Все новости
Культурная среда
26 Сентября 2022, 10:21

Наталья Санникова. Болдино.Осень. «Живое слово»

Это событие не имеет срока давности: оно живет и длится в тебе, как память о дорогом человеке, который остался необратимо далеко. И речь эта заведена издалека для тех, кто рядом, кто помнит и дорожит.

О «веселом чиновнике»

Александр Сергеевич – непревзойденный рассказчик баек. Видимо, за это качество заезжие журналисты нарекли его «веселым чиновником», а трудится он на ответственном посту заместителя главы администрации Большеболдинского района – того самого, да. И все байки так или иначе связаны со знаменитым селом, а самые любимые, конечно, – о Пушкине. Свою первую книжку-сборник анекдотических историй Александр Сергеевич назвал «Как Пушкин бакенбарды сбрил». Привиделось, говорят, такое одному практиканту-экскурсоводу после веселой бессонной ночи. А «фирменная» болдинская байка, связанная с Пушкиным, повествует о том, как снимался фильм о событиях 1830 года – первом приезде поэта в Болдино, и была в кино сцена, когда Пушкин въезжает в село, – ничего особенного, если б не древний дед, живший в «пограничной полосе», как раз по пути следования болдинского помещика. Как гласит предание, старожил был тот еще «кадр» – принимая по бутылке водки в день (вероятно, в качестве «антифриза»), он уверенно шел на рекорд по выживаемости в условиях сурового российского климата, но кинематограф сыграл с ним роковую шутку. Представьте: в кои-то веки выбрался дедушка на крылечко до ветру, а тут, глядь, мимо лошадка саночки везет, а в санях собственной персоной… «Барин! Барин едет!» – возопил, бухнувшись на колени, живой свидетель давно минувших дней, а через неделю, говорят, и неживой совсем стал – забыл вовремя принять поддерживающую жизнеспособное состояние дозу «эликсира».

Вот эту байку нам и рассказал Александр Сергеевич Чеснов – человек добродушный, большой – настоящий болдинский. Вырос по соседству с усадьбой Пушкиных, где работала экскурсоводом его матушка, все детство провел на берегу барского пруда с удочкой – карасями подкармливал музейного кота Ваську. Уже в сознательном возрасте чуть было несознательно не задавил на своем неисправном «Москвиче» Олега Янковского, приехавшего в Болдино на съемки фильма «Мой талисман». И об этом случае он тоже вспомнил в своих «Околомузейных историях». А еще, как и можно было предположить, Александр Сергеевич пишет стихи. Он автор Болдинского гимна, в котором есть такие строчки:

И покуда живу, верю я,

Что и в трижды космическом веке

Будет Пушкина помнить Земля.

Будет Болдино жить в человеке.

Побольше бы таких «веселых чиновников» – может, и вправду жить стало б лучше и веселее, как сказал совсем другой поэт.

«На свете счастья нет…». А в Болдине – извольте!

А «барин»-то никуда и не уезжал, он и сейчас – здесь! Эта мысль осеняет в Болдине как откровение, учащая пульс, и хочется по примеру героя вышерассказанной байки рухнуть на колени. С этим ощущением незримого присутствия, заклиная память запечатлеть и сохранить, не входишь, а проникаешь в музей-заповедник поэта, будто в другое измерение. И здесь, проникнувшись, мы с вами совершим небольшую прогулку с Пушкиным в уме и сердце по усадьбе с просторным парком, где все дорожки сливаются-переливаются друг в друга и выводят к дому.

