Радик Вахитов. Лошади и люди в живописи палеолита

Вот тогда впервые сошлись и переплелись пути-дороги лошади и человека. Кони стали вожделенной охотничьей добычей, наряду с мамонтом и шерстистым носорогом. Но охота на мамонта и носорога была опасна и очень трудоемка. Приходилось рыть большие ловчие ямы, добыча животного сопровождалась людскими потерями, когда раненые звери набрасывались на охотников. Для такой охоты требовалось образование больших групп людей для рытья ловчих ям, что не всегда удавалось. А охота на диких лошадей не представляла большой опасности. Кроме мужчин в ней могли участвовать женщины и подростки. Поэтому с тех пор конина стала основным мясным продуктом питания уральского населения.

Охота на диких лошадей происходила облавами. Идеальным местом для неё были скалистые берега рек. Табуны лошадей загонялись на обрывистые берега высотой 30-40 метров, напуганные первобытными охотниками, лошади срывались со скал и разбивались насмерть. Позже люди стали строить загоны из жердей, куда загоняли лошадей и других животных и забивали их копьями и дротиками. Это и есть упомянутый в башкирском эпосе «Урал-батыр» старинный способ охоты, называемый «ау аулау».

Туши тут же разделывали. Часть мяса поедали на месте, а часть несли в корзинах на стоянку, для оставшихся там женщин, стариков и детей. Такие охотничьи стаи людей-хищников вели подвижный, кочевой образ жизни, оставляя после себя лишь временные стоянки. Самый ранний памятник эпохи каменного века находится в Абзелиловском районе Башкортостана – стоянка Мысовая. С тех пор и возникло здесь коренное население, далекие потомки которого живут на этой территории и в настоящее время.

Башкирский эпос «Урал-батыр» с первых строк описывает жизнь первобытной семьи, члены которой ещё не знают страха смерти, не понимают болезней. Все мысли героев эпоса направлены на процесс добычи и употребления животной пищи. Соблюдались определенные ритуалы. У добытых самцов первоначально поедали голову, а у самок – сердце. Здесь уже имело место абстрактное мышление – отдельным частям добытой туши придавалось символическое значение, якобы влияющее на жизнь этих людей. Это эпоха верхнего или позднего палеолита.

Развитие абстрактного мышления привело к возникновению разного рода суеверий и к началу развития изобразительного искусства. Сегодня широко известны рисунки на стенах пещеры Шульган-таш, относящиеся к эпохе палеолита. О них написано немало статей и книг, но мне хотелось бы обратить внимание на то, что первым рисунком, найденным на восточной стене биологом А. В. Рюминым, была детально выписанная лошадь. Её так теперь и называют «Рюминская лошадь». Изображение большое – около полутора метров, возможно, в натуральную величину. Лошадь сравнительно коротконога, «глубока в подпруге» (большой объем груди), мохнатая, с пышной гривой и хвостом. Привлекает внимание её изящная и слегка утонченная голова.

Потом были найдены изображения мамонтов, носорогов, оленей, но лошадей древний художник нарисовал в этой пещере больше, чем других животных. После «Рюминской лошади» обнаружили «Большую лошадь», «Новую лошадь», потом просто «лошадок»… Все исследователи пещеры Шульган-таш: археологи, спелеологи, биологи, изучая рисунки лошадей, обращали внимание на специфический профиль её головы. Они говорили, что при достаточно реалистичной передаче пропорций «башкирских» коротконогих лошадок имеется явное искажение в изображении морд животных: они неестественно приплюснуты и похожи на утиную голову. Сравнивали ещё и с мордами лисы и дельфина.

Но это не ошибка художника, а разгадка одной из самых интересных загадок истории коневодства. Исследователи давно ведут спор на предмет того, какая из двух пород лошадей наиболее древняя: арабская или ахалтекинская. Арабская порода имеет как раз такой профиль головы, на жаргоне коневодов называемый не «утиной», а «щучьей головкой». Арабские лошади имеют большой обхват груди по сравнению с длиной ног. Как раз такой профиль тела лошади изобразил древний художник на стенах пещеры Шульган-таш.

