Мурат Рахимкулов. Первый роман о "первом башкире"

В конце 1929 года в Москве увидел свет роман «Салават Юлаев». Имя великого сына башкирского народа стало известно миллионам читателей. Значение этого события для духовной жизни башкирского народа трудно переоценить.

По словам Мустая Карима, «в течение двух столетий Салават остается первым башкиром, превратившись в символ своей нации. Его помыслы намного опережали время. Из всех предводителей многих башкирских восстаний он первый осознал, что свободу и независимость невозможно завоевать в одиночку, потому он пошел к русскому казаку Емельяну Пугачеву и под свое знамя собрал не только башкир, но и другие народности, жившие в башкирском крае. Пробудившись сам, словом и делом пробудил он подлинное национальное самосознание башкир — самосознание, вытекающее из понимания общности судеб разных народов, исключающее превосходство одних над другими»: именно таким предстает Салават Юлаев со страниц одноименного романа Степана Павловича Злобина (1903—1965), известного мастера русской исторической прозы.

Романы писателя «Салават Юлаев», «Остров Буян» и «Степан Разин», отразившие важнейшие вехи освободительной борьбы народов нашей страны в XVII—XVIII веках, прочно вошли в сокровищницу отечественной литературы. Большую популярность получили также монументальные исторические полотна «По обрывистому пути» и «Пропавшие без вести», соответственно посвященные предреволюционным событиям начала XX века и периоду Великой Отечественной войны. Но самой известной книгой Злобина несомненно стал «Салават Юлаев».

Благодаря этой книге имя национального героя башкирского народа возродилось буквально из полузабытья. Как свидетельствуют многочисленные читательские отзывы, полученные автором, роман о Салавате вызвал большой интерес не только на родине легендарного батыра, но и далеко за ее пределами. Этому во многом способствовало романтически восторженное описание молодым писателем подвигов бесстрашного «пугачевского бригадира, певца и импровизатора». Салават действительно предстал «первым башкиром», «символом своей нации».

Обращение Злобина к образу Салавата Юлаева было не случайно: жизнь и творчество писателя тесно связаны с Башкирией. Еще в детстве он некоторое время жил в Уфе, учился в реальном училище. Вторично в Башкирию он попал через десять лет: за три месяца до окончания очень престижного в то время Высшего литературно-художественного института имени В.Я. Брюсова он был арестован как анархист, отсидел два месяца в Бутырской тюрьме, а затем, в конце мая 1924 года, выслан в административную ссылку в Уфу.

«...Летом 1924 года, — вспоминает писатель, — я оказался в Уфе, где преподавал литературу и русский язык. А к лету 1925 года вспышка туберкулеза вывела меня из строя, пришлось отказаться от преподавания и поступить статистиком в Башкирский Госплан. Участвовал в экспедиции по горно-степному и горно-лесному районам Башкирии, много ездил верхом, ночевал на башкирских кочевьях, охотился, изучал башкирский язык, записывал песни, местные предания, пословицы, поговорки». Эти материалы легли в основу литературно-этнографических путевых заметок С. Злобина «По Башкирии» (1928). Через 70 лет после первой публикации они полностью перепечатаны в IV томе сборника «Башкирия в русской литературе, в шести томах». В ту же пору совместно с А. Кийковым им была написана для первого издания Большой советской энциклопедии статья «Башкирская АССР», свидетельствующая о хорошем знании особенностей быта башкирского народа, а также истории, экономики и культуры края.

В 1925—1927 годах С. Злобин работал над повестью «Дороги». Она была принята московским отделением Харьковского издательства «Пролетарий», но не напечатана, так как не удовлетворила требовательного к себе автора, и он сам настоял на том, чтобы рассыпать уже готовую верстку. Кстати, аналогичная участь постигла и первую редакцию романа «Степан Разин». В 1941 году роман был закончен, принят издательством и даже иллюстрирован. Прежде чем отдать рукопись в типографию, автор решил еще раз ее «посмотреть» и... раздумал печатать. «Издательство подало на автора в суд с требованием или отдать роман в производство, или возвратить полученный аванс, — вспоминает С. Злобин. — Даже в суде, смеясь, говорили, что в первый раз видят такое положение, когда издательство считает книгу готовой, а автор требует права на доработку. Хорошо, что к этому времени подоспел гонорар за фильм «Салават Юлаев». Старый друг Салават помог мне с честью выйти из затруднения, и, возвратив аванс, я унес домой неизданную рукопись».

Некоторые отрывки повести «Дороги» в виде самостоятельных небольших рассказов были напечатаны в хрестоматии «Башкирский край», изданной в 1927 году в Уфе. Рукопись же повести хранится в Российском государственном архиве литературы и искусства в личном фонде писателя. Главный герой повести — башкир Нур-Камиль. Он был кузнецом, певцом-кураистом, испытал на себе тяжесть самодержавного гнета, бунтовал, прошел школу жизни в царских застенках и вернулся в родные края, набравшись революционных идей. Через судьбы главного героя и лиц, с которыми он вступает во взаимоотношения, в повести отражаются важнейшие исторические события, происходившие с конца минувшего столетия до Октябрьской революции. Завершается она изображением некоторых эпизодов Гражданской войны на территории Башкирии.

Наряду с действительными событиями в повести «Дороги» много вымышленного, идущего от фольклора, отсюда и возвышенно-романтический тон, и мягкий лиризм, и переплетение реального со сказочным, то есть все то, что часто встречалось в нашей краеведческой литературе 20-х годов.

Пестрота стиля и, главное, изменение политических установок по отношению к деревне — начало коллективизации, борьба с кулаками, — все это, вместе взятое, в конечном итоге и остановило автора.

Интерес к Башкирии естественно привел начинающего прозаика к углубленному изучению героической истории этого края. «В двадцатых годах, — вспоминал писатель, — всюду велись работы по составлению первых промышленных планов. Должно быть, я проявил какие-то способности, потому что вдруг оказался экономистом Башкирского Совнархоза. Я выкраивал время и для работы в исторических архивах Уфы. Нашел интересные материалы по башкирским восстаниям и задумал писать «Салавата».

Правда, сначала им овладела идея создания большого исследовательского труда об истории башкирских восстаний. Он пересмотрел множество исторических архивных материалов и башкирской краеведческой литературы. Материалы были интересными, но, понимая, что в художественном произведении нельзя писать сразу обо всех восстаниях, он стал выбирать — о каком же из них писать, какое наиболее типично для Башкирии и башкирского народа. Кроме того, он чувствовал, что больше склонен к художественному творчеству, чем к научной деятельности.

Особенно сильно творческое воображение С. Злобина захватили две колоритные исторические фигуры — Карасакала (это прозвище предводителя башкирского восстания 1740 года Миндигула, означающее «Черная борода») и Салавата Юлаева. Наиболее значительным ему показалось восстание башкир, слившееся с Крестьянской войной, названной «пугачевщиной». «В то время как Карасакал был националистом, поднявшим сепаратное башкирское восстание под знаменем ислама, — мотивирует свой выбор писатель, — Салават был участником и одним из вождей пугачевского движения и вел более упорную и интересную борьбу с правительством». Злобинская оценка Карасакала отражает состояние развития отечественной исторической науки в ту эпоху (в двадцатые годы), сегодня эта оценка кажется несколько тенденциозной, некорректной, социологизированной, хотя Карасакал действительно был защитником интересов только башкирского народа, в то время как Салават Юлаев воевал вместе с Пугачевым за свободу угнетенных масс разных национальностей.

Крестьянской войне 1773—1775 годов под руководством Емельяна Пугачева, в которой активное участие приняли и башкиры, посвящено довольно много произведений различных жанров. Среди них романы В. Шишкова, В. Пистоленко, повести Т. Богданович и М. Зуева-Ордынца, пьесы С. Есенина, К. Тренева и Мустая Карима, поэмы и стихотворения, прежде всего башкирских авторов. «Салават Юлаев» С. Злобина — первый роман, довольно полно и правдиво изобразивший жизнь и боевой путь легендарного героя башкирского народа. В то же время это первое большое произведение писателя, давшее ему литературное имя. В годы работы над ним С. Злобин увлекался поэзией, и ему казалось, что романтический образ юноши Салавата, который был вместе поэтом и вожаком повстанцев, лучше всего передаст поэма. Размером был избран четырехстопный ямб:

Урал, страна суровых гор,

Взмывающих над ковылями,

Я в черноземный твой простор

Вхожу пустынными полями...

Шайтан-Кудеев род богат,

Старик Юлай — отец Кудеев,

Но сын Юлая — Салават —

Сильнее льва, мудрее змея...

— так начал он свою поэму. До этого, да и позднее, был написан ряд лирических стихов, которые отражали впечатления от местного колорита, экзотического пейзажа. Эти темы не требовали большого накопления материала, частенько звучали как эмоциональный всплеск, передавали настроение, выражали радость или удивление, иногда походили на этнографические зарисовки в стихах. Стихи получались тем удачнее, чем глубже, полнее узнавал автор тот предмет, образ, который рождал эти стихи. Так, в семейном архиве писателя сохранилось в рукописи прекрасное стихотворение на десять строф — «Памяти Сергея Есенина», датированное так: «31 декабря 1925 года, Уфа». Стихи С. Злобина «Из башкирских мотивов», написанные в том же 1925 году в деревне Альмухаметово, что в Абзелиловском районе, носят характер бытовой зарисовки: в них говорится о башкирской степи, о табуне лошадей, о кумысе и тому подобном. Таковы же по духу и содержанию стихотворения «Башкирия» и «Степь», напечатанные в уже упомянутой хрестоматии «Башкирский край» в 20-х годах.

Написав около ста строк поэмы о Салавате Юлаеве, С. Злобин пометил: «1924 г. — июль-август — самая первая мысль о Салавате». Впереди было еще более четырех лет работы над первой редакцией произведения. Однако от поэтической формы писателю вскоре пришлось отказаться: он понял, что огромное количество исторического материала о Салавате потребует целого тома. Далеко не каждый согласится читать историческую поэму величиной с «Одиссею» или «Илиаду», а между тем очень хотелось, чтобы имя Салавата Юлаева стало известно тысячам и тысячам людей. «В процессе работы над произведением автор отклонил свой первоначальный замысел и написал «Салавата Юлаева» прозой, — вспоминал известный башкирский писатель Баязит Бикбай. — Однако и проза его получилась проникнутой поэтичностью, певучестью, близкой к народным песням».

Злобин долго и напряженно работал над рукописью книги, — ему, требовательному к себе, всегда казалось, что он еще слабо знает материал. Так было и с «Салаватом Юлаевым». Писатель перечитал много архивных документов, однако еще недостаточно хорошо знал башкирский язык, быт, одежду, утварь, оружие и местную природу. Он отложил работу над книгой и взялся за изучение языка: штудировал самоучитель, брал уроки. Но лучше всего он узнал язык во время экспедиций по горно-лесным районам Башкирии, где в ту пору некоторые местные жители вовсе не говорили по-русски. Исключительно одаренный от природы, С. Злобин, что называется, улавливал все на лету. Писатель знал украинский и белорусский языки, очень быстро овладел гуцульским, французским, а английский выучил позже, в плену, общаясь с человеком, который до войны жил в Америке. Общение с коренными башкирами, особенно с пожилыми, знавшими много легенд и преданий о Салавате, в силу необходимости приобщало к башкирскому языку. Даже через 30 лет после отъезда из Башкирии Злобин помнил немало башкирских слов и выражений, чем и удивил меня во время первой же нашей встречи в 1960 году.

В экспедиции он столкнулся с бытом, который мало переменился со времен Салавата, жил в кочевках в войлочных «кошах», пил кумыс из деревянных чаш, из которых, быть может, пил и Салават. Он питался пресными лепешками, слушал чарующие мелодии курая, скакал по горам и степям, натягивал даже тетиву старинного лука и ездил на соколиную охоту; побывал на заводах, выстроенных на башкирских землях, интересовался их историей.

«Если бы эта книга была задумана на несколько лет позже, — вспоминал С. Злобин, — мне не удалось бы так глубоко ознакомиться с материалом: ведь развитие сельского хозяйства и индустриализация края изменили быт, изменили и людей, но я успел увидать этот тысячелетний быт кочевников, при котором жил Салават, — мне «повезло»... Кроме того, в поездках по Башкирии я записал много поверий, пословиц, поговорок, узнал национальные черты характера башкир, записал приметы, вслушивался в стиль рассказов...»

После первой поездки по Башкирии (с июля по ноябрь 1925 года) он написал пролог к книге «Салават Юлаев», но дальше пролога дело не пошло: ему казалось, что он плохо знает материал, хотя интенсивно изучал его уже более года. Тогда он снова взялся за книги. Он читал старинные журналы, листал пожелтевшие страницы архивных дел, выписывал из них целые абзацы. В богатом личном фонде писателя есть много материалов, относящихся как к истории Башкирии вообще, так и к башкирским восстаниям в частности. Особый интерес представляют многочисленные блокноты и дневники писателя, из которых видно, как он собирал для романа о Салавате фольклорные сюжеты, изучал язык и составлял словарь башкирских слов. Там же хранятся, в частности, и такие материалы, как очерк «Башкирские смуты от 1740 года до пугачевского периода», шежере (родословная) — «Корень Кипчакского рода» (с приложением «Родословного дерева Кипчакского рода»), выписки из дореволюционных работ о Салавате, в том числе из очерка писателя-народника Ф. Нефедова «Движение среди башкир перед пугачевским бунтом; Салават, башкирский батыр» (1880) и статьи-исследования известного краеведа Р. Игнатьева «Башкир Салават Юлаев, пугачевский бригадир, певец и импровизатор» (1893).

С. Злобин читал книги по экономической географии Урала и Приуралья, по истории уральской промышленности; изучал старинные карты Урала; очень помогли ему продолжительные экспедиции по Башкирии. Экспедиций было три: с июля по ноябрь 1925 года, с мая по ноябрь 1926-го и с мая по сентябрь 1928 года. В мае 1927 года истек срок трехгодичной административной ссылки в Уфу и целый год (с мая 1927-го по май 1928 года) С. Злобин прожил в Москве.

В мае 1928 года С. Злобин поехал исследовать леса северной Башкирии. Маршруты экспедиции по счастливой случайности совпали с былыми путями Салавата. «Во время этой новой лесоэкономической экспедиции, — вспоминает писатель, — я побывал в деревне, где он родился и рос, в деревне, откуда была родом его жена, в деревнях и селах, где он набирал людей в свой отряд — в войска Пугачева, в тех местах, где он сражался с войсками Екатерины Второй. Здесь я ознакомился с природой мест, окружавших детство Салавата, и лучше мог себе представить его жизнь. Кроме того, в этих же местах люди рассказали мне нигде не записанные до того легенды и предания о Салавате, они пели песни, которые предание приписывает Салавату Юлаеву».

Не только люди, даже урочища и камни рассказывали писателю о Салавате. Так, объясняя ему дорогу, один башкир сказал: «Проедешь Салаватов двор, повернешь направо». Степан Павлович сразу же схватился за эту фразу. Когда же собеседник объяснил ему, что «Салаватов двор» — это камни, среди которых скрывался Салават в последние дни перед поимкой его екатерининскими войсками, он побывал в этих камнях. Поляны, ручьи, овраги, камни — вся окружающая природа рассказывала пытливому писателю-исследователю о Салавате.

Вначале С. Злобин, по его собственным словам по неопытности, включил в книгу очень много этнографического материала, потом же, почувствовав, что от этого книга делается тяжелее, освободился от него. Для своего произведения он использовал приблизительно только одну пятую часть собранного материала, а это дало ему возможность свободнее писать.

С. Злобин настолько хорошо изучил башкирский язык и фольклор, что сочиненные им поэтические тексты вводили в заблуждение даже башкир. В одном из писем к жене из Башкирии (от 15 июля 1928 года) он с удовлетворением сообщал: «Башкиры не верят, что мои «Песни Салавата», которые я писал по-башкирски, сочинены урусом, и смеются над моим «хвастовством», когда я говорю, что это мои песни. Это меня радует».

В сборе материалов С. Злобин не пренебрегал никакой мелочью. В связи с этим весьма любопытна история возникновения эпилога романа. Автор не знал, чем завершить книгу, ибо не имел исторических данных о том, что делал Салават Юлаев на вечной каторге в Рогервике. Писатель не знал, чем тогда жила каторга, хотя настойчиво искал эти сведения. И вот однажды в пакете, склеенном из какого-то старого журнала, он прочел историческую справку о том, что в то время каторжники Балтийского порта Рогервик строили морской мол, куда на галерах возили камень из Дерпта... Журнальная страничка, превращенная базарным торговцем в пакет, послужила материалом для эпилога «Салавата Юлаева». В последних редакциях, правда, эпилог этот был снят, и роман ныне завершается клеймением Салавата, а жизнь его на каторге уже не показана (о ней до недавнего времени почти ничего не было известно, и писатель, очевидно, не захотел ее выдумывать; а о том, что Салават умер на каторге 26 сентября 1800 года, мы узнали лишь через семь лет после смерти автора романа).

Книга убедительно воссоздает накаленную атмосферу грозной эпохи и читается как увлекательная художественная летопись о батыре Салавате. Писатель рисует своего героя многогранно, он показывает формирование его характера и нравственную эволюцию. Первая же сцена с участием Салавата (поединок с орлами) предвосхищает в нем будущего батыра: смелость, выносливость, помощь попавшему в беду товарищу. В последующих эпизодах раскрываются нравственные качества героя: правдивость, честность, прямота, великодушие, желание делать людям добро. Причем Салават не стремится стать над товарищами, они сами выдвигают его из своей среды. В первой редакции романа образ главного героя был дан в подчеркнуто романтических тонах, реальное изображение нередко подменялось условностью. Не случайно позднее сам автор определил жанр своего произведения как «историко-романтическую повесть об одном герое». Характерная особенность писательской манеры С. Злобина — начинать изображение судьбы героя с юных лет, ведь «молодость — это пора, в которой формируется так называемая «душа» героя, когда силы его кипят, когда в нем нет желаний покоя и каждое сердечное возбуждение, как и каждый помысел его, зовет к действию, к борьбе за свою правду, к ломке всего отжившего, старого, к которому в молодости еще не образовалась привычка, перерастающая в инерцию».

Любовно воспел С. Злобин легендарные подвиги башкирского богатыря, который, презрев национально-сословные предрассудки, плечом к плечу с русскими повстанцами геройски сражался за интересы угнетенных. В примечании к первому изданию «Салавата Юлаева» автор писал: «Частично книга основана на исторических документах, отчасти — на краеведческой исторической литературе, в значительной части — на легендарном материале, собранном на родине Салавата... Автор не настаивает, что Салават был именно таков, как изображен в повести, однако глубоко убежден, что социальная историческая обстановка того времени могла создать отношения и характеры, сходные с представленными в книге».

Скромность двадцатипятилетнего автора достойна уважения! Книга же была восторженно встречена читателями нашей страны, особенно — на родине героя. Вот как оценили ее, в частности, писатели Башкирии, лично знавшие С. Злобина: «По своей скромности, первую книгу автор назвал «повестью». На самом же деле это произведение — многоплановый роман по содержанию и по историчности. В нем речь идет не только о судьбе Салавата, но и о доле башкирского народа в ту эпоху; о нравах, самобытных обычаях и помыслах башкир» (Баязит Бикбай).

Собирая материалы для «Салавата Юлаева», С. Злобин не мог жить только историей позапрошлого столетия, а интересовался и событиями современной ему действительности. Он общался по работе с лесоводами, инженерами, сплавщиками, лесорубами, землекопами, а в свободное от служебных дел время уезжал в башкирские аулы, где слушал песни, предания, записывал пословицы и поговорки. Запоминал выражения, мысли, внешний облик рассказчиков, записывал интересные эпизоды, слова. Эти люди, разумеется, не нашли воплощения в книге о Салавате, но так скапливался материал для повести «Здесь дан старт», в которой много внимания уделено лесам, их устройству и экономике. Чтобы рассказать об этом в занятной форме, автор выбрал жанр научно-популярного очерка. Так родилась другая книга — «Пробужденные дебри».

Незадолго до Великой Отечественной войны С. Злобин значительно переработал свое произведение о Салавате Юлаеве, объем его увеличился примерно в полтора раза, повесть переросла в исторический роман. Возвращение к любимому образу было связано с начавшейся в 1939 году экранизацией фильма «Салават Юлаев» (режиссер Я.А. Протазанов). Не ограничиваясь созданием киносценария, писатель принимал активное участие и в съемочных работах. Это позволило ему познакомиться с ведущими деятелями башкирского искусства, исполнителями главных ролей в фильме — Арсланом Мубаряковым, Гималетдином Мингажевым, Амином Зубаировым, Римом Сыртлановым и другими.

Консультантами у С. Злобина были видные башкирские ученые, писатели, среди них историк Абубакир Усманов, писатель Баязит Бикбай. Последний вспоминал: «Пристально глядевший на меня голубыми глазами сквозь очки в массивной оправе этот человек показался мне очень строгим. Но это было только первое впечатление. Когда я его узнал поближе, начал вместе работать, внутренняя красота души Степана Павловича раскрылась мне во всей полноте. А внешний вид, строгость взгляда говорили о постоянной сосредоточенности, серьезности писателя. Он ко всем, а особенно к себе, был очень требовательным. Принципиальность, прямота в спорах и суждениях являлись основной чертой его характера... При каждой встрече я находил Степана Павловича за работой, не знающим покоя. Эту замечательную черту характера наш друг сохранил на всю жизнь».

К этому времени С. Злобин уже стал профессиональным писателем, и потому он по-иному взглянул на свое первое большое произведение. «Подоспевшая к этой поре работа над сценарием для фильма «Салават Юлаев», — пишет С. Злобин в «Автобиографии», — вынудила меня возвратиться к теме моей юности. Я снова поехал в Башкирию, чтобы встряхнуть старое вино и заставить его бродить. И тема «Салавата» вдруг «забродила». Я понял, до какой степени был наивен тот двадцатилетний автор детской повести о Салавате…».

Дело не столько в «наивности» автора, сколько в изменении социально-политической атмосферы в нашей стране, в расцвете культа личности. Изменение духа эпохи, несомненно, отразилось и на общей тональности романа.

Выход на экраны страны кинофильма «Салават Юлаев» стал большим событием на родине героя, в культурной жизни Башкортостана. Фильм успешно демонстрировался и во многих городах Советского Союза. Автору, однако, фильм о Салавате не принес большого творческого удовлетворения. Он был недоволен фильмом потому, что считал его примитивным. А вот у зрителей фильм пользовался успехом. О популярности его говорит хотя бы такой факт: «В сорок втором году с «Большой земли», — вспоминал Баязит Бикбай, — партизанам Украины были переброшены на самолетах несколько ящиков кинокартин. В числе таких героических фильмов, как «Чапаев», «Александр Невский», был и «Салават Юлаев» по сценарию Степана Злобина. Стало быть, и сам автор, и мужественный дух его героя сражались вместе с народом, были в строю».

Среди рукописных материалов С. Злобина сохранился черновик конспекта выступления писателя перед зрителями. «Нам приходится, — писал он, — работать сначала над исследованием исторического материала как историкам-ученым, потом, уже на основе изученного, как художникам». Жизнь эпохи надо изучать во всех деталях. Если у Наполеона, Юлия Цезаря и Александра Македонского было много биографов, говорит С. Злобин, «откуда у Салавата Юлаева взялся бы биограф, когда это был безвестный башкирский мальчишка, в двадцать лет уже совершивший свой подвиг и обреченный на каторгу?». Надо основательно изучить жизнь народа и интересующую эпоху. «Салават — сын своего народа, следовательно, он рос, как другие дети народа, — он скачет на охоту за орлами, во время сабантуя стреляет из лука и отличается, юным мальчиком побеждает в стычке с медведем...».

Как видим, речь идет о праве писателя на художественный вымысел. С. Злобин четко формулирует свою творческую позицию: «После серьезного, глубокого изучения фактов действительности писатель сопоставляет факты, отделяя случайное от закономерного. Сопоставление «случайного» и закономерного позволяет установить границы исторически «возможного». То, что являлось бы закономерным, то является и возможным. Если автором глубоко изучена та или иная эпоха в ее исторических закономерностях, то даже отдельные «случайности» в его изображении становятся типичными и закономерными. Обычно такими представителями закономерной «случайности» являются частные, «не исторические» персонажи, например, у Л.Н. Толстого капитан Тушин, Болконский, Пьер и прочие. А у Пушкина — Гринев, Швабрин, Савельич и т. д.»

Вторая, основательно переработанная редакция романа «Салават Юлаев» вышла в свет в 1941 году. Книге предпослано обстоятельное предисловие академика Л.В. Черепнина. Как отмечала критика, переработка романа преследовала цель глубокого раскрытия исторического процесса, шла по пути, говоря словами самого С. Злобина, превращения «историко-романтической повести об одном герое» в «исторический роман». По-новому были расставлены некоторые идейные акценты, сложнее стала композиция, появились новые действующие лица. Автор стремился показать, как и почему башкирский народ примкнул к восстанию русского крестьянства.

Весьма существенно также и то, что видит Салават во время своих скитаний, чему учится у жизни. Встреча Салавата с Хлопушей (который, кстати, несколько идеализирован) — плод художественного вымысла, тем не менее, ее значение в эволюции героя трудно переоценить. Двухлетнее совместное скитание сближает их: видя участливое отношение к себе, вынужденному скрываться от властей в чужом краю, Салават уже не верит, что все урусы — враги башкир, как об этом слышал с детства. Современному читателю, не закрепощенному советской идеологией, отдельные положения творческой концепции писателя, в частности идея интернационализма, возможно, покажется пропагандистской, но разве в наше трудно предсказуемое время тема дружбы народов менее актуальна, чем прежде?

С большой требовательностью и взыскательностью относясь к своему труду, автор не только ввел в произведение ряд новых эпизодов, сюжетных линий и действующих лиц, способствующих более глубокому раскрытию центрального героя, но много поработал и над языком романа. Вторая редакция отличается от первой насыщенностью действия. С увеличением объема исторического материала раздвинулись и рамки произведения.

Наряду с переработкой романа Злобин создал исторический рассказ для детей «Салават», который до войны дважды был издан массовым тиражом; в последние десятилетия рассказ неоднократно издавался в Уфе, был издан и в переводе на башкирский язык. В ту же пору писатель работал над пьесой «Пугачев»: в его архиве (в РГАЛИ) хранится рукопись двух картин первого действия пьесы. Другое название этого неоконченного произведения «Емельян Пугачев, народная драма в пяти актах».

С. Злобин бывал в Башкирии и в послевоенные годы. Тесно общаясь с деятелями башкирской литературы и культуры, он активно участвовал в работе Союза писателей Башкирии, выступал с подробным анализом рукописей пьес (для него специально делали подстрочные переводы), рецензировал их. Сохранились, в частности, рецензии на рукописи пьес «Свадьба продолжается» Мустая Карима, «Давняя песня» Баязита Бикбая, «Эскадрон» Кадыра Даяна, «Светлая река» Тарифа Гумера, «Ускорившие рассвет» Анвера Бикчентаева и Ражапа Хайруллина.

Общался Злобин и с башкирскими учеными-литературоведами и фольклористами из Научно-исследовательского института истории, языка и литературы имени Мажита Гафури (ныне — Институт истории, языка и литературы Уфимского научного центра Российской АН); перевел несколько сюжетов башкирского фольклора на русский язык. Его больше привлекали героические жанры, так или иначе связанные с личностью Салавата Юлаева; одно время он работал над драмой «Салават Юлаев». В 1947 году рукопись его драмы обсуждалась, по замечаниям и пожеланиям автор работал над ней и после отъезда из Уфы (в первой половине 1948 года), но пьеса осталась неоконченной.

О времени пребывания С. Злобина в Уфе в 1947 и 1948 годах говорят материалы семейного архива: продолжительные командировки приходятся на июнь и июль месяцы. Их целью было руководство творческими семинарами и помощь в подготовке Декады башкирской литературы и искусства в Москве.

...Завершив начатые еще до войны романы «Остров Буян» (1948) о восстании городских «низов» Пскова в 1650 году и «Степан Разин» (1951), удостоенный Государственной премии СССР, С. Злобин вновь обратился к своему любимому герою — Салавату Юлаеву: вторично кардинально переработал роман. Новые исследования отечественных историков о Салавате и других сподвижниках Пугачева позволили писателю уточнить, дополнить и расширить многие части произведения, в результате в 1953 году появилась третья, принципиально новая редакция романа «Салават Юлаев». Если в первой редакции основное внимание автора было сосредоточено на главном герое, то в последней образ Салавата Юлаева слит с эпохой, широко и многогранно обрисована его полководческая деятельность, существенным изменениям подвергся также образ Юлая, вновь отшлифован язык романа.

Большое профессиональное мастерство позволило писателю умело сочетать историческую правду с тонким художественным вымыслом. При этом автор широко использовал башкирский фольклор, что способствовало не только воссозданию местного колорита, но и глубокому раскрытию психологии героев. Однако, как отмечала критика, «некоторые главы книги стали кое-где довольно громоздкими» из-за подробных описаний боев, включенных в новую редакцию романа (Г. Ленобль). В какой-то мере чрезмерное увлечение батальными сценами, очевидно, можно объяснить и эйфорией от победы над фашизмом. Не надо также забывать, что пережил и сам автор: оказавшись в плену, он руководил подпольной коммунистической организацией, боровшейся против гитлеровцев.

По утверждению вдовы писателя Виктории Васильевны Злобиной, «для переиздания 1962 года С. Злобин вновь прочел роман (лежа, был болен), кое-что стал поправлять, потом сказал: «Ничего не надо, хватит, ловлю блох!»

Как видим, с образом Салавата писатель не расставался на протяжении почти сорока лет, и его герой рос духовно и идейно вместе с ростом художественного таланта самого автора. Зрелость Салавата сказалась, в частности, во вдохновенном воззвании к башкирам и русским: «Под одним знаменем нам вместе идти против общих злодеев: русских и башкирских воров, кто друг на друга народы хочет поднять, хватайте их и расправу над ними чините!..»

Реалистические принципы подхода писателя к истории предопределили и основу языковых особенностей произведения о Салавате. По утверждению Е.И. Кудряшовой, «в «Салавате Юлаеве» Злобин принципиально по-новому решает проблему языка исторического романа: писатель отказывается рабски следовать языку канцелярских документов, положив в основу произведения язык народных песен и преданий о Салавате. Отсюда — большая красочность и эмоциональность речи автора и героев».

Сравнение и сопоставление различных редакций романа показывает, как кропотливо и настойчиво работал С. Злобин над своим первенцем, от редакции к редакции углубляя его реализм, уточняя отдельные детали. Вместе с тем каждая редакция по-своему интересна, оригинальна и значительна. Если первая примечательна своим романтическим пафосом, поэтичностью, авторской непосредственностью и непринужденностью, обилием фольклорно-этнографического материала, то последующим присуща реалистическая направленность, строго научный подход к решению поставленной в романе проблемы — народ и история. В последних редакциях писатель выступает как зрелый мастер, в совершенстве владеющий богатым арсеналом художественного воссоздания исторического прошлого. Но в них, особенно в последней, третьей редакции, ощутимо заметно и веяние духа сталинской эпохи...

И тем не менее, в центре романа «Салават Юлаев» — народ, поднявшийся на борьбу против угнетателей. Злобину удалось показать, как пишет Е. И. Кудряшова, «ширь и мощь народного восстания… Образ Салавата раскрыт через описание богатой приключениями и событиями жизни героя. Салават честен, неподкупно прям, предан своему делу, великодушен, поражает необыкновенным героизмом. Он прекрасный организатор, искусный воин, талантливый поэт. Писатель стремится к всесторонней характеристике исторического героя. В Салавате он выделяет не только черты руководителя движения, но и человеческое обаяние».

Роман о национальном герое башкирского народа оказал влияние на башкирских писателей, работавших в исторических жанрах. «Салават Юлаев» возвестил о приходе в советскую литературу талантливого, смелого писателя, и нам, молодым башкирским писателям, — пишет Баязит Бикбай, — показал хороший пример того, как создавать большие полотна из жизни исторического прошлого своего народа. Видный поэт и драматург, активный общественный деятель Даут Юлтый, как мне кажется, многому научился у Степана Злобина при создании своей драмы о Салавате. Сам я позднее, в 1938—1939 годах, когда начал работу на эту тему, не раз обращался к опыту С. Злобина».

Степан Павлович Злобин был талантливым и смелым писателем, духовно богатым, мужественным и скромным человеком. Велико было его личное обаяние. Помнится, с какой страстной увлеченностью во время продолжительной беседы с ним в 1960 году рассказывал он мне о своем романе — «Пропавшие без вести». В ту пору это произведение всецело владело им, а его письменный и круглый стол были буквально завалены рукописными и машинописными страницами рождающейся книги. Теперь-то я понимаю, почему мне трудно было тогда направить нашу беседу в желательное для меня русло (естественно, меня, составителя задуманного тогда пятитомного сборника «Башкирия в русской литературе», больше занимали «башкирские» страницы жизни и творчества писателя); ясно осознаю также то, какую добрую услугу оказала та встреча со Степаном Павловичем в усилении моего интереса к его яркой личности, самобытному дарованию и творческой лаборатории — архивным материалам.

Вдова писателя Виктория Васильевна Злобина сказала: «Степан Павлович любил повторять, что он счастливый человек, что если бы не ссылка в Уфу, вспышка туберкулеза и не поездки по районам Башкирии, он не написал бы «Салавата Юлаева»; если бы не война и три года фашистского плена — не было бы и «Пропавших без вести»; не будь нескольких недель ожидания в плену виселицы, — вероятно, не сумел бы написать последних дней Степана Разина...» «Пропавшие без вести», — говорил С. Злобин, — это более трех лет моей собственной жизни, прошедшей на фронте и в фашистском плену в лагерях смерти, где погибли сотни тысяч советских людей, главным образом молодежи». Этот роман в двух томах был впервые напечатан в 1962 году; переиздан массовым тиражом в 1964 году.

Творческие, деловые и дружеские связи Злобина с Башкирией продолжались в течение всей его жизни, поэтому-то он любил наш край как родину. И не случайно основные события в его последнем романе «По обрывистому пути» происходят в уральском промышленном городке, прототипом которого послужила Уфа, хорошо знакомая автору с детских лет. Роман «По обрывистому пути» был издан уже после смерти автора — в 1967 году. В 1970 году роман был переиздан, а еще через 15 лет роман вышел в Уфе в серии «Золотые родники». Размышляя о судьбах народов России и мира, писатель колоритно рисует те обрывистые пути, по которым идут его уфимские герои — люди мужественные, самоотверженно борющиеся за утро нового века.

...Прошло почти 80 лет с выхода в свет первого издания романа «Салават Юлаев». Он многократно переиздавался, был переведен на многие языки народов нашей страны и ряд иностранных. На башкирском языке роман вышел в переводе народного поэта Башкортостана Рашита Нигмати. Последнюю редакцию романа он перевел совместно с Нажибом Идельбаем, известным башкирским поэтом-переводчиком. Мы, земляки легендарного героя башкирского народа, глубоко благодарны замечательному русскому писателю за талантливое воплощение образа славного Салавата Юлаева, ставшего ныне символом — на национальном гербе Республики Башкортостан.

 Литература.

1. Салават Юлаев. Исторический роман. Свердловск: Средне-Уральское книжное издательство, «Уральская библиотека», 1973.
2. Мустай Карим. Собр. соч.: В 3-х т. М.: Худ. лит., 1983.
3. Г. Ленобль. Степан Злобин и его роман «Салават Юлаев». Предисловие. — Степан Злобин.
4. Е. Кудряшова. Степан Злобин как автор исторических романов. Критико-биографический очерк. Белгород, 1961.

Из архива: ноябрь 2008г.