В предложенные обстоятельства позапрошлого века верится безоговорочно, воображение охотно дорисовывает подробности: вот на барской кухне томится в печи любимая Хозяином грешневая каша; из трубы небольшой баньки вьется сладкий дымок; в людской – обычная деловая суета, и мы не будем путаться под ногами, свернем к старинному верхнему пруду, постоим на горбатом мостике, стараясь не мешать одиночным и массовым фотосессиям паломников. За мостом, чуть в стороне, разглядим сидящую на поляне молодую крестьянку, прильнувшего к ней задумчивого кучерявого мальчика и рассыпавшиеся яблоки в траве у их ног. Мы послушаем недолго, о чем они молчат, и, подивившись убедительности скульптурной композиции, пойдем дальше, мимо рыжих кленов, по светлой березовой аллее, и, конечно, обнаружим на неведомых дорожках тот самый дуб с тем самым ученым котом, говорящим вполне по-человечески, и прочие чудеса. И, разумеется, не поверим, что волшебство это – дело рук нижегородских актеров. А потом доберемся до «беседки сказок» с видом на уютные заводи нижнего пруда. В этой болдинской живой воде плескалась золотая рыбка, прежде чем автор выпустил ее в открытое море русской литературы; по преданию, в этой самой беседке родился хитроумный Балда, а золотой петушок оглашал своим «кири-ку-ку» болдинские окрестности. Наконец, мы забредем в самый дальний и заповедный угол парка, на Буравушкину горку, где стоит часовня Архангела Михаила, и нам подскажут добрейшие экскурсоводы, что церковь восстановлена в традициях русского деревянного зодчества XVII века к 200-летию со дня рождения А.С.Пушкина. Говорят, он любил бывать на этом самом во всех смыслах слова возвышенном месте. Отсюда открывается волшебный вид на село с его повседневными заботами. И здесь совсем близко вечное небо. Время кажется такой условностью, что плюс-минус пару веков – не в счет, потому что всегда был этот закат, которым любовалось восходящее в зенит «солнце русской поэзии». И сейчас, по привычке к ежедневным конным прогулкам, Хозяин здешний выехал навестить поля пустые, леса, недавно столь густые, да и задержался, настигнутый вдохновением.

 

И пробуждается поэзия во мне:

Душа стесняется лирическим волненьем,

Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,

Излиться, наконец, свободным проявленьем…

 

Стихотворение «Осень» написано в селе Большое Болдино. «Что за прелесть здешняя деревня! – писал А.Пушкин 9 сентября 1830 года другу, родственнику, издателю Петру Плетневу, – вообрази: степь да степь; соседей ни души; езди верхом сколько душе угодно, пиши дома, сколько вздумается, никто не помешает. Уж я тебе наготовлю всячины, и прозы и стихов…» И обещание сдержал, наготовил. Только в первый болдинский «заезд», запертый холерным карантином, за три месяца создал полсотни шедевров: и «Повести Белкина», и «Маленькие трагедии», и последние главы романа «Евгений Онегин», сказки, стихи, не считая критических статей и набросков. Потом было еще две, менее ударных, но тоже плодотворных, болдинских «смены», а в общей сложности Пушкин провел в усадьбе не больше пяти месяцев. «Но именно здесь, – расскажут вам самые лучшие в мире экскурсоводы, – поэтом были созданы наиболее значительные произведения», – и в подтверждение вы увидите в кабинете классика еще не успевшее остыть перо и – в особом болдинском притяжении к перу – многочисленные листы бумаги, через край заполненные затейливым почерком – свободнотекущее незастывающее живое слово…

Литературоведы, пытаясь разгадать загадку «Болдинской осени», выдвигают версии, говорят, мол, Пушкин всегда любил опасность, так было и на Кавказе в 1829 году, так и близость смертельной болезни в разгар эпидемии «обострила чувства, удвоила силы, вселила дерзость». Недаром он писал в «Пире во время чумы»: «Всё, всё, что гибелью грозит,\ Для сердца смертного таит\ Неизъяснимы наслажденья...». На самом деле все очень просто (во всяком случае, так считают болдинцы): здесь гению никто не мешал, ничто не отвлекало его от творчества. Удачно совпали место, время и душевное состояние поэта. Здесь у него было все: и покой, и воля, и даже, осмелимся предположить, то, чего, по его же словам, на свете вовсе не существует – счастье.

«Пошлите мне слово живое…»

А ведь в первый раз поэт ехать сюда не хотел. Писал с дороги Плетневу, что на душе «грустно, тоска, тоска», оно и понятно – уезжал от невесты по скучному прозаическому поводу – разбираться с имущественными делами, принимать в хозяйские руки отцовский подарок к свадьбе – часть родового имения. Направлялся он в Болдино с тревожными мыслями: «Бог весть, буду ли иметь там время заниматься и душевное спокойствие, без которого ничего не произведешь…». И поначалу тревога не отпускала – до него доходили вести о многочисленных жертвах холеры, и ни одной весточки из Москвы – о будущей жене, друзьях. Он взывал к Михаилу Погодину: «Пошлите мне слово живое, ради Бога. Никто мне ничего не пишет… «. В 2008 году с крыльца веранды Пушкинского дома эти строки письма цитировала генеральный продюсер Международного мультимедийного фестиваля «Живое слово», руководитель нижегородской медиашколы – Центра «Практика», журналист, телеведущая Нина Зверева. Тогда был третий фестиваль, и уже побывали в Болдине многие именитые гости – писатели, актеры, режиссеры, звездные радио- и телеведущие. Коллеги из региональных СМИ устремились к этому, по точному выражению Светланы Сорокиной, намоленному месту.

