Ирина Прокофьева. Особенности героя «нулевых» в повести «Гнать, держать, терпеть и видеть» и романе «Терешкова летит на Марс» И.В. Савельева

Игорь Савельев – представитель молодого поколения уфимских прозаиков (в разные годы писателем опубликованы повести «Бледный город. Повесть об автостопе» – 2004, «Гнать, держать, терпеть и видеть» – 2007, «Женщина старше. Преодоление графомании» – 2011, роман «Терешкова летит на Марс» – 2012 и др.), чьё творчество всегда было в фокусе пристального внимания как российской, так и региональной критики. Успех и известность молодого литератора во многом определила независимая литературная премия «Дебют», финалистом которой И.В. Савельев – повесть «Бледный город» – стал в 2005 году.

К характеристике этой повести уфимского автора обращались М.А. Богатов («По ту сторону воды // Вершина айсберга. Повести»), И.С. Булкина («Журнальное чтиво. Выпуск 186»), С.М. Казначеев («Бездомные дебюты»), А. Кириллов («Русские снова в моде»), С.Г. Коган («Когда бог Вын-чан спал»), А.С. Немзер («Чётко организованное безрыбье»), Б.В. Орехов («Бледный “Бледный городˮ»), В.Е. Пустовая («Диптих») и др. Положительный отзыв это произведение получило дважды: от литературного критика и писательницы О.А. Славниковой в предисловии к повести, напечатанной в «Новом мире» – ей «с первых абзацев стало понятно, что И. Савельев – настоящий писатель», и от П.Г. Шепотинника, кинокритика, задумавшего снять фильм по повести И.В. Савельева. Но два этих отклика тонут в потоке негативных оценок.

Так, М.А. Богатов, рассуждая о повестях трёх финалистов премии «Дебют» 2004 года в номинации «Крупная проза» – Станислава Бенецкого, Саши Грищенко и Игоря Савельева, – относит произведения этих молодых писателей к «сумрачной» прозе и считает их тексты больше творческой неудачей, чем успехом.

Ещё более резкую оценку повести «Бледный город» даёт Б.В. Орехов. Он указывает на недостатки сюжета, вернее, отсутствие его достоинств. Не выдерживает критики, с точки зрения Б.В. Орехова, и стиль повести: неудачен зачин, рассказчик как бы заигрывает с читателем, навязчивы цитаты из классиков и т. д.

С.Г. Коган, говоря о достоинствах рецензии Б.В. Орехова (рецензия на рецензию), подчёркивает, что многие выводы, сделанные в ней, точны и, безусловно, верны. Он, вслед за Б.В. Ореховым, пишет, что идея с подзаголовком повести могла бы быть неплохим обрамлением для одной из сюжетных линий, но, будучи использована «в лоб», превращает всю повесть в странный гибрид производственного романа и молодёжного произведения отечественной литературы 60-х годов XX века.

Ю.А. Горюхин в послесловии к рецензии С.Г. Когана замечает, что «выросла» повесть «Бледный город» из статьи об автостопе: «Статья породила повесть. А когда такое случается, то получается жанр, определяемый как журналистская проза. Ей-то как раз присуща линейность, незамысловатость, узнаваемый широкому читателю изобразительный ряд с разъяснениями и пояснениями для домохозяек».

И, наконец, причину успеха уфимского автора, его продвижения в «Новом мире» и лестного отзыва О.А. Славниковой объясняет А.С. Немзер: «Вольно организаторам всенародной забавы “Фабрика звёздˮ (виноват, премии «Дебют») двигать своих протеже в журналы, которые вообще-то издаются для читателей, а не для формовки перспективной литераторской смены. Но Белкинскую премию вроде бы для другого придумали? Хотя, коли по-политкорректному рассуждать, Савельев выбран логично: и по губернской квоте проходит, и по возрастной». И всё же автор повести, делает вывод А.С. Немзер, только претендует на «поколенческую новизну», выдавая «новейшие словечки» «за знаки смысла».