Благородная сухая голова с вогнутым профилем, выразительные глаза, живой темперамент и уникальный по плавности шаг без сомнения позволяют отнести коней арабской породы к наиболее изящным типам лошадиных на земле. Несмотря на то, что арабские лошади известны людям на протяжении уже пяти тысячелетий, происхождение породы до сих пор неясно. Судя по древним изображениям, эта порода существовала на Аравийском полуострове уже в 2000-3000 годах до нашей эры.

Лошади арабской породы, несмотря на обитание в жарком климате аравийских пустынь, имеют маленький рост, такой же, как и башкирские лошади, живущие в холодном уральском климате. Как их ни корми, высота в холке не превышает 150 см. Малый рост «башкирок» считается природным приспособлением молодняка к холодному климату: в первую зиму энергия, потребляемая с пищей, не расходуется на рост, а идет на обогрев тела.

Но почему не растут «арабы», которым дополнительная энергия на обогрев не требуется? Ведь в мягком климате Западной Европы лошади вырастают до гигантских размеров. Их высота в холке нередко превышает 180 см. Рядом с ними «арабы» кажутся игрушечными лошадками. Следовательно, дело здесь не в климате, а в генетике, заложенной ещё тогда, когда лошади были частью дикой природы.

В свете рисунков на стенах пещеры Шульган-таш, отражающих именно этот этап в истории лошади, можно полагать, что арабская порода имеет те же природные корни, что и дикая уральская лошадь.

Распространенность среди арабской породы весьма редкой для других пород масти «серой в гречку», что по башкирски означает «ак буз», дает основание полагать, что и легендарный Акбузат (Ак-буз-ат, ат-лошадь) был похож по контуру тела на лошадей современной арабской породы и имел «серую в гречку» масть.

По-видимому, серая масть была естественным, природным окрасом лошадей эпохи палеолита. Возможно, такая масть позволяла лошади маскироваться в снегах от хищников в наиболее уязвимый период – зимой. Об этом свидетельствуют и древние породы лошадей, сохранившиеся в Западной Европе. Крепкие маленькие и всегда серые лошади породы «камаргу» – аборигены болотистых пустошей в дельте Роны на юге Франции. Они во многом походят на лошадей, чьи изображения были обнаружены в пещере Ласко.

И почти всегда изображения животных сопровождались рисунком непонятной «трапеции» – фигуры, напоминающей расширяющуюся вверх трапецию с отростками – «ушами» на верхних углах и вертикальными ребрами. Количество ребер разное, от одного до 12. Что означала эта фигура, многократно растиражированная по пещере?

Археологи терялись в догадках. Они на своем жаргоне эту «трапецию» в шутку называли «пивной кружкой», считали её сосудом для ритуальных возлияний, а количеству ребер придавали символическое значение, связанное с числом родов в племени. Но до символических значений, арифметики и ритуальных напитков кроманьонцам было ещё далеко.

Вторая загадка палеолитической живописи связана с первой: зачем нужны были древним людям эти картинные галереи с изображениями групп животных, которых они постоянно могли видеть в натуре, да ещё эта «трапеция» при них?

Исследователи сходились на мысли, что пещера была не только жилищем, но и святилищем, своеобразным первобытным храмом: люди приходили к этим рисункам как на встречу с высшим правящим существом. Чего они хотели от него?

Древний художник изображал на стенах то, что он просил у высшего повелителя, то, что он больше всего желал иметь. Все верования древних людей в начале их истории были связаны с пищей и с главным жизненным вопросом – как эту пищу добыть. Как встретить зверя, убить его, утолить голод и принести мясо в пещеру, чтобы накормить женщин и детей. Вот эта мысль постоянно была в сознании древнего человека. Это он и рисовал на стенах пещеры – просил у Всевышнего вожделенную добычу: мамонтов, лошадей, быков, носорогов… А чтобы он понял для чего – корзину для переноса мяса! Ту самую, что наши ученые называли заумно «трапецией»! А ушки этой самой трапеции – не что иное, как ручки корзины для удобства её переноса. Продели в ушки две жерди, мужчины встали  друг за другом в затылок, положили эти жерди на плечи и понесли.

