Евгений Смирнов. "Мусульманин" из Белебея

27 декабря 1979 года. Наша страна готовилась к встрече Нового, 1980 года, в котором ей предстояло стать хозяйкой Олимпийских игр. На экране шла премьера сериала «Д,Артаньян и три мушкетера» с Михаилом Боярским в главной роли, а по улицам Кабула в это время грохотали советские танки. Газеты пестрели сообщениями афганского информационного агентства Бахтар о начале в Афганистане второго этапа Апрельской революции. Афганцы свергли кровавую диктатуру Хафизуллы Амина. Сам «платный агент ЦРУ» Амин по приговору революционного суда казнен за преступления перед афганским народом. Новое революционное правительство во главе с Бабраком Кармалем обратилось к Советскому Союзу за военной помощью. Советский Союз удовлетворил просьбу афганской стороны.

28 апреля 1980 года Президиум Верховного Совета СССР издал закрытый указ с грифом «Без опубликования в печати» о награждении орденами и медалями военнослужащих Советской Армии за «успешное выполнение задания по оказанию интернациональной помощи Демократической Республике Афганистан». В списке награжденных орденом Красного Знамени стояло имя уроженца Белебея лейтенанта Рашида Абдуллаева. На фото тридцатипятилетней давности Рашид запечатлен со своими спецназовцами после вручения наград в парадном кителе с еще танковыми эмблемами на петлицах. Здесь ему всего двадцать три года. Его бойцам – еще меньше. У всех на груди сверкают уважаемые среди фронтовиков Великой Отечественной войны боевые награды.

Рашид Игамбердиевич Абдуллаев родился 2 июня 1957 года в г. Белебее Башкирской АССР. В 1974 году окончил Казанское суворовское военное училище. В 1978 году – Свердловское высшее военно-политическое танко-артиллерийское училище. Офицерскую службу проходил замполитом роты 15-й бригады специального назначения ГРУ. С декабря 1979 года по январь 1980 года выполнял интернациональный долг в Афганистане. 27 декабря 1979 года лично возглавлял атаку 3-й роты «мусульманского батальона» ГРУ во время штурма Дворца Амина. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 апреля 1980 года награжден орденом Красного Знамени. Впоследствии служил секретарем партийного бюро отряда спецназ 15-й ОБрСпН, замполитом 902-го отдельного десантно-штурмового батальона Южной группы войск. В 1988 году окончил педагогический факультет Военно-политической академии имени В.И. Ленина. До 2007года служил в ТуркВО и Вооруженных Силах Республики Узбекистан. Начальник кафедры «Духовно-нравственного и воинского воспитания» Академии Вооруженных Сил Республики Узбекистан. Является автором ряда учебных пособий по организации морально-психологического обеспечения современного боя. Продолжает работать в Центре военно-научных исследований Академии Вооруженных Сил Республики Узбекистан. Полковник в отставке.

«Моя мама в годы Великой Отечественной войны работала на оборонном заводе, – рассказывает Рашид Игамбердиевич. – В результате несчастного случая на производстве она получила тяжелое увечье и стала инвалидом. Отец был родом из Коканда, вырос в детдоме. После войны служил в Белебее, где они с мамой познакомились и поженились. Здесь я и появился на свет. Перед школой мы переехали на родину отца в Коканд, где я и пошел в первый класс. В школьные годы увлекся историей. С пятого класса занимался вольной борьбой. В 1970 году мои родители погибли в автомобильной катастрофе, и я осиротел. Моя родная тетя Фатима Фатыховна Тарханова забрала меня к себе в Белебей. Она преподавала историю в средней школе № 8, где я окончил восьмой класс. Моим классным руководителем была преподаватель математики Нина Арсентьевна Афанасьева. Я с удовольствием посещал ее факультативы. Участвовал в математических олимпиадах. После восьмого класса решил поступать в Казанское суворовское училище, куда конкурс составлял 11-12 человек на место, как и во все остальные суворовские училища, сдал оба профилирующих экзамена по математике на «хорошо» и был принят в «кадетку». В суворовском училище я продолжил факультативно изучать историю, а математика отошла на второй план. Поэтому и выбрал для дальнейшего продолжения военного образования Свердловское высшее военно-политическое танко-артиллерийское училище. Кроме того, наша преподаватель истории Тамара Михайловна Тазаровская порекомендовала начальнику политотдела меня и еще нескольких моих сокурсников для поступления именно в это училище. Так в 1974 году я стал курсантом танкового факультета СВВПТАУ. Опытный командно-преподавательский состав во главе с начальником училища генерал-лейтенантом А.Ф. Коростыленко давал нам прочные знания как по военным, так и по общеобразовательным дисциплинам. Среди преподавателей тогда было немало фронтовиков Великой Отечественной. В том числе и начальник училища. В училище я продолжил заниматься классической борьбой. Кроме того, увлекся офицерским многоборьем, выступал на соревнованиях по двум видам. Летом 1978 года, получив лейтенантские звезды на погоны, я убыл в Туркмению к первому месту своей офицерской службы в 232-й учебный танковый полк в Теджене, на должность замполита роты. Служба складывалась успешно.

26 апреля 1979 года в Туркестанский военный округ поступила директива Генерального штаба Вооружённых Сил СССР с грифом «совершенно секретно» о формировании к 1 июня 1979 года на базе 15-й отдельной бригады специального назначения отряда из коренных военнослужащих Узбекистана, Таджикистана и Туркмении и подготовке к 1 августа этого же года для выполнения заданий по охране и обороне особо важных объектов за пределами СССР. Этот отряд впоследствии войдет в историю Афганской войны как «мусульманский» батальон (мусбат). Куратором отряда от ГРУ был назначен полковник Василий Васильевич Колесник, который сам несколько лет назад командовал 15-й бригадой спецназ.