В.Е. Пустовая в статье «Диптих», посвящённой анализу современной прозы молодых писателей, выявляя и формулируя некоторые её особенности, говорит, что, несмотря на определённую живость повести И. Савельева, в ней есть искусственность, например, «развитие сюжета перебивается манифестацией идеологии», а герои – надуманностью и т. п. Но всё же уфимского писателя отличает «поиск литературных ходов, образность, живость языка, попытка философского осмысления реальности – всё это позволяет увидеть в Савельеве возможность дальнейшего развития в интересного прозаика. Пока же его опыт выглядит, скорее, попыткой застолбить опыт одной из молодёжных субкультур». Оценка В.Е. Пустовой является, пожалуй, одной из самых нейтральных среди критиков, прокомментировавших текст повести «Бледный город».

В большей части негативную оценку получила ещё одна повесть И.В. Савельева – «Женщина старше. Преодоление графомании» (2011 г.), которая обсуждалась уфимскими литераторами на заседании клуба «Гамбургский счёт» (журнал «Бельские просторы»).

Одну из самых ёмких характеристик повести дал И.А. Фролов (её можно смело отнести не только к этому произведению молодого прозаика). Он считает, что главный недостаток савельевской прозы – вялый герой, который «распадается» на два подвида: «Он всё время наблюдает жизнь, находясь вне её <…> Жизнь лирического героя состоит из двух кругов почти ада – в первом, в котором он существует, только и делают, что пьют, блюют и если и совокупляются, то как-то нехотя такие же, как он, не знающие, куда себя девать, молодые люди. И есть второй круг – там обитают некие дикие твари <…> они и есть хозяева большой жизни: они не читают, не пишут, они живут там своей тёмной жизнью и, временами проникая в малый круг вялых, вырождающихся отпрысков интеллигенции, бьют их, отнимают игрушки – то плеер, то блокнот с умными заметками, – и, как полагается доминантам, писают на ботинки униженного и напуганного героя». Это точное замечание во многом вбирает в себя отзывы других литераторов (Д.Б. Лапицкого, Ю.А. Горюхина и др.). И всё же среди художественных достоинств повести члены клуба «Гамбургский счёт», принимавшие участие в обсуждении повести, выделили «чудный политический момент про Путина» (А.С. Иликаев); сочный язык произведения (С.В. Вахитов); приём перетекания функции главного героя от одного персонажа к другому, не до конца реализованный (В.О. Глуховцев).

Похвалы и упрёки, прозвучавшие во время обсуждения повести И.В. Савельева, совершенно справедливы. Суммируя отзывы, можно утверждать, что отнести «Женщину старше. Преодоление графомании» только к неудаче уже нельзя. Хотя герои первой, как и более поздней повести уфимского автора, всё так же невыразительны, инфантильны и бездеятельны, они существуют в сером пространстве, абсолютно сливаясь с его скучным и тусклым пейзажем.

Но, несмотря на всё вышесказанное, мы связываем поиск героя нашего времени в уфимской прозе с творчеством И.В. Савельева. Наиболее интересными с этой точки зрения нам кажутся повесть «Гнать, держать, терпеть и видеть» (2007) и роман «Терешкова летит на Марс» (2012): объединяет столь разные произведения общий взгляд автора на жизнебытование и мир молодого человека.

Повесть «Гнать, держать, терпеть и видеть» И.В. Савельева – более зрелая, хотя и написана всего тремя годами позже, чем «Бледный город». Уже в первую главу автором вводятся мотивы холода, смерти, безысходности, одиночества, которые получат в тексте своё развитие. Действие в произведении разворачивается в замкнутом, зажатом пространстве. Предметный мир, вещные детали помогают создать картину убогого, нищенского существования. Чётко организовано пространство, в котором находятся герои повести. Время в нём как будто остановилось.

Начинается действие в подъезде, где «стены бледные, побитые. Замученная побелка. Весь подъезд – как обмороженный». В этом «живописном», выстуженном месте молодые люди собрались распить бутылку водки. Но бдительная старушка выгоняет ребят на улицу, грозя милицией. Приятелям же и так пора: скоро похороны друга.

Друга Костярина похоронили в Лодыгино. Это «глухой окраинный посёлок, давший имя огромному кладбищу. Оно, конечно, называется Западное, но… <…> Какая странная судьба. Быть дырой в две с половиной улицы… <…> Собрать под худыми крышами бог знает кого… Стать ма-аленькими воротами большого кладбища… Уступить ему – схватка явно неравная! – своё имя, да что там, уступить самой смерти, потому что “Лодыгиноˮ в языке горожан – однозначно её синоним…».