В эпоху палеолита наскальная живопись была распространена и в Западной Европе. Пещера Ласко или Ляско (фр. Grotte de Lascaux) во Франции — один из важнейших палеолитических памятников по количеству, качеству и сохранности наскальных изображений. Иногда Ласко называют «Сикстинской капеллой первобытной живописи». Живописные и гравированные рисунки, которые находятся там, не имеют точной датировки: они появились примерно в XVIII—XV тысячелетии до н. э., на одно-два тысячелетия раньше, чем в пещере Шульган-таш. Это было обусловлено более мягким климатом Западной Европы и ранним заселением людьми.

Пещера Ласко находится в историческом регионе Франции Перигоре на территории коммуны Монтиньяк (департамент Дордонь), примерно в 40 км к юго-востоку от города Перигё. Она расположена на левом берегу реки Везер в известняковом холме. В отличие от многих других пещер региона, Ласко – относительно «сухая» пещера. Слой непроницаемого мрамора ограждает её от проникновения воды, препятствуя образованию кальцитовых отложений.

Пещера была случайно открыта 12 сентября 1940 года четырьмя подростками. Они наткнулись на узкое отверстие, образовавшееся после падения сосны, в которую попала молния. Марсель Равида, Жак Марсаль, Жорж Аньель и Симон Коенка сообщили об этом открытии своему учителю Леону Лавалю.

Он нашел и привлек к изучению пещеры специалиста по истории первобытного общества Анри Брейля, скрывавшегося в регионе во время немецкой оккупации и ставшего первым исследователем, посетившим пещеру Ласко 21 сентября 1940 года. Анри Брейль установил подлинность наскальных рисунков, описал и изучил их. С конца 1940 года он сделал множество измерений и провёл несколько месяцев на этом месте, изучая первобытную живопись.

Пещера Ласко относительно небольшого размера: совокупность галерей имеет длину примерно в 250 м при средней высоте в 30 м. Расписанная часть пещеры находится в основном в верхней части.

Современный вход соответствует доисторическому, несмотря на то, что сейчас он снабжен системой тамбуров. Исконный вход, видимо, был несколько длиннее, но потолок в древние времена там обрушился и образовал скат, по которому сейчас спускаются посетители пещеры.

Большая часть археологических открытий была сделана А. Глори во время оборудования тамбуров у входа в пещеру и самих залов, а затем при более методичных раскопках, особенно плодотворных в «шахте». В число сделанных археологических находок входят предметы, сделанные из камня (403 орудия), из кости (28 орудий), растительного происхождения (113 фрагментов), украшения (10 раковин), многочисленные угольки и остатки красителей.

В подземелье уверенно идентифицировано более тысячи изображений, среди них пятьсот девяносто семь фигур животных и различных символов, большая часть которых скопирована и опубликована.

Начинается ансамбль с так называемого «Зала Быков».

Быки имеют огромные размеры (4-6 метров). Такое впечатление, что находящиеся перед нашими глазами росписи не рассчитаны на человеческое восприятие. Вызывают интерес различные комбинации изображённых здесь животных и символов.

Часть изображений лошадей, быков, коров и баранов непосредственно связана с решетчатым знаком. Исследователи пещеры Ласко связывают этот решетчатый знак с какой-то оградой, которую, якобы, оббегают эти животные.

Однако решетчатый знак на всех рисунках не имеет смежных частей, позволяющих идентифицировать его в качестве части загона. Он очень похож на «корзину для переноски мяса», знакомую нам по пещере Шульган-Таш. И здесь древний художник эпохи палеолита, изображая диких животных с корзиной для переноски мяса, просил у Всевышнего удачи в охоте и много мяса для своих соплеменников. Охотничий смысл сюжетов, изображенных на стенах пещеры Ласко, подтверждают и многочисленные рисунки животных, пораженных копьями и стрелами, людей, погибших на охоте, а также рисунки лошадей в неестественной, «неживой» позе с закрытыми глазами.

В зале, условно названном Пассажем, сохранились хорошо различимые 

гравировки: несколько горных козлов, быки и много лошадей.

 В конце правой стены Пассажа простирается Абсида диаметром до 5 м с куполом и двадцатиметровой по периметру стеной. На ней более тысячи начертаний. Идентифицировано двести пятьдесят животных и столько же знаков. Одни изображения сделаны поверх других, образуя цепочки лошадей, оленей, быков и других животных.