В конце апреля 1979 года меня вызвал к себе командир полка. В кабинете находился майор-десантник, который представился как офицер штаба 15-й бригады специального назначения. Побеседовав со мной, он предложил мне служить в войсках специального назначения. Я сначала сомневался в своих способностях проходить службу в этих войсках и поэтому отказался. Но он меня переубедил и сказал, что это только предварительная беседа и со мной будут еще беседовать в штабе округа и там решение будет окончательным. В дальнейшем со мной и другими политработниками беседовали начальник отдела кадров политуправления Туркестанского военного округа, член военного совета округа генерал-лейтенант В.С. Родин, представители разведывательного управления округа и Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных Сил СССР.

Во вновь формируемый отряд я среди офицеров прибыл одним из первых. В 3-й роте специального назначения, куда меня назначили заместителем командира по политической части, трое офицеров оказались выпускниками суворовских училищ: командир роты старший лейтенант Владимир Шарипов и командир группы лейтенант Рустам Назаров – из Свердловского суворовского, я – из Казанского. Полковник В.В. Колесник предъявлял к нам троим особые требования, поскольку был сам суворовцем одного из первых послевоенных выпусков. Офицерами и прапорщиками отряд был укомплектован в основном из частей Туркестанского и Среднеазиатского военных округов, а также из 105-й гвардейской Ферганской воздушно-десантной дивизии. Отбор офицеров производился по специальностям и национальностям. Все офицеры и прапорщики прошли медкомиссию, и с ними проводились собеседования. Сержанты и солдаты отбирались необходимых военно-учѐтных специальностей и только трёх национальностей (узбеки, таджики и туркмены), прослужившие полгода и год. Лишь группа зенитно-самоходных установок, которой командовал старший лейтенант Василий Праута, в виде исключения была укомплектована славянами – русскими, украинцами, белорусами. Так как в отряде должна быть бронетехника (боевые машины пехоты, бронетранспортеры, зенитно-самоходные установки), то отбирали не только из спецназа и ВДВ, но и из мотострелковых и танковых частей. При этом весь личный состав отряда по состоянию здоровья должен был отвечать требованиям годности для прохождения службы в ВДВ. Формировавшийся отряд имел существенное отличие как от обычных отрядов спецназа, так и от мотострелковых батальонов, поскольку подразделения специального назначения впервые вооружались бронетранспортерами и боевыми машинами пехоты. Организационно-штатная структура отряда, в основном, соответствовала структуре афганского мотопехотного батальона. В целях «маскировки» предполагались и другие меры: афганская форма одежды, стрелковое оружие и т. д.

На первом этапе после планируемого ввода в Афганистан, в период акклиматизации личный состав отряда должен был быть одетым в советскую полевую форму одежды. Для маскировки офицеры должны были ходить с сержантскими погонами. Единственное отличие: у офицеров лычки – красные, у настоящих сержантов – желтые. Предполагалось, что вместе с отрядом в Афганистан будут направлены и некоторые офицеры управления бригады. Поэтому на всякий случай подготовили сержантскую форму с красными лычками и для них. На втором этапе отряд должен был приступить к охране главы государства, уже переодевшись в афганскую форму и не выдавая своей принадлежности к Вооруженным Силам СССР. Летний и зимний варианты афганской формы пошили каждому индивидуально, подобрали юфтевые ботинки, головные уборы – кепки. Была поставлена задача «обкатать» форму, чтобы она не выглядела новой, да и чтобы личный состав привык к ней. На занятия выезжали в советской форме, а уже на полигоне переодевались в летнюю афганскую, без знаков различия. Отзанимавшись, снимали иностранную форму, складывали в грузовики, а свою вновь надевали. Так мы привыкали к чужому обмундированию. Каждый военнослужащий отряда имел легализованные документы установленного образца на афганском языке. С именами мудрить не пришлось – каждый пользовался своим. Это не должно было бросаться в глаза, поскольку в Афганистане, особенно в северных районах, много и таджиков, и узбеков, да и туркмены тоже не редкость. Все автоматическое стрелковое оружие у нас было, как и в афганской армии, калибра 7,62 мм, а у офицеров и прапорщиков – пистолеты ТТ.

Первоначально в нашу 3-ю роту поступило почти сорок механиков-водителей. Отобрали только двадцать шесть: по два на каждую БМП. Назначили основных и запасных. Запасных назначили стрелками-санитарами. Такая же картина была с наводчиками-операторами и с командирами БМП. Запасных командиров БМП назначили старшими пулеметчиками-разведчиками, запасных наводчиков-операторов – гранатометчиками, а гранатометчиков – их помощниками. Доподготовку они проходили вместе с основными членами экипажей. Причем каждый готовился по штатной и по смежной специальности. Со мной из 232-го учебного танкового полка прибыло несколько механиков-водителей и наводчиков-операторов среднего танка, которых также разместили в штате роты на должностях стрелков. К 1 июня отряд был почти полностью укомплектован.

Началась боевая и политическая подготовка. Занятия велись очень напряженно, практически без выходных дней, отдыха и досуга. Отряд был полностью освобожден от несения нарядов, караулов, посторонних работ. Подготовку постоянно контролировали кураторы из ГРУ ГШ и штаба округа. За полтора месяца отряд выполнил полугодовую норму по стрельбе, вождению и тактико-специальной подготовке. Почти половина всех полевых занятий проводилась ночью. Первоначально отряд отрабатывал стандартную программу разведывательных подразделений мотострелковых и воздушно-десантных войск – выдвижение, развертывание в боевой порядок, атака, захват и оборона объектов; а затем и по программе специальных подразделений – бой в городе, в здании, в окружении; поиск, засада, налет, отход. В течение семи недель интенсивных занятий и тренировок установленная программа была полностью выполнена. Особое внимание уделялось боевому слаживанию отделений, групп и рот, а также взаимозаменяемости в экипажах. Много времени отводилось боевым действиям в горах. Командиры рот могли требовать для своих занятий любое количество боеприпасов и моторесурсов. Да и сами солдаты словно с цепи сорвались: как же, официально разрешили нарушать все правила и режимы.

На базе Ташкентского танкового училища все механики-водители и наводчики-операторы БМП прошли ускоренную подготовку в качестве механиков-водителей и наводчиков-операторов среднего танка Т-62 под контролем заместителя командира отряда старшего лейтенанта Мурада Сахатова. В охотку водили технику ночью в колонне то без габаритных огней, то без показаний приборов. Нашивали на форму новые карманы, а для удобства и быстроты в стрельбе из автомата связывали крест-накрест изолентой магазины. Гранатометчики и их помощники стреляли на дальность, на время, на шумы, сквозь дым, на максимальные расстояния и т. д. Со своими гранатометчиками и их помощниками я занимался лично. На занятиях по физической подготовке особенно большое внимание уделялось развитию выносливости. Почти ежедневно совершали марш-броски в учебный центр по танковому маршруту: по 12 километров с полной выкладкой туда и обратно. Другим важным пунктом физической подготовки был рукопашный бой. Отрабатывались приемы боевого самбо и дзюдо. Занятия проводили инструктор по рукопашному бою, приглашенный из городского отдела КГБ, и наиболее подготовленные офицеры и сержанты из отряда и бригады. Нашей 3-й роте доставалось особенно. Кроме того, что нас и так гоняли, еще командир роты старший лейтенант Шарипов за малейшую провинность отправлял роту бегать кросс по шесть-восемь километров. Поэтому за нашей ротой в батальоне закрепилась слава «штрафной». В роте вся «пехота» (кроме экипажей) прошла подготовку на «тропе разведчика». Офицеры бегали кроссы вместе с солдатами. Были у них даже обиды на ротного. Рапорта на переводы в другие подразделения Шарипов никому не подписывал. Через два месяца рота стала как «игрушка», с ней можно было идти хоть куда. И когда ротный после этого предложил желающим перевестись в другие подразделения, уже никто не согласился. На занятиях по военно-инженерной подготовке занимались в основном оборудованием опорных пунктов групп: различных окопов, блиндажей, наблюдательных пунктов, их маскировкой. Минно-подрывному делу нас учили такие опытные офицеры из бригады спецназначения, как Ершов и Иванов по программе подготовки разведчика-сапера. Группа обеспечения отрабатывала вопросы организации водоснабжения отряда в полевых условиях. Также отрабатывались вопросы форсирования экипажами БМП и БТР водных преград. Занятия по языковой подготовке с офицерами проводил переводчик отряда старший лейтенант Ибодулло Камбаров, а с солдатами и сержантами – курсанты-стажеры из Военного института иностранных языков. Таджикам изучение фарси давалось легко, потому что он ближе к их родному языку. В ходе занятий изучали арабскую письменность, учились писать свои фамилии, понимать команды афганцев на фарси и самим подавать, если нужно будет.

С 15 по 17 июля 1979 года комиссия Туркестанского военного округа и ГРУ ГШ проводила проверку отряда: состоялись комплексные тактико-специальные учения с боевой стрельбой, после окончания которых был произведен тщательный разбор действий каждой роты на каждом этапе учений и в целом всего отряда. При всей строгости посредников общая оценка отряда была «хорошая». Наша 3-я рота немного не дотянула до отличной оценки. После устранения недостатков, выявленных в ходе учений, наступило некоторое затишье. Занятия проводились только по политической, физической и языковой подготовкам. Афганскую форму сдали на склад и больше не «обкатывали». Некоторые офицеры уехали в отпуск. Солдат и сержантов стали ставить в наряды, привлекать на сельскохозяйственные работы по сбору лука. При этом подготовка отряда к отправке в Афганистан полностью не прекратилась. Экипажи бронеобъектов очень часто выезжали на аэродром «Тузель», где отрабатывали погрузку и выгрузку БМП и БТРов в самолеты; также тренировались грузить и крепить технику на железнодорожные платформы.

К этому времени отряд располагался в казармах бригады, а личный состав 15-й бригады был переселен в палатки. Офицеры нашего отряда проживали в казармах вместе со своими подразделениями. Поэтому остальной личный состав отряда занимался оказанием помощи в восстановлении военного городка и оборудовании его помещений. В начале октября нам предстояла осенняя проверка. Всех, кто был в отпуске, стали срочно отзывать. Приехало много начальства как из Москвы, так и из штаба округа. Проверяли боевую и политическую подготовку. Непосредственно проверкой руководил начальник разведки Туркестанского военного округа генерал-майор А.А. Корчагин, а боевую задачу по захвату аэродрома «Чирчик» поставил начальник штаба округа генерал-лейтенант Г.Ф. Кривошеев. Отряд успешно выполнил задачу по захвату аэродрома в Чирчике и объектов, прилегающих к нему, и сдал проверку на «хорошо». Иначе и быть не могло, так как в отряд отобрали лучших специалистов из двух округов.

Комиссия уехала, а отряд продолжил совершенствовать боевую подготовку. Несмотря на то, что проверку мы сдали на твердую «четвёрку», специальная комиссия Политбюро ЦК КПСС посчитала пока преждевременным ставить вопрос о направлении нашего отряда в ДРА. Мы перевели всю технику на зимний режим эксплуатации и стали готовиться к ноябрьскому военному параду. 6 декабря 1979 года после неоднократных обращений афганской стороны Политбюро ЦК КПСС приняло на своем заседании в «узком» составе постановление «О направлении спецотряда в Афганистан». Как позже указывал Л.И. Брежнев в интервью газете «Правда»: «С целью не допустить превращения Афганистана в империалистический военный плацдарм на южных рубежах нашей Родины».

Но еще до принятия этого решения в ночь с 4 на 5 декабря 1979 года с аэродрома «Чирчик» на самолете АН-12 в Афганистан убыла передовая группа из личного состава 3-й роты под руководством заместителя командира отряда капитана М. Сахатова. С собой группа взяла палатки УСБ, шанцевый инструмент, запас продуктов и должна была к прибытию отряда развернуть палаточный городок. В Баграме их встретили десантники из 1-го батальона 345-го гвардейского отдельного парашютно-десантного полка и комбат десантников, который и указал им место, где они должны были оборудовать палаточный городок. Вечером и ночью с 9 на 10 декабря 1979 года с аэродрома «Чирчик» в Афганистан убыла основная часть отряда с техникой, вооружением, боеприпасами, продовольствием, взрывчаткой, твердым топливом (уголь, саксаул). Я полетел старшим пятого по счету борта. Со мной на борту – две БМП и четырнадцать бойцов. Аэродром «Баграм» был выбран из соображений секретности. Наше неожиданное появление не вызвало особого интереса со стороны афганцев, поскольку было залегендировано как прибытие отдельного батальона аэродромно-технического обеспечения для обслуживания уже находившихся на аэродроме «Баграм» советской эскадрильи вертолетов МИ-8 и эскадрильи военно-транспортных самолетов АН-12.

Отряд расположился в конце взлетной полосы, рядом с капонирами для самолетов, где передовой группой под руководством капитана М. Сахатова уже был подготовлен палаточный городок. На оборудование всего полевого городка и для обустройства на месте нам было выделено два дня. В последующие дни были организованы занятия по тактической, огневой, физической подготовке и вождению боевых машин. Через день из посольства привезли афганские номера на автомобили, и мы все советские номера поменяли на афганские. Бортовые номера закрасили зеленой краской. Остатки боеприпасов, ГСМ и имущества тыла были доставлены в последующие дни с аэродрома «Чирчик». Вместе с нами на аэродром «Баграм» прибыла группа из восемнадцати сотрудников Первого Главного Управления КГБ СССР и работники территориальных органов госбезопасности. По легенде, они являлись инженерно-технической группой нашего отряда. Возглавлял вновь прибывшую группу подполковник А.Т. Голубев. Им предоставили одну из оставшихся пустых палаток. Вечером 11 декабря на аэродром «Баграм» прибыла третья группа отряда «Зенит», находившегося во введении управления «С» ПГУ КГБ СССР.

11 декабря 1979 года заместитель командующего ВДВ генерал-лейтенант Н.Н. Гуськов ставит задачу на захват объекта «Дуб» – резиденции Х. Амина в центре Кабула. Операцию по устранению Амина планировалось провести в ночь с 13 на 14 декабря силами 154-го отряда спецназа, десантников 345-го гвардейского отдельного парашютно-десантного полка, отряда КГБ СССР «Зенит». Всего около 1700 человек. В этот же день из частей кабульского гарнизона привезли полтора десятка переводчиков и военных советников. Они должны были уточнить расположение частей и указать людей, которые подлежали первоочередной нейтрализации. В один из дней мы должны были продемонстрировать некоторые наши боевые возможности афганскому руководству. Этим занимался старший лейтенант Шарипов. Амина предварительно пытались выманить в расположение «мусульманского батальона», где под видом демонстрации новых советских образцов вооружения (ПТУР «Малютка»), с ним якобы мог произойти «несчастный случай». Но в последний момент этот вариант отменили.

В одном из капониров для укрытия самолетов разместили каких-то людей, одетых в советскую солдатскую форму и бушлаты. Вход занавесили маскировочными сетями и никого туда не пускали. На прогулку, в туалет, по территории их перевозили только в автомобиле, не допуская никаких контактов с посторонними. Их постоянно охраняла спецгруппа КГБ из нескольких человек. Впоследствии выяснилось, что это члены «нового» афганского правительства, а тогда у нас были только предположения и догадки.

Согласно первоначальному плану, отряд должен был выдвинуться из Баграма и с ходу захватить резиденцию Амина в Кабуле. 12 декабря утром старшие штурмовых групп отряда в сопровождении сотрудников группы «Зенит» выехали на рекогносцировку в Кабул. 13 декабря отряду поставили задачу совершить марш и прибыть в Кабул для усиления охраны главы государства. Такова была легальная задача «мусульманского батальона». Планом предусматривалось: 13 декабря в 16:00 на бронетехнике и автомобилях роты оружия выдвинуться в Кабул, к вечеру добраться до него и с ходу в течение ночи 14 декабря захватить резиденцию главы государства дворец «Арк» («Дом народа») и другие ключевые объекты города с целью отстранения Х. Амина от власти. Всю «грязную» работу при этом должны были выполнить сами афганцы, а подразделения ВДВ и спецназа ГРУ и КГБ становились как бы подстраховывающей и дополнительной силой.

Общее соотношение сил было 1 к 30 в пользу обороняющихся, а по боевому уставу при захвате или блокирование объекта соотношение сил и средств должно быть 3 к 1! Просто нас посылали на верную смерть и полный провал всей операции! Но в 15.30 поступил приказ об отмене операции. Видно кто-то из руководства все-таки понял, что этот план – полная авантюра. 16 декабря на Амина было совершено покушение, он был легко ранен, пострадал и его брат Асадулла. Х. Амин отправил Асадуллу на лечение в Советский Союз, а сам сменил свою резиденцию и 20 декабря перебрался в уже упоминавшийся дворец «Тадж-Бек», расположенный на окраине Кабула в районе проспекта Дар-уль-Аман.

В соответствии с договоренностью с афганским правительством, отряд должен был к 20 декабря передислоцироваться в Кабул и войти в новую систему охраны главы государства. 17 декабря отряд получил приказ выдвинуться к новой резиденции главы ДРА. Весь день прошел в подготовке к маршу: выстраивали колонну машин и бронетехники, в автомобили загружалось имущество отряда, боеприпасы. Поздним вечером 17 декабря, колонна отряда начала выдвижение в афганскую столицу. Перед маршем в Кабул мы снова переоделись в афганскую форму. От афганцев получили пароли: на выход из Баграма – «Мотор», отзыв – «Маймана», на вход в Кабул – «Машин», отзыв – «Мазар». Несмотря на пароли, пока мы доехали до Кабула, нас останавливали раз пятнадцать. Каждый раз комбат выходил на связь с нашим начальством в посольстве, те связывались с афганским, – и уже они давали команду пропустить нас. Если бы нам пришлось выполнять задачу по первому плану, мы бы и до Кабула, наверное, вообще не добрались.

К новому расположению прибыли ночью 18 декабря. Отряд разместился в недостроенной казарме танкового батальона бригады охраны на удалении одного километра от дворца. В течение двух дней рядом с казармой были оборудованы палатки УСБ под солдатскую и офицерскую столовые. Площадки с боевой техникой оградили колючей проволокой, соорудив, таким образом, три парка боевой техники. В четырех палатках УСБ были устроены склады: продовольственный, вещевой и боеприпасов. Склад горюче-смазочных материалов (ГСМ) состоял из составленных вместе двухсотлитровых бочек. Рядом со складами развернули «под баню» дезинфекционный душевой автомобиль ДДА. У сопок устроили туалет и умывальник. Казарма находилась между двумя достаточно высокими холмами, так что некоторые сразу прозвали наше расположение «ямой». До дворца «Тадж-Бек» по прямой – метров девятьсот. Казарма была двухэтажная. Пол из гравия. Не было ни стекол, ни отопления. Хорошо, что был свет. Вместо стекол натянули плащ-палатки. В каждой комнате у окна установили «печки-поларисы», доставленные из Чирчика.

К нам подъехал командир бригады охраны майор Джандад, пожелал нам побыстрее устроиться на новом месте. Он в свое время окончил Рязанское воздушно-десантное училище в Советском Союзе и хорошо владел русским языком. Сказал, что наш приезд мы отметим, как только устроимся на новом месте. Благодаря кропотливой работе командира батальона майора Холбаева и замполита батальона старшего лейтенанта Саттарова, мы более или менее нормализовали свой быт. Наш отряд должен был играть роль резерва бригады охраны дворца, находясь в полутора километрах северо-западнее от дворца. Афганские батальоны, охранявшие дворец, были полностью укомплектованы и оснащены советской военной техникой и стрелковым оружием.

После согласования вопросов по охране и обороне дворца «Тадж-Бек», вечером 22 декабря в ресторане-казино был устроен торжественный ужин, на который пригласили руководство бригады охраны дворца. Из посольства на эти нужды были выделены водка, коньяк, икра, красная рыба, другие закуски. Водку подавали в чайниках. Своим офицерам повара-официанты вместо водки подливали воду. От командования бригады охраны приехало человек пятнадцать. Наши повара приготовили национальные блюда. Мы подготовили программу художественной самодеятельности. Генерал из КГБ проинструктировал нас перед встречей, чтобы мы не сразу спаивали своих «подопечных», а попытались выпытать из них как можно больше информации о состоянии бригады, о системе охраны. Каждому выделили своего собеседника. Замполит бригады, видимо, не рассчитал свои силы и утратил «революционную бдительность». Полагая, что за этим столом все друзья, он в порыве откровенности рассказал, как Джандад, начальник связи и он подушками удавили Тараки. Конечно, мы и виду не подали, что нас это откровение пьяного афганца каким-то образом заинтересовало, но на следующий день в Москву ушло сообщение о факте убийства Тараки как по линии КГБ, так и по линии ГРУ. Информация была очень важной, поскольку Амин, ведя переговоры с руководством СССР, использовал жизнь Тараки, как козырную карту. Он обещал сохранить ему жизнь в обмен на ввод наших войск, в то время, как Тараки был уже мертв.

После согласования всех вопросов приступили к проведению практических мероприятий в соответствии с планом обороны. По всему периметру были вырыты окопы полного профиля, оборудованы огневые точки и подъездные пути. Спланировали боевые действия, поставили задачи группам. 23 декабря полковник Колесник и майор Холбаев прибыли в посольство, где доложили о проделанной работе и о готовности отряда к охране и обороне резиденции. Также там присутствовал командир группы «3енит» и советник при командире бригады охраны полковник Пупшев. В заключение полковнику Колеснику предложили разработать план на случай, если придется не оборонять, а штурмовать дворец «Тадж-Бек». Причем, кроме объекта «Тадж-Бек», предусматривалось привлечение отряда к захвату «Афганистан-телевидения» и Генштаба ВС ДРА. Сказали, что для этого отряду дополнительно придадут роту десантников и две специальные группы КГБ СССР. Руководство батальона хорошо понимало, что задача может быть выполнена только при условии внезапности и военной хитрости. В противном случае им никому живыми не уйти. Поэтому, чтобы приучить афганцев и раньше времени не вызвать подозрения, разработали соответствующий сценарий и начали проводить демонстрационные действия: стрельба, выход по тревоге и занятие установленных участков обороны и т. д. Чтобы в решающий момент не вызвать подозрений, разработали план отвлекающих действий. С утра 25 декабря начали имитировать указанные демонстрационные действия: стреляли холостыми патронами, осуществляли выход по тревоге, развертывание и занятие установленных участков обороны. Десант тренировался высаживаться из БМП и БТРов на ходу, в том числе и комитетчики. В темное время суток пускали осветительные ракеты. По графику прогревали двигатели БТРов и БМП, передвигали их с места на место. Сначала это вызывало у командования бригады охраны дворца беспокойство. Когда первый раз запустили осветительные ракеты, расположение батальона мгновенно осветили прожекторы зенитного дивизиона, приехал майор Джандад. Ему разъяснили, что идет обычная боевая учеба, проводятся тренировки по обороне дворца, а местность освещают, чтобы исключить возможность нападения моджахедов. Джандад попросил, чтобы мы не очень шумели, т. к. двигатели мешают Амину спать. «Маневры» отряда продолжались в течение 26-го и в первой половине 27 декабря, что потом частично обеспечило внезапность действий. Неподалеку от дворца, на высотке, находился ресторан-казино, где обычно собирались высшие офицеры афганской армии. Под предлогом того, что требуется заказать нашим офицерам места для встречи Нового года, спецназовцы КГБ побывали и там. Оттуда «Тадж-Бек» был виден как на ладони.

Ночью одна из «Шилок» переместилась на противоположный холм. Накануне штурма мы помылись в бане. 27 декабря 1979 года был четверг. На Востоке этот день как наша суббота. Конец недели. Завтра – выходной. Именно на этот день Амин назначил прием во Дворце, куда приглашались члены Политбюро ЦК НДПА с женами. Время «Ч» было назначено на 22 часа. Основная задача возлагалась на нашу 3-ю роту: на семи боевых машинах пехоты и четырёх бронетранспортёрах с десантом из «Зенита» и «Грома» прорваться к Дворцу, блокировать подъезды. В здание должны были входить только комитетчики. Мне со своей подгруппой полагалось находиться на БМП№042, я имел задачу – подавить караульное помещений, в дальнейшем во взаимодействии с соседями атаковать дворец «Тадж-Бек». Чтобы не перепутать в темноте своих с чужими, для штурмующих сделали из простыней белые повязки на левом рукаве и установили пароль с отзывом «Миша-Яша». Показали портрет Амина – этому человеку ни в коем случае не дать уйти из здания. Неожиданно полковник Колесник, его заместитель подполковник Швец и майор Холбаев, наблюдавшие за Дворцом и подступами к нему, заметили оживление среди его охраны: усиливались посты, выставлялись новые. Откуда нам было знать, что Амин был усыплен во время обеда и успех операции висит на волоске. Несколько раз Главный военный советник переносил начало операции на более ранние сроки. Перед штурмом дворца спецгруппой КГБ был взорван так называемый «колодец связи» – фактически центральный узел секретной связи между важнейшими военными и гражданскими объектами Кабула. Взрыв стал сигналом к началу штурма.

Примерно в 19:15 на дворец обрушился шквал огня. По команде командира зенитно-артиллерийской группы старшего лейтенанта Василия Прауты первыми по дворцу и по расположениям батальонов и зенитного дивизиона открыли огонь зенитно-самоходные установки ЗСУ 23-4 «Шилки» и автоматические гранатометы АГС-17. Их огонь скорее носил характер морально-психологического подавления и не давал возможности экипажам подойти к танкам и к другой боевой технике. «Мусульманский» батальон поднялся в атаку. 3-я рота стремительно проскочит к главному входу. Охрана Дворца оказала неожиданно сильное сопротивление. Получил тяжелое ранение ротный, старший лейтенант Шарипов. Комитетчики ворвались внутрь Дворца, там разгорелся настоящий бой. Погиб руководитель группы «Зенит» полковник Бояринов. Батальон был вынужден ворваться во дворец, чтобы помочь комитетчикам пробиться на второй и третий этажи.

Во время боя ко мне подбежал один из солдат:

– Товарищ лейтенант, там, кажется, Амин лежит.

Мы стали вытаскивать из-под стойки бара мужчину в адидасовских трусах и майке, и у того неожиданно оторвалась рука: чья-то автоматная очередь в упор буквально разворотила плечо афганского диктатора. На ней были золотые часы «Сейко». Один из кэгэбэшников предложил мне взять их на память, в качестве трофея. Но я отказался. Сорвав с окна штору, мы завернули в нее тело Амина и вынесли на улицу. Приведение в исполнение «смертного приговора» Х. Амину возлагалось на бывшего начальника афганской службы государственной безопасности – А. Сарвари и бывшего министра связи ДРА – С.М. Гулязбоя. Но оппозиционеров от НДПА в личных покоях Амина вовремя не оказалось. А ведь именно они должны были придать этим событиям характер внутриафганского, точнее, «внутрипартийного» дела посредством зачитки приговора и… так далее.

Когда кэгэбэшникам удалось с трудом вытащить изрядно струхнувшего шефа афганской службы безопасности А. Сарвари из БМП, Амин был уже мертв. Осветив фонариком лицо погибшего, они подтвердили: «Да, это Амин». Замполиту батальона старшему лейтенанту Анвару Саттарову приказали похоронить Амина и установить камень как ориентир, чтобы можно было потом найти тело. Солдаты из моей 3-й роты загрузили труп в левое десантное отделение БМП и двинулись к расположению отряда. Там вырыли яму и похоронили Амина. Сверху установили большой камень. Солдаты, естественно, заинтересовались, кто это. Саттаров им ответил, что какой-то местный «шишка».

Вскоре по советскому телевидению мы увидели... суд над Амином. Что за фокусы? Убили же его, мертвее не бывает! Разгадка оказалась проста и оригинальна: еще при жизни Амина уговорили сняться в документально фильме о самом себе, в котором была сцена суда над ним. Но для большинства людей, видевших эти кадры, для иностранцев это кино выглядело вполне реальным репортажем из зала суда: кто там разберет, что это за суд? Главное – реальный, живой президент.

Утром 28 декабря начальником штаба батальона была поставлена задача по захвату штаба бригады и аресту командования бригады во главе с майором Джандадом, что сделали моя группа и группа старшего лейтенанта Баходыра Эгамбердыева. После непродолжительного боя офицеры и солдаты, оставшиеся в штабе бригады охраны всего около пятидесяти человек, сдались в плен. Среди пленных оказался и командир национальной гвардии майор Сабри Джандад. Его взял в плен старший лейтенант Эгамбердыев и передал мне, а затем опять вернулся в здание штаба за документами. У Джандада я забрал личные документы, пистолет и посадил под охраной в свою БМП, построил пленных, назначил охрану. И в этот время мы неожиданно были атакованы десантниками из 350-го полка 103-й Витебской воздушно-десантной дивизии, принявших нас за аминовских гвардейцев. Пока разобрались и прекратили огонь, обе стороны понесли потери. К двум спецназовцам «мусбата», погибшим непосредственно во время штурма Дворца, добавились еще пятеро. По приказу полковника Колесника я привез из расположения отряда майора Джандада, который был допрошен генерал-майором КГБ Дроздовым. После допроса генерал Дроздов приказал командиру батальона майору Холбаеву лично отвезти на «броне» Джандада в тюрьму «Пули-Чархи» и сдать новым афганским властям. В июне 1980 года Джандад и его замполит были казнены по приговору революционного суда как непосредственные убийцы Тараки. К сожалению, не могу не рассказать об одном неприятном случае. 28 декабря мою объяснительную записку и объяснительную записку пулеметчика Эшонкулова по вопросу пропажи личных вещей майора Джандада (удостоверения личности, партбилета члена НДПА, спецпропуска, бумажника, пистолета«Beretta»), одного дипломата с документами из сейфов кабинетов и узла связи штаба бригады, второго – с деньгами, полковник В. Колесник передал Главному военному советнику генерал-полковнику С. Магометову, который, под влиянием бывшего советника Джандада полковника Л. Пупшева, обвинил меня в присвоении денег и в клевете на Л. Пупшева. Но за меня заступились полковник В. Колесник и майор Х. Холбаев, проведя собственное расследование. Не знаю, чем закончилось это дело, но меня по этому вопросу больше не вызывали.

29 декабря, весь отряд построился для прощания с пятью погибшими в боевом столкновении с «витебчанами», которых после этого отправили сначала в посольство, а оттуда уже на аэродром. Вместо выбывшего по ранению старшего лейтенанта А. Саттарова я остался исполнять обязанности замполита батальона. Комбат поручил мне заняться оформлением палатки для новогоднего вечера. Я вместе со своими солдатами У. Астановым и Р. Эшонкуловым срубил возле дворца арчу, установил ее в палатку, которую к этому времени хорошенько протопили, так как вообще-то было холодновато. У. Астанов и Р. Эшонкулов до призыва в армию окончили художественное училище и были профессиональными художниками, поэтому они на бумаге различными красками, какие нашлись во дворце, оформили шаржи, поздравления и т. д. Когда мы оформляли палатку, в нее вошел командующий округом генерал армии Ю.П. Максимов. Я представился как временно исполняющий обязанности заместителя командира батальона по политической части и, поэтому со своими солдатами занимаюсь подготовкой новогоднего вечера. Увидев арчу и на ней боевые гранаты, пулеметные ленты, ракетницы и т. д., которые мы, за неимением елочных игрушек, развесили на арче, он тут же распорядился, чтобы из Ташкентского окружного дома офицеров самолетом прислали нормальную елку и комплект новогодних игрушек. При этом он сказал своему порученцу, чтобы все это загрузили в ближайший самолет на Кабул, и добавил: «Они заслужили того, чтобы отдохнуть в новогоднюю ночь как положено нормальным людям, а то еще взорвутся ненароком». Игрушки и елку действительно доставили, но только… в посольство. На арче я оставил и всю прежнюю «атрибутику», кроме боевых гранат.

31 декабря нам привезли из посольства водку из расчета одна бутылка водки на двух человек. Водка была, естественно, только для офицеров и прапорщиков. Полковник В. Колесник поздравил нас с Новым годом, сказав, что штурм дворца был для нас как, в свое время для наших отцов «Рейхстаг», только в миниатюре. Первый наш тост был за успешное завершение операции, и чтобы боевые задачи выполнялись с минимальными потерями, второй – в память наших ветеранов Отечественной войны, а третьим тостом помянули погибших сослуживцев. Для тех, кто стоял в наряде, поздравление организовали на следующий день. После Нового года еще неделю охраняли дворец «Тадж-Бек» и самих себя, обслуживали технику и вооружение. Каждый вечер показывали фильмы при помощи передвижной киноустановки на базе автомобиля ГА3-66. 6 января в отряде произошел несчастный случай. При неосторожном обращении с гранатометом «Муха» погиб рядовой З. Мадияров из 1-й роты. Всего за командировку «мусбат» потерял погибшими восемь человек. Утром 8 января в отряд поступил приказ: передать охраняемые объекты представителям 40-й армии и на следующий день быть готовыми к вылету в Ташкент. Весь день отряд готовился к отлету. Представителям 40-й армии были также переданы последние боевые машины и боеприпасы. Поврежденную технику списали. В Союз улетали только с личным оружием. Из Баграма в Кабул докатились различные слухи о том, что мы якобы вывезли огромное количество ценностей, захваченных при штурме дворца «Тадж-Бек». Это породило недоверие к личному составу отряда и поэтому в аэропорту всех обыскали, изъяв при этом всего несколько кинжалов, два пистолета и одну транзисторную магнитолу. Когда самолеты были уже в воздухе, некоторые из офицеров отряда даже высказались о том, что самолеты могут сбить свои же, таким образом «заметая следы» всего произошедшего. Два часа этого полета прошли для солдат и офицеров отряда в невероятно высоком нервном напряжении. На аэродроме в Ташкенте нас встречал командир бригады полковник Овчаров с техникой, чтобы доставить нас в Чирчик. На следующий день командованием бригады был устроен торжественный ужин. Настроение было у всех приподнятое – совершили такое дело и вернулись живыми домой.

9 мая 1980 года, в годовщину 35-летия Великой Победы, в клубе отряда состоялось вручение наград участникам операции «Шторм»: 7 человек получили орден Ленина, 10 человек – орден Красного Знамени, 42 человека орден Красной Звезды, 120 человек – медали «За отвагу» и «За боевые заслуги». Из моей 3-й роты орденом Ленина наградили командира роты старшего лейтенанта Владимира Шарипова, четыре офицера роты, в том числе и я, получили орден Красного Знамени. Награды нам вручал начальник штаба Туркестанского военного округа генерал-лейтенант Г.Ф. Кривошеев. Этим же указом полковнику В.В. Колеснику, осуществлявшему общее руководство операцией «Шторм», было присвоено звание Героя Советского Союза. Еще в феврале 1980 года Генеральный Штаб утвердил новые штаты отряда и программу его боевой подготовки, и мы приступили к плановой боевой учебе. Получили свою нумерацию и стали именоваться 154-м отдельным отрядом специального назначения в составе 15-й бригады спецназ. Я продолжил службу в отряде уже в должности освобожденного секретаря парткома. Тогда же совершил свои первые прыжки с парашютом. Тогда перед командировкой в Афганистан вопросы воздушно-десантной подготовки отодвинули на задний план. Кураторы из ГРУ внимание уделяли выносливости и умелому ведению штурмовых действий. Теперь наверстывали упущенное. Весной 1981 года в бригаду поступила директива Начальника Генерального Штаба Вооруженных Сил СССР, в которой предписывалось перевести в другие части всех офицеров – участников операции «Шторм-333», которые еще продолжали служить в 154-м отдельном отряде спецназа. Фактически разъединить «гремучую смесь». Меня перевели в Южную группу войск в Венгрию на должность заместителя командира 902-го отдельного десантно-штурмового батальона по политической части, дислоцировавшегося в городе Кечкемете. Оттуда в 1985 году поступил на педагогический факультет Военно-политической академии имени В.И. Ленина, окончив который три года спустя пришел преподавателем на кафедру общественных дисциплин Ташкентского высшего командного танкового училища. После распада СССР стал служить в Вооруженных Силах Узбекистана. Последние двенадцать лет служил начальником кафедры Морально-психологического обеспечения в Академии Вооруженных Сил Республики Узбекистан. После увольнения в запас продолжаю работать в Центре военно-научных исследований этой же Академии, занимаюсь проблемами морально-психологического обеспечения общевойскового боя и боевой операции объединения, морально-психологической подготовкой спецподразделений, информационно-психологического противоборства, написал несколько учебников и учебных пособий».

По стопам Рашида Игамбердиевича пошли его сыновья. Старший сын – подполковник, начальник отдела защиты и безопасности информационных технологий Министерства Обороны Республики Узбекистан, младший – оканчивает военную кафедру Ташкентского государственного технического университета по специальности «Управление системами ПВО» и скоро тоже наденет офицерские погоны. Военная династия Абдуллаевых продолжается.

Из архива: декабрь 2016г.