В Лодыгино, которое ассоциируется со смертью, и будут происходить основные события повести. В начале второй главы появляется лёгкое недоумение: друзья, гуляя по парку ранним майским утром, решают поехать к Костярину и навестить его. После первой главы, в которой рассказано о похоронах Кости, возникает ощущение фантасмагоричности всего происходящего, смещения вектора реальности в сторону нереального.

Это происходит потому, что во время чтения повести возникает больше вопросов, чем ответов. Из текста произведения неизвестно, почему Костярин попал в Лодыгино, почему оттуда нельзя вырваться и, наконец, почему люди, «перевезённые в посёлок, ютятся в домишках-развалюхах» и живут там, как на режимном объекте, и, главное, как умер Костя. Возможно, всё это не так важно для писателя и цель повествования скрыта в другом. Лодыгино воспринимается как некая зона, которая не отпускает тех, кто однажды попал туда. Околокладбищенский посёлок, жизнь которого подчинена кладбищенской индустрии, – это метафора. Наш мир, по мысли автора, – замкнутое, закрытое пространство, подчиняющееся жёстко регламентированному распорядку жизни.

Друзья (Никита, Олег и его девушка Ева) поехали к Косте на майские праздники. У Никиты рождается план побега друга из Лодыгино, но беглецов возвращают назад, потому что, как оказывается, сбежать оттуда нельзя.

В Лодыгино друзья встречают Арсения Ивановича – смотрителя кладбища, осуществляющего надзор над «жильцами» посёлка и прибывшими туда гостями; Кузьмича, забытого детьми, никому не нужного «на большой земле», бывшего фронтовика; бабу Машу, последнюю любовь Кузьмича, спасающуюся в Лодыгино от внука, отнимавшего у неё деньги и чуть было не убившего «любимую» бабушку топором. Таким образом, в посёлке, примыкающем к кладбищу, живут только неприкаянные и отверженные люди.

Границы между миром живых и мёртвых в повести И.В. Савельева размыты. В первой главе Олег на похоронах Кости думает, что хорошо было бы, если бы люди не умирали, а просто переселялись в Лодыгино: «Пускай без права выезда. Пусть как в тюрьме. Домишки с огородами… Пусть! И сейчас бы ехали как на праздник. Счастливая кавалькада, с вещами, может быть, и с мебелью… В эти дни судорожно бегать, заказывать не гроб, а допустим, срочно – шкаф и кровать. И в гости приезжали бы – каждый месяц». В третьей главе этот же герой, поражённый убогостью жизни лодыгинцев, ужасается: «Неужели всех такое ждёт?!», а в восьмой главе Костя неохотно разъясняет приятелям принцип существования в Лодыгино: «Как только человека забывают “на большой землеˮ, его выселяют из посёлка. Что называется – «на выход с вещами». Куда?.. Неизвестно, да и знать не особо хочется». Затем следуют слова повествователя о том, что у молодых больше шансов задержаться в Лодыгино: «Их помнят до-олго… По-настоящему Костя волнуется только за Кузьмича. Кому он нужен, что там, что здесь. Дети позабыли… А вот с бабой Машей-то как раз всё в порядке. С убийствами особая “фишкаˮ. Ведь пока виновный отбывает наказание, о человеке, получается, помнят, да?..».

В финале повести ребята, прихватив с собой Кузьмича, пытаются сбежать, плутают по лесу, постоянно натыкаясь на «кладбищенский край». Арсений Иванович, настигнув сбежавших, говорит, что уйти «дальше нельзя». А Кузьмич и Костя впадают в какое-то отрешение, в полуобморок и вообще напоминают полумертвецов (последняя, десятая глава) [136, 30]. «Режимный объект», «западный мегаполис», Лодыгино не отпускает, цепко держит своих пленников.

Параллельно в повести развивается любовная линия: между Евой и Костей. Интересные ассоциации вызывает в повести образ Евы. Имя героини прямо указывает на библейский персонаж – прародительницу всех женщин. Ева упоминается уже в самом начале повести в эпизоде похорон Кости. «– Ну, что, Олежек. – С трудом продышавшись, Никита всё-таки продолжил этот разговор. <…> – Вот ты скажи, ты с Евой уже спишь?.. Господи, назвали же родители девчонку». Мотив грехопадения и связанные с ним мотивы измены и предательства возникают в повести неоднократно. Ева, оставшись с Костей наедине в его разваливающемся домишке, слушая его песни, влюбляется в него. «Словно пробило стену», – так говорит о чувствах героини автор. Поистине, с милым рай и в шалаше, хотя шалаш намного уютнее ужасной Костиной комнаты с «жухлыми обоями» (как жухлые листья на кладбище). Но даже после признания в любви лица Кости и Евы остаются «похоронными», так как оба чувствуют, что, полюбив друг друга, они перешли черту, они предали Олега.

Библейские ассоциации должны вызвать у читателя, например, и такие выражения в речи повествователя, как «инстинкт единственной женщины у Евы» (героиня, движимая этим инстинктом, начинает заниматься убогим хозяйством в домишке Кости), «желтоватые ноги яблочной чистоты», (героиня идёт босой по траве около дома Костярина) и т. п. А «яблочная чистота» – практически прямая аллюзия с библейским сюжетом грехопадения Адама и Евы, вкусивших запретный плод.

Наконец, ещё один важный момент: Еве удалось вернуть к жизни Костю. Такое открытие для себя делает Олег, он почти уверен, что, не будь Евы, тот, возможно, не согласился бы на побег из Лодыгино. Ева становится воплощением самой жизни и любви, возвращающей и возрождающей. Ева даже готова остаться с Костей в посёлке, если бы ей разрешили. Но всё же в своём противостоянии мёртвой действительности героиня проигрывает. Она бессильна вырвать любимого у Лодыгино и из рук смерти.

Героев повести не оставляет ощущение, что всё происходящее с ними – сон, наваждение, «сумеречный бред». Слово «бред» часто характеризует состояние, в котором находятся ребята. Героям приходится играть, «напрягаться голосом и лицом», ощущая неестественность происходящего вокруг. Олег «собирает лицо», он всегда так делает, когда, выпив, изображает трезвого. Еве приходится «работать лицом», скрывать в эпизоде попойки друзей свои настоящие чувства. Никита притворяется, что ничего не случилось и что он не догадывается о том, что Олег знает об их с Евой поцелуе, и т.д. Мир, в котором существуют персонажи И.В. Савельева, искажён полностью, и то, что должно рождать жизнь (например, молодость, чувства), несёт смерть. Это значит: мир мёртв, и он зона смерти, а не жизни.

И над всем этим поют птички, как в раю, или, скорее, как на погосте: «Было рано. Пели птички. Прислонённые к забору, стояли огромные кресты из морёных дубовых балок». Кладбищенский лес во время пребывания друзей в посёлке уютно заливает солнце, а во время побега он как будто застывает, в нём «ужасно холодно» и «сумрачно». «Эта брошенность, покинутость человеком места была, пожалуй, страшнее всего. То закрученный трос, оглушительно ржавый, буквально вросший в землю, уходящий туда, как корень. То особый кладбищенский хлам».

Время в кладбищенском крае будто остановилось, ему писатель даёт самые разные характеристики: «сжигание времени», стучит «лом-метроном», «одуряющая монотонность», «предынсультное время», «все здешние утра одинаковы» и т. д. Ближе к финалу повести писатель начинает оперировать такими временными понятиями, как «память» и «забвение», которые соединяют застывшее время и однообразное пространство, жизнь, похожую на смерть. И всё же только на кладбище неестественно празднично, оно расписано «онкологическими» красками, и в этом уродливом пространстве «выгорают» чувства человека.

Наш мир – царство мёртвых, кладбище разрушенных судеб и надежд. Такой подтекст возникает в повести И.В. Савельева «Гнать, держать, терпеть и видеть». Неслучайно уфимский писатель, публицист И.А. Фролов относит эту повесть вместе с рассказом «Домик в чугунном загончике» к лучшим текстам молодого писателя: «Кстати, сам сюжет “Гнать, держать…ˮ весьма аллегоричен именно в отношении к савельевской Теме, – мёртвый герой пытается убежать из царства мёртвых в царство живых, но граница не пускает, – пересекая её, попадая в Жизнь, герой умирает, хотя в своём мёртвом мире он живёт». К сожалению, стремясь сказать читателю о безысходности, зияющей пустоте, в которой существует молодое (и не только, вспомним Кузьмича, бабу Машу) поколение, И.В. Савельев увлекается «замысловатостями» сюжета, прерывая его развитие историями, звучащими явно искусственно (это рассказ о фронтовой жизни Кузьмича и его побеге из плена во время войны; история финала жизни лубочной бабы Маши, воплощающей вселенский образ всех гонимых, убогих старушек России). Но, несмотря на это, повесть И.В. Савельева «Гнать, держать, терпеть и видеть» – удача писателя.

Роман И.В. Савельева «Терешкова летит на Марс» был опубликован в 2012 году издательством ЭКСМО. Это произведение о молодых людях, которые только входят во взрослую жизнь и пытаются найти в ней своё место. Образы, созданные писателем, во многом типичны, фотографически скопированы из самой жизни. Главные действующие лица романа – Паша и его друзья. Настоящее, взрослое их существование сурово, тем более что герои оценивают свои поступки не с точки зрения получения материальной выгоды, а с позиции нужности и пользы для того пространства, в котором они живут. Это обычные ребята, которые пытаются наметить свои жизненные ориентиры.

Приятели Павла – Игорь и Данила – друзья героя ещё со школьной скамьи. Истории жизни Игоря и Данилы выписаны в романе по известным шаблонам – набор ситуаций из жизни молодых людей социально благополучной и социально неблагополучной семей.

Вероятно, в Игоре воплотились некоторые автобиографические черты самого И.В. Савельева. Игорь – непризнанный гений или перехваленное дарование. Писать начинает ещё в школе, после окончания вуза поступил в аспирантуру, работает в какой-то газетёнке, получает мизерное жалованье, сидит на шее у обеспеченных родителей, но не расстаётся с мечтой стать известным писателем. Думается, этот герой более удачный и цельный образ, чем образ Паши: в нём есть качество, которое явно выгодно отличает его от друзей детства, неуёмное стремление помочь и вмешаться в жизнь своих товарищей.

История жизни Данилы в романе более лаконичная, сжатая: смерть матери, плохая компания, преступление, свидетель на судебном процессе, опекунство бабушки. Именно на квартире Данилы происходят все встречи действующих лиц романа (Паши, Игоря, Ольги и хозяина «подпольной» квартиры): геройская бабушка-разведчица, прошедшая войну, спасшая своего внука, лежит в больнице, и квартира свободна для того, чтобы в ней вынашивать планы борьбы с явным социальным злом – авиакомпанией, в которой работает Паша и которая бессовестно обманывает своих пассажиров, обещая им абсолютно безопасные полёты на самолётах-развалюхах.

Данила, как нам кажется, образ, менее разработанный в романе. И хотя этот персонаж присутствует во всех основных сюжетных ситуациях, писатель практически не предоставляет ему возможности высказаться: у него в тексте нет ни одной развёрнутой реплики. Этот герой как ружьё, которое висит на сцене и обязательно должно выстрелить. И оно выстрелило. В эпизоде распространения и наклеивания листовок-воззваний к жителям города по поводу авиакомпании-обманщицы Данила неожиданно проявляет себя: будучи не очень трезвым, он затевает драку с милиционером, за что сам был изрядно избит и заключён под стражу. Уголовное дело на возмутителя порядка почему-то заведено не было, его на следующий день отпустили домой.

Ключевых женских образов в романе два: девушка Паши, целеустремлённая Наташа, приложившая так много сил, чтобы вырваться из страны, и Ольга, которой Павел вручает золотую карту члена авиакомпании, гарантирующую самые безопасные полёты на самолётах-доходягах. Хотя первая героиня – будущий дипломированный технолог промышленных печей, а вторая – будущий экономист, они похожи. Или, скорее, они так схематичны, что возникает ощущение, что речь идёт об одной героине, а не о двух. Обе девушки – эмоциональные и увлекающиеся натуры, отстаивающие свой круг интересов, и, на наш взгляд, с чуть более точно выписанными чертами характера, чем у Паши и Данилы.

Ольгу и Пашу роднит то, что они похожи на детей, играющих роль взрослых. Паша занимается нелюбимым делом, чтобы доказать любимой девушке, что и он в этой жизни чего-то может добиться (хотя бы зарабатывать хорошие деньги), он так и не становится архитектором, хотя именно об этой профессии мечтал ещё в школе; Ольга учится в местном вузе на экономическом факультете, не имея к будущей специальности и отцовскому бизнесу особого влечения, но всё-таки находя себе отдушину – старое кино.

Пожалуй, самым достоверным и интересным в романе является образ Максима – троюродного брата Паши, деревенского парня, хорошо устроившегося в большом городе, отвоевавшего себе место под солнцем. Это персонаж с комплексом периферийного человека. В каждом новом эпизоде Максим раскрывает качества хваткого человека, отлично понимающего, что он никогда не вернётся в деревню.

По-настоящему «цепляющая» сцена в тексте, которая связана с Максимом, – это эпизод рассказа о поездке в Чернобыль. «Адский Диснейленд» – так называет это путешествие один из иностранцев, принявший в нём участие. Побывать на экскурсии в Чернобыле, считает Максим, дорого, престижно и просто прикольно: «Была катастрофа, а теперь гламур <…>». Для таких, как Максим, чернобыльские события не национальная техногенная трагедия, а всего лишь заповедная зона для дорогих эксклюзивных путешествий.

Паша, Игорь, Данила, Максим, Наташа, Ольга – таким разношёрстным и, как нам кажется, невнятным предстаёт в произведении И.В. Савельева «племя младое, незнакомое».

Имя Терешковой – легендарной советской лётчицы и космонавта, которое звучит в заглавии текста и неоднократно упоминается в тексте романа, становится символом человека, стремящегося воплотить свою мечту, в которой есть место самопожертвованию, беззаветной любви и служению своему делу. И для одних героев романа Терешкова – романтик и мечтатель, а для других – выжившая из ума старая женщина, которая грезит о том, что когда-нибудь полетит на Марс.

На наш взгляд, в романе И.В. Савельева возникает какофония: жизненные ситуации, в которых существуют герои, перемешиваются в тексте с сообщениями об авиакатастрофах, практически рефреном идущими в тексте. Сама наша жизнь – катастрофа, мир рушится, он полон абсурдных ситуаций, и поэтому всё в нём напоминает фарс. Видимо, к такому незамысловатому выводу пытается подвести нас писатель. В этом мире приходится учиться выживать поколению, которое по сравнению со своими родителями ещё не перестало задавать вопросы, почему всё так, и продолжает бороться (пусть немного вяло и совсем по-детски) за неясно сформулированные идеалы. Складывается впечатление, что герои (особенно Павел) не до конца понимают, что им нужно в жизни.

В связи с этим более чётко выписанными остаются в романе некоторые проходные, фоновые сцены, а не герои. Например, поражает своим равнодушным спокойствием эпизод избиения мужика на улице: «Человека четыре, разогреваясь перед началом, избивали чуть подвыпившего мужика. Мимо шагала другая компания парней. Валяясь и пузырясь, мужик попросил их о помощи. Один из парней равнодушно совершенно подошёл и помог – пнул кровяное лицо. И, гогоча, пошли дальше. Но и он, Паша, тогда не спас несчастного. Виноватого, например, в том, что нетрезво-благодушно отпустил шуточку: что это вы сынки, с серьгами, как бабы?.. Ну а чем можно было помочь?».

Ещё одним положительным моментом в романе уфимского писателя является язык произведения. И.В. Савельев стремится создать образную, словесно яркую картину мира, в которую помещены герои. Привлекают внимание точные эпитеты, метафоры и сравнения: «номенклатурное пальто [Путина]», «снежно-простудные дворы», «в маршрутной газели, в которой лишние люди стояли скорбно, как висельники», «бумажки разноцветные, справки; выпрямившиеся от скуки кудри факсов с готовыми выцвести напрочь текстом», «тризна по зрению», «день великолепно старел, прирастали тени все в золоте» и т. д. Жаль, что все языковые находки автора тонут в вязком сюжете, в невыразительном, зачастую банальном жизненном материале.

Жанр произведения «Терешкова летит на Марс» обозначен И.В. Савельевым как роман, но в тексте нет той глубины обобщения, которую требует данный жанр, нет и острых ситуаций, которые могли бы раскрыть характеры.

И, несмотря на это, публикация романа И.В. Савельева «Терешкова летит на Марс» в издательстве ЭКСМО – прорыв молодого писателя в большую литературу. Книга уфимского автора получила большое количество отзывов как в региональной, так и в российской литературной критике.

С.Л. Кубрин в статье «Там далеко-далеко есть земля…» («Литературная Россия»), оценив в целом савельевский текст положительно, утверждает, что произведение писателя – это проза о поиске счастья, поиске своей красной планеты, своего Марса. Критик, комментируя содержание романа «Терешкова летит на Марс», проводит параллели с другими текстами прозаика, которые, с его точки зрения, объединяет общая тема (это повести «Бледный город» и «Гнать, держать, терпеть и видеть»). Делая выводы, С.Л. Кубрин приходит к мысли, что в романе есть подтекст и обобщения: беда героев И.В. Савельева, их бесприютность возникает из-за разрозненности представителей молодого поколения; у восьмидесятников отсутствует в жизни опора, вера в поддержку их начинаний, а отсюда одиночество; нет у героев связи со страной, для которой они пытаются быть полезными.

А.С. Иликаев, оценивая первый роман своего земляка И.В. Савельева, не видит в произведении тех достоинств, которые отмечает С.Л. Кубрин, и в отзыве о романе пишет, что книга молодого прозаика больше напоминает «интеллигентское нытьё», что автор не смог верно распорядиться в произведении точно подчёркнутым качеством восьмидесятников, заявленным в начале текста: «Г-н Савельев умеючи схватил нерв вакханалии ельцинизма, когда всё рушилось, разворовывалось тысячелетнее. Но в то же время впервые со времён Новгородской республики, раздавленной монголоидами-московитами, грудь русских дышала воздухом свободы!». Этим и ограничиваются достоинства романа.

Пусть отзыв А.С. Иликаева скромен по объёму и выполнен в жанре заметки, своего рода анонса литературной новинки, но его восприятие книги И.В. Савельева, на наш взгляд, более точное.

О романе «Терешкова летит на Марс» писали Л.А. Данилкин, В.А. Левенталь, Я.С. Левченко, А.Д. Петрова, А.В. Татаринов и др. Практически все рецензии объединяет ключевая мысль: уфимскому прозаику удалось рассказать читателю о проблемах поколения «нулевых», выявить основные черты характера изображаемых им молодых людей. Герои И.В. Савельева одновременно инфантильны и наивны, они романтики и бунтари, часто нелепо протестующие против буднично-заурядного существования, завидующие чужой мечте о полёте на Марс, страшащиеся, а скорее, не умеющие воплотить в жизнь собственные влечения и начинания.

Л.А. Данилкин убеждён, что «Терешкова…» «любопытна для социального антрополога – как документ, свидетельствующий о том, что происходит в голове нынешних 24-летних людей, автопортрет очередного героя-нашего-времени, вызывающего уважение, с каким-никаким, но моральным стержнем», «это хорошая проза – составленная из ладных фраз и точно подобранных слов, классно сделанная технически». Я.С. Левченко поддерживает эту точку зрения, считая, что роман И.В. Савельева – «уверенный текст, за чьим исполнением стоят годы предварительной работы».

В.А. Левенталь и вместе с ним Р.И. Габбасов пишут, что в романе раскрывается трагедия поколения «нулевых», которая заключается в тоске и стремлении молодых людей вырваться из болота жизненных мелочей, тоске по трансцендентному, тоске по мечте. А.В. Татаринов видит в произведении «затянувшееся, кризисное взросление трёх друзей», а С.И. Трунев относит роман к текстам «об исчезновении романтики», об исчезновении из жизни молодого человека в процессе взросления мечты как естественном, потому и страшном процессе.

Мы думаем, что наиболее точен в оценке романа уфимского прозаика А.В. Татаринов: «Если сопоставить основные мотивы “Терешковойˮ, получается следующее: мы боимся лететь на старых самолётах, нам страшно подниматься в небо, и так же страшно лететь в филологии, педагогике и социальной науке, потому что эта оставленная эпохой сфера не даёт никаких гарантий. Она способна обречь на бедность и маргинальное существование. Два страха – жестокой непредсказуемости неба и безнадёжности гуманитарного знания – образуют тяжёлый фон романа, определяют атмосферу поражения».

Мы согласны с тем, что герои И.В. Савельева потерпят поражение, потому что и сам автор недостаточно хорошо понимает конечную цель романтического протеста молодого поколения «нулевых» годов, потому что не Павел, Данила и Игорь, а Михаил более убедительно выглядит в романе, так как именно Михаил, в отличие от ребят, чётко осознаёт границы своих жизненных приоритетов.

Из архива: апрель 2015 г.