Задача фестиваля, как ее формулируют организаторы, – «повысить степень ответственности работников средств массовой информации за СЛОВО, как элемент национальной русской культуры», а где еще говорить об этой ответственности, как не на земле поэта, которого называют создателем современного русского литературного языка? И Большое Болдино душевно приняло «Живое слово», сроднилось с ним. За шесть лет фестиваль вырос, расширился и географически – в этом году в Болдино приехали конкурсанты из Канады, Израиля, Латвии, Белоруссии, а также почетный гость из США – поэт Джулиан Генри Лоуэнфельд, который презентовал книгу своих переводов на английский язык (они, кстати, одни из лучших в мире) произведений Пушкина; и содержательно «Живое слово» с каждым годом становится богаче: к профессиональному конкурсу для журналистов прибавилось несколько дополнительных творческих, в том числе, «Сеть для друзей», «Верность родному слову», «Живые истории». Без малого тысячу работ, присланных на все номинации, пришлось рассмотреть в этом году жюри фестиваля и выбрать всего 40 финалистов. Замечательное нововведение шестого фестиваля – альманах «Живое слово», в котором опубликованы вошедшие в шорт-лист работы финалистов литературных конкурсов. Для иллюстрации – пример из подборки пяти лучших поэтов:

Я не люблю черновиков:

Вот так привыкнешь жить потом

Со всей уверенностью в том,

Что грязь тебе простится.

Я не люблю черновиков,

Я сразу набело пишу

И новый лист не попрошу,

Хоть клякса на странице.

Автор – молодой поэт из Астрахани Анна Идиатуллина – победитель поэтического конкурса «Душа и слово». Мы подружились с Анной, и чтобы вы представили, каких необычных людей притягивает Болдино, расскажу забавный эпизод, которому была свидетелем. Дело в том, что у Анны – русая коса, и она ниже не только пояса. В один из дней фестиваля на широкой болдинской ярмарке, которая по традиции проходит в День села, пока мы дивились на местный хэндмейд и угощались разносолами, за Аниной шикарной косой увязался длинный хвост из разновозрастных мужчин. Стихийное мужское собрание, посовещавшись и выбрав подходящий момент, делегировало к нам двух «уполномоченных». Протиснувшись сквозь ряды праздных гуляк, сельские парни, смущаясь и робея, попросили: «А косу можно потрогать, неужто настоящая?!». Аня великодушно разрешила. Пораженные мимолетным виденьем, фомы неверующие удалились, почесывая в затылках. Похоже, и они запомнят «Живое слово».

Тест по литературе

Осень – это тоже маленькая жизнь. А если осень – болдинская, то за несколько фестивальных дней проживаешь опыт, неизмеримый в количественных единицах. И в этой свалившейся на тебя неслыханным бонусом, дополнительной жизни особая ценность – общение с людьми, с которыми, скорее всего, ты больше никогда не встретишься вот так – вживую, чтобы до утра в узком кругу с широкой географией – Кострома-Сочи-Нижний Тагил- Красный Сулин-Астрахань-Уфа – обсуждать в холле полуспящей гостиницы проблемы региональной журналистики, а с утра пораньше бежать на мастер-классы. Да, «Живое слово» – это не только экскурсии, чтение стихов на веранде Пушкинского дома, награждение победителей, настоящий бал с мазурками-котильонами, спектакли, цыгане с песнями-плясками, но и, между прочим, серьезная учеба. В этот раз ставший на фестивале традиционным диктант от редакторов портала «Грамота.Ру» Юлии Сафоновой и Виктора Свинцова был наводнен модными заимствованиями, правописание которых русский язык только-только приспособил под себя: Фейсбук, Твиттер, ньюсмейкеры, блогеры, эсэмэски и проч. На мастер-классе известного лингвиста, профессора РГГУ, автора нашумевшей книги «Русский язык на грани нервного срыва» Максима Кронгауза коллективными усилиями выбирали «Слово года-2011». Победила «полиция», значительно оторвавшись от своих конкурентов, таких как «народный фронт», «вертикаль власти», «тандем», «РосПил», «Манежка», «бесогон», «праймериз» и «ледяной дождь». Литературные тесты от профессора Валерия Мильдона, в которых предлагалось по цитате назвать произведение, автора, героя или время написания того или иного текста, повергли в уныние всех тестируемых – стало очевидно: чтобы ответить на эти вопросы, надо внимательно перечитать всю русскую литературу, начиная с предшественников Пушкина.

Валерий Мильдон – автор нескольких литературоведческих книг, преподает во Всероссийском государственном университете кинематографии и слывет легендой среди студентов и выпускников. Говорят, на его лекциях, посвященных истории русской литературы 19 и 20 веков, неизменный аншлаг. На фестивале «Живое слово» В. Мильдон – частый почетный гость. В этот раз он представил на мастер-классе свое эссе «А был ли Серебряный век?». По убеждению профессора, Серебряного века не было. Своей точкой зрения на литературный процесс он поделился в нижеследующем интервью.

 Валерий Ильич, как вы оцениваете то, что происходит в современной русской литературе?

– В наше время появилось много талантливых прозаиков, и это обнадеживает – можно ожидать нового подъема русской литературы. Мы выкарабкиваемся из того провала, в который была погружена литература очень жесткой необходимостью обслуживать идеологию. Художественное творчество обслуживать ничего не должно. Художник может служить только музам, т.е. заниматься изображением того, что (тут я цитирую Достоевского) у него «носится в уме и на сердце». Как только тот же Достоевский или Толстой брались за перо, чтобы написать то, что они полагали своим долгом написать, получалось плохо. Поэтому считаю неудачным роман Достоевского «Бесы», много неудачных страниц есть в замечательном романе Толстого «Воскресение», потому что он там поставил себе цель – показать, как перевоспитываются Катюша, Нехлюдов, и это вызывает изумление – так быстро не бывает.

– Среди талантливых современных прозаиков кого бы вы отметили?

– Захар Прилепин – несомненно, одаренный человек, а роман «Санькя» – очень яркое произведение, причем не только потому, что там много языковых удач. Вообще, язык – это то, что наиболее трудно дается писателю, и, думаю, Прилепину язык, в особенности разговорный, удается. И второе, что очень важно в этом романе, – там почувствованы невидимые самому обществу токи, в нем происходящие, и выражено это в стихийном бунте молодых людей против существующих порядков. Бунт обреченный – они это осознают, но через бунт освобождают хотя бы себя от того, что терпеть не могут. Такие настроения в обществе есть, и если положение не изменится, нас ждут тяжелые времена. Вот это Прилепин хорошо выразил, и в этом большая ценность – передать то, что не могут люди, не занимающиеся художественным творчеством. Русская литература 19-го века очень богата такими произведениями. Прилепин продолжает классическую традицию, не ставя это, конечно, своей целью. Как настоящий художник, он просто выражает, что ему близко, что его задевает. Сейчас еще назову…Не вспоминаются не потому, что некого назвать, а потому что десятки первоклассных авторов – трудно выбрать…

– Есть и женщины-прозаики, например, Людмила Улицкая, Дина Рубина…

– Улицкая – очень неровный автор. Из того, что я у нее прочитал, выше всего ставлю «Казус Кукоцкого» – роман, в котором она со свойственной чуткой женщине интуицией, усиленной интуицией художника, передала тот дух освобождения, который все-таки не умер в нашем обществе. Кроме того, она очень ясно и отчетливо проговорила то, что до сих пор либо не желают говорить по разного рода соображениям, либо просто не понимают: целенаправленное понижение уровня человеческого, происходившее начиная с 20-х годов прошлого века и вплоть до сегодняшних дней, продолжается – мы наблюдаем это в отбрасывании всего того, что выходит за весьма невысокий уровень политической или идеологической целесообразности. Идет отбор посредственностей на всех политических и общественных уровнях. В результате мы имеем среду неблагоприятную для развития талантов, которые пока еще не вымерли. А благоприятной будет та среда, которая не отбрасывает людей, расходящихся во взглядах с правящей властью.

Отличный роман Дины Рубиной «На солнечной стороне улицы». Хорош тем, что тоже передает те настроения, которые вселяют надежду. Главная героиня сама добивается того, чтобы ее жизнь была такой, какой она хочет. Это, безусловно, уникальный персонаж вообще для русской, а тем более советской литературы, потому, что там главная задача была – служить каким-то коллективным интересам, а своя жизнь отбрасывалась, и это плохо, ведь у человека кроме своей жизни ничего и нет. Надо думать об отдельном человеке, тогда и народу будет жить хорошо. Вот у Рубиной героиня с помощью собственного характера, воли добивается того, чего хочет. Это заставляет читателя задуматься: а может, и мне так? И это не эгоизм, а противоположный эгоизму индивидуализм. На эгоиста опереться нельзя, а на индивидуалиста можно, потому что он понимает: другие такие же индивидуальности, и он относится к ним, по крайней мере, не агрессивно в отличие от эгоиста. В советской литературе индивидуализм был бранным словом и сопровождался прилагательным: «буржуазный», но ведь индивидуализм не бывает буржуазным или каким-то другим. «Индивидуализм каменного века» звучит смешно. Почему-то никто не обращал внимания на эту явную нелепость.

– Есть еще такое явление в литературе, как Сорокин…

– Сорокин тоже принадлежит к числу авторов, появление которых внушает надежду. Он мастерски использует языковые средства, владеет искусством увлекательного повествования. Правда, при всем богатстве фантазии, есть в его произведениях некоторое однообразие: все они построены по принципу «анти»: все, что носило в советскую эпоху положительный смысл, при виртуознейшем изображении получает отрицательный знак.

Но смотрите, мы с вами поговорили о Прилепине, Сорокине и Улицкой. Это совершенно разные художники. Вот такого разнообразия не было в советское время. Сейчас оно есть, и это хорошо, и это, повторюсь, вселяет надежду.

 Как вы относитесь к биографическим книгам о писателях и снятым по ним сериалам?

– Читал книгу Дмитрия Быкова о Пастернаке – очень много вопросов творческого плана к автору, хотя Быков, безусловно, талантлив. А вообще, не люблю биографических книг. Читайте, изучайте творчество писателя, набирайтесь ума от его творчества, а зачем знать, какой он в жизни? Выдающийся писатель не обязательно выдающийся в быту человек. И сериалы о писателях я не смотрю – тот, кто после сериала берется, скажем, за книги Достоевского – это, по-моему, пропащий человек, он ничего не вычитает! Хотя, может, один из тысячи скажет: батюшки, а я и не знал. Но это очень накладно такими средствами привлекать читателя. Надо говорить с помощью экрана о творчестве писателя что-то такое, чтобы потом потянуло почитать его книги.

– Вы говорили о прозе, что выкарабкиваемся из провала, о поэзии то же самое можно сказать?

– Мы сейчас живем в эпоху, когда господствует проза. Начинается литература вообще с поэзии. Во времена Пушкина все были поэты, роман считался низким и недостойным художника жанром. Но русская литература быстро взрослела, и уже послепушкинское поколение все – романисты. Потом, на рубеже 19–20 веков, вновь наступила эпоха расцвета поэзии – это было, по сути, продолжение Золотого века – Серебряным веком ее странно называть. Тогда почти каждый год рождались первоклассные авторы. Кроме того, помимо литературы в ту пору были взлеты в музыке, живописи, науке, изобретательстве – Россия показала всему миру, что она обладает несметным количеством талантов. Ничем подобным Европа того периода не может похвастаться.

В советское время, конечно, тоже были крупные поэты, но не в том количестве, в каком они должны были бы быть, если бы линия развития, начатая на заре 20 века, двигалась непрерывно и не была бы обрублена. Это гипотеза, проверить нельзя, но я думаю, это так.

– Мы находимся в Болдине. Как бы вы определили ту роль, которую сыграл классик в судьбе русской литературы?

– Для русской литературы Пушкин – начало начал, и к нему так и надо относиться. Он по натуре авангардист. Пушкин-прозаик – авангардист в том, что он прокладывает новые пути, по которым ему самому не удалось далеко пройти, но последующая русская литература вся двинулась по этим путям. Он приготовил очень многое и в языке, и в композиции, и в тематике. Он первый в русской литературе изобразил в «Капитанской дочке» человека чести, причем показал честь, как индивидуальное понятие, которым овладел инстинктивно 16-летний мальчик, ведь в повести постаревший Гринев рассказывает о себе 16-тилетнем! Упомянутые нами сегодня современные авторы в своем творчестве тоже показывают: всё, что составляет достоинство человека, что отличает его от животного – это индивидуальное понятие, которого у животного нет, – собака лает не в силу своей натуры, а потому, что так делали ее предки, и вы ее не заставите кукарекать, а с человеком так иногда происходит, к сожалению. А вот Пушкин показал, что нет, не происходит. Не должно происходить.

 «Что из произведений Пушкина вы любите больше всего? – такой вопрос среди прочих был задан другому почетному гостю фестиваля – Захару Прилепину. Писатель, будучи давним другом «Живого слова», откликнулся на приглашение организаторов и приехал на встречу с участниками фестиваля прямиком из керженских лесов, что под Нижним, где, недалеко от старообрядческих монастырей, он со своим разросшимся семейством (недавно у писателя родился четвертый ребенок) поселился в поисках простора, тишины и покоя – «там совсем не ловит мобильная связь, не работает Интернет, я чувствую себя там чудесно», – говорит Прилепин. Надо полагать, писатель обрел свое «Болдино». На вопрос о Пушкине он ответил, что вообще одна из его самых любимых книг – «Капитанская дочка», и вспомнил толстовское определение пушкинской прозы: «идеальная иерархия слов».


А мы здесь припомним, что осень 1833 года, после поездки на Урал, А.С. Пушкин снова провел в Болдине. И в письме к жене он так описал свой трудовой день: «Просыпаюсь в 7 часов, пью кофей и лежу до 3-х часов. В 3 часа сажусь верьхом, в 5 в ванну и потом обедаю картофелем, да грешневой кашей. До 9 часов – читаю». Когда болдинский экскурсовод посвятила нас, журналистов, в столь интимные подробности жизни классика, кое-кто из коллег не без зависти вздохнул: «Да, в таких-то условиях чего бы не творить?!». Между тем заметим, что у поэта был 8-часовой рабочий день: то, что он называл «лежу до 3-х часов», – это, как поясняют пушкиноведы, привычка работать в постели. Так что, вероятно, муза у классика, действительно, «жила не выходя». Захара Прилепина в Болдине пытали на разные темы, и про музу не преминули полюбопытствовать, мол, вы пишете, когда она вас посещает, или как?

Захар Прилепин: «Муза ждет в изголовье, когда я проснусь…»

Так брутальный лауреат «Нацбеста» отшутился на вопрос о музе. «Представьте мою жизнь, – говорит он. – У меня дома собака огромная во дворе, дети вокруг, жена – и я буду ждать музу…Вдохновение меня не посещает, я не знаю этого чувства, я работаю каждое утро, просыпаюсь, сажусь за компьютер и до 12 часов что-то пишу…». Тут кто-то из журналистов припомнил Прилепину его стихи. Но и здесь прозаик отмахнулся, мол, чего уж там – был тогда глубоко юным человеком, написал 40-50 стихотворений, а потом «перекрыло», хотя поэзия учит тому, что Есенин называл «словесной походкой» – правильно передвигаться в пространстве текста. И снова, открещиваясь от поэзии, Прилепин кивает на прозу жизни: «У меня лысая голова, я вешу 85 кг, у меня четверо детей, а я сяду и буду придумывать рифму к слову сирень – невозможно это представить… Другое дело – проза – как-то помужественнее занятие, – и скромно добавляет: – А проза у меня очень хорошая».

Развивая тему, Захар Прилепин поясняет: книги он пишет о том, что его глубоко волнует в собственной жизни и в своей стране. Поэтому первый роман «Патологии» – о чеченской войне, роман «Санькя» – о молодых революционерах – аналог горьковского романа «Мать» с поправкой на другое столетие. И последующие книги – «Грех», «Черная обезьяна» – о том, что все мы стоим на пороге каких-то чудовищных метаморфоз, которые могут случиться с нашей страной. Россия нуждается в новой элите – аристократии, чтобы возродились опошленные сейчас принципы империи, чести, семьи, мужества.

Свой новый роман «Черная обезьяна» сам автор назвал мрачнейшей книгой. Причина этой мрачности в том, что сегодня, по убеждению Прилепина, в России нет никакой почвы, пространства, где бы мужчина мог реализовать свою пассионарность, силу, то же мужество, и даже агрессию – все эти ходы перекрыты медиаструктурой: теперь совершенно невозможно, чтобы на первых полосах газет были люди, занимающиеся созидательным трудом: какой-нибудь успешный офицер, фермер, рабочий – «все медиапространство заселено шоу-бизнесом, мужчинами, которые похожи на мужчин, женщинами, которые удачно вышли замуж – вот пространство нашей жизни и наших идеалов…». Каковы идеалы, такова и жизнь: «Черт знает, что творится с русскими мужиками, погрязшими в какой-то совершенно невозможной похоти, мне самому на это смотреть тошно, и я написал об этом книгу, где главный герой – отвратительный мужчина – шляется по бабам и превращается – простейшая такая метафора – в обезьяну, причем в черную обезьяну. Если кто-то считает, что я писал про себя, бог с ним, пусть считает. Сергей Шнуров и вовсе прочитал книгу, вынес ее во двор и сжег. Мне эта реакция даже приятнее, чем похвала, потому что не поленился выйти во двор, не пожалел бензин, долго сидел во дворе, потому что книги долго горят, собрал еще друзей из группы «Ленинград»… Вот показатель, что бывает с плохими книгами».
Писатель, конечно, кокетничает – роман «Черная обезьяна» получил массу высоких оценок весьма строгих критиков, хотя, заметим, есть и прохладные, и даже жесткие рецензии. Автора упрекают (например, Алла Латынина) в отсутствии смысла, рассыпающемся сюжете и различных нестыковках. Вообще «Черная обезьяна», по словам Прилепина, вызвала совершенно неожиданную для него реакцию: от сочувствующих звонков жене до обвинений в национализме. Опровергая домыслы и вымыслы, Захар Прилепин заявил, что в книге нет никаких националистических и расистских манифестов. Правда, однажды он вынужден был объясняться по поводу названия романа. Так, на книжной ярмарке в Англии к нему подошел афроамериканец, выросший в Сормове, они разговорились, и темнокожий поклонник творчества Прилепина спросил, как называется его новая книга, а услышав название, обиделся. Пришлось оправдываться, что вообще-то роман о русских мужиках, хотя часть действия происходит в Африке. «В общем, мои западные издатели говорят, что на Западе название «Блэк манки» будет вызывать желание сжечь книжный магазин», – шутит Прилепин.

Между тем некий западный продюсер заинтересовался рассказом из сборника «Ботинки, полные горячей водкой» – не исключена экранизация, и может быть, русского мачо сыграет Микки Рурк. Хотя, как рассказал на встрече с журналистами Захар Прилепин, сценическая и экранная судьба его произведений складывается непросто. Например, роман «Патологии» собирался экранизировать Андрей Панин, но выяснилось, что тема Чечни у нас закрыта, – экранизация свернулась, не начавшись. Петр Буслов («Бумер», «Высоцкий») также безрезультатно «покушался» на «Санькю», правда, Кирилл Серебренников сделал по «Саньке» спектакль, который с аншлагом шел в Москве на «Винзаводе». Как говорит Прилепин, банкиры приходили смотреть, что с ними будет, «если эти революционеры придут к власти».

«Не буду скрывать, на всех встречах все разговоры – всегда про политику», – прокомментировал он вопросы журналистов про его дискуссии с Петром Авином, про отношение к различным лозунгам типа «Россия – для русских» и т.д., но, по мнению писателя, самое важное происходит не в политике, а в литературе, причем в сфере языка. «Задача недостижимая, но я ставлю ее перед собой – каким-то идеальным образом составить знакомые слова, чтобы они дали неожиданный эффект узнавания чувства, ситуации, любви, страсти, ненависти, чего угодно, потому что можно написать слово «ненависть», а можно написать так, чтобы внутри все заклокотало».

Добавим, что и Алла Латынина, раскритиковавшая роман «Черная обезьяна» по многим пунктам, тем не менее, отметила в числе сильных сторон Прилепина - образность, метафоричность, умение «складывать слова». «В «Черной обезьяне» у меня хороший русский язык», – заверил Прилепин журналистов в Болдине. На уточняющий вопрос, а с чем это связано, ответил: «Я взрослею».

PS: Это событие, место и время, форма и содержание которого располагают к взрослению. Поэтому сознательно впитываешь все, что в силах воспринять, всеми чувствами, желая накопить впрок, как запас тепла, чтобы перезимовать. В надежде, что когда-нибудь это повторится: «Живое слово». Осень. Болдино.

Из архива: январь 2012г.

Читайте нас: