. Ночь прошла спокойно, без происшествий. Сват, муж тети Анки, предупредил нас, что в этом поезде, идущем тысячи километров в течение целой недели, встречаются разные люди: и беглые заключенные, и карточные шулеры, и воры-карманники. Тем не менее, наверное, видя, что нас много, к тому же трое мужчин, к нам никто не приставал. А на рассвете узнали, что в соседнем вагоне была попойка, и какого-то демобилизованного солдата выкинули в окно. Господи, чья же это была кровинушка?! Фатих с верхней полки спустился ко мне, и я, дрожа всем телом, прильнула к нему. В такие минуты очень важно, оказывается, почувствовать себя защищенной. Особено на чужбине. Не всем же удается всю жизнь прожить в родной деревне или в своей республике. Взять хотя бы моих подруг: Мавлида – на Украине, Гульфира – в Хабаровске… Тетя Давлетбика – в Кемерово… Да и мало ли односельчанок, в разное время и по разным причинам оказавшихся на целине, в Магнитке, Средней Азии и в Сибири?! Если рядом нет верного спутника жизни, можешь сподобиться щепке, попавшей в водоворот. Хотя жизнь везде и всегда как бурлящий поток... Я посмотрела на Фатиха, а в его взгляде скользнула тревога – наверное, увидел в моих глазах немую мольбу: защити меня, не давай никому в обиду.
Харьковская и Донецкая области граничат друг с другом. От места жительства Арсена до Мавлиды не так уж и далеко – 300 километров. Я не могла упустить возможность повидаться с подружкой. Сват не захотел даже слышать ни про какие автобусы – решил отвезти нас в Донецк на своей «Волге». Они живут в достатке, квартира просторная, мебель дорогая, машина одна чего стоит! Сватья Файруза живет более скромно. Ведь она одна растила сына.
Сват оказался довольно словоохотливым человеком, по дороге рассказал много интересного об Украине. Если верить ему, то он приходится близким родственником Тарасу Бульбе. Упомянул он и о схватке запорожских казаков с татаро-монголами. «Едем в те самые места, в сторону реки Калки, сонечко», – сказал он, глядя на меня. Я напомнила, что меня зовут Нурия. А он, оказывается, назвал меня «солнышком». Сколько «хохляцких баек» рассказал нам сват – все даже не запомнишь, а жаль. Уже доезжая до места, он признался, что их дочь замужем за шахтером и тоже живет в Донецке. То-то он с такой готовностью вызвался отвезти нас. Подумала так и тут же отругала саму себя: человек захотел оказать гостеприимство и заботу, а ты?!
Познакомился с семьей Мавлиды и поехал сват к дочери Ганке, полное имя – Ганна. И напомнил нам: «Сонечко, обязательно посетите «Каменные могилы», чудо природы, поверьте, не пожалеете». Какой же внимательный, искренний человек этот сват Димитрий, подумала я, глядя ему вслед.
Фатих посмотрел на меня и тоже улыбнулся. Все-таки наши сердца и мысли звучат в унисон – вот же, мой любимый понимает меня и без слов. Эх, прожить бы так всю нашу жизнь!
– Нурия, это наше свадебное путешествие, медовый месяц… – не устает повторять Фатих. И мне это нравится, так бы слушала и слушала его. И нисколько я не остываю к мужу, наоборот, все больше прикипаю. Раз так, значит, я не обманула узами брака ни Фатиха, ни себя, ведь не страх же остаться в девках привел меня под венец? Время от времени эта неуверенность змеей вползает в мою душу и тут же уползает прочь. А если однажды она не захочет уйти и поселится там навсегда?
– Все еще немного сомневаешься? Успокойся, подруженька, ты же не семь, а семьдесят раз отмерила, прежде чем отрезать, – обняла меня Мавлида, когда мы остались наедине. – Мужчин отправила в магазин, пусть прогуляются, а то и поговорить не дают. Фатих глаз не сводит с тебя, и в школе его голубые глаза всегда смотрели в твою сторону. Помнишь?
– Он сидел за последней партой в крайнем ряду, у меня же нет глаз на затылке.
– Ты все такая же упрямая, Нурия. Смотри, не вспугни свое счастье. Ты счастлива?!
– Да. Сегодня – счастлива. А что будет завтра?
– Это зависит от тебя.
– Научи!
– Быть счастливой? Можно ли этому научить? Не знаю… А вот научиться беречь счастье, думаю, возможно.
– Ты уже научилась?
– Учусь. День ото дня… – Мавлида то и дело поглаживает живот: – Роксолана чувствует, что приехали гости и что я волнуюсь.
– Уже придумали, как назвать?
– Свекровь так хочет, вчера как раз звонила… Сын наш, Радмир, сейчас у них.
– Красивое же имя – Роксолана.
– А знаешь, какой женщине оно принадлежало? Рассказать? Украинка Роксолана была пленницей, одной из бесправных наложниц в гареме султана великой Османской империи Сулеймана, а в конце концов стала его любимой женой. Во дворце султана ее называли «Сияющей госпожой» из-за ослепительной красоты. Но…
– Но! Она не довольствовалась лишь завоеванием сердца султана.
– Здесь вспоминают только отдельные части истории о Роксолане, лучшие страницы ее жизни – ее любви и преданности султану Сулейману…
– Очень звучное имя, но я чувствую: что-то тебя гнетет.
– Это правда. Ведь у нас в народе придают большое значение именам.
В это время вернулись наши мужья. Сердце встрепенулось в груди. Я поняла, что успела соскучиться по голосу Фатиха. Сама не заметила, как подбежала к нему. Конечно же, мой порыв не прошел мимо внимания Мавлиды, взмахнув длинными ресницами, она хитро подмигнула мне.
Рано утром Олексий повез нас в заповедник «Каменные могилы». Как же я, географ, могу упустить возможность посетить этот известный на весь мир таинственный памятник природы? Оказалось, это довольно близко. Бросилось в глаза, что и по пути из Харькова, и сейчас почти не встречаются деревни. Спросила об этом Олексия. Он ответил, что их область почти целиком подвержена урбанизации: девяносто процентов населения проживает в городах. Занимаются в основном металлургией и добычей угля.
Когда подъезжали к речке Молочная, на степном просторе показалась невысокая гора. Издали кажется, что у нее пять вершин. А пока я вглядываюсь в речку и ломаю голову – почему ее назвали Молочной? У нас, например, вода в Голубой речке на самом деле отливает голубизной из-за зеленой яшмы на дне. А вода этой реки – самая обыкновенная, совсем не белого цвета. Тут я взглянула на ту гору и раскрыла рот от изумления! Мы уже подъезжали к ней, и перед нами возникла необычная картина: груда огромных камней, похожая на странной формы саркофаг, возведенный над большим кладбищем. Глыбы порой напоминали сказочных животных, застывших навечно. А вокруг – степь, где седой ковыль колышется белыми, словно в морской пене, волнами. Пахнет тимьяном… Недалеко от нас, стоя на задних лапках, обозревает дали сурок. Да он не один – их здесь полно. Ой, чуть не наступила на цветок, я венерин башмачок, он неописуемой красоты, встречается и у нас в Башкортостане.
Наконец прямо перед нами – «Каменные могилы». Кажется, что изъеденные временем, дождями и ветрами гранитные камни вдруг заговорят и расскажут неслыханные доселе истории. По мнению археологов, они лежат тут с эпохи палеолита. Эта гора старше даже древних Гималаев! Предполагается, что эти камни поднялись на поверхность земли из глубины в несколько километров во время землетрясения. Эту информацию я почерпнула из книги, подаренной Мавлидой. Ученые ведут исследования в этой местности с 1927 года, работы приостанавливали только в годы войны.
Гора оказалась не монолитной, в ней есть расщелины, через которые можно попасть внутрь. А там, на камнях, тебя шокируют непонятные письмена. Хотя было бы неправильно называть их письменами, это скорее какие-то символы, геометрические фигурки. Некоторые из них напоминают родовые знаки наших племен. В той книге их называют петроглифами. Они нацарапаны на камнях чем-то острым. Иногда встречаются рисунки, похожие на сети, на лестницу, есть и круги, напоминающие луну.
– Раньше это место называли «Каменные могилы Бесташ», – сказал Олексий.
– Бесташ? Тюркское название: бес – пять, таш – камень, то есть пять камней, – поддержала я разговор.
– Очертания пяти вершин на самом деле очевидны. Да, тюрки… В народе живы древние легенды, например, о скифах.
– Тут когда-то кочевали сарматы – сородичи башкир. Половцы опять же. Еще Геродот писал, что в этих краях, от Дона до Дуная, когда-то процветала Великая Скифия.
– Есть предание, Алеша, как персидский царь Дарий искал тут скифские сокровища, да не нашел. Может быть, они под этими камнями?
– Да, степь помнит века. Историки полагают, что эта гора была местом ритуальным, а кто-то из них писал, что тут было святилище ариев.
– Ариев?!
– Да. Но я про них, кроме гитлеровских высказываний об арийском происхождении немецкой нации, ничего не знаю. Профан, одним словом.
– Скажешь тоже. Нас кто весь день просвещает, не ты ли, Алеша?
Наконец-то подал голос и Фатих:
– Я просто потрясен увиденным и услышанным. Медики, к сожалению, получают узкое специальное образование.
– Зато жена твоя много знает – географичка.
– Моя Нурия – да. – И Фатих снова замолчал. Он подходит к камням, гладит их ладонями, затем отходит назад, фокусирует взгляд и не перестает удивляться.
Мне на руку села бабочка. Дую на нее, а она не улетает. Да это же – махаон. Именно про эту бабочку я читала, что она вместе с птицами улетает в теплые края и зимует в самой Африке. Попробуй скажи после этого, что бабочки живут один день.
– Вечереет… – нерешительно произнес Олексий. – Олена, зирка моя…
– Зирка – звезда, да ведь? А «коралайым»[2] не забыл? – проверяю Олексия.
– Да, еще княжна башкирская.
– Называешь ее так хоть иногда?
– Иногда. А чаще – «коралайым».
Действительно, на горизонте уже горит вечерняя заря. Закат на украинском небе не красный, как у нас в Тулпарлах, а являет собой смесь фиолетового и оранжевого цветов. Как-то даже стало тревожно. Словно дух «Каменных могил» устал от нас и торопит скорей покинуть это место. Ну, что ж... уходим.
Сойдя с тропинки на большую дорогу, где мы оставили машину, я обернулась и долго зачарованно смотрела на гору, сложенной из странных камней. С этого расстояния она напоминает огромное кладбище динозавров. А на боку одного камня будто уселась гигантская лягушка, а там, вблизи, ее и не разглядишь…
Прощай, таинственная, печальная и одновременно величавая гора! Ученый по фамилии Кифишин разглядел в петроглифах на твоих гранитных камнях письмена древних шумеров. Возможно, когда-нибудь и разгадают эту тайну, дошедшую до нас из глубин веков.
Если встретимся вновь, таинственная гора, тогда не принимай меня за чужака, а если не суждено – не поминай лихом. Человеческая жизнь коротка. Не прерывается память, она тянется от поколения к поколению и потому живет дольше камней – от сотворения мира до конца света.
К нашему возвращению к Мавлиде приехала ее свекровь, чтобы быть рядом с ней до родов. Так мне удалось познакомиться и с тетей Дарьей. Бывают такие женщины, внешний облик и характер которых ясно говорят об их национальной принадлежности. Воскликнул же тот полковник, увидев нашу деревенскую красавицу Каракаш Масруру: «Какая колоритная женщина!» Да, она – колорит Тулпарлов, воплощение красоты башкирских женщин. (Уф, моя неуемная натура опять увела меня в сторону).
Тетя Дарья несколько секунд изучающее смотрела на нас и сказала, осветив и без того красивое лицо добродушной улыбкой: «Ладная пара, добре». Улучив минутку, когда убирали посуду, она шепнула мне на ухо, смешивая русские и украинские слова: «Дивчина, слухай, зенки у хлопца – умереть не встать, не зевай! Щасти вам! Кохаешь мужа, любишь, то есть? Я не розумию семью без любви. У моих – любовь, добре. Ждем девочку, бабка – повитуха сказала, она то знает, кто родится. Да вот Олена смуту в душу посеяла, незнамо теперь, как будем звати…»
– А назовите Роксана. Или Оксана, – предложила я. Вроде и не думала об этом заранее, наверное, опять включилось подсознание.
– У нас в каждом доме по Оксанке, а вот Роксана – редкое имя. Як тебе звати?
– Нурия. Лучезарная – такое значение. А Мавлида – рожденная в праздник.
– Да?!
Я поняла, что свекровь полюбила Мавлиду как родную. Тетя Дарья – казачка с высоким бюстом, румяным лицом. Голос такой, что могли бы позавидовать конферансье. А косы! Гордая стать придает ей высокомерный вид, однако, познакомившись ближе, понимаешь, до чего она приветливая и открытая.
Мы с подругой так и не смогли наговориться. Постоянно рядом находились и свекровь, и сын. Да и сама Мавлида не спокойна, боится, что вот-вот начнутся схватки. «Вот рожу, малыш немного подрастет, и во время декретного отпуска съезжу в Тулпарлы», – мечтает подруга… «Съезжу» – понятно, для нее дом теперь здесь, где ее семья.
Камила с Арсеном остались погостить ненадолго, а мы выехали в обратный путь.
6
А дома нас с Фатихом ждало испытание. Первое для только что родившейся семьи. Поначалу оба растерялись. Фатих получил приглашение в интернатуру. Это – хорошая возможность повышения квалификации для молодых врачей. И не всем она достается, берут туда по выбору, более способных.
– Почему не сказал раньше? – спросила я Фатиха, готовая расплакаться. – Еще до свадьбы?
– Мы почти всем курсом оставили заявления, в интернатуру обычно приглашают только через пару лет. Не думал, что этот жребий выпадет мне… Нурия, не беспокойся, можно же отказаться, учиться там не обязательно – только при желании.
– А ты хочешь?
– Не скрою, хотел бы. Ладно, успею еще.
– Получается, я стреножила тебя?
– Стреножила? Я же не конь…
– Ты поедешь учиться, Фатих! Иначе потом будешь жалеть, станешь обвинять меня.
– А если ты сама начнешь обвинять меня, что бросил тебя?
– Но ты же не собираешься бросать?!
– Никогда! Ты – моя единственная и на всю жизнь, Нурия, поверь.
– Верю. Хочу поверить. Одна только просьба: до твоего возвращения буду жить с олэсэй, она же совсем одна… А этот дом может понадобиться другим, ведь в больницу должны приехать еще специалисты. Тем более, ты говорил, что у нас будет свой дом. Согласен?
– Вот вернусь и сразу начну строиться. Ты только жди, Нурия!
Вскоре после проводов Фатиха я поняла, что беременна. В моей малой вселенной зародилась новая жизнь! Узнав эту новость, Фатих даже хотел бросить учебу и вернуться. Не позволила. Сказала, что я же теперь не одна. Будущий ребенок спас меня от чувства одиночества и тоски, я постоянно разговаривала с ним, делилась секретами, мечтала о его будущем.
В конце апреля родилась у нас дочка. Муж сумел приехать домой на месяц под предлогом практики, благо она как раз ко времени пришлась. Хотя Фатиху больше приходилось бывать в больнице, находил время и для нас. Когда кто-то из больных попытался подшутить над ним, мол, где это видано мужика в декретном отпуске, он ответил, что приехал за женой ухаживать, а не титькой малыша кормить. Тот сначала растерялся, а потом согласился: «Твоя правда, братишка, уход нужен. Ведь даже о корове после отела приходится заботиться: поить настоями трав, не дать воспалиться вымени…» Услышав эти слова, лаборантка вмешалась в их разговор и строго сказала: «Пациент, тут больница, а не сарай, идите к себе в палату!» Она тогда сильно оскорбилась, а позже пересказала мне этот смешной случай, продолжая возмущаться:
– Равнять женщин со скотиной – ох уж эти деревенские мужики!
В середине лета приезжала в гости Мавлида с Радмиром и Роксаной. Сын говорит по-русски, а дочь лопочет малость по-нашему. Пока были в деревне, успела выучить много новых слов. Амин-абый расплывается в улыбке, когда малышка начинает говорить сразу с переводом: «олатай – дедуля, олэсэй – бабуля»... Он даже ее имя переиначил на свой лад: Сания. А Радмир собрал вокруг себя таких же мальчиков пяти-шести лет и учит их русскому и украинскому языкам. Его любимое слово «трохи», что значит «немножко, чуть-чуть». «Поиграем трохи, подожди трохи…»
В сентябре я вышла на работу, оставив дома четырехмесячного ребенка. Часы постарались распределить так, чтобы у меня была возможность сбегать домой покормить дочь. После обеда у меня уроков не было. От классного руководства отказалась. Не умею работать вполсилы – класс становился моей семьей.
Когда я на работе, с малышкой сидит олэсэй, она убаюкивает ее, распевая колыбельные, которых знает великое множество. И свекровь прибегает к внучке, едва вернувшись со свекольного поля. Не чурается и пеленки постирать. Она ласкает внучку, называя Алтынсэс – Златовласка. Волосы дочки сначала тоже были светлыми, как у нее, но постепенно стали темнеть. Глаза пока зеленовато-голубые, как у моего отца, со временем могут измениться. На кого бы ни была похожа, главное, чтобы была здоровенькой!
«Если родишь девочку, назови ее Асией, – однажды как-то неожиданно завела разговор картэсэй. – Недавно полистала тетрадь, доставшуюся в наследство от свекра, имама Карамурзы. Асия означает “врачующая”. Иншаллах, правнучка пойдет по стопам отца, станет врачом». Я вспомнила и исполнила ее завещание. Вновь убедилась в ясновидении моей бабушки Мудрой Райханы: предвидела же, что отцом правнучки станет врач. Хотя сама предупреждала, что ислам не приветствует предсказаний судьбы, высказала, что касалось меня. Моя ты родная, как бы хотелось вернуть те мгновения, когда ты ласково называла меня «жеребеночком»! Теперь мне остается передавать твои заветы, твои жизненные уроки своей дочери. От этой мысли вдруг наступило просветление, и мой разум сделал открытие: прошлое не уходит бесследно, наоборот, оно даже не в прошлом, а, как это ни парадоксально, – в будущем, зовет и ведет тебя вперед. Возможно, для кого-то эта мысль вовсе и не нова, может быть, какой-нибудь мудрец из глубины веков даже увековечил ее, нацарапав на камне, но я лично сделала это открытие для себя именно сегодня. С благословения священного духа моей картэсэй.
(Продолжение следует)
[1] Зять.
[2] Косуля.
Читайте нас: