Сергей Шушпанов. Дореволюционная служба быта

Извозный промысел

Первое, с чем сталкивался человек, приехавший в наш город, – это извозчик. В дореволюционной Уфе просто-напросто не существовало другого вида транспорта. С автомобилем было туго, а первый трамвай пустили лишь в 1937 году. Поэтому достойной конкуренции у «извозного промысла» не было.

На старых фотографиях с видами города пролётка уфимского извозчика – частый гость. Ещё бы, человек, сидевший на передке своего пусть даже видавшего виды экипажа, был царь и бог на уфимских улицах. И пусть летит из-под колёс на бедного пешехода грязь и талая вода, главное, чтобы клиент оставался доволен. Впрочем, в этом неудобстве больше виноваты были городские власти. Дороги всегда оставляли желать лучшего, так как крыли их известняковым камнем. А он имел свойство быстро крошиться, результатом чего были ухабы и ямы. Весной и осенью они заполнялись водой, и извозчики сами подчас рисковали перевернуть свои экипажи вместе с седоками.

Как выглядел экипаж извозчика да и сам хозяин? На этот вопрос поможет ответить постановление об извозном промысле, опубликованное в журнале городской думы за 1910 год. В нём говорится, что обивка экипажа должна быть либо кожаной, либо суконной; дно выстилаться ковриком или линолеумом; сзади козел извозчика обязательно должна быть табличка с таксами за проезд.

Костюм извозчика состоял из чёрной лакированной «кучерского фасона» шляпы и кафтана из сукна тёмно-синего цвета. К этому добавлялся кушак – чёрный кожаный пояс. Извозчики-мусульмане в летнее время носили каракулевые или вязаные чёрные шапочки. Надевать одежду с заплатами строго воспрещалось. В ненастную погоду извозчики выходили на работу в плащах или кожаных кафтанах, брать с собой зонтики также не разрешалось.

К вышеизложенному добавим, что размеры экипажей были произвольными, чтобы не стеснять извозчика при выборе и покупке новой пролётки. Не позволялось лишь изменять установленные правила, но если извозчик стремился в чём-то улучшить или усовершенствовать свой экипаж без нарушений «оных», то к этому относились благосклонно. Здоровая конкуренция вполне допускалась, но и тут были нюансы. Так, например, уфимские извозчики не пожелали быть разделёнными на разряды в 1910 году (в 1913-м разряды всё-таки появились), мотивируя тем, что при одинаковом размере платы городского сбора за извозный промысел те, кто имеет лучший «выезд», заработают больше и без официального деления.

В 1913 году в Уфе было 395 извозчиков. Только часть из них перевозила пассажиров («легковые извозчики»), другие занимались перевозкой грузов и тяжестей («извозчики ломовые»). Численность же перевозимых пассажиров достигала в год одного миллиона.

Плата за проезд взималась по-разному. В ночное время она увеличивалась в полтора, а в праздничные дни – в два раза. За удобство также приходилось платить: экипаж, имеющий резиновые шины, обходился «вдвое против установленной таксы». Наконец, правом бесплатной езды пользовались люди, находившиеся в бессознательном состоянии, проще говоря – упившиеся. Таких сажали в экипаж извозчика городовые, а извозчик был обязан доставить пьяницу по месту жительства.

Сами же извозчики должны были иметь только положительную репутацию, иначе в артель не принимали. Посмотрим, как об этом писали «Уфимские губернские ведомости» ещё в 1873 году: «Извозный промысел в г. Уфе доступен для лиц всех сословий как городского, так и сельских поселений, не моложе 16 лет от роду. Дозволение на производство сего промысла дается городскою управою. Каждый желающий заниматься сим промыслом должен... представить одобрение в поведении, выданное от местного управления того общества, к которому он принадлежит. Кроме того, он должен представить удостоверение Уфимского городского полицейского управления в том, что за ним никаких до того времени дурных и предосудительных поступков замечено полицейским начальством не было и что в дозволении ему заниматься извозным промыслом со стороны полицейского управления препятствий нет...».

Новоявленного извозчика заносили в так называемую «шнуровую книгу», и номер, под которым он был зачислен, выбивался на жестяной табличке – «нумерной знак». Летом его вешали с правой стороны кучерского сиденья пролётки, а зимой – на левой стороне передка саней.

В начале ХХ века в Уфе «зачихали» выхлопными газами первые автомобили, некоторые элитные гостиницы сразу же поспешили обзавестись «бензиновым чудом техники», но главными персонами на дороге ещё долгие годы были «водители кобыл».

Уфимские трактиры

Как выглядел предшественник современных кафе и закусочных трактир? Воображение рисует дом с незамысловатой вывеской, грузную фигуру какого-нибудь приказчика из торгового дома, скажем «Стахеев и К^о», сидящего за столом, обильно заставленным закусками, а рядом трактирный половой с полотенцем через руку, эдакий изогнувшийся в полупоклоне «сукин сын» – кровь с молоком, преданная морда и неизменное: «Чего изволите-с?». Что дальше? Пожалуй, зимняя морозная ночь, холёный орловский рысак и знаменитая фраза, оброненная незабываемым Кисой Воробьяниновым: «Поедемте в номера!».

Если без литературных воспоминаний, то картина «общепита» в дореволюционной Уфе вырисовывается такая: «заведения трактирного промысла» были вне всякой конкуренции. Ресторанов в городе было немного, и погоды они не делали. К последним относился «Яр», располагавшийся на углу улиц Большой Успенской и Телеграфной (Коммунистической и Цюрупы, ныне там 12-этажка), а также рестораны при гостиницах «Россия» (Б. Успенская, 45), «Большая Сибирская» (ул. Александровская – К. Маркса), и «Эрмитаж» (Александровская, 13). Надо отметить, что «гостиничные рестораны» частенько именовались «столовыми».

Кроме буфетов, гостиниц, постоялых дворов, съестных и чайных лавок, в дореволюционной Уфе была обширная сеть пивных лавочек, относящихся более к «питейным заведениям», нежели к категории «общепита» (хотя некоторые и торговали горячей пищей), и кухмистерские – нечто вроде современных кафетериев. Но пивные лавочки, кухмистерские, равно как и «благотворительные» столовые для неимущих, в разряд «заведений трактирного промысла» не попадали.

В «Справочной книжке Уфимской губернии» за 1883 год есть перечень наиболее известных в то время уфимских столовых и гостиниц, где можно было получить горячую пищу. Вот что там можно прочитать:

1. Столовая при гостинице мещанина В.И. Воротилова – угол Телеграфной и Б. Успенской улиц (будущий ресторан «Яр»). Порция мясного приготовления 40 коп., из рыбы за порцию 60 коп., пельменей за сотню 80 коп., рюмка от 5 до 15 к., порция за чай со сливками 60 к., лимонад за бутылку 20 к., зельтерская вода 15 к., за готовый самовар 60 к.;
2. Кухмистерская мещанина А.И. Лукьянова – Большая Казанская (Октябрьской революции). За обед скоромный и постный на 2 блюда 30 к., 3-х блюд 40 к., 4-х блюд 50 к.; в месяц из двух блюд 7 руб. 50 к., 3-х блюд 10 руб. 50 к., 4-х блюд 12 руб. 50 к., стакан чая 8 к., кофе 15 к., лимонад 10 к.;
3. Столовая мещанки В.Е. Маториной – Лазаретная улица (Ленина). Также комплексные обеды, шоколад 15 к., баварский квас 10 к.;
4. Столовая при номерах купца А.К. Блохина – Голубиная улица (Пушкина). Комплексные обеды из 4-х блюд 1 руб., за самовар 10 коп.

Во втором списке столовых указаны:

1). Столовая при гостинице купчихи второй гильдии В.Т. Поповой – Верхняя Торговая площадь (Верхнебазарная площадь): комплексные обеды (из четырёх блюд 70 к.), порции: скоромное блюдо 40 к., постное из стерляди 70 к., осетрины 60 к., судака 50 к., бутерброд 5 к., то же с икрой 10 к., стеариновая свеча 10 к.

2). Столовая при гостинице купца второй гильдии Д.В. Волкова – там же: комплексные обеды из 4-х блюд 60 к., остальное так же, как у Поповой.

3). Столовая при гостинице купца второй гильдии М.Е. Алексеева – там же: прейскурант аналогичный.

4). Кафе-ресторан купца второй гильдии С.М. Михайлова – Лазаретная улица: пара чаю (т.е. два чайника – с заваркой и кипятком, плюс колотый сахар) 10 к., порция чая 70 к., полпорции – 35 к., стакан кофе 10 к., шоколада 20 к., порция скоромного блюда от 20 к. до 30 к., постные – стерлядь, осетрина и судак.

Трактиры, как заведения, торгующие крепкими напитками, в то время были удалены на окраины Уфы, как, впрочем, и другие «питейные точки». Поэтому горожане были лишены «удовольствия» лицезреть на улицах и площадях граждан, ведущих неправедный образ жизни. К тому же город был провинциально-патриархальный, и все жители были «на виду», так что «позволить себе лишнее» уфимец не мог.

Картина изменилась в 1888 году. В связи со строительством и пуском Самаро-Златоустовской железной дороги в Уфу хлынул поток рабочих и предпринимателей. Резко возросло городское население, расширилась гостиничная сеть. Новоявленных уфимцев и гостей столицы надо было где-то кормить. И как грибы после дождя выросли многочисленные лавчонки, разного рода «забегаловки». Трактиры приносили городской казне хорошие доходы, так как платили «акциз». Порядок был таким: ежегодно городская дума, исходя из состояния трактирного промысла и соразмерив потребности городской казны (!), устанавливала средний годовой акциз. Для выплаты последнего трактировладельцы составляли «особое платёжное общество», делавшее раскладку на каждый трактир. Таким образом, ежегодно «средний акциз» размером в 300 рублей оседал в городской казне.

Теперь остановимся на некоторых правилах, которыми руководствовались трактировладельцы. Во-первых, сам трактир должен был размещаться только на первом этаже, если здание было двухэтажным, но ни в коем случае не в подвальном помещении. Занавески на окнах устраивались так, чтобы городовой с улицы мог проверить порядок в трактире, не переступая его порог. Трактировладельцам не воспрещалось иметь бильярд, хотя игра в него и считалась азартной, но вот граммофоны не прижились. Дума посчитала, что проигрывание граммофонных пластинок трактировладельцами (проделываемое в рекламных целях!) собирает нежелательные для извозчиков толпы слушателей на улицах. Музыкальным человеком, оказывается, был дореволюционный уфимец! «Все трактирные заведения, торгующие напитками, без отдачи в наём покоев, открываются в 8 часов утра и закрываются в 8 часов вечера… В праздники… открываются в 1 час дня и закрываются в 4 часа дня». Не только «граммофонные дела» заставляли думцев обращать внимание на беспокойные трактиры. В 1905 году домовладельцы по Бекетовской улице (Мустая Карима) просили думу обратить внимание на винную лавку Попова, посетителями которой являлись приезжие крестьяне и местные люмпены, превратившие местность вокруг лавки в сплошную распивочную. Находящиеся рядом склады с товарами постоянно находились в опасности быть подожжёнными от непотушенной папиросы какого-нибудь выпивохи. Горячей точкой являлись и трактиры Коншина и Видинеевых по Александровской улице. Их посетители имели обыкновение приходить туда уже в сильном подпитии. Основательно «нагрузившись», такие граждане устраивали дебоши, вынося ссоры и драки на Александровскую улицу, что делало небезопасным движение публики по прилегающим к заведениям тротуарам. И уж совсем не входило ни в какие рамки то, что посетители этих трактиров «не стесняясь ни времени, ни окружающей обстановки, тут же на тротуарах отправляли естественные потребности».

Дума в 1910 году определила ряд улиц, на которых воспрещалось работать трактирам с продажей крепких напитков. В основном это был район между Пушкинской, Александровской (К. Маркса), Большой Успенской (Коммунистическая) и Губернаторской (Советская) улиц.

И последнее, что мне бы хотелось предложить в этой заметке уважаемому читателю – это пара меню, найденных мною в газете «Уфимский вестник»:

1). Столовая «Эрмитаж» (Александровская, 13): «Обеды: с 12 до 5 часов вечера. Из 2-х блюд – 35 к., 3-х блюд – 45 к., 4-х блюд – 55 к. На 26 августа (1914 года): борщ флотский; суп крестьянский; судак разварной; лангет, соус пикан; котлеты пожарские; дыня; кофе.

Ужины (30 к. блюдо) с 8 часов вечера до 12 часов ночи. Кухня под наблюдением Н. Ильина».

2). Столовая «Большой Сибирской гостиницы»: «С 15 ноября 1914 года ежедневно обеды и ужины из самой лучшей и свежей провизии. Также принимаются столующиеся помесячно по соглашению: цены значительно понижены.

Пирожки порционные 6 шт. 30 к.; расстегаи разн. – цена от 25 к.; пельмени 100 штук – 1 р.; пирожное – 5 к.; чай стакан – 5 к.; кофе чёрн. стакан – 10 к.; со сливками – 15 к.; молоко стакан 5 к.; сельтерская – 10 к.; сироп – 20 к.; фрукты – 15 к.

Для господ посетителей имеются газеты, журналы, а также к услугам бильярды [тогда писалось биллиард]. Принимаются заказы на парадные обеды на дома и отпускается сервировка и мебель на прокат за умеренную плату. Торговля спиртными напитками не производится. Столовая открыта с 10 часов утра, обеды с 12 до 5 часов. Кухня под управлением опытного кулинара».

С лёгким паром!

(из истории уфимских бань)

Ни для кого не является секретом, что рост цен в наши дни сделал дорогостоящим и такое общедоступное до недавних пор удовольствие, каким является посещение общественных бань. Но если бы вместе с повышением расценок повышалось и качество обслуживания посетителей. Отнюдь, почти ничего в области сервиса в наших городских банях не изменилось. Вот этот грустный факт и заставил меня задаться вопросом: а как обстояло дело с банями в дореволюционной Уфе? Начну с самого наболевшего для сегодняшних уфимцев – с цены на билет...

Итак, до 1917 года цена билета для военнослужащего-рядового составляла... 3 копейки. К сожалению, мне не удалось установить, сколько стоил билет для обычного горожанина, но не думаю, что цена последнего сильно превышала цену солдатского билета. Известно, правда, что цена отдельного номера достигала 25 копеек и выше, но это, так сказать, было удовольствием состоятельных людей. Во всяком случае, эти две цены можно рассматривать как максимальный и минимальный предел.

Нельзя сказать, что владельцы дореволюционных бань не пытались повысить свои расценки, но банные услуги находились под строгим контролем городских властей и никакие «слёзные жалобы» не достигали своей цели, если власти видели в них ущемление интересов горожан. А ведь если войти в положение владельцев бань, то проблемы у них были посерьезней, чем у нынешних. Дело в том, что для дореволюционной Уфы одним из острейших и наболевших вопросов являлся вопрос о воде. Трудно было даже с питьевой водой, что же говорить тогда о водоснабжении бань. Иным владельцам приходилось возить воду на подводах с рек или же рыть колодцы. А сколько было разборок между властями города и банщиками из-за водопроводной воды. Стоимость ее определялась количеством ведер (1000 ведер – 1 рубль). В каждой бане, имеющей водопровод, находился водоизмерительный прибор, фиксирующий расход воды, но думаю, что «коммерсанты от бань» не могли не идти на различного рода махинации, чтобы изменить показания этого прибора в свою пользу.

Тем не менее, расценки банных услуг регламентировались городской думой и по её указанию должны были вывешиваться в раздевалках и у окошечек касс.

Второй проблемой по содержанию городских бань была проблема стоков. В 1886 году Уфимская городская дума сетовала на грязь и запущенность бань вследствие отсутствия стоков, но вопрос этот не был решен и в 1909-м, так как и в том году дума поднимала аналогичный вопрос... Как правило, стоки для отработанных вод выводились в овраги посредством глиняных, бетонных или чугунных труб. По оврагам же вода текла уже сама по себе, распространяя вокруг зловоние. Зимой в местах скопления сточных вод образовывалась наледь, которая при малейшей оттепели, как говорится, также воздуха не озонировала. Каково же было жильцам этих оврагов... Выход власти города видели в удлинении сточных труб, но вряд ли и эта проблема была разрешена до конца.

Теперь о том, что касается самого устройства бань и правил их работы. Во-первых, само устройство бань допускалось только в указанных городской думой местах и открывались они лишь при разрешении городской управы и полиции. В определении места для бань руководствовались близостью проточных вод, наличием колодцев и водопровода, а также возможностью сооружения стока отработанных банных вод в овраги или малонаселённые места.

Сама баня могла быть деревянной или каменной, одноэтажной или двухэтажной (в последнем случае на втором этаже размещалась раздевалка, а на первом помещение для мытья); состоять из «одних общих, общих и нумерных, или только нумерных помещений».

Общие бани имели два отделения: мужское и женское, состоящие в свою очередь из трёх комнат-помещений – «раздевальни, мыльни и парильни». Все они должны были иметь высоту не менее 4-х аршин (2,85 м), причём стены от пола на сажень делались с учетом водонепроницаемости. Полы в мыльне и парильне деревянные двойные: верхний – с достаточным количеством отверстий для стока грязных вод, второй – плотный, осмолённый, с уклоном в отводной трубе. «Нумерные» же ограничивались двумя комнатами: раздевалка и «парильня, она же мыльня». «Ретирадные места», а на современном языке – общественные туалеты, должны были размещаться в здании бани, быть теплыми и хорошо вентилируемыми.

Все двери в банях отворялись снаружи. Кстати, о дверях. Категорически воспрещалось иметь какое-либо сообщение между мужским и женским отделениями. Не допускалась даже заколоченная дверь, равно как и не допускалось строительство бани вблизи пивной лавки, и воспрещалось устройство бань в одном доме или на одном дворе с домом терпимости (должно быть, попытки такие были)...

Теперь, что касается банной обслуги. Начну с того, что к работе в бане не допускались лица, имевшие какие-либо инфекционные или кожные заболевания, а также склонные к злоупотреблению спиртными напитками. Служащие бань предоставляли посетителям бань мыльные принадлежности, чистые простыни и полотенца, застилали чистыми половиками и циновками полы в проходах и коридорах, чистыми покрывалами скамейки и диваны в раздевалках, проветривали помещения бань в любое возможное время, содержали в постоянной чистоте «посуду для мытья», т.е. деревянные шайки и металлические тазики, ковши, лавки и полы – «сгоняли с них воду» в конце рабочего дня (в «нумерах» воду «гоняли» после каждого посетителя, для чего при каждом «нумере» находилась персональная прислуга). А ещё эти служащие отвечали за оставленную клиентами одежду.

Особый штат банной обслуги составляли цирюльники, выполняющие обязанности парикмахеров. Для этой цели цирюльникам выделялась отдельная комната и шкаф для хранения своих инструментов. Небезынтересно отметить древность профессии и этих «парикмахеров». Среди всего того, чего цирюльнику не разрешалось делать (а, значит, делать это он всё же мог), значилось: удаление зубов, кровопускание, банки и пиявки, срезание мозолей и другие «хирургические операции».

Вот, в общем-то, и всё о банях дореволюционной Уфы. Добавлю лишь, что далеко не все уфимцы посещали общественные бани, всё-таки у большинства были свои усадьбы с хозяйственными постройками и, разумеется, с маленькими баньками. Общественные же бани носили названия «солдатских» (т.е. для военнослужащих) или «торговых» (предоставление услуг тогда тоже именовалось торговлей). И, тем не менее, количество бань в Уфе при её стотысячном населении было предостаточным – судите по списку:

«Центральные» Лаптева – Уфимская (Чернышевского), 82;

Бородина – Достоевская, 159;

Вахмянина – Уфимская, 117;

Горфунко – Ленская, 16;

Горюхина – Никольская (Гафури), 58;

Григорьева – Большая Успенская (Коммунистическая), 12;

Губина – Оренбургская, 25;

Дикушина – Посадская, 28;

Долинина – Достоевская, 79;

Зверева – Уфимская, 111;

Зориной – Набережная, 114;

Котенева – Телеграфная (Цюрупы), 32;

Прокофьева – Малая Никольская (Вагонная), 31;

Савельева – Вавиловская (Зенцова), 69;

«Дворянские» Сергеева – Вавиловская, 67;

Цибульского – Суворовская (Крупской), 155;

Ягодина – Средняя (в Нижегородке), 29.

До наших дней из приведённого списка дожила лишь одна баня...

Из архива: сентябрь 2010г.