Андреас Гётц. «Русский тот, кто любит березы»

Я озаглавил для себя свой небольшой обзор «Современная немецко-русская литература», хотя правильнее было бы назвать «русско-немецкая литература», т. к. речь пойдет об авторах, которые говорили сначала на русском, и только потом на немецком языке. Итак, разговор об иммигрантах в Германию и в немецкую литературу. Я хотел бы представить только некоторых авторов, не претендуя на полное освещение данной темы. Выбор имен субъективен, можно было бы говорить и о других авторах и других произведениях.

Начать стоит с краткого исторического обзора переселения русскоязычных писателей в Германию. Этот обзор конечно очень приблизителен и упрощен.

То, что многие писатели из русскоязычного пространства переселились именно в Германию, неудивительно вследствие её географической близости. Для некоторых Германия была перевалочным пунктом по пути во Францию или США. Другие остались здесь навсегда. В течение XX столетия можно условно выделить четыре волны иммиграции. Первая волна была вызвана Октябрьской революцией 1917 года и к 1920 году достигла своего апогея. Речь шла о политических эмигрантах, которых преследовала новая власть или которым новая система была не удобна. Одним из них был Владимир Набоков, который прожил несколько лет в Берлине, прежде чем отправиться во Францию, а позднее – в США. Следующая, менее многочисленная волна последовала во время второй мировой войны и в годы сразу после нее. Эти сегодня едва ли известные поэты и писатели были, например, выселены немцами с их родных территорий, лишены своих корней и по различным причинам не смогли или не захотели вернуться на родину. Третья волна пришла в 1960-е годы, после хрущёвской оттепели, когда многие критически настроенные писатели были разочарованы политическим развитием страны и отправились на Запад. В это же время многих депортировали. И если в 1958 году Борис Пастернак избежал высылки, то в 1974 Александр Солженицын должен был уехать. И, наконец, четвертая волна началась в 1990-м, с окончанием холодной войны, и она отличается от предыдущих во многом. Заслуживает особого внимания то, что предыдущие уехавшие авторы продолжали писать, как правило, по-русски и оставались в своем творчестве в Советском Союзе и его реалиях. Авторы последней волны, напротив, часто меняли язык, на котором они писали и нередко меняли и темы. Они делали ставку на ту страну, в которой они теперь живут, и спорили с ней, не отрекаясь от своего прошлого и своего происхождения. Немецкая культура только выиграла от этого, так как эти прозаики привнесли новые темы, новые места действий и новые способы видения и таким образом обогатили нашу литературу.

Их, эмигрировавших в последнюю очередь, можно условно разделить на две группы. Первая – группа так называемых русских немцев, которых в Германии именуют также переселенцами, а после 1993 года – поздними переселенцами. Здесь речь идет преимущественно о потомках немецких эмигрантов, которых Екатерина Великая пригласила в Россию во второй половине XVIII века. Они должны были поселиться на Волге и у Черного моря и осваивать землю. Хотя с тех пор прошли столетия, русские немцы, благодаря своему немецкому происхождению, могли без проблем получить гражданство ФРГ. Но, так как они все же были больше русскими, чем немцами, их интеграция оказывалась часто проблематичной. Литература, которую они принесли с собой и продолжали создавать, была адресована не всему немецкому обществу, а обращена внутрь их сообщества. Поэтому эти авторы в целом в Германии малоизвестны.

К самым известным из них можно уверенно отнести Элеонору Хуммель, которая родилась в 1970-м в Целинограде. Она родом из семьи русских немцев, которые были депортированы в Казахстан. Ее родным языком был не немецкий, а русский. Попытки ее семьи выехать в Западную Германию дважды потерпели неудачу и закончились в 1982 году в Дрездене, в ГДР. Здесь Элеонора Хуммель пошла в школу и учила немецкий язык. В середине 90-х она начала писать прозу, сразу на немецком языке. Свои тексты писательница сначала публиковала в литературных журналах.

Позднее Элеонора Хуммель написала книги, вызвавшие большой интерес, например, вышедший в 2005 году роман «Рыбы Берлина» («Die Fische von Berlin»). Автор получила за него известные премии и награды. История разворачивается в Казахстане 70-х годов. Семья 12-летней девочки Алины Шмидт, немецкое происхождение которой узнаваемо уже по имени, мечтает о далекой немецкой родине. Но интересуется Алина больше прошлым своей семьи в России. Так в истории семьи Шмидт раскрывается и история немецкого меньшинства в стране. И, наконец, в 2013 году появился роман Элеоноры Хуммель «В хороших руках, в прекрасной стране» («In guten Händen, in einem schönen Land»), в котором она почти документально рассказывает о трех женщинах в 50-е годы.

Так, конечно, очень кратко о русских немцах.

Вторая группа писателей, которые с января 1991 года иммигрировали из Советского Союза в Германию и которой я посвящаю большую часть своего обзора, прежде всего, это люди с еврейскими корнями. Они приехали одни или еще детьми вместе с родителями. Ряд этих, отчасти еще молодых авторов между тем прочно вошли в литературную и культурную жизнь Германии. Их книги вызывают большой интерес и нередко получают награды. Наряду с эстетическим качеством, их тексты ценны для немецкой литературы тем, что они знакомят читателей с новыми местами действия, до сих пор малоизвестными темами и событиями. Одна из таких тем – опыт переселения из одной страны и культуры в другую. Авторы могут достоверно рассказать и об опыте потери, который переселение несет с собой, и об обогащении и о новых, часто сбивающих с толку возможностях. Привлекательно здесь для немецкого читателя не в последнюю очередь особенное восприятие того, что ему хорошо знакомо. Иммигрировавшие авторы, несмотря на хорошую адаптацию и знание языка, не теряют своего стороннего взгляда на немецкую культуру и образ жизни. Благодаря этому они видят такие особенности или странности, которые местные жители не замечают.

Немецкие газеты и литературные круги пытались найти для этих особых писателей общее понятие. Так как все они мигранты, т. е. переселенцы, близко было понятие «миграционная литература», возможно слишком близко.

Против этого навешивания ярлыков выступает писательница, которую я хотел бы представить первой, – Ольга Грязнова. Она считает понятие «миграционная литература» «спорным, расистским и покровительским»: «Миграционная литература в Германии это литература, которая другая, которая к ней (Германии) не относится, не био-немецкая (чисто немецкая). Единственное, что объединяет авторов-мигрантов это их происхождение, а не эстетическое или тематическое сходство». С этим высказыванием можно поспорить, на мой взгляд, происхождение как раз и оказывает значительное влияние на творчество автора. Происхождение является той почвой, с которой он навсегда связан корнями.

Корни Ольги Грязновой в Баку, в Азербайджане. Там она родилась в 1984 году и жила со своими родителями (оба академики) до 1996 года. Затем семья эмигрировала как контингентные беженцы. Так называют беженцев, которые до определенного количества, могут въезжать и не должны просить политического убежища или проходить иные процедуры. Ольга Грязнова приехала со своей семьей в федеральную землю Гессен, где она в одиннадцать лет начала учить немецкий язык. На вопрос, какой язык она бы назвала своим родным языком, она ответила: «Я считаю понятие “родной языкˮ довольно сложным и обратилась бы скорее за ответом к переводоведению. Там различают языки А, В и С, или первый, второй и третий язык. И в этом случае немецкий – определенно мой первый язык. В нем я чувствую себя как дома».

Грязнова сначала изучала историю искусств и славистику, позже перевелась в литературный институт в Лейпциге, где выбрала факультет «литературное творчество». Далее последовала учеба в Польше, России (Литинститут им. Максима Горького в Москве) и Израиле. И, наконец, в Берлине, где она живет, она изучала танцевальное искусство в Свободном университете Берлина. Замужем за актером сирийского происхождения, имеет от него дочь.

Эта неутомимость, беспокойный дух или, если сказать нейтральнее, мобильность создали и главного героя её первого очень успешного романа под названием «Русский тот, кто любит берёзы» (Der Russe ist einer, der Birken liebt). Книга вышла в 2012 году. Главная героиня, Маша, на первый взгляд, имеет много общего с автором: она родилась в советское время в Баку и после вооруженного конфликта в Карабахе как контингентный беженец попадает в Германию. У нее остались тяжелые воспоминания, которые её не отпускают: у её ног умерла женщина. Вместо того чтобы приспосабливаться к жизни в Германии, Маша становится человеком мира. Люди, с которыми она контактирует, приезжают отовсюду. Когда ее друг погибает после несчастного случая, она снова отправляется в бега: в этот раз её цель – Израиль, но не потому, что она еврейка, а так получилось в силу профессии.

Маша постоянно в бегах. Она не останавливается и не имеет родины. Она и цели не имеет, к которой бы шла. Героиня очень интеллигентна, но, что касается политики, довольно наивна. Например, ей не хватает понимания ситуации в Израиле. Её можно назвать эгоцентричной.

Наверняка Ольга Грязнова права, когда говорит, что «миграционная литература» не эстетичное понятие и что таким образом объединенные авторы все же сильно отличаются. Но в её случае это понятие все-таки уместно, потому что и в следующих своих книгах она остается верна выбранной теме. В её втором, опубликованном в 2016 году романе «Юридические неточности брака» (Die juristische Unschärfe einer Ehe) действие разыгрывается между Москвой и Берлином, а в только что вышедшей новой книге под названием «Бог не застенчив» (Gott ist nicht schüchtern) описывается война в Сирии. На вопрос, как она приходит к своим темам, сама Грязнова отвечает так: «Часто это то, что волнует меня в данный момент. Иногда это личный сплин, хандра. Затем уже добавляются общественные вопросы (…). Моя последняя книга появилась потому, что мой муж родом из Сирии. Он приехал в 2013 в Германию. Так все между собой и связывается».

Все сошлось и у другого автора, которого я хотел бы представить далее и который отличается от Ольги Грязновой. Он один из самых известных немецко-русских авторов в Германии, так сказать «демонстративный русский» в немецкой сфере культуры. Он имеет особый взгляд аутсайдера и ставит русских и немцев в шутку перед зеркалом. Его произведения находятся между юмористическим текстом и сатирический фикцией. Речь идет о Владимире Каминере, который говорит о себе так: «дома я русский, по профессии я немецкий писатель».

Владимир Каминер родился 19 июля 1967 года в Москве. После армии он учился на звукоинженера театра и радио. Затем обучался драматургии в Московском театральном институте. Уже в студенческие годы зарабатывал на жизнь организацией вечеринок и концертов московской рок-сцены. В 1990 году Владимир уехал в ГДР, быстро получил немецкое гражданство так что объединение Германии пережил уже будучи подданным страны. По его словам, он был в ГДР иностранцем, которого терпели, и жил четырнадцать лет с так называемым паспортом инопланетянина. Как было на самом деле, знает только он и немецкая бюрократия. Может быть, статус терпимого иностранца лучше подходит к его имиджу странника, кочующего между культурами. Владимир Каминер проявляется в своем творчестве как иронический писатель. Он писал колонки для газет и журналов, вёл еженедельную радиопередачу под названием «Мир Владимира» и постоянно выступал на телевидении. Как и в Москве в студенческие годы он и в Берлине организовывал музыкальные мероприятия. Сегодня он живет со своей русской женой и двумя детьми в Берлине.

Владимир Каминер, как уже говорилось, очень продуктивный автор. С 2000 по 2017 год он опубликовал более двадцати книг с такими названиями как: «Моя немецкая книга джунглей» («Mein deutsches Dschungelbuch»), или «Я не берлинец – путеводитель для ленивых туристов» («Ich bin kein Berliner – Reiseführer für faule Touristen»), или «Моя мама, её кошка и пылесос – беспокойство в 33 историях» («Meine Mutter, ihre Katze und der Staubsauger – Ein Unruhestand in 33 Geschichten»). И все же ни одна из этих книг не стала такой известной, как его первая книга, в 2012 году уже экранизированная, под названием «Русская дискотека» («Russendisko»).

«Русская дискотека» рассказывает в свободной и анекдотичной форме о переживаниях и наблюдениях русского в современном Берлине. При этом речь идет от первого лица, рассказчиком является сам Каминер, в рассказ вплетаются детали его реальной жизни. И все же герой в книге – это вымышленная фигура, которую не следует путать с настоящим человеком. В первую очередь его тексты рассматривают межличностные проблемы и происшествия с юмористичным потенциалом. При этом как особенности и нелепость немцев, так и странности русских, особенно русских в Германии. Сознательно используются клише, и благодаря преувеличению их можно сразу распознать.

Как и Каминер использует для своих романов реальные случаи в качестве материала и следующий автор, которого я хотел бы представить. В её случае это история её собственной семьи. Но разница этих двух текстов небольшая. В одном из интервью автор говорит о своем творчестве: «Я не пишу литературу!» в другом месте она все же делает важное ограничение, о котором позже нужно будет сказать, она говорит: «В этой книге все правда, кроме немецкого языка».

Имя автора – Катя Петровская, название её пока единственной книги «Кажется, Эстер» («Vielleicht Esther»).

Катя Петровская родилась 3 февраля 1970 года в Киеве. Сама себя называет гражданкой «последнего советского поколения» и считает, что влияние на неё оказывали «советская, русская, еврейская культуры». Изучала литературоведение и славистику в университете г. Тарту в Эстонии, а также в Стэндфордском и Колумбийском университетах в США. В 1998 году Петровская защитила диссертацию все же в России – в Московском университете. В следующем году она переехала в Берлин. Только в двадцать шесть лет начала учить немецкий язык.

В 2013 году она приняла участие и победила в конкурсе на премию Ингеборг Бахманн в Клагенфурте в Австрии с отрывком из своего романа «Кажется, Эстер». Победа сделала её внезапно известной для большой литературной общественности. Этот конкурс, кстати, представляет собой совершенно особое мероприятие. Авторы сначала отправляют жюри неопубликованные тексты. Если их выбирают, они представляют свой текст открыто публике и ряду критиков. В конце рецензенты обсуждают тексты и голосуют, весь процесс, в том числе и дискуссия, происходит публично, и даже транслируется на одном из каналов культуры в прямом эфире по телевидению. После выхода книги, отрывок которой Петровская читала, роман получил еще и другие важные премии.

Как уже упоминалось, Катя Петровская рассказывает в произведении свою собственную семейную историю, точнее историю своих предков. Она повествует и о том, как происходит её сближение с прошлым. Автор возвращается в родные для её семьи места и фиксирует произошедшие изменения, она идет в архивы и изучает материалы. Это поиск, который никогда не будет завершен, – единственная реальность. Только теперь эта реальность существует в разных версиях, в воспоминаниях, превращаясь во что-то почти уже мифическое.

Началом для рассказа и поиска послужило событие, пережитое Катей и её бабушкой Розой. Из одной своей первой загранпоездки Катя привезла бабушке пластинку с «Еврейскими песнями из Восточной Европы». В советское время религиозные конфессии и идентичность были не важны, но из-за этих песен в пожилой женщине вдруг что-то снова ожило. Цитата: «моя бабушка, которая никогда ни слова не сказала на идише, вдруг начала петь задорные песни в миноре», тем самым открылось «запертое окно её раннего детства». Реакция её бабушки на песни дала понять Петровской, что её «бабушка из Варшавы, которой больше нет». Из этой Варшавы и пошла история её семьи: «я думала, нужно рассказать только об этих некоторых людях, которые случайным образом были моими родственниками и вдруг уже весь двадцатый век в кармане».

Что это за столетие? В центре внимания, конечно, холокост, который уничтожил еврейскую культуру Восточной Европы. Центральная глава текста занята геноцидом: сперва рассказывается о массовых казнях в Бабьем Яре на Украине. Затем речь идет о марше смерти арестантов, на который надзиратели концлагеря погнали заключенных с наступлением Красной Армии, и марш этот мало кто пережил. И все же дедушка Петровской преодолел все трудности, и возникает вопрос: как ему это удалось? Прабабушка Петровской умирает в деревне Бабий Яр, а её собственный внук, Катин отец, не помнит даже, как её звали: «Кажется, Эстер», говорит он, «(…) я никогда не звал её по имени. (…) Я говорил бабушка, а мои родители называли её мамой.»

Катя Петровская подает свой материал не хронологически, а эпизодически. Рядом с историческими справками есть мифические и литературные отношения. Ранее я процитировал Петровскую: «всё правда кроме немецкого языка». Так как в тексте всё язык, можно было бы по праву сказать: итак, всё неправда. Что же верно? Предположительно, обе версии. Я хотел бы процитировать более длинный отрывок, в котором становится понятно, как проникают фикция и реальность друг в друга. Фикция здесь спасает не одну человеческую жизнь, а многие, так как нужно понимать, что, убивая одного, убивают и возможных его потомков. Важную роль в этом отрывке имеет не определенный фикус (фикция), то есть большое комнатное растение в горшке. Действие разыгрывается в Киеве, которому грозит наступление немецких войск. Киевские евреи бежали так далеко насколько возможно из города, среди них часть предков самого автора.

 «Решение принимали по сути дела транспортные средства. Кто мог, бежал из Киева. Когда Семён закричал, что семья должна через 10 минут быть внизу, там, где ждал грузовик, кадка с фикусом уже стояла в кузове. Сосед, растерявшись от этой неразберихи, поставил уже его туда для эвакуации. В кузове уже были две семьи, мешки, чемоданы, узлы и фикус в кадке, символ домашнего очага. Для другой семьи уже не было места. Семён разом снял фикус, раздвинул чемоданы, чтобы освободить место для своей жены и двоих сыновей. Так фикус остался стоять на обочине улицы Лютеранская.

Я вижу листья этого фикуса, которые в 1941 году колышутся в такт последующих событий. Этому фикусу я обязана жизнью.

Я читаю то, что мой отец написал об эвакуации. Всё верно, только нет фикуса, о котором он рассказывал раньше. Всё в целости и на своём месте: испуганный близорукий мальчик – мой будущий отец – его решительный отец в новой униформе, грузовик, соседи, чемоданы, узлы, суматоха, спешка. Всё на месте. Только фикуса в кадке нет. Когда я осознаю потерю, уходит почва из-под ног. Рычаг и точка опоры моей истории пропали.

При этом я чётко вижу этот фикус перед собой, одинокий и покинутый у родительского дома моего отца. Его листья дрожат в такт марширующих солдат вермахта. Я слышу этот топот, под который Шостакович мог бы насвистывать. Я понимаю, что мой отец пережил это только потому, что фикус убрали из грузовика. Конечно, нужно было убрать фикус. Это было бы абсурдным, если бы вместо мальчика эвакуировали фикус. Но по логике тех событий и это могло быть нормальным. Только предположение, что этот маленький мальчик случайно, по стечению обстоятельств, должен был бы остаться в Киеве – только представьте себе – то вероятность моей истории, всё мое существование подвергается сомнению. Теряется одна единственная карта, и дальше играть уже невозможно».

Вопрос, был ли фикус в действительности или придуман позже, остается без ответа, на него и нет ответа. Это и не важно, потому что правда и действительность в этом рассказе являются жестокой абсурдностью происходящего: фикус, горшечное растение, мог бы решить судьбу одного или многих людей. И мы не знаем, как часто бывало такое или что-то подобное.

 Позвольте мне в конце моего обзора ещё раз сказать об актуальной немецко-русской литературе то, что было процитировано из интервью с Ольгой Грязновой: Миграционная литература. На мой взгляд, возражение Грязновой о том, что это понятие надо отклонить, потому что оно ничего не говорит о литературе, справедливо и в то же время ошибочно. Конечно, литература авторов с ненемецкими корнями так многослойна и разнообразна как и литература «био-немцев», как сказала бы Грязнова. Есть Владимир Каминер, который юмористически рассказывает о мелочах жизни. Есть Катя Петровская, которая пишет о европейской истории. И, конечно же, есть много авторов, которые находятся между этими темами. С формальной и эстетической точки зрения понятие «миграционная литература» действительно ни о чём не говорит. Но что касается выбора тем, это понятие многое определяет. Быть чужим, без родины, быть другим или чувствовать себя по-другому, не всегда, но снова и снова. По-другому не может и быть, так как это их жизненный опыт, благодаря которому эти авторы и пишут. Итак, нет миграционной литературы, но есть литература мигрантов, которая отличается и тем самым может обогатить и уже обогатила немецкую культуру.

(перевод Г. Хисматуллиной)

Первоисточники:

1. Grjasnowa, Olga: Der Russe ist einer der Birken liebt. München 2012.

- Die juristische Unschärfe einer Ehe. München 2014.

- Gott ist nicht schüchtern. Berlin 2017.

1. Hummel, Eleonora: Die Fische von Berlin. Göttingen 2005

- In guten Händen, in einem schönen Land. Göttingen 2013.

1. Kaminer, Wladimir: Russendisko. München 2000.
2. Petrowskaja, Katja: Vielleicht Esther. Geschichten. Berlin 2014.

Литература по теме:

1. Balzer, Vladimir: Kosmopolitin auf Heimatsuche. Deutschlandradio Kultur 12.04.2012. (http://www.deutschlandradiokultur.de/kosmopolitin-auf-heimatsuche.950.de.html?dram:article_id=141227)
2. Böttiger, Helmut: Katja Petrowskaja - „Wir sind die letzten Europäer!“ DIE ZEIT Nr. 12/2014.
3. Blum-Barth, Natalia: Deutsch-russische Literatur nach dem Mauerfall. Versuch einer Bestandsaufnahme. Literaturkritik.de Nr. 12 (http://literaturkritik.de/public/rezension.php?rez_id=20072)
4. Hammelehle, Sebastian: Familiengeschichte „Vielleicht Esther“. Nächster Halt Holocaust. Spiegel online, 11.03.2014 (http://www.spiegel.de/kultur/literatur/katja-petrowskaja-vielleicht-esther-a-957065.html)
5. Kasack, Wolfgang: Die russische Schriftsteller-Emigration im 20. Jahrhundert. Beiträge zur Geschichte, den Autoren und ihren Werken. München 1960.
6. März, Ursula: Sie ist auf Alarm. Sie sucht eine Schulter zum Anlehnen. Sie schläft nicht. Sie haut ab. Roman von Olga Grjasnowa. DIE ZEIT Nr. 12/2012
7. Moser, Samuel: Katja Petrowskajas Buch „Vielleicht Esther“ – Auf der Schwelle von Mauthausen. Neue Züricher Zeitung 05.04.2014. (https://www.nzz.ch/feuilleton/buecher/auf-der-schwelle-von-mauthausen-1.18277615)
8. Olga Grjasnowa findet Label „Migrationsliteratur” unsäglich. (http://www.stern.de/kultur/interview-olga-grjasnowa-findet-label--migrationsliteratur--unsaeglich-7384446.html)

Из архива: июнь 2017г.