Аномалия классики

Для начала немного малопродуктивного и околотемного брюзжания. Почему современная литература так настойчиво спешит записаться в разряд классики? Забронзоветь, покрыться лаврами, забиться в ранг непререкаемого авторитета, встроиться в иерархию, хотя искусство едва ли может быть четко иерархично...

Где-то в начале года в местном книжном купил «Кислородный предел» Сергея Самсонова. Взгляд зацепился за аннотацию: «Новый роман Сергея Самсонова – автора нашумевшей «Аномалии Камлаева» – это настоящая классика». Понятно, что здесь обычный пиарход издательства, но в чем его смысл? В чем смысл понятия «современная классика» и зачем его противопоставлять понятной всем нам классике, то есть шедевральным практически незыблемым примерам, удаленным во времени?

Роман Дмитрия Данилова «Горизонтальное положение» также украшен таким классикообразным вензелечком: «Роман Дмитрия Данилова – одна из самых долгожданных книг, срез эпохи, портрет поколения, близкое эхо русской классики». То есть где-то там гул классического литературного пирования, а здесь отзвуки, скупые отсветы, да подобия, субпродукты, оставшиеся от яств того пиршественного стола ... После подобной пафосной аттестации просто из одного духа противоречия хочется зашвырнуть книгу куда-либо или яростно доказать обратное. Может это такой издательский стеб?..

Понятно, что между классикой и современностью довольно сложные отношения. Часто это полюса оппозиции, при том искусственно создаваемой. Если честно, мне как профанному читателю, сейчас азатнее наблюдать живое движение, литературную кипящую среду, раз уж я принял допущение о существовании современной литературы, осмысление, понимание и отражение моего времени, современного мне человека. Однако, вписанного в традиционную систему координат.

Мне не нужна современная классика, как нечто незыблемое. При возникновении этого термина, я механически начну выбирать нечто иное и надену застрахованный классический бронежилет из проверенных временем автором и книг. Мне нужно приглашение к разговору, диспуту о том, что волнует в настоящую минуту с перспективным разговором о завтра и крепкой памяти о прошлом.

Говоря о современной классике: новый Гоголь, Достоевский, Чехов, мы узакониваем мысль об изначальной вторичности всего текущего. Вот и Герман Садулаев однажды сформулировал: «мы вступили в эпоху комментирования. Так бывает, и это не от недостатка талантов. В культуре всегда время создания оригиналов сменяется временем комментирования. Наши тексты сейчас – это комментарии»». Но как-то неуютно себя чувствовать во вторичной среде и если уж делаешь рискованную ставку, то хочется сыграть ва-банк на все.

Конечно, роман Дмитрия Данилова – это не эхо, а Сергея Самсонова не «настоящая классика». Уж слишком много звезд должно сложиться, чтобы так произошло. И здесь я в чем-то согласен с Германом Садулаевым. Книга - отсвет времени, среды. Но, отражая, она транслирует отражение обратно, тем самым влияет на время и среду и с этом смысле она – комментарий, который постепенно наращивает мышечную массу и сложно сказать, во что этот процесс выльется в перспективе. Поэтому азартно!

Приглашение к разговору

Книга Дмитрия Данилова «Горизонтальное положение» - дневниковый каркас повествования, констатация фактов, перечисление событийного наполнения дня, внешне почти неэмоциональное (эмоции, например, выражаются через междометия «Ох!», «Ух!» или редкими восклицаниями: «просто невероятное чудо!»).

Этот роман отшлепала еще в журнальной новомирской версии Наталья Анико в совместной с Сергеем Беляковым колонке на сайте «Частный корреспондент»(http://www.chaskor.ru/article/blistatelnaya_pobeda_kota_leonardo_19961). Роману с ходу отказано в наличии смысла, при этом не просто по недосмотру или простоте душевной автора, а практически из корыстных соображений: так как открывает простор для интерпретаций. Это «пустырь», на котором можно «легко воздвигнуть собственное сооружение».

На эти претензии Данилов ответил в своем интервью газете «Культура», где он сказал, что не ценит сюжет, яркие образы, мысли и идеи. Важно – описание: «Мне интересно описать какой-то кусок реальности, при этом я не исключаю, что читатель там может найти некие идеи» (http://www.kultura-portal.ru/tree_new/cultpaper/article.jsp?number=904&rubric_id=1000188).  Вот он и описывает в своей особой безэмоциональной констационной и даже несколько отстраненно-бюрократической манере без ярких вспышек и практически на одной тональности. Данилов выстраивает описательный пунктир жизни в стиле «родился-женился-умер», черные дыры смыслов которого засасывают читателя и заставляют его наполнять этот вакуум собственным содержанием, вдыхать личное, начинать комментировать, диалогизировать с книгой. Автор рассчитывает на читателя-соработника, который на готовом скелете будет моделировать собственные мышечные ткани сюжета, смысла.

При этом Данилов достаточно ироничен, он ненатужно пародирует многочисленные общие места, штампы жизни, которые при отстраненном рассмотрении совершенно не имеют смыслового наполнения, а значит, пунктир не нуждается в расшифровке: «Сотрудничество с крупными международными авиакомпаниями проходит хорошо. У этой авиакомпании очень строгие требования. И у этой авиакомпании очень строгие требования. И у некоторых других авиакомпаний очень строгие требования. У них у всех в принципе очень строгие требования».

Собственно, в мире штампов стираются «видовые» различия. Людей просто можно назвать именем, а ту или иную компанию обезличенным: «компания, обеспечивающая работников газовой отрасти полноценным питанием». И из всех этих перечислений, событий дня выстраивается горизонтальный строй жизни. Люди – не герои, а череда практически обезличенных теней, события детерминированы случаем, заданием съездить в ту или иную командировку, лично принятым решением сделать тот или иной набор действий.

В принципе, эта жизнь, как игра в футбольный менеджер на сайте 11х11.ru, которой регулярно предается герой. Подобная виртуальная деятельность, как правило, предшествует собственно обретению горизонтального положения. Интернет-игра обладает свойствами дурной бесконечности: «Когда кто-нибудь наконец достигнет десятого уровня, разработчики игры тут же разработают одиннадцатый и двенадцатый уровни. И появится новая цель. А потом еще другая. И так будет всегда, вечно, пока существует наша Земля, до закрытия проекта».

Мир предельно посюсторонен. Его засасывает воронка горизонтали, логическим завершением которой является принятие «горизонтального положения. Сон» или «закрытие проекта», точка.

Человек бытийствует уже не по вертикали: Бог – сатана. Его пространство давно уже плоскостное. Чтобы избежать глубоких падений, он не покушается на взлеты. Лествица упразднена, вместо нее лишь взлеты и посадки самолета, везущего командированного странника.

Каждый день – блуждание по кругу типичного, где крайне мало неожиданностей и все построено на цепи повторов. Да и сам роман – годовой цикл от и до старого Нового года. Календарь, в котором убрано все лишнее и осталась кристаллическая решетка штампов: «Некоторое количество мельчайших, ничего не значащих событий и действий, наиболее важные из которых – принятие горизонтального положения и погружение в сон».

Жизнь – календарь, наполненный сухим текстом дневника, справки, имиджевой статьи – штамп, который преследует каждого. Воля нужна, чтобы, к примеру, преодолеть отвращение и сыграть в футбольный менеджер, где победы перемежаются с поражениями, или засесть за написание отвратного заказного текста, прославляющего ту или иную компанию.

Поэт Всеволод Емелин в своей краткой рецензии на книгу сравнивает Данилова с ученым, который «в микроскоп наблюдает за жизнью микроорганизмов, занося в журнал увиденное, так Данилов бесстрастно ведет журнал наблюдений за собственной жизнью. Кроме того, автор увлекается фотографией и книга чем-то похожа на фотоальбом (вербальный). Вместо фотографий в нем словесные портреты прожитых дней и предпринятых действий» (http://www.natsbest.ru/emelin10_danilov.htm).

При том, что мир Данилова предельно объективирован опредмечен, о чем может свидетельствовать щедрое использование отглагольных существительных, в нем мало определенности, он предположителен, условен, его фотография расплывчата: «На эстакаде суетятся строительные рабочие, работает строительная техника. Наверное, там ведется строительство». Действиями героя управляет, к примеру, задание редакции, то или иное пожелание заказчика. Многое происходит через эффект неожиданности, который не мотивирован никакой логикой, по принципу игры в футбольный менеджер: команда – выигрывает, команда – проигрывает, но при этом настырно движется к новому уровню.

Под финал повествование становится отрывочным: день равносилен предложению. Вместо описания «ткани так называемой жизни», «невозможной нудятины» пошли вопросительные реплики без знака вопроса: «Потому что сколько уже можно», «Сколько уже можно описывать все эти бесконечные поездки на автобусах, метро и такси», «Сколько можно толочь в ступе все эти бесконечные интервью...», «Все это бесконечное унылое чтение газеты «Спорт-Экспресс» и не менее унылую и бесконечную игру в футбольный менеджер на сайте 11х11.ru», которые упираются в закономерный вывод: «Надо уже как-то с этим заканчивать», ведь «повествование становится уже совершенно бессмысленным». Герой торопит завершение года, надеется, что потом «все будет как-то по другому». Он подступает к новому-старому году, где все также ново-старо – годовой круг жизни очерчен и движение надо начинать с той же точки, что и год назад...

«А можно и писать, но не об этих идиотских днях, не гнаться за убегающими днями, за мельтешащими датами календаря. Писать о чем-нибудь другом. О чем-нибудь, например, интересном или, допустим, Важном». А «Важного» нет. Все уложено в горизонтальную плоскость, включено в зону ее тяготения. Выпасть из календаря можно лишь только, поставив точку. Иначе календарь все агрессивнее будет виртуализировать человека, пока тот не станет условной единицей в футбольном менеджере.

У Дмитрия Данилова реализуется старая кальдероновская максима «жизнь есть сон». Сон, которым завершается каждая главка-день, да и само повествование, - это выход из дурной бесконечности, приглашение поговорить о «Важном», попытка вернуть вертикальные координаты. Как тут без надежды? В противном случае там те же круги футбольного менеджера.

Конечно, «эхо классики» при желании у Данилова можно услышать, тем более, что как нам говорят критики, роман открыт к наполнению практически любым содержанием и бесконечному количеству трактовок.

Механика жизни... Дни – шпалоукладчики упорядоченных типичных действий. Сон, инореальность – попытка альтернативы, конструктивная оппозиция. Все это хорошо и замечательно. Но классика – это еще и ревизор, немая сцена, летящая тройка в финале... Без этого – конспект с комментариями.

Нужен выход от комментаторства и констатации. Без этого литература будет в резервации, а люди будут продолжать вопрошать: где же голос наших писателей, их веское слово и заказывать панихиды, мол, нет у нас писателей, не осталось...

«В журналах и букерах будет Санаев с плинтусом, Толстая с «Кысем» и Маканин с «Асаном». Что угодно еще - но только не размышления о реальных проблемах.
И большинство населения хватает также лишь на умиление по поводу страданий маленьких мальчиков за плинтусом. Если в наше время самое страшное переживание в жизни мужчины - как его в детстве купала бабушка - значит, он прожил пустую жизнь» – это журналист и писатель Аркадий Бабченко высказался в своем ЖЖ (http://starshinazapasa.livejournal.com/183287.html).  Ну а как же иначе? Если мы рассуждаем только о плинтусе, то и будем вечно за плинтусом кысем барахтаться. Вот и выбирай: либо горизонтальное положение, либо...

Из архива: декабрь 2010 г.