Лошади преобладают — их сто двадцать пять, бычьих сравнительно мало – тридцать восемь, благородных оленей – пятьдесят восемь. Среди изображений есть гигантские, но есть и очень маленькие; наряду с этим – множество отдельных голов. Среди всего этого нагромождения – множество знаков, в том числе прямоугольных решетчатых символов – корзин.

На стенке колодца в труднодоступном месте изображена уникальная сцена с тремя персонажами. Это бизон, из его вспоротого живота вываливаются внутренности. Убитый или раненый человек с птицеобразной головой и половым членом в характерном положении лежит, раскинув руки перед бизоном. Рядом изображены копьеметалка с рукояткой в виде птицы, наконечник гарпуна и на задней части крупа бизона – древко, а слева нарисован удаляющийся, метящий свою территорию, носорог.

Читая это пиктографическое (рисуночное) письмо можно предположить, что изображен мужчина-охотник, главенствующий в стае самец, имеющий символическую связь с птицей. Возможно, его именем или прозвищем были «ворон», «сокол», «орел» или что-то подобное. Художник желал ему победы над бизоном, чтобы была добыча, одновременно ему хотелось, чтобы он погиб, встретив носорога. Тогда пища и женщины стаи оказывались в его власти. Художник боялся охотника, и потому, чтобы скрыть свои сокровенные желания, изобразил свою картинную «молитву» на стенке колодца в труднодоступном месте.

Рисунки на стенах этой пещеры очень реалистичны, особенно это касается телосложения и поз животных, однако художники Ласко не стремились к исчерпывающему и натуралистическому отображению действительности: на рисунках нет ни флоры, ни ландшафтов. Несмотря на то, что живопись пещеры Ласко, расположенной в Западной Европе, имеет много общего с рисунками уральской пещеры Шульган-таш, в них есть и свои особенности, обусловленные разницей в климате. Так, в Ласко нет изображений мамонтов, а в Шульган-таше отсутствуют рисунки бизонов и зубров, что свидетельствует о том, что предки крупного рогатого скота тогда не жили на Урале в дикой природе. А. Леруа-Гуран считает, что пещера Ласко, как и Шульган-таш, была святилищем, чем-то вроде культового места для людей того времени.

Более поздние пещерные изображения утратили живость, объёмность; усилилась стилизация (обобщение и схематизация предметов). В последующий период, как и в пещере Шульган-таш, реалистические изображения отсутствуют совсем. Палеолитическая живопись как бы возвратилась к тому, с чего начиналась: на стенах пещер появились беспорядочные переплетения линий, ряды точек, неясные схематические знаки.

Настенные рисунки эпохи палеолита, иллюстрирующие верования людей древнекаменного века, наглядно опровергают высказанное классиками марксизма положение о том, что религия родилась на почве слабости древнейших людей, их бессилия в борьбе с природой. Ф. Энгельс утверждал, что религия «возникла в самые первобытные времена из самых невежественных, темных, первобытных представлений людей о своей собственной и об окружающей их внешней природе» (Ф. Энгельс, Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии, Госполитиздат,1952, стр. 8.). Якобы религиозные верования людей были порождены бессилием человека перед природой, обусловленным низким уровнем развития общества и ограниченностью трудового опыта. «Силы природы представляются первобытному человеку чем-то чуждым, таинственным, подавляющим. На известной ступени, через которую проходят все культурные народы, он осваивается с ними путем олицетворения. Именно это стремление к олицетворению создало повсюду богов...» (Ф. Энгельс, Анти-Дюринг, стр. 326.)

Однако ничего подобного мы не видим на рисунках эпохи палеолита. Всё гораздо проще. В основе начала верований в существование некоего высшего существа, управляющего миром, лежали элементарные инстинкты: продолжения рода, голода, ревности, зависти. Человек не боялся природы и не боролся с ней. Он жил внутри природы, и все её проявления изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год были ему знакомы и привычны. А вот чувство голода, неудовлетворенный половой инстинкт, ревность, зависть порождали в его сознании жгучие желания пищи, полового партнера – дискомфорт, от которого он и пытался избавиться с помощью высших сил. Одним словом, не страх, а желание лежали в основе первобытных верований. Страх в виде кары от тотема или Всевышнего появился позже. Его внесли первые служители культа, и на основе этого страха они обрели власть над своими соплеменниками.

Из архива: октябрь 2012г.